ЧЕРВИ-КУСАЛЬЩИКИ И НАВОДНЕНИЕ ПАУКОВ

Проснувшись, Румо почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Зверьки, укрывавшие его живым одеялом, теперь копошились неподалеку. Румо встал и заглянул в отверстия в скале.

— По какой дороге пойти? — спросил он.

— Трудно сказать, — ответил Львиный Зев.

— Какая первая попадется, по той и иди! — предложил Гринцольд.

Дорога оказалась не из легких. Румо ступал по острым камням, тоннель, разветвляясь, постепенно сужался, каменные глыбы, преграждавшие путь, становились все внушительнее. Румо приходилось то протискиваться в узкие расщелины, то ползти. Пушистые зверьки исчезли. Оставалось только надеяться, что дорога не упрется в отвесную скалу.

— Ступай осторожнее. Повсюду трещины с километр глубиной, — предостерег Львиный Зев.

— Ты-то откуда знаешь?

— Тебе ведь известно, я работал на рудниках. Уж в чем в чем, а в пещерах я кое-что смыслю, я же пещерный тролль! Форма камней говорит о тектонических сдвигах. Острые камни образуются после землетрясений. Легкий толчок — и мы окажемся заперты здесь навеки. Ха-ха-ха!

— По-твоему, это смешно? — спросил Румо.

— Мне не привыкать, — ответил Львиный Зев. — Слыхал когда-нибудь, как шутят горняки? Прежде во время работы мы рассказывали друг другу разные страшилки. Это помогает не бояться.

Какая-то слизь капнула Румо за шиворот. С потолка пещеры свисали огромные белые жуки без глаз, с длинными щупальцами.

— Спокойно. Они питаются мертвечиной, — сказал Львиный Зев. — Но могут сожрать глаза — тогда ты покойник. Глаза они любят. Может, оттого, что у самих их нет.

Румо с отвращением отмахнулся от щупалец одного из жуков, тянувшихся к нему.

— В темноте всегда так! — пояснил Львиный Зев. — Природа вытворяет всякие фокусы там, где никто ее не видит.

— Это уж точно, — согласился Гринцольд. — Мне случалось воевать в пещерах Мидгарда. Три года под землей. Так вот, я видал таких зверей, которых следовало бы запретить!

— Вот-вот! Темнота рождает чудовищ. Меловые черви, земляные пауки, железные гусеницы, фосфорные улитки, тоннельные крысы, потолочные ползуны, прозрачные сосуны, многолапые прищепники, ледяные мотыльки, лавовые черви— кажется, все самое отвратительное скапливается там, где никто не видит.

Румо взбирался по природной лестнице из сваленных друг на друга плит гранита. Навстречу бежала тысяченожка не меньше метра в длину. Румо отпрянул, и чудовище, щелкая челюстью, похожей на кусачки, просеменило мимо. Видимо, тысяченожка тоже слепая.

— Да уж, от этих тварей лучше держаться подальше, — проговорил Львиный Зев. — Червь-кусальщик. Безобиден, пока ты не спишь и можешь отойти в сторону. Но горе тебе, если кусальщик наткнется на тебя во сне. Проест насквозь. Заберется в ухо, прогрызет мозг, все туловище и вылезет из задней лапы. Черви-кусальщики не знают преград.

— Так и есть, — подтвердил Гринцольд. — Знавал я одного демона — кусальщик прогрыз ему во сне обе ноги, да еще дважды! В одну сторону прошел через бедра, в другую — через голени. Бедняге потом пришлось ходить на руках.

— А слыхали про хищные подземные грибы? А про осьминогов, живущих на суше, среди камней? Щупальца у них — по две сотни метров в длину. А в присосках можно уместиться целиком.

— Еще бы! — подхватил Гринцольд. — А минералеона встречать приходилось? Вот это тварь! Длиной — метров двенадцать, и умеет маскироваться под любой камень. Наступишь и не заметишь.

— Это еще что, — не унимался Львиный Зев. — Под землей водятся совсем крохотные мошки. Они залетают через нос прямо в мозг. Откладывают там яйца, а те вырастают размером с арбуз. Такое случилось с одним троллем у нас в рудниках. Идем мы с ним как-то по шахте, и вдруг голова у него раздулась, как тыква — бах! — и лопнула прямо у меня на глазах, а оттуда вылетели миллионы мелких мошек…

— Наводнение пауков! — мрачно перебил его Гринцольд.

— Ого, наводнение пауков — это сила! Шахты вдруг заполняют шерстяные пауки с кулак величиной. Можешь попытаться дышать, не проглотив ни одной из этих мохнатых тварей, но будь уверен, ничего не выйдет.

Румо тяжело вздохнул. И без болтовни Гринцольда и Львиного Зева идти тяжело! Уже довольно долго он шел пригнувшись: мешали острые камни, свисавшие со свода. Всюду ползали жирные слизняки, оставляя фиолетовые светящиеся липкие следы.

Румо заметил, что ступает теперь на мягкую землю, песок и гальку.

— Похоже, скалы кончились, — сказал Румо.

— Значит, мы поднялись выше, — ответил Львиный Зев. — Верхние слои земли мягче.

Румо почуял знакомые запахи: земля, перегной, смола. Ему почудилось, будто он бывал здесь прежде. Разумеется, это невозможно.

— Пахнет лесом, — заметил Румо.

Почва становилась все более податливой и влажной, при каждом шаге раздавалось хлюпанье, будто Румо шел по мокрому мху. Тысячи слизней кишели под ногами, ползали по сводам, оставляя фиолетовый светящийся свет. Все твердое, холодное и острое сменилось мягким, теплым и влажным. Румо наступил в лужу.

Присев на корточки, Румо пощупал жидкость лапой. Густая, липкая и на удивление знакомая.

— Ну? — спросил Львиный Зев. — Можно пить?

— Нет, — ответил Румо. — Это кровь.

ОСАДА

Медная дева готова. Изысканное орудие убийства, наконец, обрело душу. Прекрасная вольпертингерша идеально заполнит собой машину смерти, будто та создана специально для нее.

Едва увидев Ралу, генерал Тиктак велел своей гвардии строго охранять пленницу и никого к ней не подпускать. А сам поспешил в башню, подготовить медную деву. Наполнил резервуары зельями, отполировал машину и трубки медной шкуркой и велел слугам зажечь в камере свечи. Наконец отдал приказ доставить вольпертингершу.

Тиктак успел узнать, что ее зовут Рала. К радости генерала, она еще не пришла в себя: можно незаметно поместить ее в машину и ввести иглы.

Итак, за дело! Перво-наперво генерал впрыснул пленнице немного кофеина с белладонной. Немного сахара, растворенного в дистиллированной воде, — для мозга? Почему бы и нет! Невеста должна очнуться бодрой и свежей. В трубках послышалось веселое бульканье, медная дева сверкала в пламени свечей. Никогда еще генерал не предвкушал такой радости. Он будто получил дорогую награду за еще не совершенное дело.

Издалека в камеру пыток доносился приглушенный шум из Театра красивой смерти. Вскоре на арену вывели первого вольпертингера. Жители Бела будто с ума посходили. Слух о небывалом урожае города-ловушки разнесся молниеносно, и каждый желал поглазеть на вольпертингеров в бою.

Но генерала это не интересовало. Ничуть. Глупые побоища в театре наскучили ему с самого начала. Много ли он пропустит? Жалкую возню на арене, кровь, пьяную публику. Нет, у него найдутся дела поважнее. Тиктак готовился к совершенно необычной свадьбе: он схватит, подчинит и уничтожит тело Ралы. Ее смерть станет самой долгой, мучительной и прекрасной на свете.

ПЕРВЫЙ БОЙ УШАНА

Ушан Делукка вышел на арену через северные ворота. Зрители на трибунах совершенно распоясались: они орали, хохотали, шумели, бросали друг в друга хлебом и фруктами, не обращая никакого внимания на новичков Театра красивой смерти.

Ушан был в прекрасном расположении духа. Легко ступая, он улыбался и махал публике. Его вместе со всеми друзьями угнали в рабство, в город, населенный кровожадными чертями, и вот-вот убьют у всех на глазах, и все же это не испортило Ушану настроения. А все потому, что в подземном мире не было погоды.

Тут не знали ни дождя, ни солнца, ни низкого давления, и Ушана не мучили головные боли, звон в ушах и депрессии. Проснувшись в Беле, Ушан почувствовал, будто сбросил с плеч огромную тяжесть. Будто всю жизнь носил свинцовые вериги и, наконец, от них избавился. Попав в плен в этот кошмарный мир, Ушан впервые почувствовал себя свободным.

Ушан остановился, повернулся на месте и послал публике воздушный поцелуй. Какой необыкновенный день!

Раздался громкий удар гонга, и публика вмиг смолкла.

Пол арены раздвинулся, и в середине открылся проем примерно два на четыре метра.

— Нагельфар, Нагельфар! — негромко приветствовала его толпа. — Нагельфар!

Ушан замер в удивлении. Похоже на какой-то ритуал.

Снова послышался гонг, и из-под пола показалась остроносая гондола, а в ней стоял краснокожий великан на три головы выше Ушана, облаченный в доспехи: кожаные наплечники, бронзовый нагрудник, серебряные наколенники. На голове у него был золотой шлем в форме черепа с серебряным лезвием на макушке, на бедрах — украшение из костей, обеими руками он опирался на огромный меч. Гондола остановилась, и борец ступил на арену.

Публика неистовствовала.

— Нагельфар-паромщик! Нагельфар-паромщик! — скандировали зрители все громче.

Ухватив меч обеими руками, Нагельфар направил его на публику. Гондола исчезла под полом, и проем закрылся.

Зрители затопали.

«Видать, этот Нагельфар — любимчик публики», — подумал Ушан.

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться: