Год, понедельник, 6 января

На мои «Родные просёлки» появилось две рецензии – Владимира Матвеева в сельской (районной) газете «Заря» (там же дали подборку стихов и портрет) и Виктора Баянова в «Комсомольце Кузбасса». Обе рецензии очень тёплые. Порадовали меня ребята.

Понедельник, 27 января

Заходил ко мне Витя Баянов, приносил рукопись новой своей книжки, которую хочет предложить издательству. Я с интересом прочитал её. Из тысячи строк мне не понравилось всего четыре-пять стихотворений. Сказал я ему откровенно, что считаю его очень самобытным поэтом, люблю его стихи. Он ушёл очень довольный.

Среда, 19 февраля

Вчера в отделении СП состоялось обсуждение рукописи нового сборника Вити Баянова. Были – Женя (Буравлёв), я, Володя (Измайлов), Мазаев (Владимир Михайлович), Матвеев (Владимир) и Юров (Геннадий) (двое последних опоздали на час и поэтому только присутствовали).

Первым выступал я. Очень тепло отозвался я о поэзии Баянова вообще и, в частности, о стихах, включённых в сборник. Может быть, это задало тон всем выступавшим за мной: все высоко оценили Баянова как поэта. Высказали ряд замечаний (разобрали все стихи, до одного). Редактировать будет Володя. Женя сказал: редка в мужчине такая лиричность, как у Вити.

Понедельник, 24 февраля

...Кстати, позавчера он (Измайлов) выступал по телевидению. Я слушал и анализировал каждое его стихотворение. Вывод вот какой: большее впечатление оставляют стихи образные, с конкретными картинами («Машка» – про лосиху); публицистика – бледнее. И она, конечно, нужна, но задача поэта всё-таки – показывать, рисовать. В этом – главное. Долго потом говорили (по телефону) с Володей на эту тему и во всём нашли общий язык.

Я рад нашей дружбе с ним.

Только что принесли письмо – от Александра Береснева, детского поэта, первая книжка которого выйдет в этом году. Прислал номер газеты (сельская, Промышленновского района) со своей рецензией на «Родные просёлки». Ре-цензия очень тёплая. Интересная деталь: все рецензенты (и Матвеев, и Глебова, и Баянов, и Махалов, и на этот раз Береснев) сходятся в одном: в том, что книжку написал добрый, душевный человек. О душевности же говорил и Иван Ветлугин. Видимо, это главное моё достоинство как поэта.

Суббота, 4 апреля

Вчера чествовали Виталия Рехлова в связи с его пятидесятилетием. Ездили к нему большой группой: Женя, Володя, Волошин, Блинов, Павловский, Витя Баянов, представители обкома партии (Карпенко) и комсомола, Анатолий Иванович Кыков (первый издатель), Банников. Была Чигарёва с телевидения с оператором, снимали на киноплёнку.

...Мы с Витей подарили Рехлову свои сборники. Обкомы наградили его грамотами, отделение преподнесло адрес и подарок – прибор (часы и ручка), «Комсомольцы» – билет (бессрочный) корреспондента, издательство – тоже что-то. В общем, дай Бог всякому из нас заслужить ко дню своего юбилея такого внимания и участия. Рехлов был очень растроган. Здоровье его совсем плохо: ноги отнялись окончательно, даже сидеть ему трудно (сидит на специально сделанном стуле...).

Иван Ветлугин прислал авторский экземпляр «Сибирских огней» за март. В нём – три моих стихотворения: «Много их», «Время» и «Встреча с поэтом». Опубликованы также рассказы Володи (Измайлова) о деде Самое, стихи Вити Баянова (шесть штук) и рецензия Ильи Фонякова на «Росы» (сборник Баянова. – Прим. ред.). Положительная. Я рад за Витю. Фоняков назвал рецензию «Поэзия подлинности». Это точное название. Витя – поэт настоящий, подлинный, самый, может быть, талантливый из нас, кузбассовцев.

Четверг, 2 июля

...побывал на родине – в Гурьевске. Вдвоём с Витей Баяновым.

25 июня, ровно неделю назад, в десять часов утра мы выехали на такси из Кемерова, а в час уже выходили из машины на гурьевской автостанции. Трудно передать чувства, которые испытал я, подъезжая к родным местам, видя поля, перелески, извилистую черту Салаирского кряжа на горизонте. День был хмурый, дождливый, но, тем не менее, для меня всё сияло. Было такое чувство, что еду я навестить маму. Радость и грусть слились воедино... С автостанции пошли в горком партии. Немного посидели в приёмной, пока кончился обеденный перерыв.

Женя (Буравлёв) уже звонил туда о нашем приезде, и когда мы вошли в кабинет второго секретаря Евдокимова Алексея Тихоновича, тот встретил нас как жданных гостей. Тут же у него в кабинете стали собираться люди (предстояло провести бюро). А. Т. со всеми нас перезнакомил. Но я ещё раз убедился, что литературой интересуются немногие, знают о ней понаслышке. Вот детали: разговаривая с нами, секретарь спросил:

– Как называется ваше общество?

Это он имел в виду отделение Союза писателей.

Из-за бюро Евдокимов не имел возможности посидеть с нами подольше, но тут же дал распоряжение насчёт устройства нас в гостинице и т. д. Этим делом занялись работники горкома Барабаш (кажется, инструктор идеологического отдела, румяный, высокий молодой человек) и бывший заместитель редактора газеты Александра Петровна Пашкова, энергичная, полная, фигуристая женщина лет сорока. Барабаш тоже вскоре ушел на бюро, перепоручив нас целиком Пашковой.

Номер нам дали хороший, с балконом. Не успели мы пообедать, как меня позвали к телефону. Пашкова сообщила, что она уже распланировала наше пребывание в городе: в пятницу мы дважды – утром и в полдень – должны выступить на металлургическом заводе, в субботу — в доме отдыха, а в воскресенье – на Дне молодёжи, в бору. Я, не подумав, согласился, и из-за этого вышли неприятности...

Вечером в день приезда я повёл Витю в переулок, где я жил в детстве. Прошли через речушку Бачат (она стала совсем ручейком – потому что её перепрудили, сделали своё море, на котором мы, к сожалению, не побывали), миновали ряд домишек по одной стороне правого берега и вскоре свернули направо, в мой родной переулок.

Долго стояли у дома. Хоть я и не видел его двадцать семь лет, сразу же узнал его. Даже ворота узнал (один столб намного выше их уровня, так никто и не обрезал его). А под окошками появился тополь, его при мне не было. Проход на гору всё тот же, прямо из переулка, только деревья на горе поредели и не подросли ещё (говорят, их вырубали зачем-то), так что снизу виден мысок (раньше он скрывался за листвой). Огород у дома в тех же границах. Стайка — новая, бани в огороде нет. И крылечко другое; во всём этом мы убедились, войдя во двор.

На наш стук в дверь вышел заспанный мальчуган лет 15-16. Я объяснил ему, что жил в этом доме и вот зашёл посмотреть, как и что. Он с серьёзным видом кивал в ответ, дескать, понимаю... Жаль, забыл я спросить у него название переулка (раньше он назывался переулок Свободы). Но номер, по-моему, всё тот же: на жестяной дощечке, прибитой к столбу ворот, значится: три. Надпись полустёршаяся, блёклая...

Много сложных, самых разнообразных чувств навеяла эта встреча с родимым кровом...

В этот же вечер в гостиницу к нам приходил местный поэт, металлург Борис Кузнецов, парень лет тридцати. Он, между прочим, не посоветовал нам идти завтра утром на завод: людям, проработавшим ночь, не до стихов.

Мы и не пошли. В пятницу, в 11 – 12 часов – телефонный звонок, от Барабаша. – Я должен с возмущением заявить, что вы сорвали мероприятие и т. д., – начал он выговаривать, но я оборвал его вежливо, начал внушать ему мысль о неразумности решения Пашковой насчёт выступления после ночной смены. Договорились, что поправим дело, сходив на завод в четыре часа.

Около четырёх мы были на заводе. Несмотря на договорённость с горкомом, в проходную за нами никто не пришёл, пришлось провожать нас секретарю парторганизации другого цеха.

В мартене, где нам нужно было выступать, люди собрались на партсобрание. Отнимать время у людей, только что закончивших работу у печей, в страшной жаре, мы не решились и ограничились тем, что я рассказал о литераторах Кузбасса и их книгах. Витя в конце добавил: обычно, мол, на таких, встречах мы читаем стихи, но у вас собрание. Рабочие оживились, кто-то даже сказал: – Хорошо бы послушать. Но парторг не поддержал желания рабочих... и мы распрощались.

Утром в субботу мы, как и было условлено, пришли к горкому, куда должен был подойти автобус, чтобы увезти нас в дом отдыха. Прождали полтора часа – и решили, что хватит, видимо, автобуса не будет. Не заходя ни к Барабашу, ни к Пашковой, отправились на автостанцию узнать, нельзя ли на билеты, купленные на воскресенье, уехать в субботу. Кассира не было, и мы вернулись в гостиницу. Тут же позвонила Пашкова: – Автобус пришёл, а вас нет.

– Мы ждали, — говорю, – не можем же мы ждать целый день. И вообще, мы не намерены быть на поводу у горкома.

И тут она раскричалась, как самая вздорная баба:

– Значит, от дома отдыха вы отказываетесь, от Дня молодёжи тоже. Я буду говорить с секретарями, они позвонят Зинаиде Васильевне (Кузьминой, секретарю обкома).

Я тоже не сдержался, повысил голос и, поссорившись, мы повесили трубки.

– Вот, Витя, и нашли мы неприятности. Придётся объясняться с Кузьминой.

По правде говоря, мы немножко приуныли. Опять звонок. У телефона Барабаш.

– Нехорошо получается, Михаил Александрович, – спокойно и вежливо начал он.

Давно бы так. Когда со мной говорят по-человечески, нормальным тоном, я готов разговаривать и договариваться.

Минут пятнадцать мы беседовали. Он-таки согласился со мной, что выступать после ночной смены неразумно, что читать стихи в бору, на ветру, под открытым небом тоже вряд ли стоит.

– А в доме отдыха мы выступим, раз уж автобус пришёл, мы не хотим, чтобы о нас плохо думали, – сказал я в заключение.

Снова пошли к горкому.

...В доме отдыха, в замечательном месте – с лесом, прудом – был как раз обед, и баянист (он вместо массовика) объявил по радио о встрече с нами.

Выступали мы в клубе, собралось человек пятьдесят. Слушали внимательно, аплодировали от души, особенно Вите (читает он бойко, с воодушевлением, да и стихи, конечно, говорят сами за себя). Моё чтение – какое-то деревянное, даже стихи свои возненавидел.

Потом директор дома отдыха провёл нас в столовую. Поели и пошли к автобусу...

В воскресенье мы... побродили по улицам (в городе появилось много каменных, до трёх этажей домов, которых раньше не было) – подышали тополиной метелью.

...В два выехали, а в пять вернулись в Кемерово.

В понедельник с утра я сел за стол и часа за три написал стихотворение, навеянное впечатлениями от поездки – «В гостях у детства». Получилось вроде хорошо.

Мусик дочитала до половины – и не могла читать дальше, прослезилась. Володя Измайлов, выслушав меня по телефону, тоже поздравил с удачей. Написано, говорит, на большом эмоциональном накале.

Понедельник,12 октября

Позавчера был в издательстве. Банникова не застал, беседовал с Глебовой и редактором отдела поэзии Игорем Киселёвым. Договорились, что редактировать мой сборник будет он.

Между прочим, Киселёв передал мне рукопись первого своего сборника стихов для обсуждения его на семинаре 13-14 ноября.

Как пойдёт наша работа над «Майским снегом», трудно сказать. Что за человек Киселёв, я не знаю, впервые встретился с ним. Знаю только, что стихи он пишет традиционные, без выкрутасов. Кстати, он сказал мне, что видел в «Комсомольце Кузбасса» моё стихотворение о Вите Баянове и оно понравилось ему.

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: