Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Тот сердцем русский человек.



 

       Сбалансированную позицию занимал назначенный в феврале 1905г. новым наместником Кавказа граф Илларион Воронцов-Дашков, пытавшийся маневрировать между государственной политикой по минимизации армянского влияния на Кавказе (и дополнявшей этот курс программой пантюркистов по истреблению армян) и своими собственными позициями, которые отличались от «основного курса», оставаясь при этом, конечно, великодержавными. Нюанс в том, что Воронцов-Дашков предметно осознавал изначально искаженный характер представления русскому истеблишменту армянского фактора именно как фактора деструктивного.

       Наместник видел совершенно очевидную неподкованность министра Петра Столыпина в «кавказских делах», особенно по части «армяно-татарского вопроса» и сущности пантюркизма (Столыпин тогда находился в заложниках стереотипного мышления, обозначенных Величко клише). К примеру, он писал:

«Из полученных министерством сведений выяснилось, что созыв делегатского собрания в Эчмиадзине <...> подготовлялся преимущественно под давлением группы социал-революционеров, овладевших дряхлым... Патриархом, с целью

обсуждения не столько дел армянской церкви, сколько вопросов русской революции <…> съезд уже закрыт эриванским генерал-губернатором, который предложил прокурору Эчмиадзинского синода объявить об этом Католикосу и просить его не допускать дальнейших собраний и проживания делегатов в монастыре»[126]

 

       Сотрудничество нефтепромышленников-армян, национальных партий и Армянской Церкви, ориентированное на курс сохранения - именно в сложной среде представителей разделенного между двумя империями народа - своего «национального самосознания», трактовалось на фоне поддержки российскому революционному движению, вкладывалось в контекст призывов к свержению самодержавия. Сама проблема (в такой вот своей постановке) не переставала беспокоить правительственные круги, особенно Министерство внутренних дел (что неудивительно: Столыпин одновременно являлся и главой правительства).

       И напрасно Илларион Воронцов-Дашков пытался довести до сведения правительственных кругов необходимость сворачивания курса армянских притеснений, напрасно он пытался вразумить того же Столыпина в том, что именно армяне являются самым надежным оплотом империи на Кавказе. Более того, в конце 1906г. министр намерился руками самого наместника «отправить на пенсию» Католикоса Мкртича Хримяна. В датируемом 24 декабря письме Столыпин пишет Воронцову-Дашкову: 

       «Не могу не обратить внимания <..> на основании донесений прокурора Эчмиадзинского Синода, тревожные сведения о состоянии управления Армяно-Григорианскою церковью на Кавказе. Находящийся во главе этого управления Патриарх-Католикос Мкртич подпал, очевидно, под влияние окружающих его лиц из числа приверженцев армянских революционных партий, совершенно овладевших делами Эчмиадзинского Патриархата и личностью его самого..., и

не в силах противодействовать осуществлению составляемых ими всякого рода революционных проектов в пределах управления означенною церковью. Далее вредное влияние приверженцев армянских революционных партий на Патриарха проявляется в деле учебно-воспитательном: на должность ректора Тифлисской семинарии назначен Сиракан Тигранян без соблюдения закона 18 октября 1903 года, а на должность ректора Эчмиадзинской Академии – архимандрит Месроп, оба <..> социал-демократы, проводящие притом в состав

учительского персонала людей своей партии. Их развращающее влияние на молодежь уже обнаружилось: Эчмиадзинская Академия давно превратилась в арену пропаганды, склад оружия и нелегальной литературы, и в стенах этого

заведения постоянно пребывают <...> агитаторы. Изложенные обстоятельства, с очевидностью свидетельствуя о полном несоответствии в настоящее время личности Патриарха-Католикоса Мкртича занимаемому высокому положению главы Армяно-Григорианской церкви и о неспособности его вести управление делами последней в духе законности <…>

       Я <...> сознаю, что принятие каких-либо исключительных мероприятий по отношению к Католикосу представлялось бы в настоящее время крайне нежелательным, но, с другой стороны, не считаю вправе допускать дальнейшее существование такого положения вещей, которое, свидетельствуя об отсутствии надлежащей твердости у правительства, могло бы, наконец, привести к таким последствиям, которые оказались бы уже совершенно неотвратимыми. Не предрешая пока, в чем бы должны заключаться эти меры, я полагаю, однако, что первым долгом надлежало бы Патриарху-Католикосу всех армян Мкртичу, ввиду его болезненного состояния и старости, предложить уйти по собственному желанию на покой, разрешив ему проживать в Эчмиадзинском монастыре и обеспечив его соответствующей пенсиею, однако с полным устранением от заведования делами. Самое управление делами Армяно-Григорианской церкви надлежало бы возложить до смерти Католикоса на Эчмиадзинский Синод»[127].

       В ответном письме граф Илларион Воронцов-Дашков подчеркнул, что не считает целесообразным высказаться по вопросу «об отправке Католикоса на покой и возложении на Эчмиадзинский Синод управление делами Армянской Церкви»[128]. Во многом благодаря позиции наместника этот сценарий был по крайней мере «заморожен».

       В рассматриваемом контексте ценны и замечания Александра Парвуса – деятеля крайне пристрастного, близкого к пантюркистским кругам, являвшегося в свое время экономическим советником младотурецкого правительства.

       В 1915г. им был составлен «План Русской революции», в котором читаем: «В Баку <...> можно без особых трудов привнести забастовку. Нельзя оставлять без внимания также, что большая часть работников здесь татары, то есть мусульмане. Если будет забастовка, то появятся попытки, как в 1905г., поджечь нефтяные скважины и склады нефти»[129].

       Далее: «Во время революции в рядах социал-демократов было несколько армян, а другие группировались вокруг армянских националистических партий, которые уже давно ушли от своих сепаратистских настроений… В забастовках принимали участие татарские рабочие. Вообще же татарское население играло реакционную роль. Они были настроены против армян агентами правительства из Петрограда. Это привело к кровавым стычкам между ними»[130].

       Таким образом, азербайджанский тезис о том, что в начале прошлого столетия «организаторы резни пытались сформировать отрицательный образ азербайджанца», не выдерживает критики. Вопрос даже не в том, что подобного «образа» тогда не существовало по определению, а почти в обратном – как раз в преддверии резни впервые и начал писаться этот образ, и писался он Величко нарочито позитивным («У адербейджанцев кровь несомненно благородная; они от природы добры, мужественны, великодушны, способны к умственному развитию»).

       Таким образом, к началу «армяно-татарской резни» в Баку уже была сформирована необходимая общественно-эмоциональная среда для грядущего кровопролития. Настроения конструировались умело: в преддверии очередной бойни «полицейские чины сообщали татарам, что армяне собираются устроить им резню, и настойчиво советовали опередить армян»[131].

       Известно, что полицейские приставы Шахтахтинский и Мамедбеков раздавали татарам «листки, в которых указывалось, что армяне на Кавказе издавна являлись нацией, подавляющей и угнетающей другие национальности, в том числе татар, что они деятельно агитируют в пользу уничтожения царской власти и что поэтому следует их бить»[132].

       В технологическом ремесле по эскалации антиармянской ненависти были востребованы провокаторы и «профессиональные паникеры». Е.Старцев цитирует учителя классической гимназии К.Климича, рассказывающего о том, как к нему ворвались вооруженные татары в надежде застать армян: «Дайте нам резать армян, так приказано губернатором».

       Изменение подходов самодержавия к «армянскому фактору» являлось государственной программой и, естественно, поддерживалось центром, однако

именно Голицын, Величко, бакинский губернатор Накашидзе и иже с ними более всех преуспели в усугублении антиармянских настроений, в склоках и интригах. Сконструированная ими среда «несовместимости интересов неограниченной монархии и армян» в немалой степени обусловила неизбежность наступления в 1905г. первого этапа силового вытеснения армян из Баку. И не только…

       Тогда же началась резня армян в Нахиджеванском крае. В соответствии с апробированными методами «активисты» начали распространять слухи о том, что «армяне готовятся напасть на татар». Главным центром этой «агитации» был город Ордубад, являвшийся, по выражению местного пристава, «фабрикой панисламистских прокламаций»[133].

       По словам очевидцев, «татары открыто ходили по улицам с оружием; они приходили к ханам (братьям Джафар-Кули-хану, Рагим-хану и др.) с целью получить «разрешение резать армян». Так, «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали, что поводом для расправы над армянами служили даже бытовые стычки между самими татарами или инсценировки «убийств татар». Например, 6 мая 1905г. под Нахиджеваном был найден труп татарина, «убитого, как затем оказалось, двумя татарами же. Однако слух об «убийстве татарина армянами», сразу же подхваченный, оказался долгожданным предлогом. Немедленно начались убийства армян; была вырезана семья Бабаяна. Испуганные армяне несколько дней не открывали лавок»[134].

       Первый этап Нахиджеванской резни продолжался почти неделю. 11 мая в Нахиджеван прибыл новый (с сентября 1904г.) эриванский вице-губернатор Виктор Тарановский. На фоне всколыхнувшей Кавказ антиармянской волны его приезд, естественно, не мог что-либо кардинально изменить; более того, придал большую масштабность погромам. По приезде Тарановского татары стали открыто помечать дома армян особыми знаками, армяне же заперлись в домах и закрыли все свои торговые и ремесленные лавки. На следующий день оба хана, Тарановский, а также пристав Мехтинбек-Зейнал-Абдинбеков приказали армянскому населению «выходить на улицы и открывать лавки». С появлением армян на базарной площади с городской мечети – об этом также сообщали газеты – была пущена сигнальная ракета.

       «Моментально вслед за сигналом весь базар оказался окруженным тысячной толпой татар, вооруженных ружьями, кинжалами и револьверами. С криками „Иа Али! Иа Али!“ они бросились на безоружных армян»[135]. Над толпой развевались знамена с надписями: «Да здравствует ислам! Смерть гяурам!»[136]. Поднялась стрельба; раненых армян добивали кинжалами и жгли, обливая керосином (заживо сожгли шестерых). Уцелели лишь те, кого спасли сами мусульмане, укрыв их в своих лавках[137].

       При этом грабежом распоряжался пристав Мехти-хан с несколькими городовыми. Главари шаек призывали: «Убивайте неверных! Грабьте, жгите! Будь проклят тот, кто хоть щепку оставит!»[138].

       Только за один день (12 мая) на базаре было перебито сорок девять армян (по другим данным – более пятидесяти) и ранено двенадцать; татары же потеряли одного человека. Было разгромлено 180 армянских лавок из 195[139].

       Находившиеся в Нахиджеване военные подразделения не реагировали на погром, который «растянулся» до 15 мая. «За три дня только в одном городе

Нахичевани <...> убито и сожжено свыше ста армян <...> Число же убитых мусульман <...> ничтожно и определяется двумя-четырьмя жертвами»[140].                 Одновременно началась резня армянского населения и в селениях Нахичеванского уезда. «“Смельчаки” из окрестных татарских сел собирались в селе, служившем как бы базой, и шли громить армянские села. Случалось, некоторые села вырезали поголовно, вместе с женщинами и детьми»[141].

       Волна армянской резни захлестнула и Карабах. И в этом случае был использован «проверенный метод»: в десятых числах августа среди татарского населения прошелся слух, что армяне у села Ванк якобы полностью вырезали проходивших через село кочевников. Около трехсот вооруженных всадников из Агдама двинулись на место происшествия, но удостоверились, что произошел обыкновенный бытовой инцидент: перестрелка из-за семи украденных баранов. «Но повод был найден, и шайки татар, начав с ограбления дилижансов, затем окружили Агдам, разгромили и разграбили бывшие там армянские торговые лавки и принадлежавшие армянам водочные заводы»[142].

       После Агдама волна резни перекинулась на город Шуши. «Поводом к шушинской резне послужило убийство татарина-фонарщика неизвестными»[143].Как писали газеты, еще одним сигналом к резне стало убийство 16 августа (двумя татарами) в татарской части города бывшего судьи Лунякина, а в армянской части – ранение татарином армянина. «Это и послужило сигналом»[144].

       На татарских рынках были перебиты все находившиеся там армяне. В татарской части Шуши громились дома и лавки армян. «Тифлисский листок» писал: «В городе вслед за пожаром лазарета воцарилась полнейшая анархия, а малочисленная полиция, состоявшая исключительно из мусульман, не в силах была удержать озверевшую толпу мусульман от насилия, грабежей и поджогов. Татары, вооруженные насосами, обливали дома армян керосином и поджигали их. Благодаря сильному ветру огонь быстро переходил от одного здания к другому… повсюду около пожаров стояли вооруженные татары и производили стрельбу. <…> Таким образом огонь уничтожил более 200 домов, большинство армянских лавок, аптеку Григорьева, театр Хандализова и мировой отдел».

       18 августа на поддержку шушинским татарам подошли формирования из окрестных мусульманских сел, вынудив державших оборону армян отойти

в крепость. Всего было уничтожено огнем 240 домов; убито 318 человек[145]. После этих событий в Шуши три месяца действовало временное отделение Елисаветпольского окружного суда; в результате из двадцати шести уголовных дел, касавшихся участников погрома, было рассмотрено четыре, а остальные были отложены «за неявкою обвиняемых и свидетелей»[146] (весьма напоминает «рассмотрение» Сумгаитского дела в 1988г.)

       Тогда же татарами был разграблен Амарасский монастырь, где в самом начале Vв. Месроп Маштоц основал одну из первых армянских школ.

       Резня шла и в Зангезуре; как сообщала газета «Сын Отечества», «татары организовали орды во главе с сеидами и беками, местами при содействии полицейских чинов из татар, объявив „газават“ <...> с священными знаменами вырезывают все армянское население без разбора пола и возраста. Татарская конница в несколько тысяч перешла границу Персии и идет на соединение с разрушительными ордами. В селении Минкенд вырезано свыше трехсот душ

всех возрастов. Внутренности армянских детей бросали собакам»[147]. Такие же погромы прокатились по Елисаветполю.

       Естественно, все эти события не могли не вызвать обратной реакции со стороны армянского населения Эривани, Тифлиса, других армянонаселенных земель региона. Однако намерения армян «отомстить за соотечественников» пресекались, в том числе и заявлениями лиц, представляющих официальное руководство и черносотенное движение. Специально подчеркивалось, что в этом случае власти окажутся уже (?!) не в силах «приостановить армянскую резню в мусульманских районах» (подобного рода «предостережения», в своей основе базирующиеся на шантаже, обнаруживают поразительную схожесть с «обращениями» центральных властей в период Карабахского движения; можно вспомнить озвученную советским главой Михаилом Горбачевым мысль о том, что «требование самоопределения Нагорного Карабаха неизбежно поставит под вопрос судьбу двухсот пятидесяти тысяч бакинских армян»).

       Именно локальные проявления «армянского отмщения» Гейдар Алиев и назовет «геноцидом азербайджанского народа».

       В начале прошлого столетия татарский публицист Хан Заде не мог позволить себе охарактеризовать кровавые события именно как «резню армян» и придерживался официальной терминологии («армяно-татарские погромы»). И тем не менее даже он признавал: «Одним из печальных последствий татаро-армянского погрома следует считать усиление разбоев и грабежей в населенных армянами деревнях. Татары нападают на мирных крестьян и грабят их, нередки и случаи убийств <…> Мало-мальски ловкий татарин, владеющий ружьем, бросает честный труд и старается жить за чужой счет»[148]

       Армянская резня в Баку в годы Русской революции была спровоцирована силами реакции, публичными выступлениями черносотенцев и «чрезмерным усердием» местных властей. И тем не менее (об этом уже говорилось выше, но будет сказано еще) она «самоопределилась по ходу», вставилась в контекст пантюркизма и в какой-то момент вышла из - под контроля жандармерии. Как писал посетивший регион в начале прошлого столетия итальянский журналист и дипломат Луиджи Виллари, «правительство встревожилось при виде этого Франкенштейна, которого оно создало в лице татарского движения, и начинало чувствовать, что, будучи однажды пробуждены, эти свирепые и воинственные люди могут обратиться против своих правителей»[149].

       Зачатый в январской ночи 1905г., этот «Кавказский Франкенштейн» рос, мужал, обзавелся новым, причем «титульным» именем, отнюдь не всегда прислушивался к советам, но вместе с тем никогда не отходил от сотворивших его ценностных установок. На протяжении всей своей жизни он ощущал да и

продолжает ощущать физиологическую несовместимость собственной натуры с «инородным», как ему представляется, армянским присутствием и все еще прилагает усилия по избавлению региона от этой «страшной угрозы». Регион своего появления на свет он и считает «родной колыбелью». В этой главе мы отследим биографические вехи «Кавказского Франкенштейна».    

 

I

 

«Что бакинская резня подготовлялась заранее,


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-03-31; Просмотров: 283; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.035 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь