Би-2 «Вечная призрачная встречная»

 

 

В висках все еще пульсирует кровь и Максу кажется, что его сердцебиение слышно даже за пределами квартиры. Он прекрасно понимает, что всю жизнь так продолжаться не могло и рано или поздно у отца все равно не хватило бы мозгов остановиться, а Максима не было бы поблизости. Знает. Но, блядь, почему именно сейчас?! На место шока приходит не скорбь и не горе от утраты, а рафинированная ярость. Разрушительная. А еще спустя несколько минут она полностью абсорбируется апатией. Человек не может все время находиться в состоянии стресса и сознание Максима, из последних сил пытаясь защититься от нервного срыва, просто отключает способность хоть как-то реагировать. Отключает способность задумываться и верить, что все это происходит с ним на самом деле.

 

Уже знакомый запах туалетной воды отрезвляет, но даже факт контакта с Женей, которого он столько времени избегал, практически не фиксируется мозгом. Макс отстраняется, чуть морща лоб. Машинально трет нос тыльной стороной ладони и тянется за костылями.

 

— Нужно позвонить… Договориться… — жутко-спокойный голос на миг кажется Максу не его, а чьим-то чужим.

 

— Макс… — Женя успевает подняться раньше и помогает ему встать.

 

— Все нормально. Мне не первый раз.

 

И это самая жуткая фраза, которую Евгению когда-либо в жизни приходилось слышать.

 

Игнорируя взгляд Жени, полный сочувствия, проходит в комнату. Несколько секунд сосредоточенно смотрит на обездвиженное тело на полу. Сознание работает на полном автомате, отключив все остальные эмоции. Не сейчас. Переводит взгляд на стол в углу комнаты, замечая на лакированной поверхности обрывок бумаги. Тянется и берет его в руки. Два слова, нацарапанных слегка корявым подчерком.

 

«Прости, сынок»

 

Макс еще раз трет тыльной стороной ладони нос. Тот знал, что делает. Это не был очередной приступ и если бы был в стельку, тоже вряд ли додумался что-то писать. Зачем? Макса начинает бить мелкая дрожь, и он не хочет, чтобы кто-то его сейчас видел или слышал.

 

— Жень, я позвоню. Возвращайся на работу, — произносит он, чувствуя, как перед глазами начинают плыть черные круги, а к горлу подступает тошнота и во рту появляется неприятный привкус. Делает глубокий вдох, крепче сжимая руками костыли.

 

Макс сквозь шум в ушах слышит, как Женя уже сам куда-то звонит, о чем-то договаривается, проигнорировав его слова, а у него даже нет сил с ним спорить сейчас. Он просто смотрит, не в силах шевельнуться, на тело последнего близкого человека, который добровольно ушел из жизни, оставив его совершенно одного.

 

 

* * *

 

— Да, — без какой-либо интонации из динамика телефона.

 

— Привет, Макс. Как дела?

 

«Нормально»

 

— Нормально.

 

— Массажист был?

 

«Был»

 

— Был.

 

— Как себя чувствуешь?

 

«Хреново потихоньку»

 

— Хреново потихоньку.

 

Женя знает содержание этого диалога уже наперед и отнюдь не потому, что научился читать мысли Макса на расстоянии. Последнюю неделю после похорон этот диалог никоим образом не видоизменялся и иногда Жене кажется, что он разговаривает с автоответчиком или автоматом, запрограммированным только на несколько ответов, повторяющихся с определенной цикличностью. Ни слова об отце, ни о чем-либо другом. С этим срочно нужно что-то делать, иначе депрессия Макса начнет прогрессировать все больше. У Евгения почти нет свободного времени и ездить к Максу, чтобы его развлекать, он не может чисто физически, а тот сходит с ума с закрытой дверью в гостиную, в которую — Женя руку готов дать на отсечение — ни разу не заходил с момента похорон отца. Макса нужно как-то вырвать из той трясины, в которую его засасывает с каждым днем. Потому что тот по каким-то причинам даже не предпринимает попыток сопротивляться.

 

— Я через пару часов приеду, — вдруг произносит Женя.

 

На том конце впервые повисает пауза, а не заготовленный ответ, но через несколько секунд Макс отвечает:

 

— Не нужно. У меня действительно все нормально, а у тебя до фига работы и… — речь чуть заметно ускоряется, но Евгений ее прерывает.

 

— Я не спрашивал, Макс. Я просто предупредил. Сегодня я смогу освободиться пораньше.

 

Не давая Максиму времени на то, чтобы придумать хоть какую-нибудь отмазку, Женя сбрасывает звонок. «Освободиться пораньше» в его случае было бы более правдоподобно, если бы он вместо трех ночи, собирался вернуться домой в час, а не уйти из ресторана в девять вечера. За первый месяц работы расслабиться не получается даже при большом желании. Ежесекундная сосредоточенность на всем сразу и конкретных нюансах — перманентное состояние, не покидающее Женю даже во сне.

 

И хотя он звонит Максу каждый вечер, он уже давно его не видел. А ему нужно его увидеть. Просто, чтобы убедиться, что это все еще тот Макс, которого он знает, а не неодушевленный робот с примитивной программой.

 

Решив все первоочередные вопросы и обсудив с Лукасом некоторые рабочие моменты, касающиеся завтрашнего дня, Женя садится за руль в начале десятого вечера и едет к Максу. По дороге мозг работает все в том же, уже привычном, режиме анализа и систематизации вертящихся мыслей, но сейчас они касаются не только работы, а и Максима. Тот не захотел никаких поминок. Был скромный похорон, а затем он просто вынес пакет с едой и выпивкой дворовым собутыльникам отца. Ни слез, ни истерики, ничего. С того самого момента, как они вернулись из больницы и застали повесившегося отца, Макс впал в состояние автоматизма и равнодушия. Жуткое состояние безразличия. Абсолютно ко всему.

 

Женя сосредоточенно следит за дорогой, тем не менее, пытаясь найти в голове хоть какой-нибудь выход, чтобы «оживить» Максима. Окончательное решение формируется за доли секунды, когда перед ним распахивается входная дверь, а на пороге, опираясь на костыли, стоит нечто с глубокими синими кругами под глазами на светлой коже, от чего создается еще более тяжелое впечатление.

 

— Это в твоем понятии «я чувствую себя нормально»? — скептически приподнимает бровь Евгений, проходя в квартиру.

 

Он помнит. Никакой жалости. Только не с Максом.

 

— Ты вообще спал после похорон?

 

— У меня бессонница, — равнодушно произносит тот, закрывая за Женей дверь и направляясь на кухню.

 

Костыли приглушенно стучат о деревянный пол. Женя снимает обувь и бросает быстрый взгляд в сторону гостиной. Так и есть, дверь закрыта. Переводит взгляд вновь на Максима, наблюдая, как тот прислоняет один костыль к стене, распахивает форточку и щелкает зажигалкой, прикуривая сигарету. Сделав глубокую затяжку, чуть покашливая, выпускает сизый дым в холодную темноту открытого окна. На подоконнике полулитровая банка, с горой забитая окурками.

 

Глядя на слегка опущенные плечи, хочется крепко сжать их ладонями и хорошенько встряхнуть Макса. Заставить психовать, орать, язвить, материться… хоть что-нибудь. А не наблюдать, как он делает вид, что с ним все нормально. Ни черта с ним не нормально. А еще снова обнять. Жене никогда так не хотелось обнять его, как сейчас. Провести рукой по затылку, задевая кончиками пальцев мягкие волосы, коснуться напряженной спины. Укрыть собой. И тогда ничего не нужно было бы говорить. Ни одному из них. Женя хочет, чтобы Макс почувствовал его. Так, как он чувствует Макса. Это не жалость, это желание близости — сейчас не столько плотской, сколько человеческой — которое Женя превозмогает с огромным усилием.

 

— Что ты ел сегодня? — спокойно. Евгений открывает холодильник и пробегает взглядом по пустым полкам. Понятно. — Кроме сигарет, я имею в виду.

 

— Если хочешь есть, там были пельмени в морозилке…по-моему, — безразлично.

 

Еще одна затяжка. Медленный выдох. Макс сглатывает и, наконец, поворачивается к нему. На доли секунды равнодушие в глазах сменяется напряжением, но тут же исчезает.

 

— В общем, я увидел все, что хотел. У тебя десять минут на сборы, — таким тоном, будто вариант отрицательного ответа не рассматривается в принципе.

 

Максим несколько секунд рассеянно смотрит на него и когда Жене уже кажется, что он его не услышал, Макс переспрашивает:

 

— Какие сборы?

 

— И то правда, пары носков и футболок хватит.

 

Не произнося больше ни слова, Евгений разворачивается и, оставив Максима на кухне, направляется в его комнату к шкафу, который он знает уже как свой собственный. Открывая створки, привычно роется на полках. Макс успевает прийти в себя и через минуту появляется в комнате.

 

— Ты куда-то хочешь меня отвезти? — ну слава богу, вместо равнодушия есть еще какие-то эмоции. И сейчас это настороженность.

 

— Да в лес, тут недалеко, — не отрываясь от своего занятия произносит Женя, но Макс явно не в состоянии воспринимать юмор. Евгений переводит на него взгляд. — У меня какое-то время поживешь. А когда придешь в себя, вернешься домой. Тебе нужно хотя бы ненадолго сменить обстановку, хорошенько выспаться и отдохнуть. Посмотри на себя.

 

Макс не смотрел на себя уже давно. Его абсолютно не заботит, что на футболке есть засохшее пятно от… чего-то, Макс уже и не помнит от чего, и сама она уже не первой свежести. И даже не второй. А побриться по-хорошему стоило еще два дня назад. Ему все равно. Но медленное осознание того, что Женя сейчас собирает его вещи, рассчитывая, что Максим будет с ним жить, заставляет запуститься аморфное сознание и испытать состояние близкое к легкой панике.

 

— Со мной все в порядке. И можешь складывать вещи обратно, я остаюсь дома, — произносит он с нажимом, но все еще спокойно.

 

— Почему?

 

Максим на миг оказывается в тупике от такого простого вопроса. Действительно, почему? Потому что Женя ему снова снился этой ночью не в качестве друга? Или потому что он не может заставить себя открыть дверь в гостиную, ожидая увидеть отца, повесившегося на ремне? Или потому что чувствовать себя дерьмовей, чем сейчас просто невозможно, но все это Вселенское дерьмо продолжает погребать его под собой? Потому что он устал не спать, но боится уснуть? Какую из этих гребаных причин ему стоит озвучить? Какую из них хочет услышать Женя?

 

— Мне не нужна сиделка, у меня есть, где жить и со мной все хорошо.

 

— И, разумеется, ты именно поэтому не открываешь дверь в гостиную, а вместо еды и сна столько куришь? — вопросительно приподняв бровь, интересуется Евгений, но перестает на миг собирать вещи. Голос звучит спокойно.

 

— Тебя это вообще никак не касается. Сам разберусь, — колюче.

 

Женя про себя удовлетворенно хмыкает. Уже лучше. Демонстративно достает из шкафа реглан, и он через секунду приземляется на кровать.

 

— Бля, тебе делать не хер, что ли? — более агрессивно. — Своим рестораном лучше занимайся.

 

Джинсы с глухим шлепком оказываются рядом с регланом. Макс приходит в бешенство от такого упрямства Евгения. Осознавая, что его личные аргументы уже закончились, хватает одежду с кровати и яростно пытается запихнуть ее обратно в шкаф, но, похоже, сделать это у него нет шансов. Кроме ограниченной способности передвигаться, ему явно мешает рука, сомкнувшаяся на его локте.

 

— Ты можешь хоть раз признать, что тебе нужна помощь и не стараться быть сильным? Тебе не кажется, что ты и так слишком долго им был? — чуть дернув его руку на себя, наставительно произносит Евгений.

 

Макс с силой вырывает локоть. Как же его бесит эта интонация! Как же его бесит этот человек!

 

— Бля, да какого хрена?! — наконец, взрывается он. — С какого перепугу ты будешь рассказывать, каким мне быть и что мне делать?! Мне нахер не нужны ничьи советы и мнения, понял?! Можешь засунуть их себе в задницу! Иди лечи кого-нибудь другого! «Мать Тереза» мне тут, блядь, нашлась! Тебя забыл спросить, как мне жить нужно! — Макс тяжело дышит, а сердце в груди бешено колотится.

 

— Легче? — все так же спокойно интересуется Женя, выражение его лица никак не поменялось, и ему все-таки удалось добиться того, на что он рассчитывал.

 

— Сука! — Максим с силой ударяет нижней частью ладони по дверце шкафа, отчего та с грохотом захлопывается, а затем, жалобно поскрипывая, чуть отворяется снова. — Бля, пожалуйста, вали домой уже, оставь меня в покое. Не нужно мне помогать! Не нужно! Чо тебе надо вообще от меня?

 

— Во-первых, сейчас ты найдешь сумку или пакет для вещей, — ровным голосом. — Затем переоденешься, и мы поедем ко мне. Сиделкой я тебе быть не нанимался — меня целыми днями все равно нет дома, но там не будет ничего, что напоминало бы тебе об отце и о случившемся.

 

Женя замечает выражение лица Максима и, предвосхищая новый поток, добавляет:

 

 — Макс, послушай меня, тебе нужно просто отдохнуть, отвлечься. Хотя бы на пару дней. Почему для тебя это такая проблема? Или дело в чем-то другом?

 

Макс не знает, что конкретно имел в виду Женя своим последним вопросом, и даже знать не хочет. Но по каким-то причинам, над которыми задумываться абсолютно нет никакого желания, именно этот вопрос заставляет его немного резко швырнуть вещи обратно на кровать. Пожить у друга — действительно, что в этом может быть страшного или странного? Ничего, только если этот друг не заставляет время от времени видеть по ночам «влажные» сны.

 

Максим со всей отчетливостью ощущает себя загнанным в глухой угол. Либо согласиться на предложение Жени и несколько дней перекантоваться у него, либо назвать причину, по которой он не хочет этого делать. А назвать ее пока Макс не может даже самому себе.

 

— Бля, как же ты иногда высаживаешь, пиздец просто!

 

— Взаимно, Макс, — хмыкает Женя. — Это согласие?

 

— Пару дней, — мрачно и с нажимом. — Это значит два, ясно?

 

— Угу… — как-то неопределенно, поворачиваясь к шкафу и пряча легкую улыбку. — Спасибо за одолжение.

 

Макс выходит из комнаты, переставляя костыли, но через несколько минут возвращается с пакетом. Женя привычно упаковывает вещи под его тяжелым взглядом. Какое бы решение сейчас не принял Макс, ему в любом случае легче не станет. Остаться дома и потихоньку сходить с ума или круглосуточно натыкаться на Женю и сходить с ума уже не потихоньку. Но продолжать отказываться без видимых причин — подозрительно. Макс ловит себя на мысли, что если бы Антон был жив и сейчас бы стоял на месте Евгения, собирая его вещи и предлагая пару дней пожить у него, Максим бы не устраивал никаких психозов и скорее всего с облегчением принял подобное предложение. Почему же это не работает с Женей? Они же тоже друзья, в конце концов. Или что?

 

— Помочь переодеться? — поднимает голову Женя, встряхивая пакет с вещами.

 

Макс отвлекается от своих мыслей. Он отлично помнит эти «переодевания».

 

— Сам могу, не совсем инвалид.

 

Поспешно вытягивает из шкафа одежду. Несколько секунд выжидательно смотрит на Женю и тот, качая головой, выходит из комнаты, захватив с собой пакет.

 

Спустя полчаса, закрыв входную дверь, они спускаются на лифте и выходят из подъезда. Вновь начался снег, когда же закончится эта бесконечная зима? Самая жуткая зима в его жизни. Макс натягивает капюшон с легкой опушкой на голову, перехватывая костыли и не спеша переставляя их на льду, по направлению к Жениной машине. Его сейчас даже черепаха обогнала бы. Женя отключает сигнализацию и открывает заднюю дверцу, забрасывает пакет на заднее сидение, затем открывает переднюю, помогая Максу забраться внутрь и подождав, пока тот усядется, забирает его костыли, отправляя их следом за пакетом. Захлопывает все дверцы и обходит машину, садясь за руль.

 

Через несколько минут они выезжают из двора и сливаются с общим потоком машин. Снег усиливается. Макс смотрит на дорогу и это мельтешение снега в темноте, освещенное фарами, неосознанно заставляет его на миг покрыться испариной. Вспышки памяти с садистской настойчивостью замещают картину того, что он видит сейчас на ту, которую видел за секунды до аварии. Ту самую, которая продолжает сниться ему почти каждую ночь, когда он не может остановиться и снова и снова разбивается. Макс чуть нервно сглатывает и отворачивается.

 

— Жень, не гони так.

 

Евгений машинально бросает взгляд на стрелку спидометра — восемьдесят километров в час. Гнать? Это после того, как Макс носился со скоростью далеко за двести, а его наделил характеристикой «беременной черепахи»? Он отвлекается от дороги еще на секунду для того, чтобы взглянуть на Максима. Замечая его сжатые в кулаки руки и напряженное выражение лица, на мгновение холодеет. Тот еще наверняка сам не понимает, но Жене страшно представить, что будет, когда все-таки поймет. Не говоря ни слова, он сбавляет до сорока. Остается надеяться, что, как и обещал врач, со временем это пройдет. Если Макс не сможет сесть на мотоцикл снова, от него самого тогда вообще больше ничего не останется. Женя несколько секунд думает, но все-таки интересуется, стараясь, чтобы голос звучал абсолютно невозмутимо:

 

— Ты не планируешь забирать со штрафстоянки свой мотоцикл?

 

— Ты имеешь в виду то, что осталось от мотоцикла? — переспрашивает Максим. — Он стопудово не на ходу, я не на ходу…

 

— Можем съездить завтра, — не давая ему углубляться еще дальше. — Заберем и завезем пока к тебе на работу. Думаю, тебя в любом случае будут там рады видеть, заодно выясним в каком он состоянии.

 

Жене нужно его отвлечь, встряхнуть как-то, чтобы переключить мысли в привычное для Макса позитивно стебное настроение, иначе этот посттравматический синдром никогда не пройдет, включая постоянные скачки нервной системы от психозов до апатии. Женя прекрасно понимает, что проблем у Максима сейчас хватает, но с ними придется разбираться в порядке очереди. И на данный момент самое важное — дождаться, когда полностью восстановится здоровье.

 

Максим уже открывает рот, чтобы что-то ответить, но вдруг поворачивается к нему.

 

— Ты же на работе целый день, — подозрительно.

 

— Я и на работе, но пару часов найти смогу.

 

— Спасибо, — спустя минуту вдруг искренне произносит Макс.

 

— Пока не за что, но пожалуйста, — хмыкает Женя.

 

Остальную часть дороги они едут молча, каждый в мыслях о своем. Когда Евгений паркуется на стоянке у своего дома, на его наручных часах уже почти одиннадцать. Повторив всю процедуру погрузки, но уже в обратном порядке, он ставит авто на сигнализацию и еще пятнадцать минут уходит на то, чтобы преодолеть расстояние до квартиры.

 

Открыв входную дверь, Женя включает свет в прихожей и пропускает Максима внутрь. Макс не может до конца понять причину, но каждый раз, когда он переступает порог квартиры Жени, его будто ненадолго отрезает от внешнего мира каким-то необъяснимым внутренним комфортом и даже теперь это не изменилось. Да, это была не такая уж плохая мысль, ему действительно нужно ненадолго отвлечься. Возможно, после того, как он проживет несколько дней здесь вместе с Женей, его мозги, наконец, встанут на место и все вернется на свои круги. Нет, конечно, не все, но Макс искренне надеется, что хотя бы перестанет вести себя как тупорылый отморозок от одной мысли о Жене в радиусе метра от него или ближе.

 

— Мне завтра рано вставать, так что душ, ужин и спать, — снимая обувь, а затем пальто, и вешая его на плечики, произносит Евгений.

 

— Я не буду… — начинает Макс, но тот его перебивает.

 

— Ты различил в моей фразе вопросительную интонацию?

 

— Не фиг со мной носиться, как с ребенком.

 

— Значит, не веди себя, как он.

 

Макс отчаянно хочет сказать что-нибудь колючее и едкое в ответ на эту повелительную интонацию, но ему стоит взглянуть правде в глаза — душ ему очень даже не помешает, сегодня он точно ничего не ел, а вот со сном у него вообще все обстоит хуже некуда. Вдруг хочется спросить у Жени, зачем ему все это, но что-то его удерживает, и он послушно плетется в ванную. Через минуту Евгений приносит ему полотенце и идет на кухню.

 

Моет руки и ставит чайник, чтобы заварить свежий чай для Максима.

 

Прозрачные струи касаются светлой кожи Макса, оставляя на ней свои влажные следы… Ласкают теплыми каплями… По спине с татуировкой к узким бедрам, очерчивая упругие ягодицы, по ногам… Сбегают по груди… К животу… Теряются в ямке пупка… Устремляются ниже… Цепляются за волоски и…

 

— Жень! У тебя какой-то душ… глючный… — слегка растерянный голос Макса из ванной, заставляет его чуть вздрогнуть, нарушив полет фантазии.

 

Господи, он законченный извращенец-мазохист, но хоть помечтать можно же?

 

— В смысле? — рассеянно переспрашивает Женя.

 

Выходит из кухни и останавливается у двери ванной.

 

— Можно войти?

 

— Да.

 

Евгений открывает дверь и натыкается взглядом на Макса без футболки в одних джинсах, стоящего на правой ноге и чуть приподняв левую. С усилием отрывает глаза от татуировки оплетающей причудливой вязью правый бицепс Макса и переводит его на то, что он держит в руках. Еще чуть-чуть и от невозмутимости Жени не останется и следа. Рядом с Максом это практически нереальное состояние, особенно глядя на эту картину. С трудом пересилив свое воображение, начавшее проецировать вместо легкой эротики ничем не прикрытую порнографию, замечает:

 

— Эмм… это не совсем душ, Макс.

 

Тот внимательно рассматривает узкую продолговатую насадку обтекаемой формы из нержавеющей стали, прикрепленной к металлическому шлангу.

 

— А для чего тогда? — растерянно вертит ее в руках. Он уже бывал в Жениной ванной, но никогда не обращал на эту штуку внимания.

 

Женя не уверен, что Макс сейчас готов в полной мере оценить все прелести и гениальность инженерской мысли в отношении душ-клизмы, оставшейся еще со времен отношений с Артемом. Поэтому мысленно отругав себя за то, что не вспомнил о ней до того, как предложить Максиму воспользоваться душем, просто забирает ее из его рук.

 

— Как-нибудь в другой раз расскажу, — неопределенно произносит он, разматывая металлический шланг и откручивая его конец от смесителя, переключая на обычный душ. — Помощь нужна?

 

Макс отвлекается от непонятного приспособления и переводит взгляд на Женю.

 

— В каком смысле?

 

— Душ принять сам сможешь?

 

Женя совсем не готов к положительному ответу, особенно в свете того, о чем все еще думает, но предложить помощь должен был.

 

— Может, еще контролировать будешь, как я на толчок хожу? — язвительно уточняет Макс. — Все, иди уже, — чуть подталкивает его к выходу за плечо, и Женя впервые благодарен Максиму за его гипертрофированную самостоятельность.

 

После душа они ужинают, привычно сидя на кухне, как было уже не раз до того, как вся жизнь Макса перевернулась с ног на голову. Но именно здесь и сейчас Максиму на очень короткое время удается об этом забыть. Женя — все еще его «тайное место», где можно спрятаться, но если раньше он получал от этого спокойствие, то теперь Макса не покидает ощущение, что его «тайное место» находится над самым кратером вулкана, либо над кишащим аллигаторами водоемом, либо на карнизе крыши небоскреба. Все еще спокойно, но ровно до того момента, пока он не вспоминает об этом. И тогда Максу становится по-настоящему страшно. Он ловит внутри себя отдаленно знакомые отголоски всех этих ощущений одновременно, но пока у него не хватает сил в этом разобраться. Не сейчас. Не сегодня.

 

Лава начинает подозрительно пузыриться и булькать, а аллигаторы щелкать голодными пастями, когда Евгений застилает для Макса диван. Тот самый, на котором он уже однажды спал. И не один. Он всего несколько мгновений позволяет себе понаблюдать за Женей, и затем, чуть нервно сглотнув, отворачивается. А если это не пройдет?

 

— Так завтра съездим за мотоциклом? — интересуется Женя, отвлекая его. — Чтобы я знал, как мне планировать свое время.

 

— Если у тебя получится, было бы неплохо, — Макс усаживается на застеленный диван, складывая костыли на пол рядом. — Только мне завтра в больницу еще нужно. — И не давая Жене открыть рта. — Я сам. Не перетружусь, вызвав такси. Если хочешь, созвонимся, заберешь меня оттуда, и тогда съездим. Но это все равно будет только после обеда.

 

— Хорошо, — кивает Женя. — Позвонишь, когда освободишься. Я оставлю запасные ключи в прихожей на крючке вешалки.

 

Макс дожидается, пока тот, выключив свет и пожелав спокойной ночи, выходит из комнаты, прикрыв за собой двустворчатые двери в гостиную. Стянув джинсы, он забирается под одеяло. Веки сами собой слипаются, и Макс не замечает, как засыпает. Сегодня ему снится только темнота и голодные аллигаторы.

 

Когда открывает глаза, за окном уже светло, и он даже ни разу не проснулся за всю ночь. Либо слоновая доза валерьянки, выпитая им за все это время, наконец, начала действовать, либо Женя вчера что-то подмешал ему в чай. Но в любом случае, Макс чувствует, что выспался. Не спеша поднимается, приводит себя в порядок и вызывает такси. В больнице, терпеливо дождавшись своей очереди, проходит процедуру осмотра и освобождается только в начале третьего. Созвонившись с Женей, договариваются, что тот заедет через полчаса, и медленно спускаясь по ступенькам, направляется к гардеробу. На улице холодно, но сидеть в больнице все это время у него нет никакого желания.

 

Выйдя на улицу, натягивает капюшон куртки и прикуривает сигарету. Он не знает, что с ним происходит сейчас. Растерянность и злость на себя же самого выедают последние остатки нервов. Вся жизнь полетела к чертям. У него больше никого не осталось по-настоящему близкого — ни семьи, ни друзей. И только Женя всегда оказывается рядом в самые дерьмовые моменты его жизни. Может, все дело в этом? Поэтому он так к нему привязался и видит эти… сны? Но если он начнет избегать его, что это даст? Макс просто не может потерять еще и Женю. Тогда он останется совсем один. Выхода нет. Либо полное одиночество, либо научиться справляться со своей съехавшей крышей — среднего просто не существует.

 

Максим курит, стоя на тротуаре и погрязнув в своих мыслях, когда внезапно осознает, что уже несколько минут невидящим взглядом наблюдает за мужчиной, ковыряющимся под капотом своего авто. Toyota Camry черного цвета выглядит ухоженной, а одежда мужчины явно выдает в нем человека вполне состоятельного и, как вывод, привыкшего ремонтировать машину в сервисном центре, а не собственными руками. Максим еще несколько секунд думает и, выбросив окурок, перехватывает замерзшими руками костыли. Ему нужно отвлечься хоть на несколько минут, и он точно знает, что это поможет.

 

— Помощь нужна? — интересуется он, доковыляв до края тротуара и остановившись рядом со сгорбленным в три погибели мужчиной.

 

Тот выныривает из-под крышки капота и оценивающе секунду скользит по нему взглядом. Максу этот взгляд кажется отчего-то очень и очень знакомым. Он усилием воли отгоняет любые аналогии своего мозга, которые тот проводит с Женей. Со съехавшей крышей Макс уже практически принял решение смириться, но по-прежнему не позволяет себе на этом зацикливаться.

 

— Разбираешься в этом? — блядь, и интонации в голосе почти такие же.

 

— Есть немного, — кивает Макс. — В чем проблема?

 

Тот еще раз бросает взгляд под капот.

 

— Что-то с двигателем. Не могу завести.

 

— Бензин есть? — интересуется Макс, подходя ближе, и отставляет костыли, прислонив их к авто. Держа на весу левую ногу, на которую до сих пор не разрешают давать сильную нагрузку, склоняется над двигателем.

 

— Полный бак, — откуда-то сверху. — Придется эвакуатор вызывать, чтобы до сервиса дотянули.

 

— Может, не придется, — хмыкает Макс. — Скорее всего либо аккумулятор, либо система зажигания выпендривается, но если повезет… Инструменты хоть какие-нибудь есть? — снимая крышку трамблера и осматривая ее.

 

Мужчина исчезает и после хлопка багажника вновь появляется, протягивая кейс с набором инструментов. Макс бросает на них взгляд и хмыкает. Стопудово ни разу не пользованные.

 

— Стартером тоже не пускается? — уточняет он, открывая кейс и ища то, что ему нужно.

 

— Нет.

 

Спустя еще какое-то время, на протяжении которых Макс чувствует спиной выразительный внимательный взгляд, он вновь выпрямляется.

 

— Контакты засра… замаслились, в общем, — чуть морщится от легкой боли в спине. — Нужна ветошь и немного бензина, чтобы прочистить.

 

— И это поможет? — скептически приподнимает бровь мужчина, сложив руки на груди.

 

Макс всего на секунду со всей отчетливостью видит перед глазами Женю точно в такой позе и с таким же выражением лица. Мотает головой. Целительную силу валерьянки явно преувеличивают. Все, на что она годится — помогать котам кайф ловить. Либо никто не подозревает о ее истинных галлюциногенных свойствах.

 

— Да, — кивает он. — Тут делов-то минут на пятнадцать.

 

Спустя несколько минут у Максима в руках уже две тряпки — одна чуть смоченная в бензине, другая сухая. Он вновь прячется под крышкой капота и с особой старательностью протирает контакты сначала одной, а потом другой, следя, чтобы на них не осталось волокон с ткани. Как же он соскучился по своей работе. Это действительно отлично отвлекает и…

 

— Отец? Ты что здесь делаешь? — раздается прямо за спиной.

 

Да, валерьянка однозначно мощный галлюциноген. Но Макс готов поклясться, что это точно Женя. Задницей чувствует. То есть… Блядь! Макс резко поднимает голову, желая убедиться окончательно и не рассчитав пространство, больно ударяется о крышку капота.

 

— Блядь! — уже вслух, потирая ушибленное место.

 

Оборачивается. Так и есть. Перескакивает взглядом с Жени на мужчину, стоящего рядом с ним.

 

— Женя? — в свою очередь удивляется тот.

 

— Отец? — кажется, это Макс тоже сказал вслух.

 

— Макс? — светло-ореховый взгляд застывает на его лице.

 

Меньше всего Евгений ожидал застать Максима за ремонтом отцовской машины.

 

— Макс? — заинтересованно переспрашивает мужчина у Евгения и вновь переводит глаза на Максима.

 

Его взгляд неуловимо меняется и Макс на несколько секунд ощущает себя прижатым к ледяному экрану рентгеновской машины, ожидая пока она, наконец, сделает свою гребаную флюорографию и ему разрешат снова дышать.

 

— Макс, это мой отец, Александр Викторович, — представляет их Женя.

 

— Я уже догадался, — кивает он и поворачивается к тому. Вытерев правую руку сухой тряпкой, протягивает ее для рукопожатия. — Рад знакомству.

 

— Если мой двигатель сейчас заведется, я скажу то же самое, — хмыкает мужчина, пожимая ее.

 

Забирается в салон и через несколько секунд машина оживает. Макс удовлетворенно захлопывает крышку капота.

 

— Молодец, парень, — искренне произносит тот, возвращаясь к ним. — Сэкономил мне кучу времени.

 

— Всегда пожалуйста, — Макс тянется за костылями, но Женя опережает на секунду, подавая их и касаясь ледяных рук Максима.

 

— Поехали? Я всего на час вырвался.

 

Тот кивает и, попрощавшись с отцом Жени, направляется к авто.

 

— Интересный молодой человек… — многозначительно замечает тот, когда Макс уже не может их услышать. — И руки из того места, из которого надо.

 

— Макс — мой друг, — даже в этом словосочетании это все равно звучит. — А еще автоинструктор и автослесарь, — поясняет Евгений отцу.

 

— Какая многофункциональность, — улыбаясь.

 

— И все, — качает головой Женя. — Он попал в аварию недавно, и я сейчас помогаю ему… кое в чем. А ты что тут делаешь? — меняет тему.

 

— ЧП улаживал.

 

— Какое ЧП?

 

— Один из посетителей подавился за обедом, чуть не задохнулся. Но ребята наши — молодцы, среагировали. И помогли, и скорую вызвали. В общем, уже все нормально, слава богу. И к нам никаких претензий не имеют. Собрался ехать назад и двигатель не заводится… А тут этот парень, как его зовут еще раз?

 

Как всегда. Даже дав на мгновение сменить тему, он все равно к ней вернется. У отца отличная память на имена и на лица, и Женя прекрасно знает, чего тот сейчас добивается, но Евгению нечего ему рассказать.

 

— Макс. И я, правда, спешу сейчас. Давай позже поговорим, хорошо?

 

Не дожидаясь ответа, он поспешно разворачивается и направляется к машине, где его «друг, автоинструктор и автослесарь» греет замерзшие на морозе руки в теплом салоне. Какой-то всего лишь одной, но очень важной характеристики не хватает, чтобы окончательно дополнить этот список.

 

 

Глава 15

Все пропало: я не вышел — я вылетел в двери.

Мне сказали, что я был подавлен, но я им не верю.

Я собой расстоянье от счастья до боли измерил.

Напролом пройду столько, сколько успею.

А птицы летают все ниже,

А мысли уводят все дальше.

Я иду напролом…

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: