ГЛАВА V СИСТЕМНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕКТОВ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ В ДИАЛЕКТИКЕ К. МАРКСА

Все исследователи — Б. М. Кедров, В. М. Каганов, М. М. Шульман, обращавшиеся к этой теме, были едины в опреде­лении ее центрального пункта, а именно — включения естество­знания как составной части в науку о человеке (26, 27, 29). Эта идея была ведущей в отношении К. Маркса к естествознанию.

Принципиальное отличие подхода Маркса к науке о природе состояло в том, что последнюю он рассматривал лишь в связи с потребностями человека. Именно Марксу принадлежит одна из первых формулировок так называемого «антропного принципа», согласно которому историю природы нельзя отделить от истории человека. Убеждение в материальном единстве мира обусловли­вало монистический подход к знанию о мире, т. е. о природной и социальной организации материи, взятых в их единстве. Начи­ная с самых ранних работ, К. Маркс последовательно выступал против концепций, в которых «история природы, так называемое естествознание, противопоставлялось истории человека, «как будто человек не имеет всегда перед собой историческую природу и природную историю» (17, 16, 43). Вот почему объектом критики К. Маркса стала такая спиритуалистическая концепция, которая отрывает историю от естествознания и промышленности (16, 166).

Обосновывая материалистическое понимание истории, К. Маркс писал: «Мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны: до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга» (17, 16). С устранением «главного не­достатка всего предшествующего материализма», т. е. с преодо­лением подхода, при котором «предмет, действительность, чув­ственность берется в форме объекта, или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятельность, практика, не субъ­ективно», откроется путь к преодолению разрыва между гумани­тарным и естественнонаучными знаниями, к преодолению методо-

90

логического дуализма истории и естествознания (1, 261). «Впоследствии,— писал К. Маркс еще в 1844 г.,— естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука» (2, 124).

Итак, основы взаимодействия природы и общества были ко­ренным образом переосмыслены К. Марксом. В исторической кон­цепции Маркса природа превращается из внешнего, противодей­ствующего человеку фактора в необходимое условие целе­направленной предметной деятельности, в «неотчуждаемое условие» существования и воспроизводства постоянно сменяю­щих друг друга поколений. «Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть» (2, 92).

«В объяснении,— подчеркивал К. Маркс,— нуждается (или результатом некоторого исторического процесса является) не единство живых и деятельных людей с природными, неоргани­ческими условиями их обмена веществ с природой... а разрыв между этими неорганическими условиями человеческого сущест­вования и самим этим деятельным существованием, разрыв, впервые полностью развившийся лишь в форме наемного труда и капитала» (3, 478).

Как же складывался этот разрыв исторически? По Марксу, в докапиталистических формах общественной жизни производи­тельность людей развивалась «лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах». В традиционном обществе целью про­изводства было воспроизводство производителя вместе с объек­тивными условиями его существования. В земледелии как реаль­ном базисе этого общества сращенность индивида с условиями своего труда была столь велика, что природа выступала просто как объективная форма существования самого индивида, как простое продолжение его тела. Вместе с тем природопользовании складывалось как стихийный процесс, почти целиком зависящий от воспроизводственной деятельности самой природы. Как указывал К.Маркс, в докапиталистических формах земледелия природные силы еще не подчинены непосредственному процессу производства, человек выступает лишь как помощник природного процесса, который им не контролируется (5, 478). Если, в рамках традиционного общества человек был слит с природой, то в усло­виях зарождающегося капитализма природа становится объектом эксплуатации и покорения. Ее нужно «пытать», над нею нужно насильничать, чтобы выведать ее тайны.

Когда работник лишается собственности на свой труд, это отделение работника от средств производства вместе с тем зна-

91

 

менует новую эпоху в отделении человека от природы, т. е. дальнейшее углубление конфликта между ними. Именно капи­талистический способ производства создает «систему всеобщей эксплуатации природных и человеческих свойств» (3, 386). При том общественном строе, где господствует хищническое отношение к живому труду, его неизбежным продолжением (и дополнением) становится тимур-тамерлановская расточительность по отноше­нию к силам неодушевленной природы.

Поскольку продукт оборачивается против своего создателя, поскольку он выступает как вещь, господствующая над живым трудом и враждебная живому труду, живой труд, в свою очередь, относится враждебно к созданному им же продукту. В этом пункте общественного процесса отчуждение продукта от производителя неизбежно перерастает в отчуждение производителя от обраба­тываемой им природы. Иначе говоря, подчинение капиталу при­водит труд к его «закабалению природой» (2, 89), поскольку в системе капиталистического производства рабочий «отстранен от пользования природой и ее продуктами» (5, 120).

Вместе с тем человечество обязано капитализму невиданным ранее развитием производительных сил, созданием современного машинного производства и современных технологий. По мере освобождения человеческого общества от первоначальной при­родной скованности естествознание превращается в науку, на но­вой исторической основе возникает общественный институт, ко­торый выступает «фактором, так сказать, функцией процесса про­изводства» (5, 553). В соответствии с исторически сложившими­ся задачами рождается естествознание, которое учит тому, как «заменять труд человека силами природы...» (9, 613). В свою оче­редь все новые и новые триумфы естествознания приводят к ко­ренным мировоззренческим сдвигам.

В XIX в. одним из наиболее фундаментальных открытий естествознания, способствующих выработке широкого взгляда на мир природы и место в ней самого человека, открытием, имею­щим глубокое мировоззренческое значение, было создание Ч. Дар­виным теории эволюции биологических видов.

В июне 1859 г. вышла в свет работа «К критике политиче­ской экономии», в которой К. Маркс впервые опубликовал оформленный в виде теории свой диалектико-материалистический взгляд на общественные отношения, а в ноябре 1859 г. Ч. Дарвин опубликовал основной труд по теории развития органического мира — «Происхождение видов». Относящаяся к этому времени переписка между К. Марксом и Ф. Энгельсом свидетельствует о том, что родоначальники марксизма оценили появление книги Ч. Дарвина как крупное событие не только научной, но и общест­венной жизни, как рождение и научное обоснование теории, на-

92

 

носящей сильнейший удар метафизическому взгляду на природу, всем разновидностям «телеологии» в естественных науках. Отда­вая дань уважения создателю теории биологической эволюции, К. Маркс дважды вступал в переписку с Ч. Дарвиным. В 1873 г. К. Маркс послал Дарвину экземпляр французского издания I тома «Капитала». Отвечая признательностью за сделанный ему подарок, Ч. Дарвин писал: «...Я искренне желал бы быть более достойным его получения, лучше разбираясь в этом глу­боком и важном вопросе политической экономии. Сколь ни были бы различными наши научные интересы, я полагаю, что мы оба искренне желаем расширения познания и что оно в конце кон­цов несомненно послужит к возрастанию счастья человечества» (25, 233).

В 1880 г. при подготовке первого английского издания К. Маркс обратился к Ч. Дарвину за разрешением посвятить ему 12 и 13 главы «Капитала» или I том в целом. Тем самым Маркс хотел публично засвидетельствовать, как высоко он ценит дарвиновское учение. Поблагодарив Маркса, за оказываемую ему честь, Ч. Дарвин все же не пошел ему навстречу, не решившись взять на себя ответственность за причастность своих работ, на которые К. Маркс ссылался в «Капитале», к марксистской идео­логии и диалектико-материалистическому мировоззрению. Оче­видно, признание заслуг Ч. Дарвина перед мировой наукой и че­ловечеством для К. Маркса не было чем-то случайным. Хорошо известно, что свои собственные достижения в политической эко­номии К. Маркс сравнивал с тем, что сделал Ч. Дарвин в своей научной области. Если Ч. Дарвин открыл закон развития органи­ческого мира, то К. Маркс открыл закон развития человеческой истории. В «Капитале» К. Маркс доказывает, что современное общество, рассматриваемое экономически, чревато новой, более высокой формой. Поэтому в рецензии на I том «Капитала» для газеты «ВеоЬасhtег» Энгельс по существу воспроизвел Марксову самооценку, когда написал: «...Он (Маркс.— Е. Р.) в области общественных отношений стремится установить в качестве закона лишь тот же самый постепенный процесс преобразования, который Дарвин установил в области естественной истории» (13, 232).

В марксистской литературе стало традиционным сравнение двух корифеев науки — Дарвина и Маркса, двух учений — дарви­низма и марксизма. Г. В. Плеханов писал, что Маркс сходился с Дарвиным, что дух «исследования решительно одинаков у обоих мыслителей» (28, 690).

По случаю 50-летия со дня смерти Ч. Дарвина в 1932 г. на торжественном заседании с заглавным докладом выступил Н. И. Бухарин. «На протяжении XIX столетия,— говорил он,— нельзя отметить двух других имен, кроме Дарвина и Маркса, ко-

93

 

торые бы выражали целые громаднейшие перевороты во всей мыслительной ориентации многих миллионов людей» (21, 87). Подчеркивая огромное значение дарвинизма для всего мировоз­зрения, Н. И. Бухарин отмечал, что дарвинизмом впервые были вскрыты объективные законы развития органического мира. Впер­вые процесс развития этого мира был понят как естественноисторический процесс. Впервые были вскрыты причинные основы целесообразности в природе. Тем самым дарвинизм выступил как пожиратель теологии и телеологии. Впервые человек, как биоло­гический вид сам был понят как продукт исторического развития.

«Тот, кто не смотрит подобно дикарю на явления природы как нечто бессвязное, не может больше думать, чтобы человек был плодом отдельного акта творения. Он должен будет признаться, что близкое сходство между человеческим зародышем и зароды­шем, например, собаки,— тождество в плане строения черепа, ко­нечностей и всего тела у человека и других млекопитающих, не­зависимо от употребления, которое могут иметь эти части — появление время от времени различных образований вновь, на­пример, некоторых мышц, которых человек обыкновенно не имеет, но которые свойственны четвероруким, и множество других ана­логичных фактов,— все это ведет весьма положительным обра­зом к заключению, что человек и другие млекопитающие про­изошли от одного общего предка» (25, 645—646). Дарвиновская идея единства человека со всем животным миром служила ве­сомым аргументом в рассуждениях Н. И. Бухарина. Закономер­ности развития вида,— говорил Н. И. Бухарин,— трансформи­руются в закономерности историко-общественного развития: «Ка­чественно особым продолжением истории вида является история общества в чередовании его конкретных экономических форма­ций. Таким образом, между дарвинизмом и марксизмом неиз­бежно возникает особая связь, диктуемая связью объектов по­знания, их исторической преемственностью и материалистической основой метода» (21, 113—114).

В чем же состоял тот закон развития, который сформулировал сам Ч. Дарвин? Подводя итог своим размышлениям о законо­мерностях изменения и развития органических форм, перехода от одной формы к другой, в первом издании «Происхождения видов» Ч. Дарвин писал: «Есть величие в этом воззрении, по ко­торому жизнь с ее различными проявлениями была вдохнута сначала в одну или ограниченное число форм, и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным зако­нам тяготения, из такого простого начала (курсив наш.—Е. Р.) развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и изумительных форм» (22, 666).

94

 

Итак, развитие органического мира начинается, согласно Ч. Дарвину, с отдельных форм жизни, ограниченных в числе, причем движущим началом развития является активность, при­сущая структурным единицам жизни—организмам. Продуктом этой активности, которую Ч. Дарвин обозначил термином «борьба за жизнь», является и «естественный отбор», и «сохранение благоприятствуемых пород». Вот почему в связи с выходом в свет «Происхождения видов» К. Маркс имел полное право написать, что «...эта книга дает естественноисторическую основу для наших взглядов» (11, 102). Со своей стороны, анализ буржуазного спосо­ба производства и процесса его становления К. Маркс начинает с выявления его предпосылок, с анализа отдельного товара (Seine в политической экономии). Маркс исходит из первого и наиболее простого экономического отношения, которое исторически и фак­тически находится перед ним,— из отношения двух товаропроиз­водителей, каждый из которых представляет свои особые инте­ресы — покупателя и продавца. Известно, что в работе «К критике политической экономии» Маркс еще не прослеживает раз­витие форм стоимости — от простой к денежной. Такое прослежи­вание становится отправным пунктом анализа возникновения ка­питала из денег на следующем этапе теоретического исследова­ния — в I томе «Капитала». Но уже в ноябре 1857 г. Маркс запи­шет: «Деньги как капитал можно рассматривать как более высо­кую реализацию денег, подобно тому как можно сказать, что обезьяна развивается в человека» (3, 198). (Знаменательно, что это написано задолго до выхода в свет фундаментальных работ Ч. Дарвина.) Развернув исследование эволюции форм стоимости от единичной к всеобщей (составляющей основу денежной формы стоимости), в «Капитале» К. Маркс показал, что именно простую форму стоимости следует считать «конституирующим элементом» формы II и всех последующих форм. Но если простая форма стоимости рассматривается как конституирующий элемент, то именно единичное выступает конституирующим элементом осо­бенного (формы II ) и всеобщего (формы III). Собственно го­воря, регулярная воспроизводим ость конституирующего элемента, и составляет всеобщность, где бы она ни получала реальное осуществление: в природе или в обществе. Форма всеобщности, т. е. закон перехода от формы I к формам II, III, IV, сама строится по мере перехода от низшего к высшему, от неразвитого, рассеян­ного состояния элементов к их объединению в первоначальную систему, а затем — в высшую целостность. Как известно, метод восхождения от простого отношения рассеянных элементов к их единству в составе конкретной целостности Маркс считал един­ственно правильным в научном отношении. Так, мы можем убе­диться, что единство задачи обусловило единство метода научного

95

 

исследования, выбранного как Ч. Дарвиным, так и К. Марксом. Но если Ч. Дарвин к выработке своего метода пришел стихийно, на ощупь, под давлением колоссального массива накопленных им фактов о «трансмутации видов», то К. Маркс руководствовал­ся сознательно выработанной им философской методологией, взя­той в высшей точке ее развития и впитавшей в себя все достиже­ния диалектической мысли. С ограниченностью эмпирически выработанного метода в сопоставлении с прорефлектированным методом философии неизбежно были связаны известные промахи и просчеты дарвиновской мысли. Так, например, Дарвин писал: «...В вызывании какого-либо определенного изменения условия существования играют подчиненную роль, подобную той, какую играет искра в воспламенении груды горючего материала; харак­тер пламени зависит при этом от горючего вещества, а не от искры» (23, 673).

Здесь содержится верная мысль, что ведущий фактор видо­образования — природа организма, зависимый — природа усло­вий, но механизм соотнесения того и другого у Ч. Дарвина остался не до конца эксплицирован. С позиций Марксовой диалек­тики принципом соотнесения изначальной активности, присущей системообразующим элементам, с внешними воздействиями является структура самополагания. В процессе самополагания в силу импульса, разворачивающегося изнутри системы, достигну­тый результат оборачивается или обращается на восполнение затрат, связанных с его собственным возникновением. Индуцирование воздействия следствия на свою причину — такова отли­чительная особенность отношения самополагания. Самая простая форма — зачинатель самополагающей деятельности — индуци­рует, направляет оборачивание достигнутого результата на свои собственные нужды. Импульс к оборачиванию результата на нужды первоначальной формы самополагайщей деятельности исходит от нее самой, а не от какого-либо внешнего фактора. Тем самым баланс вещества и энергии, поступающих в первич­ную форму, оказывается выше баланса вещества и энергии, затрачиваемых организмом для приспособления к среде обитания (10, 305).

Самополагающая деятельность является своеобразным типом поисковой деятельности, которая обеспечивает вступление орга­низмов в контакты не только со средой, но и между собой. На пересечении поисковых движений, присущих отдельным организ­мам, завязываются те системообразующие отношения, которые затем становятся основой формирования популяций, видов и таксонов. Заложенный в системообразующий процесс принцип самополагания своим результатом имеет завоевание системой (как чем-то ставшим) известной автономии, той самодостаточно-

96

 

мсти, которая в ходе дальнейшего развития обеспечивает превра­щение системы в целостность. Целостность тем и отличается от системы, что она выступает как своеобразный атом, как инди­видуум, как неделимое образование, а потому никакими мето­дами непосредственно не сводимая, не редуцируемая к другой целостности как того же самого, так и низшего или высшего по­рядка. У животных организмов нередуцируемость одного вида к другому обнаруживается как биологическая форма изоляции их друг от друга, на уровне биологической особи появляется иммунологическая несовместимость тканей и т. д. Поэтому для превра­щения одной целостности в другую и, следовательно, для того, чтобы сам процесс эволюции одного вида в другой стал возмо­жен, структура целостности, подлежащей преобразованию, должна быть расшатана, элементы, составляющие целостность, в известном смысле должны быть диссоциированы. Только за счет размывания и разрушения структуры прежней целостности на ее «обломках» может возникнуть структура более высокого порядка, «... если установившийся характер вида однажды сломлен,— подчеркивает Дарвин,— желательная вариация рано или поздно появится» (23, 649).

           [Это пример неадекватности системного мышления – движение от частей к целому. Целое не трансформируется в другую целостность, а каждый раз создается заново как целое.]

Следовательно, законом перехода одной исторической формы в другую, более высокую, является движение от рассеянных диссоциированных элементов к их объединению в систему, а затем движение от образования системы к превращению ее в целост­ность. Выделяя этап, предшествующий превращению капитала из системы в целостность, т. е. этап становления капитала капиталом, этап его развития до появления самого капиталистического про­цесса производства, К. Маркс следующим образом характеризует возникновение этой общественной формы. На этапе своего зарождения капитал «...есть осадок процесса разложения некоторой дру­гой формы общества. Здесь он — продукт некоторой другой фор­мы, а не продукт своего собственного производства, как это имеет место позже» (10, 516).

Когда процесс обращения, охватывающий многочисленные продажи и многочисленные покупки, вовлекает в свою орбиту особый товар — рабочую силу, то, с одной стороны, он приобре­тает всеобъемлющий характер, а, с другой,— он оказывается в подчинении у процесса производства, у производительного соединения рабочей силы со средствами труда. Следовательно, здесь происходит своеобразное переворачивание исходного отно­шения: в процессе кругооборота капитала момент обращения полагается самим производством капитала как некоторой само­возрастающей стоимости. Всеобщая формула капитала Д—Т—Д вместо того, чтобы быть исходным пунктом самоформирования капитала становится наличным продуктом. Иначе говоря, этап

87

 

стягивания элементов в систему знаменует собой достижения в процессе развития данной целостности специфического узлового пункта, отличительный характер которого связан с переворачиванием исходного отношения, с его инверсией, в ходе которой господствующий элемент становится подчиненным, а подчиненный становится господствующим: детерминируемое и детерминирующее меняются местами. Точно также в процессе биологической эволюции на основе дивергенции отдельных форм возникает видообразующий признак; системообразующее отношение вида как целостности. Соответствующий признак из продукта развития становится условием дальнейшего существования и всей после­дующей истории вида: детерминируемое в свою очередь стано­вится детерминирующим.

Таким образом, и здесь обнаруживает себя эффект оборачи­вания исходного отношения как необходимый момент развития вполне определенной целостности, к какому бы типу она ни при­надлежала — биологических, или социальных организмов.

Именно на успехи естествознания ссылался К. Маркс в «Пре­дисловии» к первому изданию «Капитала», когда писал, что «развитое тело легче изучать, чем клеточку тела» (6,6). Маркс сочувственно цитирует статью о методе «Капитала», опубликован­ную в петербургском «Вестнике Европы» в мае 1872 г. Ее автор И. И. Кауфман усматривал научную ценность выполненного Марксом исследования капиталистического способа производства «в выяснении тех частных законов, которым подчиняются воз­никновение, существование, развитие, смерть данного социаль­ного организма и заменение его другим, высшим» (6, 21).

По мысли К. Маркса, обществоведы должны изучать свой предмет так же строго научно, как естествоиспытатель изучает процессы природы, наблюдая процессы, явления там, где они проявляются в наиболее отчетливой форме и наименее затем­няются нарушающими их влияниями. По тем же основаниям Маркс широко использует достижения химии, биологии и других естественных наук при рассмотрении проблем политической эко­номии, а также для экспликации своих философских положений и выводов. Обосновывая важность количественного подхода в политической экономии, Маркс указывает на единообразие коли­чественного приравнивания друг другу явлений и в природе, и в обществе. Свою мысль он поясняет процедурой сопоставле­ния двух изомеров, представляющих собой различные вещества, но состоящих каждый из одних и тех же химических элементов — углерода, водорода и кислорода, и притом в одном и том же про­центном отношении, а именно: С₄Н₈0₂. «Посредством приравни­вания муравьино-пропилового эфира к масляной кислоте была бы выражена... их химическая субстанция в отличие от их физи-

98

 

ческой формы»,— указывал Маркс (6, 59). Подобно изомерам, и все другие, самые разнообразные предметы и явления становятся количественно сравнимыми, соизмеримыми величинами лишь как выражения одного и того же единства . Справедливость одного из основных законов диалектики, согласно которому чисто коли­чественные изменения на известной ступени переходят в качест­венные различия, по словам Маркса, подтверждается в полити­ческой экономии как и в естествознании. При этом он ссылается на химическое учение «о гомологических рядах», в которых путем простого количественного прибавления группы СН2 к моле­кулярной формуле каждый раз получается качественно различ­ное химическое соединение (6, 318). Напомнив, что Дарвин инте­ресовался историей естественной технологии, т. е. образованием растительных и животных органов, «которые играют роль орудий производства в жизни растений и животных», Маркс добавляет, что такого же, если не большего, внимания заслуживает история образования производительных органов общественного человека (6, 383). При этом Маркс выделяет следующее место из работы Ч. Дарвина «Происхождение видов»: «...Ножи, предназначенные для того, чтобы резать самые разнообразные вещи, могут в общем сохранять более или менее одинаковую форму, но раз инстру­мент предназначен для одного какого-либо употребления, он при переходе к другому употреблению должен изменить и свою форму» (6, 383). По существу та же методология была исполь­зована самим Марксом при рассмотрении функций денег и пре­образования их исторической формы.

Оценивая приверженность К. Маркса научному способу дока­зательства экономических истин, В. И: Ленин подчеркнул, что опора на методологию естествознания способствовала тому, что «Капитал» является «одним из замечательнейших образцов не­умолимой объективности в исследовании общественных явлений» (18, 547).

Интерес к количественному выражению экономических зави­симостей обусловил систематические занятия К. Марксом мате­матикой: ее историей, поиском математической формы обработки количественных соотношений.

В 60-е гг. Маркс считает математику единственным занятием, которое среди треволнений личной жизни способно поддержать необходимое душевное равновесие. О периоде 70-х гг. Энгельс впоследствии писал: «После 1870 г. снова наступила пауза, обусловленная главным образом болезненным состоянием Маркса. По обыкновению, он заполнил это время изучением; агрономия, американские и в особенности русские поземельные отношения, денежный рынок и банки, наконец, естественные науки: геология и физиология, и в особенности самостоятельные

99

 

математические работы составляют содержание многочисленных тетрадей Маркса с выписками, относящимися к этому времени» (14,8).

Специальный интерес К. Маркса к математическому аппара­ту естественных наук нашел свое отражение в углубленных за­нятиях аналитической геометрией, алгеброй (главным образом, общей теорией уравнений) и, в особенности, математическим анализом. Маркс изучал аппарат математического анализа с целью раскрыть тайну, окружающую «еще и в наше время те величины, которые применяются в исчислении бесконечно ма­лых,— дифференциалы и бесконечно малые разных порядков...» (15, 582). Он проанализировал все способы обоснования матема­тического анализа — вплоть до работ французского математика О. Коши—и показал их неудовлетворительность. Затем Маркс приступил к систематическому изложению своей точки зрения, изложенной в двух работах 1881 г.: «О понятии производной функции» и «О дифференциале». Смерть помешала ему завер­шить третью работу, относящуюся к истории методов дифферен­циального исчисления. В соответствии с принципами диалектиче­ской логики, любое понятие или метод Маркс рассматривает с точки зрения развития его из первоначальных, неразвитых форм. Вот почему особое внимание он уделяет вопросу о предпосылках создания дифференциального исчисления: о тех операциях и по­нятиях элементарной алгебры, которые явились неразвитыми фор­мами понятий и методов математического анализа.

В связи с проделанной работой Марксу удалось сформулиро­вать новое понятие дифференциала как оперативного символа. В самой математике аналогичная идея впервые возникла лишь в 1911 г. (в работах французского математика Ж. Адамара) у связи с обобщением классического анализа на функциональный.

По Марксу, история основных методов дифференциального исчисления распадается на три периода: 1. «Мистического диф­ференциального исчисления» Ньютона и Лейбница. 2. «Рацио­нального» дифференциального исчисления Эйлера и Даламбера. 3. «Чисто алгебраического исчисления» Лангранжа. На первом этапе как способ введения, так и способ удаления дифференци­альных символов в системе математических вычислений оставал­ся невыясненным, и именно поэтому мистифицировался. Возьмем, к примеру, дифференциал от х³; почему такие члены дифферен­циального уравнения, как ЗхdХ² и dХ³, подлежат удалению? «Ответ очень прост: это нашли чисто экспериментально» (12, 167).

Поскольку непонятен переход от алгебраических операций, допустимых в бесконечном числе, к собственно оперативной формуле, то устраняющие ошибку, вычисления члены уравнения фокуснически удалялись без всякого логического обоснования.

100

 

Таким образом, ошибка Ньютона и Лейбница состояла в том, что они игнорировали алгебраические корни дифференциального ис­числения. В противовес внеисторическому подходу Ньютона и Лейбница К. Маркс подчеркивает, что вся суть дела в оборачи­вании постановки вопроса. Такая инверсия состоит в том, что «... дифференциальные символы, в данном случае символический дифференциальный коэффициент, возникающие первоначально лишь как символические выражения алгебраически выполненных процессов дифференцирования, необходимо снова превращаются в самостоятельные исходные пункты, в символы операций, кото­рые еще только предстоит выполнить, или в оперативные симво­лы. Вследствие этого и возникшие на алгебраическом пути симво­лические уравнения превращаются в символические оперативные уравнения... Но лишь с того момента, когда дифференциал функционирует как исходный пункт исчисления, завершено обора­чивание алгебраического метода дифференцирования, и диффе­ренциальное исчисление само выступает поэтому как совершенно особый, специфический способ вычисления с переменными вели­чинами» (12, 65).

Проблему соотношения дифференциального коэффициента с дифференциалом Маркс в свою очередь рассматривал как проблему оборачивания метода. Дифференциальные коэффи­циенты Маркс рассматривал «как готовые дифференциальные сим­волы, реальные значения которых подобны теням, тело которых нужно отыскать». Реальные дифференциальные коэффициенты соответствуют производным функциям F (х). Поэтому, если от­ношения дифференциалов первоначально «...представляют собой результат пройденных процессов дифференцирования, то именно в силу этого они могут играть и обратную роль — символов тех операций, которым еще только полагается подвергнуть перемен­ные, т. е. оперативных символов, фигурирующих уже не как ре­зультат, а как исходный пункт,— и в этом и состоит их сущест­венная роль в дифференциальном исчислении» (12, 113). Маркс считал также, что там, где оборачивание метода возникло из алгебраического движения функций, оно само алгебраически обосновано. «... Благодаря общим уравнениям, где справа стоит лишь нуль, мы привыкли мыслить инициативу на левой стороне»,— констатирует он (12, 119).

Применительно к уравнению dу/dх==G(х)f^/(х)+f(х)G(х) Маркс пишет: «Здесь, где дифференциал играет уже роль гото­вого оперативного символа, мы выводим из него дифференциаль­ные коэффициенты, в то время как в первоначальном алгебраи­ческом развитии, наоборот, дифференциал был получен из уравне­ния для дифференциальных коэффициентов» (12, 97).

Иначе говоря, способ первоначального алгебраического вывода снова

101

 

превращается в свою противоположность. Мы видим, таким образом, что развитие теории дифференцирования как ло­гической организации знания особого рода подчиняется общим диалектическим законам. Марксом впервые в истории математики было показано, как складывается этап превращения системы на­учного знания в своеобразную целостность, как она возникает на базе стягивания в систему продуктов предшествующего развития математического знания. Оборачивание проблемы поднимает математическое знание на более высокий уровень, когда диффе­ренциальное исчисление «оперирует уже самостоятельно, на собственной почве». Само оборачивание метода отнюдь не озна­чает, что развитие теоретического знания прекратилось или как-то застопорилось. Напротив, Маркс выделяет в качестве самостоя­тельного предмета исследования задачу периоаизарии внутшенна­го члейениф теории, складывающейся на протяжении рюда аеков в гаветшениую релортность. Тем самым в «Математических рукописях» К. Маркс наряду с Энгельсом исключительно успешно решал задачу: вооружить как современное, так и идущее ему на смену естествознание мировоззрением и методом, адекватным его социальному призванию, вооружить науку естествознания теорией и методом материалисти­ческой диалектики. Дальнейшее развитие естествознания дей­ствительно оправдало надежды, связанные классиками марксиз­ма-ленинизма с его достижениями.

Продолжая традицию марксизма и развивая сформулирован­ные в «Капитале» и других произведениях Маркса и Энгельса по­ложения марксизма о закономерностях соотношения обществен­ных и естественных наук, Ленин показал, что ток от естество­знания к обществоведению в современную эпоху, в XX в., являет­ся «не менее, если не более, могущественным», чем в предшествую­щую. При этом Ленин подчеркивал, что научное исследование вопроса об этом «токе» должно опираться на анализ «философ­ских предпосылок и выводов естествознания» (19, 41).

Научное исследование проблемы привело Ленина к выводу, что «именно... ток от естествознания к обществоведению... делает неизбежной» идею естественного закона в политической экономии, что именно марксизм «окончатевьно обосновал эту идею, очистив ее от метафизических (в марксистском значении этого териина), т.е. антидиалектических —(Е. Р.) неточностей и недостатков, что «для естественного закона в функционировании и развитии общества не приходит в упадок, а крепнет все более и более» (19, 42).

Нв той от"естиствжзнамия а обшествовеаениш явгяется вааим_ным) Общестзеннре науки(в сдою кчеридь йткръваюр пешед астеът­вознаиием(новте парсплктииы ргзвирия.            

102

 

В своих исследованиях проблем сельскохозяйственного про­изводства, в частности, проблемы плодородия почвы, Маркс опирался на современные ему достижения химии, в особенности на работы Ю. Либиха, «одну из бессмертных заслуг» которого он усматривал в выяснении «отрицательной стороны современного земледелия, с точки зрения естествознания» (6, 515). Отсюда соб­ственный вывод Маркса гласил, что в балансе общественного воспроизводства нарушением равновесия между расходом и при­ходом «в одинаковой мере может быть вызвано истощение как рабочего, так и земли. (7, 133).

Вот почему, если социализм призван ликвидировать отчуждение работника от собственности на средства производства, а, следовательно, и отстранение рабочего от пользования природой и ее продуктами, то общество, организованное в соответствии с так понятыми принципами, нуждается в том, чтобы осуществлять коллективный, решительный, дальновидный контроль «над про­изводством сырья» (8, 337). Свободный труд свободного работ­ника призван возвыситься до формы деятельности, «управляющей всеми силами природы» (4, 110).

Эта мысль К. Маркса прямо перекликается с выводами акаде­мика Е. К. Федорова о том, что человечеству предстоит в бли­жайшем будущем сделать очень ответственный шаг — стать орга­низатором природы в масштабе всей планеты (30).

Свое превосходство над природой общество должно исполь­зовать не для ее подавления, а для ее возвышения. Челове­чество приблизилось к тому критическому порогу, за которым начинается фаза управляемой эволюции природы. С этой точки зрения сохранение природы означает необходимость «воспроиз­водства природных процессов в соответствии с их исторически сложившимися природными закономерностями» (20, 42).

Так в наши дни оправдывается предвидение Н. И. Бухарина о том, что, выросши из практики в мощное теоретическое построе­ние, дарвинизм делается рычагом дальнейшего практического дей­ствия. Обогащенный законами «образования новых комбинаций на основе работ Менделя - Моргана», дарвинизм становится «зоо- и фитоинженерией в общественном масштабе» (21, 118).

103

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: