Имущества помещика П.И. Сергеева, 1860 г.

 

«В присутствии Уфимского Уездного Суда, вследствие постановления его, состоявшегося на 20 Сентября, назначены 7 Декабря сего года торги, с узаконенною чрез три дня переторжкою, с 11 часов утра, по двум описям: первой без оценки, а второй с оценкою, на продажу нижепоименованных Св. икон и движимого имущества, находящегося в господском доме, Уфимского уезда, в селе Богородском, принадлежащего Штабс-Капитану Петру Иванову Сергееву, за неплатёж им разным лицам денег, а именно: по 1-й описи: Нерукотворенного Образа Христа Спасителя в серебрянной позолоченной ризе в 14 и 10 верш., древнего изображения, в резной позолоченной раме и киоте под красным деревом, Образ Плач Пресвятой Богородицы в серебрянном окладе, величиной в 6 ½ и 5 ¾ верш., Казанской Божией Матери в серебрянной позолоченной ризе с таковым же венцом, величиною в 5 ½ и 4 ½ верш., Казанской же Божией Матери в серебрянной ризе с таковым же венцом, величиною в 6 и 5 верш., Успения Пресвятой Богородицы в сребрянной позолоченной ризе, в 7 и 6 верш., Скорбящей Божией Матери в серебрянной ризе в 8 и 7 верш., явление Божией Матери Преподобному Сергию в серебрянной ризе в 6 и 5 верш., Ангела Хранителя живописный без ризы в 5 и 4 верш., Святителя Митрофана в фольговом окладе в 2 и 1 ½ верш., Образ Божией Матери с предвечным Младенцем и святого праведного Иосифа, живописный в 6 и 4 ½ верш., кроме того икона с четырмя изображениями: 1-я Рождества Богородицы, 2. Рождества Христова, 3. рождества Иоанна Предтечи и 4. Св. Чудотворца; священномученика Иринея, Игнатия Богоносца и других в серебрянном окладе в 1 ½ и 1 ½ верш., Образ явления Божией Матери преподобному Сергию резной, из кипариса, в 2 ½ и 1 верш., Образ Иоанна многострадательного резной, из кипариса, в 1 ¾ и 1 верш. и Образ Петра и Павла живописный в 2 ½ и 2 верш. и по 2-й описи: мебель под красным деревом, бывшая в употреблении и попорчена, а именно: два зеркала (в гостинной на стене) в рамах длиной 3 аршина, шириной 1 арш. 2 ½ верш. стекла длиной 1 арш. 9 верш., шириною 12 ½ верш. каждое, назади оных надписи А. Ц. 1838 года, каждое по 25 руб. Под теми зеркалами по одному столику длиной 1 арш. 3 верш., шириной 11 ¼ верш., вышиной 1 арш. и 3 ¼ верш., у них передние ножки точёные, а задние досчатые, каждый по 10 руб., туалет в двух точёных столбиках, стекло, длиной 15, шириной 10 ½ верш. у него нижний правый угол надколот полукруглым клинком, длиной 7 верш., назади по стеклу 10 небольших осапин, под ним стол, длиной 1 арш. 10 ¼ верш., шириной 3 четверти, вышиной 1 арш. 2 верш. на кривых ножках, в средине оного ящик с внутренним замком 20 руб., кабинетный шкаф на двух шалнерах шириною 5 арш., вышиною 5 четвертей с 4 стеклянными дверками, у них внутренние замки, шванеры, вышиною 2 арш. 11 верш., шириною 1 ½ арш., в каждой по 14 ящиков с медными кольцами, в низу оных дверцы, с внутренними замками 80 руб., диван, обитый синеполосатым тиком, длиной 3 арш. 2 верш., шириною 13 верш. 10 руб., стол преддиванный продолговатый на томбе с 4 ящиками, длиною 7, шириной 4 верш., 10 руб., одна дюжина кресел с подушками, обитыми синеполосатым тиком 30 руб., стол круглый в диаметре 1 арш. 5 верш., оклеен красным деревом, края на 2 ¼ верш., в средине на томбе, на 4 выгнутых точёных ножках вышиною 1 арш., 1 ½ верш., с 4 ящиками 8 руб., овальный стол на 4 прямых ножках, вышиною 1 арш., 1 ½ верш., длиною 5 четвертей, шириною 15 ½ верш. с одним ящиком 6 руб., столик (дамский) восьми угольный с 2 ящиками, величиною 3 чет., вышиной 1 арш. 1 ½ верш. на 4 точёных ножках 2 руб., стол ломберный на гранатой томбе 1 арш., 1 верш., длиною 5 четвертей и 1 ½ верш., вышиною 5 четвер. и ½ верш., в средине наклеено зелёноё сукно 5 руб., стол ломберный старый вышиною 1 арш. 1 верш., длиною 1 арш. 5 ½ верш., шириною 12 верш., на средине старое зелёное сукно 1 руб., комодка под тёмным лаком, длиною 1 ½ арш. шириною 14 верш., вышиной 1 арш. 2 ½ верш. о 4 ящиках с внутренними замками и медными рукоядками, верхние края оной обиты бронзой 3 руб., стол письменный, длиною 2 арш. 5 верш. шириною 5 четвер., вышиною 15 ½ верш., на средине синее сукно изорваное с 5 ящиками с внутренними замками, на среднем ящике надпись «А. Ц. 1838 года» 15 руб., коммод, вышиною 1 ½ арш., шириною 1 арш. 13 верш., глубиною 14 верш. с 4 выдвижными ящиками и с внутренними замками 10 руб., письменный стол, длиною два арш., шириною 1 арш. ½ верш., вышиною 1 арш. 1 ½ верш. о 3-х ящиках и 4 шкапчиках с внутренними замками, на средине наклеена зелёная клеянка 15 руб., столик на точёной ножке, вышиною 1 арш. 1 верш., длиною 13 ½ верш., шириною 9 верш. 1 руб., мебель разная: кушетка с выгнутой спинкой, окрашена под орех и обита красной аглицкой клеянкою, на 5 кривых ножках, длиною 1 арш. с пружинами 10 руб., 2 полукруглых кресла окрашены под орех и обиты кругом зелёным сафьяном, ниже подушек зелёная бахрама с пружинами, передние ножки точёны на медных колёсках по 2 руб. каждое, 2 стула такой же работы как и кресла 2 руб., 2 кресла с решёчетыми задниками окрашены под орех и обиты зелёным сафьяном с отдельными к спинкам подушками такогоже сафьяна с пружинами, на медных колёсках, с точёными ножками 3 руб., 3 диванчика: 1 полукруглый из липового леса под тёмным лаком, длиною 2 ½ арш., шириною 14 верш., обит синебело-полосатым тиком 7 руб., 2-й прямой, длиною 2 арш., шириною 14 верш., с синебелополосатым обоем 5 руб. и 3 длиною 2 арш., шириною 14 верш., с синебелополосатым обоем 5 руб., 2 трёх-угольных тубаретки на точённых ножках, вышиною 9 верш., величиною 14 верш., обитые синебелополосатым тиком 1 руб., диван из берёзового леса под тёмным лаком, длиною 2 ½ арш., шириною 1 арш. обит краснобелополосатым тиком 5 руб., кровать односпальная под тёмным лаком 5 руб., матрац, верх красного, бока зелёного сафьяна, набит волосами, ветхий 3 руб., кушетка, обитая полубумажной материей по голубой земле, с оранжевыми цветами, длиною 2 ½ арш., шириною 1 арш., на 4 точёных ножках 5 руб., кресло полукруглое, обитое полубумажной материей по голубой земле с оранжевыми цветами 2 руб., стул с решётчитой саделкой, липовый, под тёмным лаком, на нём сафьянная зелёная подушка и таковая же прикладывается к спинке, с пружиной на точёных ножках, задние с медными колёсками 50 коп., шванера под тёмным лаком липовая с берёзовой оклейкой, вышиною 2 арш. 9 верш., шириною 1 арш. 7 верш., глубиною 12 верш., о 6 ящиках с внутренними замками 10 руб., кровать односпальная липовая выкрашенная под орех 3 руб., шкаф с ящиком липовый, под тёмным лаком, состеклянными дверками, откосной доской, о трёх ящиках с внутренными замками и медными рукоядками 5 руб., мраморный серого цвета угольник, на томбе вышиною 1 арш. 1 ½ верш., шириною 1 арш. 1 верш., 1 руб. гордеропный шкаф, липовый под тёмной краской, вышиною 2 арш. 13 верш., шириною 1 арш. 11 верш., глубиною 3 четверти 3 руб. гордеропный шкаф одинаковой величины под тёмной краской 3 руб., буфетный шкаф, вышиною 3 арш. 7 верш., глубиною 9 ½ верш., верх с двумя стеклянными, а низ 3 филенчатыми дверцами с внутренними замками 10 руб., стол дубовый, длиною 5 четверт., шириною 14 верш., на кривых крестообразных ножках, вышиною 16 верш., под жёлтым лаком 2 руб., четыре выпильные скамейки дубовые, под жёлтым лаком все одной меры, длиною 11 верш., шириною 7 верш., вышиною 9 верш., 1 руб. 20 коп., шкаф дубовый под жёлтым лаком, вышиною 2 арш. 5 верш., шириною 1 арш. 3 верш., глубиною 10 верш., без стёкол, с двумя замками в верхней половине стёклы ещё неврезаны, а у нижних дверок петли неврезаны 6 руб., диван полукруглый липовый под тёмной краской без обоя ещё с пружиной, длиною 2 арш. 3 четв., шириною 14 верш., на кривых ножках 5 руб., диван же прямой липовый под тёмною краскою без обоя, длиною 2 ½ арш., шириною 14 верш., 1 руб., полторы дюжины стульев липовых, под тёмным лаком, с бечёвочным переплётом, каждый по 13 коп., всего 5 руб. 40 коп., шванера ильмовая, под жёлтым лаком, вышиною 2 арш., глубиною 13 верш., о шести ящиках 2 руб., дубовый стол некрашеный, длиною 2 арш., шириною 1 арш. 9 верш., на 8 складных ножках 1 руб., стол липовый, под тёмным лаком на 2 фигурчатых ножках, вышиною 1 арш., длиною 10 верш., шириною 8 верш., 80 коп., столик под цветочную банку, на точённой томбе, вышиною 5 четв., в диаметре 7 верш., 50 коп., Аптекарский шкапчик липовый, под тёмным лаком, вышиною 1 арш. 13 верш., шириною 1 арш., глубиною 11 верш., в верхней половине побокам по 3 ящика в средине дверки, а на низу три ящика, первые два с медными ручками 2 руб., этажерки под тёмным лаком: 1-я с 4-мя полками, вышиною 1 арш. 3 четвер., в квадрате 3 четверти 50 коп.; 2-я с пятью полками, вышиною 1 ½ арш., в квадрате 8 верш., 30 коп., 3-я о шести полках, вышиною 1 ½ арш., в квадрате 8 верш., 30 коп., стол дубовый складной некрашеный, длиною 2 арш., шириною 1 арш. 9 верш., на 8 складных ножках 1 руб., кушетка под тёмным лаком, длиною 1 ½ арш., обита ветхим ситцом с разными цветами, по белой земле 10 коп., часы стенные, недельные, с двумя медными гирьками, таким же маятником с металлическим циферблятом, не в ходу, стоят в футляре, под красным деревом, вышиною 2 арш. 14 верш., 20 руб., картины: изображение шествия Иисуса Христа, шитая шерстями, по канве, в чёрной раме, за стеклом, обделана бардюром 2 руб., портрет Генерал Лейтенанта Базена[250], в раме за стеклом, обделан бордюром 60 коп., портрет Главного Управляющего Путями Сообщения и Публичными Зданиями Генерал-Адъютанта Чевкина, в раме, за стеклом, тёмной гравировки обделан бордюром 30 коп., неизвестного сюжета рисована маслеными красками, на холсте, длиною 1 арш. 6 верш., шириною 1 арш., натянута на простой рамке 50 коп., портрет неизвестного Генерала, писанный маслеными красками, на полотне в рамке, тёмной краски без стекла, длиною 11 верш., шириною 9 ½ верш. 50 коп., картины 12 экземпляров исторического содержания военных действий 1812 и последующих годов тёмной гравировки за стёклами в рамках, под жёлтой краской, с чёрными угольниками, все одной величины по 16 верш. длиною, и по 14 верш. шириною, каждая по 10 коп. а все в 1 руб. 20 коп., итого на 432 рубли 20 коп.,

Желающие торговаться на эти иконы и имущество могут видеть бумаги, до производства публикации и продажи относящиеся, в Уфимском Уездном Суде».

(Оренбургские губернские ведомости. 1860. 12 ноября.

Часть официальная). Это же объявление публиковалось в трёх

следующих номерах газеты.

 

Я.С. Свице

Новые материалы по уфимской родословной
писателя Михаила Осоргина

Жизнь и творчество писателя русского зарубежья Михаила Андреевича Ильина (1878–1942), писавшего под литературным псевдонимом Осоргин, неразрывно связана не только с Пермью, где он провел детство и юность, но и с родиной отца – Уфой. В начале 1890-х гг. Андрей Фёдорович Ильин, служивший в пермском окружном суде, дважды приезжал в Уфу и брал с собой младшего сына. Впечатления от встречи с городом и уфимскими родными оказали огромное влияние на Мишу Ильина, и по его словам, стали главными событиями детства. Впоследствии Михаил Осоргин опишет эти поездки в своих произведениях: автобиографическом повествовании «Времена», рассказах «Земля», «Портрет матери», «Дневник отца», «Кузины» и других.

До последнего времени подробности поездок М. Осоргина с отцом в Уфу и родословная писателя были мало изучены. Неясным являлось происхождение его литературного псевдонима. Хотя писатель и упоминал, что бабушка по отцу была из семьи Осоргиных, но родословная линия оставалась неопределённой.

Следует отметить, что некоторые сведения об уфимском периоде в жизни родителей М. Осоргина впервые были приведены в исследованиях краеведа З.И. Гудковой (1933–2008). В 1865 г. отец Осоргина 29-летний титулярный советник уфимский дворянин Андрей Фёдорович Ильин женился на 19-летней дочери коллежского советника Александра Степановича Савина Елене Александровне. Поручителями со стороны жениха выступили губернский секретарь Александр Григорьевич Рязанцев и коллежский секретарь Дмитрий Васильев, со стороны невесты свидетельствовали коллежский секретарь Пётр Григорьевич Рязанцев и губернский секретарь Александр Васильевич Бобров. Бракосочетание состоялось в уфимской Успенской церкви 21 мая[251]. В Уфе родились старшие дети Сергей и Ольга, младший сын Михаил появился на свет уже в Перми. Дедом и бабушкой будущего писателя по отцу были Фёдор Александрович Ильин и Надежда Львовна, урожденная Племянникова[252].

Как известно из прозы М. Осоргина, примерно в 1890 г. во время первой поездки в Уфу состоялась его встреча с бабушкой по отцу и родственниками Нагадкиными. Ещё в Перми отец подарил ему «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука» С.Т. Аксакова, много рассказывал сыну о своей родине, родовом имении. И когда Миша читал Аксакова, ставшего навсегда его любимым писателем, то отец пояснял каждую страницу, «а про имена говорил: вот этого я знал, а эти были нашими соседями»[253]. В повествовании «Времена» Осоргин писал: «он рассказывал мне, маленькому мальчику, о наших уфимских землях, о степях, о Бугуруслане, о рыбной ловле, о перелете птиц… С Аксаковым мы были в родстве, и это, конечно, повышало мой интерес к "Багрову-внуку"… Я помнил имена местечек, где такой же, как я, мальчик гуливал или уживал рыбу… и когда я действительно увидел Уфу и закинул удочку в воды Дёмы, всё это было мне давно знакомым и родным, и я не удивился, когда отец повёз меня показать своим родственникам и их фамилии оказались хорошо мне знакомыми по аксаковской книге. Мне особенно было памятно и приятно, когда погладили меня по голове старики Нагаткины, потомки тех, которые с такой лаской отнеслись ко всеми затравленной матери Багрова-внука, но мне они конечно казались теми самыми, всё ещё живыми и по-прежнему добрыми, а когда я вёл под ручку к столу крошечную, сгорбленную старостью мою родную бабушку, родом Осоргину, фамилия которой позже присоединилась к моей родовой, я помнил, на каких страницах любимой книги встречалась мне эта фамилия, как и фамилия моего отца»[254].

Отец хотел свозить Мишу в родовое имение, об этом говорила ему и бабушка. «В первый же день приезда нашего она мне говорила: – Проси отца свозить тебя в именье посмотреть нашу землю. Земли-то теперь мало осталось, всё разделено да распродано, а всё же взглянуть тебе нужно, потому что от этой земли ты и произошёл. Может быть, когда вырастешь большой, на землю вернёшься и станешь хозяином; надо за последний кусочек держаться крепко»[255]. Но в эту поездку, как и в другой раз, посмотреть свою землю они так и не собрались. К теме «своей земли», уфимского имения, где жили поколения предков, крепко с нею спаянных, писатель не раз возвращался в своих произведениях. Где же находилось это имение? Происходила ли Надежда Львовна Ильина, урождённая Племянникова, из дворянского рода Осоргиных? Кем приходились ей Нагаткины?

Ныне в пригородной зоне, на юго-западе от Уфы, на речке Берсианке (Чесноковке) находится деревня Осоргино. На момент отмены крепостного права в 1861 г. селение состояло из отдельных пяти дворянских владений Горельской, Дебу, Нагаткиной, Ильиной и Филиппович. Всего в Осоргино насчитывалось пять усадеб и 106 крестьянских дворов, проживало (без господских семей) 191 дворовый и 789 чел. крепостных. Это был очень крупный населённый пункт, не случайно потом он станет центром Осоргинской волости, в котором выделялась обширная усадьба Нагаткиной (87 чел. дворовой прислуги). Поблизости находилась деревня Новое Осоргино (Леонтовка), принадлежавшая помещику Чертову[256]. Судя по плану Осоргино за 1820 г., каждая усадьба с прилегающими крестьянскими дворами располагалась на некотором удалении друг от друга[257], почему в ряде источников указывалось несколько селений под названием Осоргино[258].

После основания Уфы земли вблизи города раздавались служилым людям, почему здесь возникло множество помещичьих сёл и деревень. По окладной книге V ревизии (1795 г.) в Уфимском уезде среди других помещиков указан подпоручик Фёдор Осоргин – владелец «вновь заведенного» при речке Чесноковке сельца Осоргино. Часть крестьян принадлежала его жене Марфе Александровне. В окладной книге также указано, что в 1801 г. сюда были переведены крестьяне из села Никольского (Белый Ключ тож) Вольского уезда Саратовской губернии[259].

О подпоручике Фёдоре Осоргине известно, что в мае 1782 г. он участвовал в торжествах по случаю открытия Уфимского наместничества. После завершения церемонии уфимское и оренбургское дворянство решило избрать из своей среды депутатов для поездки в Петербург с благодарностью императрице Екатерине II. Ими стали секунд-майор Борис Ананьевич Нагаткин и прапорщик Тимофей Степанович Аксаков. Среди дворян-выборщиков находился и подпоручик Фёдор Осоргин[260]. Все трое были не только знакомы, но и состояли в родстве. Старшая сестра Тимофея Степановича Аксакова – Аксинья Степановна вышла замуж за Бориса Ананьевича Нагаткина[261]. Их сын Василий Борисович женился на Александре Фёдоровне Осоргиной.

У Фёдора Васильевича и Марфы Александровны Осоргиных был сын и четыре дочери. В уже упомянутой окладной книге V ревизии указано, что в сельцо Осоргино Уфимского уезда в 1802 г. переведены крепостные из села Смолькова Карсунского уезда Симбирской губернии и причислены «за помещиц девиц Осоргиных»: Надежде досталось 15 душ мужского пола, Анне – 18, Акулине – 19, Александре – десять душ[262].

К следующей VI ревизии (1811 г.) все сёстры Осоргины были уже замужем и каждой досталась своя часть сельца с крепостными и землёй. Полковнице Надежде Фёдоровне, по мужу Лукъяновой, отошли 6 дворовых людей и 48 крестьян мужского пола. Коллежская асессорша Анна Фёдоровна, по мужу Гаславская, владела 5 душами дворовых и 32 крестьян, ещё 14 душ крестьян в сельце принадлежало её мужу Михаилу Николаевичу Гаславскому. Подпоручица Александра Фёдоровна Нагаткина имела в собственности 6 дворовых и 37 крестьян, а помещица титулярная советница Акулина Фёдоровна, по мужу Племянникова, унаследовала 7 дворовых людей и 58 крестьян[263]. Достаточно внушительное имение Ф.В. Осоргина распалось на несколько в общем средних поместий.

Обстоятельства раздела наследства немного раскрывает доверенность Акулины Фёдоровны Племянниковой от 10 сентября 1811 г., приложенная к ревизской сказке, крестьянскому старосте Трофиму Герасимову. Он, видимо, управлял господским хозяйством. В доверенности говорилось, что «Оренбургской губернии Уфимского уезда в сельце Осоргине состоят принадлежащие мне крестьяне и дворовые люди, переведенные после пятой ревизии из разных мест, доставшиеся мне по наследству от покойного отца моего подпоручика Федора Васильича Осоргина и по разделу от матери моей подпоручицы Марфы Александровой Осоргиной равно купленные у надворной советницы Александры Кондратьевой Квашниной-Самариной. А как ныне по высочайшей воле состоялась 6-я ревизия, то на сей случай, приказываю тебе где следует подать удобным числом означенным крестьянам ревизские сказки, показав в них самовернейшим образом, без малейшей утайки как ревизские, равно вновь рожденные и разными случаями выбывшие души мужеска пола. В чем я тебе верю и что по сему учинишь спорить и прекословить не буду. Помещица твоя Акулина Федорова дочь по мужу Племянникова, титулярная советница»[264].

Все эти семьи прочно осели в уфимских краях и по ревизиям 1834, 1850 и 1858 гг. крестьяне Акулины Фёдоровны Племянниковой принадлежали уже её замужним дочерям Елизавете Львовне Горельской и Надежде Львовне Ильиной.

Таким образом, подпоручик Фёдор Васильевич Осоргин (умер до 1811 г.) был прапрадедом Михаила Ильина. Его фамилию писатель и взял в качестве литературного псевдонима. Акулина Фёдоровна Осоргина, в замужестве Племянникова, была прабабушкой, а Надежда Львовна Племянникова, в замужестве Ильина, являлась бабушкой писателя и приходилась племянницей Александре Фёдоровне Нагаткиной (урождённой Осоргиной).

По последней X ревизии 1858 г. в районе Осоргино располагались усадьба / сельцо Фелипповическое (Осоргино) надворной советницы Клавдии Васильевны Филипповичевой (крепостных – 56 душ обоего пола), Осоргино (Нагаткино) поручицы Александры Фёдоровны Нагаткиной (370 душ), Осоргино (Нагаткино, Горельское) коллежской советницы Елизаветы Львовны Горельской, урождённой Племянниковой (149 душ), Ильинское (Осоргино) коллежской ассесоршы Надежды Львовны Ильиной, также урождённой Племянниковой (182 души), Дебовка (Осоргино) генерал-майора Александра Осиповича Дебу (223 души) и рядом деревня Ново-Осоргино (Лентовка, Чертовка) поручика Ивана Львовича Чертова (имение было им приобретено в 1854 г. у статской советницы Марии Михайловны Лентовской)[265].

По всей видимости внучка Ф.В. Осоргина Александра Михайловна Гаславская вышла замуж за сына уфимского гражданского губернатора (в 1827–1835 гг.) Осипа Львовича Дебу. Мария Михайловна Лентовская (в девичестве Гаславская?) вероятно также была внучкой Фёдора Осоргина.

В метрической книге уфимской Покровской церкви за 25 апреля 1832 г. сохранилась запись о крещении сына Николая родившегося у лейб-гвардии Литовского полка поручика Александра Осиповича Дебу и его жены Александры Михайловны. Восприемниками были гражданский губернатор действительный статский советник и кавалер Иосиф (Осип) Львович Дебу и коллежского советника Саввы Фёдоровича Осоргина жена Евгения Григорьевна, Оренбургского уланского полка юнкер Александр Михайлович Гаславский и тайного советника Льва Дебу дочь девица Роза Львовна, а также надворный советник Александр Егорович Лентовский и генерал-майорша Аграфена Моисеевна Чуйкевичева[266].

Таким образом, уфимскими родственниками писателя Михаила Осоргина были не только Племянниковы и Нагаткины, но и Гаславские, Горельские, Филипповичевы, Дебу, Лентовские, а также потомки единственного сына Фёдора Васильевича и Марфы Александровны Осоргиных – Саввы Фёдоровича.

В XVIII в. у супругов Осоргиных в Оренбургской губернии было ещё одно имение, основную часть которого впоследствии унаследовал именно Савва Фёдорович Осоргин. Находилось оно в селе Смолькове (Троицком тож) Бугурусланского уезда. Сохранилась ревизская сказка этого села. По V ревизии (1795 г.) Фёдор Васильевич Осоргин был владельцем 106 душ крестьян и дворовых обоего пола, Марфа Александровна – 266[267]. Смольково располагалось в 20 верстах к северу от пригорода Сергеевска (ныне в Самарской области) и, вероятно, было основано не позднее середины XVIII в. В ревизской сказке рядом с именами некоторых крепостных указано «старинная того села», «старинная того села мужа госпожи моей», «старинная господина моего». По другим припискам можно сделать заключение, что супруги Осоргины переселяли своих крепостных в Оренбургскую губернию из других вотчин. У Марфы Васильевны было имение в Симбирском наместничестве в селе, которое также называлось Смольково. Об этом говорят примечания в ревизской сказке: «выдана в замужество Симбирского наместничества Тагайской округи в село Смолькова госпожи моей за крестьянина», «взята Симбирского наместничества Тагайской округи из села Смолькова госпожи моей старинная». Возможно, прапрабабушка Михаила Осоргина происходила из рода симбирских дворян Смольковых. В ревизской сказке против одной из крепостных сделана пометка, что она «взята Алатырского уезда из села Ахматова госпожи моей невестки Пелагеи Ильиной дочери по мужу Смольковой»[268]. Род Смольковых был внесен в первую часть симбирской дворянской родословной книги жалованного или действительного дворянства[269].

У Фёдора Васильевича Осоргина были «старинные» имения в Саратовском и Владимирском наместничестве. В ревизских сказках об одной из его крепостных отмечено: «взята Саратовского наместничества той же округи из села Белого Ключа мужа госпожи моей старинная». В 1801 г. из этого села Никольского (Белый Ключ тож) Вольского уезда Саратовской губернии были переведены крестьяне в Уфимский край. О другой крепостной сказано: «взята Гороховецкой округи из села Свята господина моего старинная»[270]. Бывшее помещичье село Свято находилось в Гороховецком уезде Владимирской губернии, на просёлочном тракте из Гороховца в Муром[271]. Михаил Осоргин в рассказе «Земля» писал, что его предки «придя из стран варяжских… одни жили близ Мурома в своих деревнях, другие спустились пониже и повернули к востоку, к степям и к монголам»[272]. В XVI–XVII вв. под Муромом в своих имениях жили дворяне Осоргины (первоначально фамилия звучала как Осорьины). Именно из этой семьи происходила, причисленная православной церковью в лику святых, Юлиания Муромская (Лазаревская). Писатель Михаил Осоргин был ее потомком[273].

До 1811 г. крепостные, жившие в с. Смольково Бугурусланского уезда, как и в уфимском имении, были разделены между детьми Осоргиных. В 1803 г. некоторые крестьяне, принадлежавшие Марфе Александровне, были «перечислены за дочерей её девиц». Надежде досталось 12 душ мужского пола, Анне – 8, Акулине – 7, Александре – 9 душ[274].

Основная же часть крестьян с. Смольково Бугурусланского уезда отошла во владение сыну. Савва Фёдорович Осоргин, видимо, был достаточно заметной фигурой не только в своем уезде, но и Оренбургской губернии. В 1809–1812 гг. в чине коллежского ассесора он являлся губернским предводителем дворянства, в 1821–1823 гг. кандидатом на эту должность[275]. В сентябре 1824 г. во время посещения губернии императором Александром I в Оренбурге дворянство Бугурусланского уезда на встрече представлял именно С.Ф. Осоргин. Также он присутствовал в Уфе на бале в честь императора[276]. В 1832 г. надворный советник и кавалер Савва Осоргин был избран одним из депутатов от дворянства губернии для принесения императору благодарности за дарованные дворянству права[277].

Кроме родового имения в с. Смольково Бугурусланского уезда С.Ф. Осоргину принадлежали несколько других владений в Оренбургской губернии. В начале XIX в. на севере Бирского уезда при речке Урюш он основал сельцо Осоргино (потом д. Барский Урюш или просто Урюш) и в 1816 г. перевёл сюда крестьян из с. Троицкого (Смольково) и деревень Саловки, Гавриловского (Бахметьево) и Михайловки (Кудрино) Бугурусланского уезда[278]. Интересно, что эти селения находились вблизи бугурусланского Ново-Аксакова[279]. В 1828 г. жена Саввы Фёдоровича Евгения Григорьевна Осоргина купила имение в с. Спасском (Наврозово) Белебеевского уезда[280].

На 1861 г. в первом стане Белебеевского уезда существовала большая деревня Спасское (Наврозовка), принадлежавшая девицам Осоргиным (90 дворов, 2869 дес. земли, 633 крепостных крестьян, дворовых не имелось). А в первом стане Бирского уезда лежала маленькая деревушка Осоргино (Урюш) из 16 дворов (7 дворовых и 61 крепостной)[281], в 1865 г. владельцем её был внук основателя, поручик Савва Михайлович Осоргин[282].

Потомки Саввы Осоргина – дворяне Оренбургской, а затем и Самарской губернии упоминаются в различных источниках. С Николаем Саввичем Осоргиным был знаком Сергей Тимофеевич Аксаков. В одной из библиотек Красноярского края оказался экземпляр «Десятой сатиры» Буало в переводе С.Т.Аксакова, вышедший отдельным изданием в Москве в 1821 г. На обложке книги есть надпись: «Любезнейшему Николаю Саввичу Осоргину в знак памяти и приязни от Переводчика»[283]. В 1863–1864 гг. Д.С. Осоргин был владельцем винокуренного завода в с. Святодухове Бугурусланского уезда Самарской губернии[284].

Вероятно, рассказывая внуку об уфимской родне, бабушка Михаила Осоргина, говоря с гордостью, «ты помни, что мы не какие-нибудь, а столбовые, дворян много, а столбовые все на счету, записаны в одну книгу»[285], вспоминала не только о многочисленном роде Осоргиных, но о Племянниковых и Ильиных.

Будущему писателю не пришлось знать своего деда по отцу, он умер ещё до его рождения. Фёдор Александрович Ильин, в 1836 г. в чине титулярного советника служил в Уфе советником хозяйственного отделения Оренбургской казенной палаты[286]. Умер

он до 1867 г. В метрической записи о крещении в уфимской Спасской церкви внука Сергея (старшего брата Михаила Осоргина) Надежда Львовна Ильина, бывшая восприемницей, указана уже как «вдова коллежская асессорша»[287].

Вероятно и у Фёдора Александровича Ильина были свои имения в Оренбургской губернии. По данным за 1836 и 1849 гг. в сельцо Ильинское (Осоргино) под Уфой, принадлежавшее Надежде Львовне Ильиной, переводились крестьяне из сельца Ильиновки Бузулукского уезда[288]. Не было ли это имением её мужа? В рассказе «Земля» М. Осоргин описал, как уфимская бабушка показывала ему потрет деда. «Большелобый, с фамильным нашим носом, он изображён сидящим в кресле, а во рту чубук огромнейшей трубки. На голове деда шапочка вроде ермолки, а на лице довольство и покой. Я так его и представлял: хорошее летнее утро, дед сидит на террасе или у окна усадьбы и смотрит, как под окном девка Малашка тащит молоко утреннего удоя»[289]. В автобиографическом повествовании «Времена» М. Осоргин вспоминал «карандашный портрет деда по отцу, бритого в татарской ермолке, халате и с длинным чубуком, – может быть, потому я и люблю татар, что считал татарином своего деда, хотя он был стариннейшего русского рода, гораздо более старого, чем бабушкин»[290].

Среди дворянских родов, внесённых в Общий гербовник Российской империи, указаны два рода Ильиных. Один из них - поздний, пошедший с конца XVIII в. Первые же Ильины, являлись потомками Рюрика, происходили от Князей Галицких, и вели свою историю с 862 г. Вероятно, по отцу и деду Михаил Андреевич Осоргин был именно из этого рода Ильиных, действительно гораздо более старого, чем Племянниковы и Осоргины, которые российскому престолу служили с 1501 г.[291] Нетитулованные дворянские роды по старшинству подразделялись на «фамилии дворянские от великого князя Рюрика произошедшие» (к ним относились Ильины), «фамилии дворянские внесенные в Бархатную книгу» (Аксаковы), «фамилии, существовавшие в России прежде 1600 года», среди последних значатся Осоргины и Племянниковы[292].

В первый приезд в Уфу (примерно в 1890 г.) Миша Ильин жил с отцом в старом уфимском доме бабушки – деревянном, уютном, заставленном ветхой мебелью. «Когда шли обедать, я вел её под руку в столовую, и были мы с ней одного роста, потому что от тягости больших лет бабушка стала совсем низенькой. А с ней жила такая же маленькая и сгорбленная старушка из бывших крепостных, нянчившая моего отца и всех его сестер и братьев. Сейчас, после бури, пронесшейся над нашей страной, вряд ли можно найти сохранившийся чудом уютный уголок, где так пахнет сухими травами и прошлым. В комнатах бабушки каждая вещь и каждая вещичка имели почтенный возраст и свою несложную бытовую историю… Каждая царапинка на мебели и каждое еле заметное пятнышко на старой ковровой скатерти были бабушке известны, и с появлением их связано было в памяти её какое-нибудь событие, для нас пустое, а для бабушки значительное» (рассказ «Земля»)[293].

По всей видимости, здание это находилось на Большой Успенской улице. По крайней мере в 1883 г. дом, владелицей которого являлась Надежда Ильина, располагался на перекрёстке Большой Успенской (ныне Коммунистической) и Малой Ильинской (Воровского)[294]. От Успенской церкви, спускаясь по Успенской улице, нужно было перейти перекрёсток с Малой Ильинской, угловой дом направо и принадлежал Надежде Ильиной. К сожалению, в начале 1990-х эта часть улицы была полностью уничтожена, на месте, где находился дом бабушки Осоргина, пролегла скоростная магистраль.

Второй приезд с отцом из Перми в Уфу довольно подробно описан Михаилом Осоргиным в рассказе «Кузины». Бабушки уже не было «и не было старого городского дома; кажется, он сгорел после её смерти. Остановились мы у сестры отца, на улице, поразившей меня своим названием: Старо-Жандармская!... Ни в какое именье поехать не удалось: отец опять слег. “Своей” земли я так никогда и не видал, она скоро была продана; а “своих” бывших крепостных видел. Видел, во-первых, суетливую старушку-няню, которая жила в семье другой тётки, ведала хозяйством и на всех ласково ворчала. И ещё приехал из деревни старый повар невероятных лет и свертел нам мороженое. Меня он поцеловал в плечо – и я был так изумлен, что не знал, что мне делать… Мне велели подать повару руку и поцеловать его. Он пробыл день и уехал – только посмотреть на нас и приезжал[295]».

У Андрея Фёдоровича Ильина было две сестры и два брата. Людмила Фёдоровна Ильина в 1864 г. вышла замуж за Петра Григорьевича Рязанцева, служившего в Уфе судебным следователем. Рязанцевы состояли в родстве с Нагаткинами и Аксаковыми. Александра Григорьевна Рязанцева была женой внука Аксиньи Степановны Аксаковой – Дмитрия Васильевича Нагаткина. Другой уфимской тётушкой Михаила Осоргина была Александра Фёдоровна Ильина, ставшая женой уфимского чиновника Ивана Иеронимовича Липницкого. Кузины, с которыми Миша Ильин познакомился в Уфе, в последствии принимали активное участие в революционном движении. Антонина Липницкая была дружна с Н.К. Крупской, отбывавшей ссылку в Уфе. Мария Рязанцева стала женой А.Д. Цюрупы, Людмила Рязанцева – А.И. Свидерского. Уфимские дома, где жили семьи Рязанцевых и Липницких не сохранились[296].

Николай Фёдорович Ильин служил в Уфе судебным следователем[297], Владимир Фёдорович Ильин в начале 1880-х гг. являлся Тургайским вице-губернатором[298], состоял действительным членом Оренбургского отделения географического общества. В 1891 г. Владимир Фёдорович продал своё имение близ с. Кляшево (в районе современной станции Юматово) и переехал на службу в Петербург[299].

Во время второй поездки в Уфу отец Михаила Осоргина ещё в дороге тяжело заболел и в доме одной из сестёр скончался. Год смерти Андрея Фёдоровича Ильина удалось установить по сохранившейся метрической записи. Он умер 26 июня 1893 г. в возрасте 58 лет, от упадка сил после воспаления лёгких. Отпевание статского советника, члена Пермского окружного суда Андрея Фёдоровича Ильина происходило 29 июня в Успенской церкви[300]. Погребён, как указано в Метрической книге, «на отведённом кладбище», вероятно на Старо-Ивановском.

Михаил Осоргин так описывал место погребения отца. «Между берегом реки Белой, где были пристани, и городом на середине пути было, а может быть, и сейчас цело, большое кладбище» (рассказ «Земля»)[301]. «Мать… приехала лишь на другой день после похорон – её задержали три дня пути. О смерти отца она ещё не знала. Мы выехали ей навстречу и, опоздав к пароходу, повстречались с ней на тогда ещё не застроенной дороге, близ самого кладбища… Вместо дома мы, оставив экипажи, прошли на кладбище на могилу отца, покрытую венками» (рассказ «Кузины»)[302]. Старо-Ивановское кладбище находилось за городской застройкой, граница которой в начале 1890-х гг. в основном проходила вдоль ул. Богородской (Революционной), и если ехать от пассажирской Сафроновской пристани на Белой, то оно действительно будет между рекой и городом.

Показать сыну «свою землю» Андрей Фёдорович Ильин так и не успел. По дороге из Перми, уже больной, он «выходил на палубу, смотрел на берега и говорил: “Непременно поскорее съездим в наше именье; вот увидишь!” В первый приезд мы не собрались, – да, кажется, и смотреть там было нечего; в этот ему захотелось. Накануне рокового дня тянет человека к своей земле. Может быть и бабушку тянуло»[303]. Земля эта, вероятно, находилась под Уфой (к ней легче всего было добраться из города), но возможно и на берегах Бугуруслана, воспетых С.Т.Аксаковым. При разделах родовых осоргинских имений в этих краях какая-то часть могла перейти и к Надежде Львовне Ильиной. В рассказе «Портрет матери» Михаил Осоргин писал, что «была у родителей мечта: из глухой провинции [Перми] перебраться в столицу, или хоть поближе к центру, или, наконец, хотя бы на родину отца, где было бездоходное именье на реке Бугуруслане»[304].

По сведениям за 1874 г. в первом стане Уфимского уезда при с. Софьино располагалось небольшое (251 дес.) владение «дворянки Надежды Ильиной», а близ деревни Березовки второе в 129 дес. При селе Осоргино Осоргинской волости лежали поместья Нагаткиных (321 дес.), Булгаковых (321 дес.), Пелено (321 дес.), Горельской (210 дес.), Дебу (347 дес.) и Филиппович (340 дес.)[305]. На 1895 г. у Н.Л. Ильиной в Осоргинской волости было 129 дес.[306] По всей видимости, как раз тогда бабушка избавилась от своей последней недвижимости. В бланке, составленном 8 июня 1895 г., в Осоргинской волости было отмечено владение Фёдора Александровича Боброва[307] и других, «бывш. Н.Льв. Ильиной» в 129 дес. Указано, что земля Бобровым получена «по наследству». Эти сведения предоставил арендатор участка, житель деревни Нагорки Тимофей Романов, который уже 16-й год арендовал данное поместьице[308].

Согласно земской переписи 1912–1913 гг. возле Осоргино уцелели лишь осколки некогда заложенного Ф.В. Осоргиным дворянского «гнезда» – имения дворян Ф.О. Бочкова (321,78 дес.) и М.Д. Нагаткиной (321,78 дес.)[309]. Осоргинское «искание» «своей» земли было отзвуком глобальной катастрофы, когда родовое дворянство навсегда лишалось исконных фамильных поместий, своего уютного дворянского «гнезда», скитаясь по городам и службам в поисках заработка. В семейных преданиях ядром воспоминаний являлись рассказы о бывшей малой родине, тихом домашнем счастьи дворянской усадьбы, особенно, видимо, прочных в «колене» Осоргиных. Само селение Осоргино, состоявшее из тесного круга усадеб дочерей-наследниц, являло собой, давайте представим, своеобразное фамильное сообщество, где из окон были видны родственные особняки, куда чуть ли не ежедневно ездили в гости, а молодёжь весёлыми компаниями устраивала себе развлечения. Эта ностальгия по утерянному дворянскому раю, которую многократно усилила тоска в эмиграции по всей канувшей в небытие «старой» России, звучит одной из основных мелодий в творчестве замечательного русского писателя Михаила Осоргина.

Ныне, «после бури, пронесшейся над нашей страной», и градостроительной катастрофы, обрушившейся в последнее время на исторический центр Уфы, практически не сохранилось ничего связанного с детскими годами Осоргина-внука. Нет дома бабушки писателя, домов, где жили тётушки – сёстры отца, ни Старо-Ивановского кладбища, где был похоронен Андрей Фёдорович Ильин, ни Успенской церкви. Но по-прежнему несут свои воды Белая и Дёма, которые так полюбил Миша Ильин, есть город на горе, и земля – «своя земля».

«Заботами милого друга я получил из России небольшую шкатулку карельской берёзы, наполненную землёй… Я пересыпаю её заботливо и осторожно, чтобы не распылить зря по столу, и думаю о том, что из всех вещей человека земля всегда была самой любимой и близкой… Я тебя люблю, земля, меня родившая, и признаю тебя моей величайшей святыней»[310].

 

Я.С. Свице
М.Ю. Ергин

Левашевы
(страницы родословной дворянской семьи)

Ностальгия – болезнь барская.

Откуда ей у нас взяться?

(Александр Генис)

В XVIII – начале XX вв. Левашевы были одной из самых известных дворянских семей в Оренбургской, затем Уфимской губернии. Основатель уфимской ветви Левашевых Сергей Яковлевич Левашев (иногда фамилию писали Левашов, но в личных подписях чаще встречается через –е, то есть звучало как –ё и здесь приводится именно такое написание) в конце XVIII в. был владельцем достаточно крупного имения, он считается основателем винокуренного производства в Стерлитамакском уезде. Его многочисленные потомки были помещиками, военными, служили в земских учреждениях. После революции и гражданской войны Левашевы, разделив судьбы российского дворянства, потеряли всё, некоторые, вероятно, остались в России, другие, спасаясь от красного террора, покинули её пределы.

В прошлом году на одном из зарубежных генеалогических сайтов авторы обратили внимание на сообщение француза Арно Нури, разыскивающего информацию о русских родственниках – Левашевых. Началась переписка. В архиве французской семьи сохранилось небольшое количество документов, портрет Андрея Левашева первой половины XIX в. в военном мундире, дореволюционные фотографии, родословная схема, составленная Александрой Андреевной Смирновой (Левашевой). Арно не знает русского языка, но в его сообщениях встречаем: Ufa, Sterlitamak, Levashovska, Nina, Vera, Andrei…

Представленная статья написана на основе материалов, собранных авторами в уфимском архиве и информации предоставленной Арно Нури. Авторы выражают благодарность начальнику отдела обеспечения сохранности и государственного учёта документов архивного фонда Центрального исторического архива РБ Грищенко Светлане Николаевне за помощь в работе.

* * *

Левашевы – старинный русский дворянский род, ведущий своё происхождение от немчина Христофора-Карла Долена (Dolen), во крещении Василия Ивановича Дола, выехавшего в 1324–1327 гг. из немец (Лифляндии) во Псков, в оттуда в Тверь к великому князю Александру Михайловичу Тверскому и служившего при нём боярином. Потомками его были тверские бояре Михаил Васильевич, Василий Михайлович, Викула Васильевич. В свою очередь, дети тверского боярина Александра Викуловича Левашёва «многие российскому престолу служили боярами, воеводами и в иных знатных чинах и жалованы были от Государей поместьями и другими почестями»[311].

Родоначальником уфимско-оренбургской ветви считается Фаддей Левашев, живший в конце XVI в., его сын Степан в 1624 г. был «объезжим головой в Казани»[312]. Старинной родовой вотчиной Левашевых с XVII в. было поместье в селе Шапши недалеко от Казани[313]. По сведениям Арно Нури Мокей Степанович Левашев был казанским помещиком (1658 г.), Иван Мокеевич владел землями в Лаишевском уезде (1730 г.), а первым из казанских Левашевых, оказавшихся в Оренбургской губернии, был Яков Иванович Левашев (ум. в 1799 г.), который в 1752 г. имел чин капитана, а по отставке коллежского асессора.

Сергей Яковлевич Левашев (ум. в 1801 г.), помимо хорошего состояния в Казанской губернии, становится одним из самых богатых помещиков нашего края. Сохранились сведения о покупках им земель как у башкир, так и старинных дворянских владений вблизи Уфы. В 1780 г. отставной секунд-майор Сергей Яковлевич Левашев приобрёл у башкир Ногайской дороги Телтим-Юрматынской волости земли по р. Белой и Куганаку, причём в купчей упоминалась межа «от прежде проданной ему, Левашеву, нами ж земли». В 1784 г., будучи надворным советником и судьёй Уфимского совестного суда, он продал коллежскому асессору И.Н. Ключарёву землю по речке Сутолоке, купленную в 1782 г. у дворян Зыковых. В 1787 г. поручик О.Т. Шевкунов продал судье Уфимского совестного суда надворному советнику С.Я. Левашеву землю по р. Стерле, приобретённую в том же году у башкир Телтим-Юрматынской волости. Наконец, в 1789 г. Левашев купил ещё земли у башкир Ногайской дороги Юрматынской волости по р. Белой.

В 1796 г. коллежский советник Сергей Левашев в Стерлитамакском округе был владельцем винокуренного завода на речке Каране-Елге. На нём в год выкуривалось 8040 вёдер вина, на что употреблялись своих 14 040 пуд. хлеба и 1630 саж. дров. В казну поставлялось (в город Стерлитамак) «всей годовой препорции вина 6080 и 210 ведер водки ардинарной, да в Уфу водки ж 520 ведер». В домашнем обиходе оставалось 500 ведер. Заводчик являлся владельцем 175 душ крестьян[314].

С.Я. Левашев более десяти лет состоял совестным судьей, с 1782 г. один срок являлся предводителем дворянства Уфимского, Стерлитамакского и Челябинского округов[315]. Начав служить ещё в 1760-е гг., в 1767 г. он имел звание гвардии каптенармуса, в 1774 г. капитана, в 1782 г. секунд-майора в отставке, а в конце жизни – чин статского советника[316].

Главное имение Сергея Яковлевича Левашева находилось в 5 верстах к северу от Стерлитамака на реке Белой и озере Банном. Деревня, названная по фамилии владельца Левашево, была основана в 1773 году[317] и по значительному количеству проживавших в ней крестьян в 1790-х гг. имела статус пригородной слободы. Кроме того, в Стерлитамакском уезде С.Я. Левашеву принадлежали земли при р. Стерле, пустошь Акчакузовская на р. Асаве, деревня Татарский Куганак и другие. Согласно «Краткой табели Оренбургской губернии с двенадцатью городами и их уездами», составленной по результатам V ревизии (1795 г.) и генерального межевания земель (проводилось с 1798 г.) в Левашёвской слободе в 1790-х гг. проживало 318 душ крестьян мужского и 335 женского пола, здесь находился господский дом, при котором был разбит регулярный сад с яблоневыми и вишневыми деревьями, в нем две аранжерейные теплицы со «шпанскими» вишнями, сливами, персиками и абрикосами. В саду для выращивания рыбы выкопали небольшой прудик. Ещё один большой пруд устроили в одном из оврагов. По записям в ревизских сказках известно, что некоторые из крепостных переводились помещиком в Левашёвку из дер. Макарово и села Новоникольского (Карнаухово) Лаишевской округи Казанской губернии[318].

У Сергея Яковлевича Левашева и его жены Анны Васильевны было пятеро детей: Николай, Михаил, Алексей (?), Наталья и Елизавета. А некоторые подробности жизни семьи в Левашёвке в конце XVIII в. известны благодаря мемуарам Григория Степановича Винского (1753–1818). Образованный малороссийский дворянин, в конце XVIII в. сосланный в Оренбургский край, учил детей в дворянских семьях Зубовых, Булгаковых, Рычковых, Шишковых. С 1783 г. Г.С. Винский жил у Булгаковых, после чего был приглашен к С.Я. Левашеву, но, по словам Винского, «по сумбурству же его я принужден был от него отстать и, возвратясь в город [Уфу – авт.] жить на квартире, исправляя в доме г. Рычкова бродящего учителя»[319].

В 1789 г. Винский был опять «перезван» Левашевым. Мемуарист писал, что обиженный Сергеем Яковлевичем в первое приглашение «не хотел было с ним вовсе дела иметь; но, увидевши детей, обласканный ими, я забыл всё и четыре года прожил в сём доме, перенося многие неприятности. Сергей Яковлевич Левашов, надворный советник и совестный судья, был человек крайне странный. В юношестве без всякого воспитания, в молодости без малейшего образования, в мужеских летах без нравственности, достаточный казанский дворянин, посему родными и знакомыми в его своеволии там несколько стесняемый, оставив молодую жену и пятерых любезных детей, переселился в Башкирию, где купивши землю, переводил крестьян, строил домы, разсаживал сады, заводил оранжереи, учреждал фабрики, заводы; но все сие только начинал, а не оканчивал. Дом его снаружи, по виду, был казарма, во внутренности же оштукатурен как палаты. Сад был неогорожен, но вороты в него воздвигнуты были столярной работы и с немецкими петлями и замками. Описывать все его странности было бы и скучно, и трудно; скажу только еще: бывши почти безграмотен, охотник превеликий был диктовать письма, особенно наставления прикащикам, садовникам, конюхам и другим своим чиновникам. Щедр, даже мот бывал из тщеславия, скуп же по природе, нрава самого крутаго и жестокаго; но к сентиментальному разговору всегда приставал, выдавая себя за Стерна»[320].

В главе «Попущение своевольствовать» Г.С. Винский, видимо, говорит о С.Я. Левашеве, не называя его по имени. Мемуарист, критикуя российскую судебную систему, коснулся и совестных судов, учреждённых Екатериной II. Совестные суды этой эпохи играли роль третейских и разбирали дела о преступлениях, совершённых безумными и малолетними, о колдовстве, оскорблении родителей детьми и др. В Уфимском совестном суде в конце XVIII в. было два заседателя от дворянства и два от купечества[321]. О деятельности этих судов Винский писал, что «желание благонамеренных быть судиму по совести уничтожалося, и ябедники безбоязненно продолжали угнетать безпомощных. Можно утвердительно сказать, что во всё время существования сих судов, едва ли десять дел произведено в оных надлежащим образом. Я четыре года живши в доме уфимского совестного судьи, видел, как его Алешка [младший из сыновей? – авт.], бутуз гонял со двора несчастных чуваш и мордвов, притекавших к совестному правосудию; как судия сам хвастал, что в двенадцать лет его судейства и двенадцать дел не поступило в суд. По наведываниям, в других губерниях совершенно то же»[322].

В своих записках Винский характеризует С.Я. Левашева весьма отрицательно, но при этом следует помнить, что столь же критически ссыльный вольнодумец отзывался и о других помещиках, в чьих домах ему пришлось учительствовать. Сергей Яковлевич Левашев был сыном своей эпохи и своего поколения. Можно только представить, что мог бы написать Винский, например, о Степане Михайловиче Аксакове или Надежде Ивановне Куроедовой. Дети С.Я. Левашева, принадлежавшие к другому, более просвещённому поколению, были во многом уже другими, и стали одними из самых любимых учеников Винского. Им и их детям посчастливилось жить в золотую эпоху русского поместного дворянства.

Г.С. Винский писал о своих питомцах: «две дочери, два сына и племянник составляли мой пансион. Средняя дочь Наталья, 15-ти летняя девушка, одарена была отличною способностию и охотою к учению; старший сын Николай был так же понятен и прилежен, да и прочие довольно изрядно учились, что при их ласковости, поселило во мне неимоверную ревность споспешествовать их успехам. Скажу не хвастаясь, что Наталья Серг. чрез два года понимала столько французский язык, что труднейших авторов, каковы: Гальвеций, Мерсье, Руссо, Мабли, переводила без словаря; писала письма со всею исправностью правописания; историю древнюю и новую, географию и мифологию знала так же достаточно.

Жизнь наша в сем доме была довольно сносна; к странностям хозяина присмотревшись, все прочее шло порядочно; ласки же и дружелюбие девиц Елеоноре Карловне [жена Винского, последовавшая за ним в ссылку – авт.] доставляло много приятностей. Зиму мы жили в городе [Уфе – авт.], где катанья, собранья балы, для меня и карточная игра, жизнь нашу делали весьма удовлетворительною; весну, лето и осень обыкновенно проживали в деревне; тут разныя ежедневно почти новые занятия: прогулки, купанья, рыбная ловля, стрельба и множество других забав, сокращали время нечувствительно».

Жена Винского в 1792 г. скончалась, оставив двух маленьких детей, и «дочери г. Левашова, по своему собственному побуждению, а по молодости их лет непричастному еще корысти, предложили своему отцу и получили его соизволение, чтоб детей моих принять к себе для воспитания, с тем что бы их по возможности и пристроить. Предложение сие меня до крайности порадовало; я знал, что им каждой утверждено было от отца по сту душ лучших крестьян; посему как воспитать, так и пристроить моих детей немного бы им стоило… В начале зимы 1793 года сыновья г. Левашова и племянник долженствовали ехать в Санкт-Петербург на службу; дочери же в Казань к их матери. Я, приглашенный г. Шишковым, переселился к нему в деревню и с моими детьми; ибо зная по наслышке Анну Васильевну, я не хотел жертвовать моими сиротами. Да и сами барышни согласны были, чтоб дети оставались при мне, пока они сделаются властны сами располагать своими делами. Мы поднялись вдруг все из Левашовки, ехали вместе до Бугульмы. Расстояние сие растянули сколько можно больше, распрощались как истинные родные, не надеясь никогда уже больше жить вместе»[323].

Если Г.С. Винскому больше не пришлось увидится со своими питомцами, можно предполагать, что он переписывался с детьми и племянником С.Я. Левашева – сыном его сестры, казанской помещицы Марии Яковлевны Левашевой в замужестве Депрейс.

Самая одаренная из детей С.Я. Левашёва Наталья Сергеевна, в замужестве Деларю в последующие годы жила с семьей в Казани. Её сын Михаил Данилович Деларю (1811–1868) окончил Царскосельский лицей, служил чиновником в различных ведомствах, в своё время был достаточно известным поэтом пушкинской плеяды. Стихотворения его печатались в «Северных цветах», «Библиотеке для чтения», «Современнике» и др.[324] Елизавета Сергеевна Левашева была первой женой уфимского дворянина, майора Петра Николаевича Пекарского (1764–1853), сына одного из руководителей обороны Уфы от пугачевцев Н.Н. Пекарского и отца известного уфимца, историка-академика. У Петра Николаевича было имение в сельце Отрада под Уфой (ныне д. Базилевка), но «широкая жизнь с разными барскими затеями в роде: домашнего оркестра музыки, псовой охоты, оранжерей и теплиц и т.п. расстроила состояние Пекарского». Единственная дочь Елизаветы Сергеевны – Анна Петровна была замужем за помещиком Московской губернии Михаилом Ивановичем Микулиным[325]. После замужества Елизаветы Сергеевны Левашевой в Отраду переводились крепостные крестьяне, доставшиеся ей по разделу, из дер. Левашёвки Стерлитамакского уезда, из села Корноухово (Никольского) Лаишевского уезда[326].

Николай Сергеевич Левашев по сведениям Арно Нури родился в 1780 г. После выхода в отставку в чине капитана гвардии, жил в Левашёвке. В 1834 г. здесь у него было 59 семей дворовых и 46 семей крестьян. Кроме того, он являлся владельцем крепостных в деревнях Михайловка (200 душ) и Красный Яр (157 душ)[327]. В 1812 г. на один срок избирался предводителем дворянства Уфимского, Стерлитамакского, Челябинского и Троицкого уездов. В 1830 г. также на одно трёхлетие губернским предводителем[328]. В 1818 г. Николай Сергеевич построил в Левашёво каменную церковь. Храм имел три престола: в честь Тихвинской иконы Божией Матери, во имя Святителя и Чудотворца Николая и святой пророчицы Анны[329]. В 1824 г. он с супругой Анной Андреевной и дочерью Варварой присутствовал в Уфе на балу, данном дворянством в честь императора Александра I, причём Н.С. Левашев являлся одним из распорядителей бала[330]. В этой семье Левашевых выросло семь сыновей и две дочери: Варвара, Сергей, Александр, Василий, Платон, Николай, Владимир, Андрей и Аделаида. В середине XIX в. по крайней мере шестеро из них со своими семьями жили «дворянским гнездом» в своих имениях: в селе Левашёво и находящихся по соседству деревнях Косяковке, Михайловке, Красном Яре, Забельской, Аделаидовке, Амбразанцевке, Марьиной. Текла поместная дворянская жизнь, было, вероятно, весело и шумно, случались, конечно, и горести. Были свои Калитины, Лаврецкие, Обломовы, а может и семьи подобные персонажам М.Е. Салтыкова-Щедрина. В усадьбах Левашевых велись обычные сельскохозяйственные работы, кроме того, в селе Левашево (Николаевском) к 1870-м гг. существовали два винокуренных завода и один поташный[331].

После раздела земли и крепостных между детьми Николая Сергеевича Левашева, Василий Николаевич Левашев стал владельцем дворовых и крестьян в деревне Забельской Стерлитамакского уезда. По IX ревизии (1850 г.) у его наследников, он к тому времени уже умер, было 127 душ крепостных обоего пола. Имена наследников не указаны[332]. В 1930-х гг. в иммиграции дочь Андрея Николаевича Левашева – Александра (в замужестве Смирнова) составила родословную уфимских Левашевых, по которой детей у Василия Николаевича Левашева не было.

Артиллерии поручик Платон Николаевич Левашев в 1850-х гг. жил в своем стерлитамакском имении. По IX ревизии 1850 г. в селе Левашёво ему принадлежало 112 душ крепостных, доставшихся в 1847 г. по наследству от отца Николая Левашева и матери Анны Левашевой. Кроме того, в сельце Косяково Стерлитамакского уезда него было 75 душ крестьян, купленных в 1850 г. у подпоручицы Натальи Левашевой[333]. В 1853–1856 гг. Платон Николаевич был предводителем дворянства Стерлитамакского и Белебеевского уездов[334], в 1858 г., имея чин коллежского асессора, являлся почётным членом Губернского попечительного комитета о бедных[335]. У П.Н. Левашева было три дочери, ставшие в замужестве: Анна Ермолова, Елизавета Цимбалова и Наталья Обрампольская (по родословной Левашевых).

Варвара Николаевна Левашева вышла замуж за поручика Никифора Сергеевича Амбразанцова (Амбразанцева). Деревня супругов – Амбразанцовка находилась в Стерлитамакском уезде. По ревизии 1850 г. в ней проживали крепостные, переведённые в 1838–1849 гг. Никифором Сергеевичем из Костромской, Нижегородской, Владимирской и Симбирской губерний, а также доставшиеся Варваре Николаевне в 1843 г. от отца гвардии капитана Николая Левашева[336].

Артиллерии подполковник Николай Николаевич Левашев в 1850 г. находился уже в отставке и жил в Левашёвке. По IX ревизии в этом селе он значился владельцем 105 душ крепостных обоего пола, также доставшихся ему по разделу от отца в 1847 г.[337] Сохранилась метрическая запись о крещении в январе 1863 г. в Тихвинской церкви с. Левашёво Николая родившегося у подполковника Николая Николаевича Левашева и его жены Марии Петровны. Восприемниками были временно проживавший в этом селе титулярный советник Валентин Карлович Клодд и вдова поручица Варвара Николаева Амбразанцова[338]. У Николая Николаевича Левашева младшего по сведениям из уже упоминавшейся родословной Левашёвых была дочь Наталья, а сын Сергей Николаёвич Левашев с 1890-х гг. служил в различных земских учреждениях Белебеевского и Бирского уездов[339], в 1917 г. состоял кандидатом в Белебеевские уездные предводители дворянства, гласным уездного земского собрания[340].

Владимир Николаевич Левашев, штабс-капитан в отставке, в 1850 г. жил в своём имении в деревне Михайловка Стерлитамакского уезда, по IX ревизии был владельцем 135 душ крепостных обоего пола, доставшихся ему в 1847 г. по наследству от отца. У супруги Владимира Николаевича Марии Петровны в расположенной недалеко деревне Марьиной также были крепостные (84 души обоего пола), переведённые в 1848 г. из Симбирской губернии)[341]. В 1859 г. Владимир Николаевич Левашев на одно трёхлетие был избран предводителем дворянства Стерлитамакского уезда[342], в 1865–1878 гг. являлся мировым посредником в Стерлитамакском уезде[343], в 1883 г. гласным Стерлитамакского уездного земства от землевладельцев[344].

Аделаида Николаевна Левашева вышла замуж за штабс-капитана Николая Васильевича Бухвостова. В 1850 г. они жили в деревне Аделаидовка (Бухвостово) Стерлитамакского уезда. Аделаиде Николаевне принадлежало здесь 157 душ крепостных обоего пола, доставшихся в 1847 г. по наследству от отца, и купленных в 1850 г. у губернского секретаря Аристова[345]. В 1858 г. штабс-капитан в отставке Николай Васильевич Бухвостов состоял начальником Стерлитамакского окружного управления государственных имуществ[346], в 1865–1878 гг. был мировом посредником, а в 1883 г. председателем Стерлитамакской земской управы, почетным мировым судьей и гласным уездного земства от землевладельцев[347].

Александр Николаевич Левашев учился в Московском благородном университетском пансионе[348]. В 1850 г. имел чин титулярного советника и являлся владельцем сельца Красного Яра Стерлитамакского уезда. По IX ревизии помещику (в имении он не жил) принадлежали 233 души крестьян обоего пола. Часть из них досталась от отца при разделе с братьями и сёстрами, а часть была куплена у помещиц Матюниной и Биберштейн[349]. В 1862 г. Александр Николаевич имел чин коллежского советника[350]. Пётр Александрович Левашев, в 1873 г. коллежский регистратор, был становым приставом 3 стана Стерлитамакского уезда, а в 1882 г., в чине губернского секретаря, состоял судебным приставом при Уфимском уездном мировом съезде[351]. Варвара Александровна Левашева вышла замуж за своего дальнего родственника – Николая Петровича Депрейса. У С.Я. Левашева также была сестра Мария Яковлевна. Она стала женой казанского дворянина иностранного происхождения Исая Исаевича Депрейса (?–1798). У них было два сына (Пётр и Николай) и три дочери. Один из сыновей был учеником Г.С. Винского в стерлитамакской Левашёвке, вероятно Пётр. Николай Исаевич Депрейс (1785(8)–1854), капитан, в отставке надворный советник, был крупным помещиком в Казанский губернии, известным конезаводчиком, губернским предводителем дворянства (1852–1854). Был женат на Наталье Порфирьевне (Молоствовой) (1803–1879), их дети: Мария (за Петром Дмитриевичем Мертваго), Екатерина, Варвара, Ольга, Николай (1835 г. р.), Пётр (1837), Владимир (1839) и Сергей (1842). В XIX в. Депрейсы жили в селе Шапши Казанской губернии – старинном родовом имении Левашевых. Жизнь семьи в Шапшах была подробно описана в воспоминаниях Марии Петровны Ватаци (Мертваго), опубликованных в 1913 г. в «Историческом вестнике»[352].

Николай Петрович Депрейс в 1901 г. был опекуном над имуществом Андрея Николаевича Левашева[353] – дяди своей жены, в 1914 г. состоял членом Стерлитамакского земского съезда, почётным мировым судьёй[354]. По сведениям Арно Нури Варвара Александровна Депрейс со своими детьми продолжала жить в Левашёво и после революции.

Представители уфимского дворянского рода Левашевых, живущие ныне во Франции, являются потомками Андрея Николаевича Левашева. Штабс-капитан А.Н. Левашев, по IX ревизии (1850 г.) в селе Левашёвке был владельцем 115 душ крепостных, доставшихся ему по наследству от отца в 1847 г.[355] По уставной грамоте, составленной в 1862 г., являлся владельцем 2643 дес. и 1920 саж. земли, из которых в пользование крестьян (по X ревизии их значилось 17 душ дворовых и 73 души крестьян мужского пола) выделили 307 дес.[356] В 1868–1873 гг. Андрей Николаевич Левашев был Стерлитамакским уездным предводителем дворянства[357], в 1873 г. председателем мирового съезда, в 1883 г. мировым судьей и до 1897 г. гласным Стерлитамакского уездного земского собрания от землевладельцев. Жена Андрея Николаевича Анна Ивановна (в девичестве Мейер по сведениям Арно Нури) в 1873 г. состояла попечительницей Уфимской Мариинской женской гимназии, а в 1882 г. была членом попечительского совета Уфимского новиковского дворянского пансиона[358]. Их единственная дочь Александра Андреевна Левашева (1866–1930-е гг.) в 1891 г. вышла замуж за дворянина Льва Константиновича Смирнова (1862 – ~1914). Бракосочетание состоялось в уфимской Никольской церкви[359]. Лев Смирнов родился в Уфе, его отцом был Константин Александрович Смирнов (ум. в 1864 г.), в 1862 г. урядник, в 1864 г. хорунжий Первого оренбургского казачьего полка, расквартированного в эти годы в Уфе[360]. Александра Андреевна и Лев Константинович Смирновы жили в стерлитамакской Левашёвке. В 1914 г. Л.К. Смирнов состоял членом Стерлитамакского земского съезда, почётным мировым судьей[361].

У супругов Смирновых родились две дочери Нина и Вера, а также сын Алексей, умерший в детстве. Вера Львовна Смирнова родилась в 1895 г., крещена в уфимской Никольской церкви. Лев Константинович в это время имел чин губернского секретаря. Восприемниками были подпоручик Николай Петрович Депрейс и жена штабс-капитана Анна Ивановна Левашёва[362].

В 1917 г. Нина Львовна Смирнова в Петербурге вышла замуж за графа Сергея Уварова, в 1917 или 1918 гг. они уехали в Софию. Здесь супруги познакомились с Рене Ле Пивэном – французским консулом в Софии, который помог Уваровым обосноваться в Париже. В 1920–1922 гг. он добился разрешения сначала для Александры Андреевны, жившей в Левашёво, выехать к дочери во Францию, а в 1925 г. право на поездку Веры Львовны в гости к «больной матери». В июле 1925 г. Вера выехала поездом в Литву, Германию, а затем во Францию. Из «гостей» она, конечно, не вернулась, а в 1928 г. вышла замуж за Рене Ле Пивэна. Александра Андреевна Смирнова (Левашева) умерла во Франции в 1930-х гг., Нина Уварова в 1980-х гг. Вера Ле Пивэн скончалась в 1987 г. В настоящее время во Франции живут 14 её потомков.

 

 

Л.Ф. Тагирова

Депутаты от Башкирского войска
при коронации Александра II

Приход к власти нового императора являлся глобальным потрясением для всех слоёв российской элиты, от придворной аристократии до рядового провинциального дворянства. Во время переходного периода особое значение имел церемониал коронации, вступления в правление, включавший целый комплекс мероприятий, растянутый во времени. В этот момент происходило установлением контактов новой правящей «верхушки» со всеми территориальными и социальными группами. Регионы отправляли в столицу своих представителей, в число которых попадали только «проверенные» лица.

И при подготовке коронации Александра II в апреле 1856 г. Оренбургскому и Самарскому генерал-губернатору В.А. Перовскому от военного министра Н.О. Сухозанета было поручено назначить двух депутатов от Башкирского войска. Ими были выбраны войсковые старшины: начальник первого кантона Абдулла Давлетшин и начальник седьмого – Мухамеджан Ерлыбаевич Бузыкаев. Каждый из них взял с собой по сопровождающему (с последним отправился урядник Буляков). Кроме того известно, что в Москве на «Высочайшей охоте при Священнейшем короновании» присутствовал управляющий 27-м кантоном зауряд-сотник Фахретдин Ишмухаметович Уметбаев, который удостоился получить за это «потомственный бриллиантовый перстень с изумрудом и жетон в память коронации»[363].

Сам факт отправки на коронацию представителей национальной элиты, да ещё по приказу «сверху», свидетельствовал о восприятии кантонной «верхушки» как части государственного правящего слоя. Кто же были эти особо доверенные «кантонные», кого делегировал на встречу с молодым императором вчера ещё всесильный Перовский, дни пребывания которого в Оренбурге стремительно подходили к концу.

Первый кантон, управляемый Абдуллой Давлетшиным, объединял многочисленное башкирское население Оренбургского и Бузулукского уездов Оренбургской губернии, как «чистых» степняков-полукочевников, так и аулы горно-лесной части по притокам Сакмары. Численность населения по девятой переписи составила 90 215 чел.[364]

Во главе кантона в разные годы стояли Тагир Куватов (1832–1841 гг.), Абдулла Давлетшин (1841–1850, 1852–1854 гг.) и Альмухамет Куватов (1850–1852 гг.). Из-за чрезвычайно больших расстояний между башкирскими деревнями, западная часть которых представляла изолированные «островки» среди русского крестьянства, что создавало большие проблемы при управлении, в 1854 г. этот кантон был разделён на три отделения. В первом отделении кантонным начальником был назначен Абдулла Давлетшин (1854–1856 гг.), во втором – Мухаметзариф Сыртланов (1854–1856 гг.), третьим отделением управлял Сайфулла Ишимов (1854–1856 гг.). На основе этих отделений была проведена уже следующая административная реформа.

С 1856 г. юго-западная часть десятого кантона (ближние к Оренбургу башкирские аулы) вместе с мишарями и тептярями вошла в состав вновь образованного первого кантона (центр дер. Имангулово), где управляющим и был назначен Давлетшин (1856–1862 гг.). Далее, с 1862 по 1863 гг. кантонных начальников в этом кантоне не было.

Абдулла Давлетшин (1812 г. рождения) происходил из семьи мусульманского духовенства. В январе 1830 г. он поступил на службу в 10-й башкирский кантон, в декабре 1839 г. стал урядником. За участие в Хивинской экспедиции (1839–1840 гг.) награждён званием зауряд-хорунжего и деньгами 85 руб. серебром (январь 1840 г.). В октябре того же года стал хорунжим. В 1841 г. Давлетшин был утверждён в должности помощника кантона и уже через год, в 1842 г., стал официальным управляющим кантоном. Далее он получает звания сотника (1844 г.) и есаула (1846 г.). По невыясненным причинам, в марте 1850 г. Абдулла Давлетшин был уволен с должности кантонного начальника, в сентябре 1851 г. назначен управляющим Войсковым башкирским конным заводом. В этой должности он пробыл недолго. Уже 24 января 1852 г. его вновь назначают (утверждают 23 апреля) начальником 10-го башкирского кантона (с 1856 г. переименован в первый кантон). В феврале 1853 г. Давлетшин получил звание войскового старшины, а в сентябре 1856 г. (т. е. в период коронации Александра II) стал подполковником, что было единственным случаем в системе кантонного управления Башкортостана. За период своей службы удостоен ордена Св. Станислава второй степени (1860 г.), Бронзовой медали на Владимирской ленте в память о Крымской войне 1853–1856 гг., а также Золотой медали в память о коронации Александра II[365].

А. Давлетшин владел русским, персидским, арабским языками, а также «тюрки». Согласно формулярным спискам знал географию и арифметику. Из личной собственности у него имелся дом «с пристроем» в д. Имангулово Оренбургского уезда, отдельный хутор «для скота и хлебопашества» и 300 дес. земли. У Давлетшина было две жены и трое детей. Первая из его жён являлась дочерью указного муллы Абдрахманова – Махубзиямал, вторая – дочь оренбургского купца Искандера Акалаева – Бибигайша[366]. Оба сына – Абдулвалий, родившийся 21 июня 1831 г., и Абдрахман, родившийся 28 мая 1850 г., окончили Оренбургский Неплюевский кадетский корпус (старший в 1851 г., младший в 1871 г.)[367]. Третьим ребенком управляющего кантоном была дочь Бибигазиза, родившаяся 1 января 1852 г.

Кантон, управляемый Мухамеджаном Бузыкаевым, включал в свой состав аулы Троицкого и Челябинского уездов Оренбургской губернии (совр. крайний восток Башкортостана, Челябинская и Курганская области), центром была д. Маломуйнаково. В 1832–1835 гг. четвёртый кантон был разделён на 4-й Западный, которым управлял Валиша Кулбаков, и 4-й Загорный, начальником его являлся М. Бузыкаев. В 1835–1847 гг. над 4-м Западным и 4-м Загорным кантонами был назначен общий управляющий – Мухамеджан Бузыкаев. Сюда входило разнородное башкирское население, проживавшее в предгорной местности на западе и в чисто степных краях на востоке, рассеянное на очень больших просторах. Поэтому в 1847 г. этот кантон был окончательно разделён на два, каждый из которых получил собственный номер: 4-й Загорный стал четвертым (по итогам девятой ревизии насчитывалось 11 512 башкир), а 4-й Западный – пятым кантоном (с населением 12 179 чел.[368]). В связи с этим нумерация всех остальных башкирских кантонов изменилась, т. е. пятый стал шестым, шестой седьмым и т. д.

После реформы 1855 г. население Троицкого уезда четвёртого кантона, вместе с тептярями Троицкого и Верхнеуральского уездов, было причислено ко вновь образованному седьмому кантону, которым управляли Мухамеджан Бузыкаев (первая половина 1856 г.), а затем Шагимрат Рустанов (1856–1862 гг.) и Абдулгата Ибрагимов (1862–1863 гг.).

Войсковой старшина Мухамеджан Ерлыбаевич Бузыкаев (1791 г. рождения) происходил из семьи зауряд-чиновника. В апреле 1808 г. он вступил в военную службу, в марте 1815 г. стал зауряд-хорунжим, в октябре 1821 г. – зауряд-сотником. 15 мая 1822 г. утверждён в должности юртового старшины, 12 мая 1831 г. стал помощником кантонного начальника. В июне того же года получил звание зауряд-есаула. В июле 1832 г. он был уволен с должности юртового старшины и помощника кантонного начальника и утверждён в должности управляющего четвёртым башкирским кантоном. В феврале 1835 г. Бузыкаев получил звание хорунжего, в марте 1842 г. стал сотником, в апреле 1846 г. – есаулом, 22 сентября 1855 г. получил звание войскового старшины.

Мухамеджан Ерлыбаевич участвовал в военных походах 1812–1815 гг. в составе одного из башкирских полков. В 1816 г., с 17 мая по 1 ноября находился на Оренбургской линии в крепости Устьуйской. Бузыкаев владел русским языком и «тюрки». Имел дом в д. Маломуйнаково. У него было три жены и шестеро детей. Первая из его жён – Югура – была из тептярского сословия, вторая – Урхия, дочь зауряд-чиновника, третья – Салиха[369], дочь скандально известного кантонного начальника Тухватуллы Утявова, который управлял данным кантоном с 1819 по 1830 гг.[370] Как видим, соблюдалась преемственность власти, что является одной из характерных особенностей любой элиты.

Обоим депутатам в поездку на коронацию Александра II из капитала Башкирского войска было выделено по 579 руб. серебром. Давлетшин и Бузыкаев должны были прибыть в Москву к 1 августа, для чего были отправлены уже 8 июля 1856 г.

По прибытию в Москву представители от Башкирского войска, наравне с остальными, участвовали в обширной программе, посвящённой коронации Александра II. В отчёте Абдуллы Давлетшина написано, что 2 августа он явился в Ордонансгауз (здание военной комендатуры, караула), к первому и второму комендантам; 3 августа ездил к генерал-губернатору; 9 августа выезжал к министру Двора В.Ф. Адлербергу; 15 августа явился к Дежурному генералу; 16 августа – к военному министру Сухозанету; 18 августа присутствовал при разводе войск в Кремле; 19 августа – при параде на Ходынке; 22 августа явился к генералу М.Г. Хомутову[371]; 23 августа выезжал на репетицию коронования; 26 августа присутствовал на коронации Александра II, а вечером на балу во дворце. На следующий день Давлетшин в числе прочих явился к Константину Николаевичу Романову; 28 августа ездил представляться «его Императорскому Величеству и Ея Высочеству Марии Павловне», а на следующий день, к «Великим князьям Николаю Николаевичу и Михаилу Николаевичу»; 30 августа ездил с поздравлениями с днем ангела к императору, а вечером выезжал в театр по присланному билету; 31 августа ездил с поздравлением к «Ея Величества Александре Фёдоровне»; 1 сентября был на обеде, а через день на балу во дворце; 5 сентября посетил купеческий бал; 6 сентября выезжал к генералу Хомутову для «испрошения дозволения об отправке домой»; 7 сентября – к нему же с донесением об отъезде[372].

Как видим, месячное пребывание в Москве А. Давлетшина было чрезвычайно насыщенным. Он участвовал в многочисленных мероприятиях, которые нередко шли каждодневно. И всякий раз нужно было готовиться, приводить в порядок мундир, согласовывать с чиновниками церемониал и т. д. Целый месяц вчерашний обитатель деревни Имангулово вращался не просто среди «высшего света», он на равных общался с высшей элитой Российской империи, от светских раутов и приёмов до обедов и балов. Наверняка, к концу пребывания в первопрестольной башкирский офицер уже обыденно воспринимал блеск золота кремлёвских дворцов, сияющие эполеты на мундирах военных и весьма открытые наряды придворных дам.

21 сентября 1856 г. Абдулла Давлетшин вернулся в свой кантон[373]. В своём отчёте он писал, что «во время представления моего… Государь Императору, Его Величество изволило сказать нам: – Башкирцы скоро приготовили свои полки, когда это им было приказано, эти полки хотя не были в больших делах, но в мелких стычках они не сконфузились, их любил покойный мой Родитель и я на будущее время надеюсь видеть их равно усердными и исполнительными. Скажите об этом своим[374]». Кантонный начальник удостоился личной аудиенции и беседы с новым императором, инициатором Великих реформ Александром II.

Если для уже подполковника 44-летнего Абдуллы Давлетшина всё было и будет складываться в дальнейшем успешно, этого нельзя сказать о другом управляющем кантоном, войсковом старшине Бузыкаеве, который 29 августа заболел холерой. Во время болезни к нему два раза вызывали доктора, приобрели лекарства на 1 руб. 80 коп. серебром, использовали гирудотерапию, вызывали муллу. Но всё было тщетно. Всего спустя день с начала болезни, 30 августа, в возрасте 65 лет Бузыкаев умер и был похоронен в Москве[375].

После его смерти, в присутствии старшего адъютанта и дежурного генерала главного штаба, гвардии полковником Огарёвым, подполковником Давлетшиным и урядником Буляковым была составлена опись личных вещей покойного Мухамеджана Бузыкаева. Эта трагическая ситуация позволяет узнать об экипировке кантонных начальников, что они брали с собой в дорогу, как был обставлен не просто их быт, а торжественная, парадная сторона жизни офицеров Башкирского войска.

Так, больший интерес из описи представляют золотые часы с вызолоченной серебряной цепочкой, золотой перстень с сердоликом и именной печатью покойного, парик, очки в старом футляре, обеденные вилки и ножи – все эти предметы говорят о высокой степени европеизации национальной чиновничьей элиты, в том числе отдалённых от губернского центра мест. По этой же описи можно увидеть форму одежды управляющих кантоном, которая состояла из «белого мундира», светлосинего кителя и тёмносерых шаровар, жилета, шёлковых галстуков, белой и тёмносиней фуражек, форменного патронташа, перчаток, штаб-офицерских эполетов, галунов для погонов с вышитыми на них звёздочками, сапог со шпорами и калошами, нового форменного пальто, форменных шашек, казачьих портупей и казачьего пистолета, башкирского также форменного вальтрапа[376], семи звёздочек для погонов. Гардероб чиновников Башкирского войска был не малый.

Но в то же время оставались и национальные предметы одежды, такие как башкирская тюбетейка, «вышитая золотом и обшитая галунами с меховым околышем», кушак, камзол, бешмет и ичиги[377]. Наверняка, в домашней обстановке, отдыхая после напряжённых церемоний в Кремле, «кантонный» предпочитал традиционные виды одеяний.

В целом, поездка в качестве депутатов от Башкирского войска стала значимым моментом в жизни Давлетшина, Бузыкаева и их семей. Само путешествие в Москву, участие в балах и обедах во дворце, приглашение в театр, личное знакомство с императором, его семьей и приближёнными – вводило этих представителей башкирского народа в круг избранных, резко повышало их престиж в глазах соплеменников, и, как в случае с Давлетшиным, помогло в дальнейшем добиться новых высот в карьере. С другой стороны, сам факт участия представителей «верхушки» Башкирского войска в важнейшем государственном мероприятии – коронационных торжествах – свидетельствует о глубокой интеграции региональной (башкирской) элиты в правящий слой Российской империи, что уже как должное воспринималось даже придворной аристократией и высшим чиновничеством государства.

 

Список сокращений:

 

ГАОО – Государственный архив Оренбургской области

НА УНЦ РАН – Научный архив Уфимского научного центра РАН

ОПИ ГИМ – Государственный исторический музей. Отдел письменных источников

ПСЗ – Полное собрание законов Российской империи

РГАДА – Российский государственный архив древних актов

РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив

РГИА – Российский государственный исторический архив

ЦИА РБ – Центральный исторический архив Республики Башкортостан

 

Наши авторы:

Абсалямов Юлай Маратович – кандидат исторических наук, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН (Уфа)

Азнабаев Булат Ахмерович – доктор исторических наук, Башкирский государственный университет (Уфа)

 

Гвоздикова Инга Михайловна – кандидат исторических наук, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН (Уфа)

 

Детинина Екатерина Александровна – аспирант, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН (Уфа)

 

Егоров Павел Владимирович – старший научный сотрудник, историк Государственного учреждения культуры Научно-производственный центр по охране и использованию недвижимых объектов культурного наследия Министерства культуры РБ, историк Уфимской епархии (Уфа)

 

Ергин Михаил Юрьевич – краевед, сотрудник Уфимской епархии (Уфа)

Леонова Татьяна Алексеевна – кандидат исторических наук, Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы

 

Мордовина Ольга Степановна – краевед (дер. Ильина Поляна Благовещенского района)

Роднов Михаил Игоревич – доктор исторических наук, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН (Уфа)

Свице Янина Сигизмундовна – краевед, ведущий специалист по учебно-методической работе Уфимского государственного нефтяного технического университета (Уфа)

 

Тагирова Лейла Факиловна – кандидат исторических наук, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН (Уфа)

 

Научное издание

 

 

РЕКА ВРЕМЕНИ. 2012:

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: