Ветеран Вьетнамской войны

 

В Байрон-Бэй мы приехали уже затемно. Когда путешествуешь автостопом не один, а с кем-нибудь на пару, то оказываешься в ситуации, когда межличностные отношения подвергаются практически такому же испытанию, как во время космических полетов. Это связано, во-первых, с тем, что, как и космонавты, автостопщики не могут разъехаться друг с другом даже на день-два. Вернее, разойтись всегда можно. А вот встретиться уже проблематично.

Кроме того, и это, наверное, самое важное, — часто приходится принимать решения в ситуациях полной неопределенности, когда все последствия того или иного выбора предсказать невозможно.

Когда мы ездили втроем с Димой или Володей Ивановым, в каких-то ситуациях еще можно было принимать решение большинством голосов. Начиная с Малайзии, мне пришлось взвалить на свои плечи не только общее руководство, но и связанный с ним груз ответственности за принимаемые решения. Татьяна Александровна была вынуждена соглашаться с моим лидерством. Но взамен получала моральное удовлетворение от положения ведомого. Если нас везли, угощали и приглашали к себе переночевать, то это — исключительно потому, что «мир не без добрых людей». А если мы надолго застревали на дороге, ложились спать голодными и под дождем, то исключительно из-за моих ошибочных решений.

Вот и в Байрон-Бэе она рвалась ночевать в католической церкви, а я, обрадовавшись, что мы после месяца на холодном юге страны опять вернулись в субтропики, хотел поставить палатку где-нибудь на природе. Обычно Татьяна Александровна соглашалась, хоть и скрепя сердце. Но там она решила пойти на принцип.

— Ты как хочешь, а я пойду в церковь.

Я спорить не стал.

— Идите в церковь. А я пойду в лес.

— А где мы встретимся?

— В Москве. Разойтись-то легко. А удастся ли встретиться, еще неизвестно.

— Ты не думай, что тебе так легко удастся от меня избавиться, — возмутилась Татьяна Александровна и, вынужденная уже в который раз соглашаться, обиженно поплелась за мной на окраину города.

Выйдя из Байрон-Бэя, мы свернули в сторону от шоссе на проселочную дорогу, прошли по ней около километра и легли спать в густой траве под соснами. Комаров там не было, поэтому палатку ставить не стали. Ночью было тепло и тихо. Но полную идиллию нарушил утренний туман, из-за которого и спальники и рюкзаки пропитались влагой.

По дороге на хайвэй застопили мужика в грузовичке со стройматериалами.

— Русские? — удивился и обрадовался он. — У меня была подруга русская. В 1972 г. я отдыхал на советском круизном лайнере в Тихом океане. Там среди обслуживающего персонала работала удивительно красивая девушка — Ольга из Одессы. Я в нее сразу влюбился, а недели через две она ответила мне взаимностью. У нас был головокружительный роман. Когда я вернулся на берег, меня тут же забрали в армию, и два года я провоевал во Вьетнаме. А когда вернулся, попытался ее разыскать.

— Удалось?

— Я несколько раз писал ей, но ответа не получил. Потом дважды ездил в Одессу с единственной целью ее найти, но безуспешно. Она так и осталась девушкой моей мечты. И возможно, именно поэтому я до сих пор не женился.

— Чем же занимаетесь?

— Я покупаю дома, ремонтирую их и сразу сдаю в аренду. Сейчас у меня в собственности десять домов, небольшая фабрика и продовольственный магазин в Байрон-Бэе. Раньше я и сам в нем работал, а сейчас только заезжаю проинспектировать. Свободного времени у меня навалом. Если вы никуда не спешите, то я могу пригласить вас к себе в гости.

— Вот здорово, — я тут же согласился (это был очередной раз, когда нас приглашали в гости именно потому, что мы русские). — Говорят, что Байрон-Бэй — самая восточная точка страны. Именно здесь на Австралию попадает первый луч восходящего солнца.

— Верно. Но я бы хотел уточнить, что самый первый луч попадает не на Байрон-Бэй, а на горы, как раз где-то недалеко от моего дома.

Джон должен был заехать по делам в Муллумбимби (по-аборигенски Mullumbimby — место встречи среди холмов) — самый большой из маленьких городков Австралии (по крайней мере, так было написано на щите у въезда), поэтому именно с него началась наша экскурсия. Купив в магазине стройматериалов пару банок краски, Джон пригласил нас позавтракать в кафе, продолжая рассказывать о себе.

— Я состою членом местного отделения клуба «Ротари». Вы никогда не слышали про эту организацию? А ведь ее филиалы есть уже и в России.

— В Австралии я видел таблички с эмблемой «Ротари-клаб». Как правило, они встречаются на каких-то памятниках, скамейках, скверах и парках.

— Действительно, благоустройство городов — одно из направлений нашей деятельности. Мы хотим сделать окружающую жизнь лучше, поэтому наши члены, а это преимущественно бизнесмены, занимаются различными благотворительными проектами. По всему миру насчитывается уже свыше трех миллионов членов клуба «Ротари». И если каждый из них пожертвует на благотворительность всего по одному доллару, то это уже три миллиона!

Покупка краски была в этот день у Джона единственным делом. Я даже думаю, это был скорее повод выбраться из дома и чем-нибудь заняться. По дороге, петляющей через густой лес, мы поднялись почти на самую вершину горы. Заехали через ворота во двор. Там росло несколько деревьев с орехами макадамия.

Дом, как и все остальные, Джон сдает в аренду, а сам живет в сарае. «Вот так миллионер! » — подумал я про себя. Нельзя же до такой степени любить деньги. Но, когда мы вошли внутрь, я увидел комнаты, все стены которых были заполнены книжными полками. Книги валялись стопками по столам, креслам и даже на полу. Видимо, такой непритязательный образ жизни он вел не из жадности, а из-за философского склада ума и презрения к излишнему комфорту.

В доме, вернее, в переделанном под дом сарае, мы задержались только для того, чтобы Джон показал нам комнатку, в которой мы сбросили свои рюкзаки. И сразу же поехали в Национальный парк Найткеп на водопад «Миньон» — там горная река извергается в глубокий каньон, заросший влажным субтропическим лесом. Потом мы заехали на ферму к польке Барбаре Сван, которая, как и все в этом районе, занимается выращиванием орехов макадамия.

Барбара оказалась австралийкой совершенно случайно. Тридцать лет назад она приехала в Перт погостить у своей двоюродной тети. Что уж они там не поделили, неизвестно, но поругались страшно. Барбара оказалась в тяжелом положении: обратный билет был у нее куплен заранее, дату вылета она поменять не могла, а жить три месяца было негде и не на что. Она устроилась работать на фабрику. И там нашла свою судьбу — вышла замуж за бригадира — австралийца Джорджа. Из Перта они переехали в Карату, потом на Новую Гвинею. А когда этот остров получил независимость, перебрались уже сюда, в Квинсленд.

Джон познакомился с Барбарой совершенно случайно, почти так же, как с нами. История их знакомства тоже началась с автостопа. Нет, Барбара не голосовала на трассе с поднятым пальцем. Автостопом ехали две тайские студентки, которых Джон подвозил. По пути на водопад девушки увидели манговые деревья и попросили Джона остановиться, чтобы купить на ферме зеленых плодов манго. Он, как настоящий австралиец, удивился и предложил купить им фруктов в супермаркете. Но они его заверили, что с дерева вкуснее.

Барбара очень удивилась просьбе продать еще зеленые плоды. Она не знала, что в Таиланде их едят недозрелыми — с солью и перцем. Пока девушки собирали манго, Джон разговорился с Барбарой, и оказалось, что у них много общего: они примерно в одно и то же время жили и в Карате, и на Новой Гвинее, хотя ни разу и не встречались.

Барбара приготовила чай на веранде, поставила на стол тарелку с очищенной макадамией.

— Мы живем вдалеке от людей. Соседей отсюда не видно, но мимо проходит дорога, и время от времени к нам попадают незнакомцы. Однажды я увидела, что у въезда на нашу ферму сидит парень с велосипедом. Вышла узнать, не нужно ли ему чем-нибудь помочь. Он сказал, что отдыхает, ждет своего отставшего товарища. Я вернулась в дом, приготовила завтрак. Вышла сюда же на веранду, смотрю, а он все еще там сидит. Тогда я пригласила его на кофе. Буквально через пару минут приехал и его приятель. Мы сели завтракать, да так и просидели весь день. И с тех пор мы продолжаем регулярно переписываться.

Мы в отличие от тех двух парней не собирались проболтать с Барбарой весь день и поехали в Лисмор. А по дороге Джон объяснил, чем этот город так знаменит:

— В Австралии на севере дожди идут преимущественно летом, на юге — зимой. Граница между этими двумя климатическими зонами проходит как раз по Лисмору. Возможно, именно из-за этого здесь чуть ли не каждый год бывают катастрофические наводнения. Новые дома сейчас разрешено строить только на окружающих город холмах. Но горожане, живущие на берегах реки и в долине, упорно отказываются оттуда переселяться. Они, конечно, понимают, что рискуют и своим имуществом, и даже собственной жизнью. Но мы, австралийцы, не любим, когда нам указывают, где жить. И особенно не любим, когда это делают чиновники. Видимо, это заложено у нас в генах, передающихся от первых австралийских поселенцев, которые, как всем известно, были каторжниками.

Вернулись на ферму уже в темноте. Джон приготовил овощной суп, похожий по вкусу и по содержанию приправ на тайский. И такой же невкусный. После ужина сели полистать альбом с фотографиями.

— Вот это моя лодка. На ней я плавал по европейским каналам. К сожалению, она потом утонула в Северном море, вместе со всеми отснятыми мной в этом путешествии пленками. А эту фотографию мне прислал один из тех, с кем я познакомился по пути.

— А лодку где взяли?

— Я купил ее в Англии всего за 1500 фунтов, а застраховал на 2500, поэтому, когда она затонула, страховая компания мне именно столько и выплатила. В результате семимесячное путешествие получилось практически даровым. В неделю я тратил примерно по 20$ на бензин, ночлег был бесплатным — спал я прямо в лодке, на еде я тоже экономил, готовя супы и каши на бензиновом примусе. В том путешествии я чувствовал себя удивительно свободным. Мог остановиться, где захочу. Например, целую неделю стоял в самом центре Амстердама, напротив пятизвездочного отеля, и ни копейки за это не заплатил.

— А лицензия на управление лодкой была?

— Нет. Когда я ее регистрировал, я сказал, что у нас в Австралии для управления лодкой достаточно иметь водительские права. Это, конечно, не так. Но мне поверили на слово. И ни разу по этому поводу ко мне полиция не приставала. А вот эту скульптуру я вырезал из дерева во время плавания, — он показал на двухметровую русалку, стоявшую в углу его захламленной комнаты. — Когда целыми днями плывешь, образуется много свободного времени, которое нужно чем-то занять.

— А эта фотография? — Я показал на группу людей в военной форме с винтовками «М-16».

— Это я во Вьетнаме. Меня призвали в армию в 1972 г. и на приемном пункте спросили: «Ты хочешь пойти во Вьетнам? » Я сразу же отказался: «Нет! Не хочу! » Тогда мне говорят: «А на авианосце «Огайо» ты хотел бы служить? » Я согласился. И через месяц оказался во Вьетнаме. Два года воевал в джунглях. Мы ходили в разведку втроем: с вьетнамцем и американцем. А для маскировки все одевались одинаково — во вьетнамскую рабочую одежду. Я был снайпером, несколько раз попадал в переделки. А в одном из боев меня контузило. До сих пор остался тремор, — он показал свои дрожащие руки.

Утром Джон Томсон повел нас показывать «свой» водопад. Он находится на его участке земли и примерно в полтора раза меньше, чем тот, который мы видели в соседнем национальном парке. Но зато это именно его «частный» водопад.

Джон предлагал нам оставаться у него в гостях хоть на неделю. Но виза у нас уже заканчивалась, а как мы выберемся из Австралии, было еще не ясно. Перед отъездом я позвонил в Сидней, в представительство судоходной компании «ФЕСКО». Мы заходили в него, рассказывали о своем путешествии и просили взять нас на грузовое судно до Новой Зеландии. Вадим Эдуардович тогда послал запрос во Владивосток и просил меня позвонить ему через пару дней. Я позвонил. И вот что от него услышал: «Я получил ответ, что на наших судах нет пассажирских кают». Все складывалось так, что нам с Татьяной Александровной не суждено попасть в Новую Зеландию. Мы никак не могли найти «показных денег», необходимых для получения визы. А теперь оказывалось, что, даже если нам это удастся, мы не сможем попасть на судно.

 

Билет в Москву

 

Джон вывез нас на трассу туда же, где мы могли оказаться на сутки раньше, если бы не приняли предложение у него погостить. Вскоре мы уехали на микроавтобусе. На развилке, где нас высадили, в противоположном направлении голосовала пара редких в Австралии хитч-хайкеров. Молодая женщина с мальчиком лет десяти не путешествовали по стране автостопом, а всего лишь собирались доехать на попутках до Байрон-Бэя и вернуться обратно.

В Брисбен нас привез китаец, который, по его словам, живет в Австралии уже двадцать лет. На дорогой «Мерседес» он за это время заработать смог, а вот английский язык толком так и не выучил. Да и зачем? Бизнес, как и большинство китайцев, он ведет только со своими.

Китаец высадил нас на Валче-стрит возле русской церкви. Уже в четвертый раз на этом месте! Вскоре пришла Таня. Она встретила нас как старых знакомых, но извинилась, что не сможет оставить нас у себя, да и на болтовню у нее времени не было. Она работала швеей — шила флаги, но мечтала найти работу по полученной в России специальности — архитектором. Поэтому для повышения квалификации ходила на вечерние курсы компьютерного проектирования. И ей как раз нужно было срочно доделать дипломный проект.

Юре Воробьеву, у которого мы уже несколько раз останавливались, мы не дозвонились. Зато выяснилось, что в Брисбен переехала Ольга, с которой мы познакомились в кентлинских бараках, и мы пошли ночевать к ней на Грейс-стрит — это было всего в десяти минутах ходьбы.

За четыре месяца, которые прошли после нашего отъезда из Кентлина, состоялся суд, на котором Ольгу развели с мужем. Ей удалось доказать, что мужа она бросила не по собственной прихоти, а из-за его издевательств, поэтому ее с Яной не выслали из страны, а дали статус постоянных жителей.

— Был еще один суд. Мой муж заявил, что я украла у него какие-то фотографии и видеокассеты. Он требовал за это с меня четыреста долларов в качестве компенсации. Я не стала спорить. Но посылать чек побоялась. На чеке ведь обязательно нужно указывать свой адрес. А вдруг он именно этого и хотел? Найдет и опять начнет терроризировать! Деньги я перевела через организацию, защищающую женщин от семейного насилия. Мне потом рассказывали, что мои опасения оказались не напрасными. Мой муж, получив у них деньги, но не узнав моего адреса, устроил страшный скандал. А ему сказали: «Чем вы недовольны? Вы хотели денежной компенсации? Вы ее получили. А адрес мы вам никогда не скажем».

— И что же вы собираетесь теперь делать?

— Сейчас мы живем на пособие. Но я хочу устроиться работать по специальности, преподавать балетные танцы. Сейчас пока нашла место, где могу делать это только бесплатно. Но, по крайней мере, я хотя бы форму поддерживаю. А вообще-то мне в Австралии уже все надоело, хочется вернуться назад в Россию. У меня там остались мать и сестра. Я уж не говорю про друзей и любимую работу. Но прямо сейчас я вернуться не могу. Квартиру я там продала, а деньги потратила. Хочу, прежде чем возвращаться, немного здесь заработать.

Ее соседка Лариса, кандидат биологических наук из Новосибирска, приехала в Австралию на год на работу. За время ее отсутствия муж заочно с ней развелся, потому что нашел себе другую женщину. Возвращаться стало некуда. Вот она и осталась в Австралии. Работы по специальности ей найти не удалось, и сейчас она помогает своему австралийскому мужу Ирвину в семейном бизнесе. Они продают вафли, пирожки и прохладительные напитки болельщикам на соседнем бейсбольном стадионе.

Лариса снабжает Ольгу и всех соседей бесплатным хлебом, который ей каждый вечер дают в булочной.

— Однажды я проходила мимо булочной и увидела, как оттуда вынесли мешок с хлебом и выбросили его в мусорный бак. Я возмутилась: «Что же вы делаете! Мне бы отдали! » У нас с мужем тогда дела шли не очень, и денег даже на хлеб не хватало. Поговорила я с владельцем булочной, и мы договорились, что я буду забирать у них хлеб каждый вечер. Нам столько не нужно. Вот я и снабжаю всех соседей, а остаток отношу в свою церковь (она ходит не в православную, а в баптистскую церковь. — Прим. автора.).

Ситуация складывалась так, что, казалось, мы не сможем попасть в Новую Зеландию. Продолжение кругосветки оказалось под вопросом. А в начале июля под Самарой должен был состояться очередной фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина. Татьяне Александровне, которая за 30 лет пропустила только два из них, очень захотелось домой. Деньги на обратный билет у нее были — те самые 1000 долларов, которые она отложила из заработанных на цветочной ферме денег. Билеты в Россию в конце июня — дефицит, но нашлось одно свободное место на рейс, отправлявшийся из Брисбена 26 июня. Оставалось решить, что же делать в оставшиеся три дня. И тут у меня появилась идея.

— А не съездить ли нам на эти дни в Тувумбу и Хамптон? Повидаемся со своими знакомыми…

 

⇐ Предыдущая30313233343536373839Следующая ⇒

Поделиться: