Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Карфагеняне в Западной Африке⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 13
В период расцвета Карфагена на океанском побережье Марокко возникают и растут колонии африканских финикийцев. Появление некоторых из них было связано со знаменитой экспедицией карфагенского флотоводца Ганнона (около 525 г.). Не случайно предполагаемый год отправки этой экспедиции совпадает с годом присоединения Египта к империи Ахеменидов: персидская экспансия в Африку неизбежно должна была форсировать экспансию карфагенян. 0 плавании Ганнона вдоль западного, побережья 1 Реку Лике, по-видимому, можно отождествлять с Уэд-Дра. 174 лесов и зарослей тростника. Эти колонии, основанные в удобной для земледелия части Африки севернее Сахары, были земледельческими и ремесленными поселениями. Расположенные на берегу Атлантического океана, они должны были превратиться также в торговые центры. Керна была основана на острове, параметр которого составлял всего 5 стадий, т. е. 1 км. Местонахождение Керны можно определить из двух указаний «Перипла Ганнона». От страны ликситов карфагеняне «плыли вдоль пустыни (на юг) два дня, а оттуда снова на восток, в глубь залива на целый дневной переход; там был обнаружен небольшой остров, на котором и основали колонию Керна». Два дня плавания вдоль побережья Западной Сахары от устья Ликса приводят к заливу Рио-де-Оро, так как в этой части Африки нет другого залива, по которому карфагеняне могли плыть на восток в течение целого дня. В заливе Рио-де-Оро есть несколько небольших островов, один из которых могли заселить карфагеняне. Впрочем, Керна могла быть не островом, а полуостровом, так как древняя терминология не различала островов и полуостровов. Другое указание на местонахождение-Керны также приводит нас в район Рио-де-Оро. Ганнон так описывает географическое положение Керны: «Мы определили по пройденному пути, что он (остров Керна) лежит по прямой линии к Карфагену; ведь морской путь от Карфагена до Столбов (Гибралтара. — Ю. К.) был равен пути оттуда до Керны». Иными словами, Карфаген и Керна лежали якобы на одном меридиане, что, конечно, ошибка. В то же время приведенную фразу можно понять так: атлантическое и средиземноморское побережья Северной Африки уподобляются равнобедренному треугольнику с вершинами в нынешней Сеуте, Карфагене и Керне, а прямая линия от Керны до Карфагена образует гипотенузу. Если это верно хотя бы в самом грубом приближении (что совершенно несомненно), то Керна действительно должна находиться где-то у берегов Рио-де-Оро. Конечно, эта колония на крохотном пустынном ост-розке не могла стать земледельческим поселением. Можно только гадать, как ее жители доставали воду: на таком маленьком острове или полуострове не могло быть ни источников, ни колодцев; чтобы не возить воду с материка, следовало устроить цистерны для сбора дождевой воды, но в VI в. дожди вряд ли были здесь столь 175 I часты, чтобы этой воды хватало для орошения. Даже если у колонистов Керны были небольшие сады, они не могли самостоятельно обеспечить себя продовольствием. Ясно, что основание Керны было бы бессмысленно, если бы карфагеняне не связывали с ней далеко идущих планов. Некоторое представление об этих планах дают последующие плавания Ганнона вдоль берегов Западной Африки на юг, отправным пунктом для которых стала Керна. Очевидно, Керне отводилась роль связующего звена между карфагенскими колониями в Северной и Тропической Африке. Кроме того, находясь вблизи прибрежного караванного пути из Южного Марокко по «Золотой реке» в междуречье Сенегал — Нигер, Керна могла стать важным торговым центром. Возможно, так и произошло впоследствии. В рассказе Ганнона о путешествии во главе карфагенского флота вдоль берегов Западной Африки приводятся названия местных географических пунктов. Между тем в «Перипле Ганнона» говорится, что, начиная примерно с мыса Пальма, путешественники вообще не встречали местных жителей, а только ночью видели огни и слышали звуки барабанов, флейт и крики. С другой стороны, прямо указывается, что местные названия карфагеняне узнали от переводчиков. На эту деталь впервые обратил внимание немецкий исследователь Э. Ште-хов. Переводчики были взяты Ганноном в устье Ликса, где обитало племя ликсов, или ликситов, которых «Пе-рипл Ганнона» отличает от «эфиопов», т. е. негроидов, следовательно, ликситы не были негроидами. У Ганнона они названы номадами. Очевидно, это был кочевой скотоводческий народ европеоидной расы, как и более поздние обитатели долины Уэд-Дра. Их родным языком, надо полагать, был берберский, известный некоторым карфагенянам настолько, что они могли понимать ликситов. Как видно из текста «Перипла», ликситы знали африканские языки и имели некоторое представление о географии гвинейского берега. Правда, когда флот Ганнона находился у берегов нынешней Гвинейской Республики, язык местных «эфиопов» оказался непонятен «даже для ликситов, бывших с нами», т. е. карфагенянами. Но у берегов Тропической Африки карфагеняне узнали, 176 что они «прибыли в залив, который, как сказали переводчики, называется Западным Рогом». Интересно проследить, как африканцы встречали чужеземный флот. Согласно одному из переводов, ликситы отнеслись к карфагенским мореплавателям спокойно, «будучи друзьями». И. Ш. Шифман переводит иначе: карфагеняне оставались до тех пор, «пока не стали друзьями» с ликситами '. Но африканцы, населявшие более южные земли, во всех случаях проявляли враждебность к пришельцам, вступая с ними в борьбу или убегая при их приближении. «Эфиопы», «жившие выше (ликситов)», названы «негостеприимными», это, возможно, «таррелийские» или «экалийские эфиопы» Юбы П. Плывя вверх по течению р. Хретэс (которая у Аристотеля фигурирует под названием Хреметес и которую следует отождествить с Сенегалом), карфагеняне увидели «горы, населенные дикими людьми, одетыми в звериные шкуры. Эти люди, швыряя камнями, наносили нам (карфагенянам. — Ю. К.) раны, не давая сойти на берег». Оттуда карфагеняне плыли на юг 12 дней вдоль страны, «которую целиком населяли «эфиопы», убегавшие от них и не останавливавшиеся». Затем карфагеняне вообще не видели людей, а только огни, «приносимые отовсюду через определенные промежутки времени, то больше, то меньше», и слышали крики и бой сигнальных барабанов. Персидский флотоводец Сатасп, который утверждал, что он якобы тоже проник далеко на юг вдоль побережья Западной Африки, рассказывал, что, как только его корабль приближался к берегу, туземцы покидали свои «города» и убегали в горы. Поведение негров побережья Западной Африки позволяет предполагать, что у них уже был горький опыт встреч с пришельцами. В то же время это свидетельствует о неразвитости морской торговли. На северном же побережье африканской Атлантики обмен товарами получил значительное развитие еще в древности. В сочинениях греческих авторов V—IV вв. сохранились сведения о торговле, которую вели карфагеняне на африканском берегу Атлантического океана. Так как последние не позволяли другим народам плавать за Геракловы 1 См. Шифман И. Ш. Перипл Ганнона и проблема карфагенской колонизации Атлантического побережья Марокко. — «Палестинский сборник», вып. 7. М. — Л., 1962, с. 45. 177 Столбы, то единственным источником информации для греков служили рассказы самих карфагенян, в частности, о «невидимом торге» золотом, которое они приобрели у одного из обитавших там народов. Все описание «невидимого торга» у Геродота — не что иное, как хитроумный вымысел карфагенских купцов, призванный отбить у греков охоту вторгаться в области карфагенской торговли. Однако африканское происхождение золота, обогащавшего Карфаген, не подлежит сомнению. Неизвестным остается лишь место его добычи. Заманчиво предположить, что по крайней мере часть этого золота происходила из области Бамбук и, может быть, из страны Ашанти, т. е. из тех территорий Западной Африки, которые снабжали золотом Северную Африку и Западную Европу в средние века. Другая известная в древности страна золота находилась на северо-востоке Африки. Возможно, стремление достичь этой земли по морю с запада было одной из целей карфагенских экспедиций в Западную Африку. Знаменитые плавания Ганнона на юг от острова Керна были лишь одними из них. Однако сохранившиеся источники не говорят об участии Керны в торговле золотом. «Перипл Псевдо-Скила-ка» сообщает лишь, что Керна служила карфагенянам для торговли с «эфиопами», причем карфагенская, керамика обменивалась здесь на слоновую кость и шкуры антилоп, предлагаемых «эфиопами» с материка. Псевдо-Скилак описывает «эфиопов», живущих на материке близ Керны, как всадников, вооруженных луками и метательными копьями, питающихся мясом и молоком. В Уммат-Шегаг, на севере Мавритании (и только в этом единственном месте на всем пространстве от берегов Средиземного моря до Гвинейского залива! ), обнаружены наскальные изображения всадников, вооруженных луками. По-видимому, здесь конные стрелки появились независимо от конных стрелков Востока, хотя финикийские моряки имели возможность наблюдать и тех и других. Псевдо-Скилак роняет ценное замечание о характере царской власти у «западных эфиопов»: царем они избирали самого высокого. То же самое Геродот сообщал о восточных эфиопах — мероитах, у которых царем признается лишь самый высокий и сильный. Биои и Страбон также говорят о том, что у «эфиопов» Мероэ 178 царем избирался наиболее красивый. Если Псевдо-Скилак не просто повторяет Геродота, то он является первым в мировой литературе автором, который указал на физические требования, предъявляемые западноафриканскими неграми к своему священному царю. Вызывает недоумение замечание Псевдо-Скиллака о том, что местные «эфиопы» имели виноградники, производили в больших количествах вино и даже продавали его карфагенянам. У Геродота мы также находим описание острова Карависа, или Керавниса (Керна? ), поросшего маслинами и виноградом и даже имеющего золотоносные пески. По-видимому, это сильно искаженная информация. Во всяком случае виноград и маслины — излюбленные и священные растения финикийцев — возделыва-лись во всех сельскохозяйственных поселениях Карфагена; если они и появились в древности в Западной Африке, то лишь благодаря карфагенянам. Возможно, отдельные карфагенские колонии были основаны впоследствии на побережье материка против Керны и далее к югу. Страбон, критикуя Эратосфена за «фантастические рассказы», причисляет к ним «упоминание острова по имени Керна и других стран (мест на атлантическом побережье Африки), которые теперь нигде нельзя обнаружить», «слухи о путешествиях финикийцев (которые немного спустя после Троянской войны объехали страны за Геракловыми Столбами и основали там города, так же как и в середине Ливийского побережья)» и «рассказ о том, что в заливах (африканской Атлантики) были древние поселения тирийцев (т. е. финикийцев.— Ю. К.), теперь покинутые, числом не менее трехсот городов, разрушенные фаруси-ями и нигретами; а эти племена, как говорят, находятся от Ликса на расстоянии тридцатидневного пути». Ко времени Страбона карфагенское поселение на Керне, как и другие пунические колонии южнее Танжера, уже давно исчезло, но сохранилась память о том, что фарусии и нигреты — самые южные из берберских племен Мавритании — некогда разрушили эти поселения. Конечно, о 300 колониях, даже если отождествлять их с простыми селами, не может быть и речи, но гибель финикийских поселений в Атлантике, вероятно, правильно связана с экспансией фарусиев и нигретов. Следовательно, самые южные из карфагенских поселений должны были находиться на материке значительно южнее Ликса. 179 Однако несомненно, что основные колонии Карфагена на атлантическом берегу Африки были расположены в современном Марокко, к северу от Сахары. Археологические материалы установили пока присутствие финикийцев, а затем карфагенян лишь на мысе Кантен и в Могадоре (Южное Марокко), а также на Азорских островах. На мысе Кантен было найдено классическое карфагенское погребение начала IV в. В Могадоре обнаружены бронзовые и керамические изделия, характерные для Карфагена VI в., т. е. для времени путешествия Ганнона. Бронзовые крючки и фибулы, плоские тарелки и одноручная ваза с крышкой из красной блестящей керамики совершенно сходны с карфагенскими изделиями VI в. На некоторых черепках сохранились карфагенские (пунические) надписи с фрагментами характерных пунических имен. Возможно, это и есть Карийская стена — поселение, основанное Ганноном и упоминаемое также Эфором. Как и поселение у мыса Кантен, оно носило одновременно земледельческий и торго-во-ремесленный характер. Таким образом, карфагеняне плавали в Атлантике по крайней мере до Сьерра-Леоне на юге, Азорских островов на западе и Оловянных (Британских) островов на севере. Есть легендарные сведения и о путешествиях карфагенян через Сахару. Они торговали на морских и караванных путях, основывали земледельческо-ремес-ленные поселения и торговые фактории, возможно, имели столкновения с коренными берберскими и западноафриканскими племенами. Однако никаких широких завоеваний в глубинных районах Африки Карфаген, по-видимому, не предпринимал, и в этом состояло его существенное отличие от наследовавших ему империй, которое, возможно, свидетельствовало о внутренней слабости Карфагенской державы. В частности, она заключалась в крайней гетерогенности системы составлявших ее обществ. Северная Африка — основная территория Карфагенской державы — до сих пор поражает контрастами между городами Сахеля, горными селениями Атласа и кочевьями Сахары. В средние века противоречия между горожанами, горцами и номадами были здесь одним из важнейших моментов политической истории. Еще 150—200 лет назад высокоразвитый позднефеодальный мир Сахеля с весьма заметными элементами капиталистических отношений почти без переходов граничил с 180 раннефеодальным строем Атласа и оазисов Сахары и патриархально-феодальным миром кочевых племен. Нет оснований считать, что в древности различия между приморскими городами, земледельческими племенами и номадами пустыни были менее существенны. В городах, таких, как Карфаген, Лике, Лептис, Утика, кипела тор-гово-ремесленная и портовая жизнь, высокого развития достигли товарно-денежные отношения, вблизи городов интенсифицировалось земледелие, свидетельством чего являются не только археологические материалы, но и сведения о трудах карфагенских агрономов, сохранившиеся в римской традиции. Однако уже в нескольких десятках километров от городов жили коренные ливийские племена, которые вели в основном натуральное хозяйство и платили Карфагену ренту-налог продуктами своего земледелия. Еще дальше обитали отсталые горные и степные племена, не знавшие классовых отношений и государственной власти. Сходную структуру расселения этнических групп мы наблюдаем в тогдашней Эфиопии, колонизованной родственными финикийцам этносами Аравии. Сабеи в Эфиопии Центральную часть Северной Эфиопии занимает плато Тигре — четко очерченная природная область с почти субтропическим климатом, хорошо орошаемая муссонами. С севера, северо-запада и востока она окружена полупустынями, с юго-запада ограничена горными лесами и бушем так называемой охотничьей зоны, с юга — высокими горами Сэмен, Амхара-Сэйнт и Ласта. Посреди плато возвышаются амба — «столовые» горы с отвесными склонами и плоскими вершинами, служившие естественными крепостями. Вместе с известной изолированностью, способствовавшей защите от иноземных завоевателей, плато Тигре имело и преимущество географической близости к мировым центрам цивилизации и источникам сельскохозяйственных и природных продуктов. В районе Аркико— Зула лишь узкая полоса прибрежной полупустыни отделяет плато Тигре от Красного моря. В нескольких днях пути под парусами отсюда находились два важнейших перекрестка древних торговых путей: пролив Баб-эль- 181 I Мандеб на юге и Синайско-Суэцкий перешеек на севере. Долины рек Атбара (Такказе) и Гаш соединяли плато Тигре с плодородной долиной Нила и высокими цивилизациями Нубии и Египта. За узким Красным морем лежали плодородные нагорья, долины и оазисы Аравии с ее богатыми древними городами. За горами, ограничивавшими плато Тигре с юга, простирались еще более плодородные и обширные плоскогорья Центральной, Южной и Восточной Эфиопии. К северу и юго-западу от плато Тигре (в Нубийской пустыне и Уоллеге) находились богатые месторождения золота, а также платины, серебра и драгоценных камней, на берегах Красного моря— заросли кораллов, места добычи жемчуга и ловли черепах, к юго-востоку, в области Африканского Рога, — ладоносные леса, в глубине материка — месторождения обсидиана, сурьмы, места охоты на слонов, бегемотов, носорогов, жирафов, леопардов и другую ценную дичь. Эфиопское нагорье представляло собой обширное поле для торговой и культурной экспансии и сельскохозяйственной колонизации. В культурном отношении в 4-м—середине 1-го тысячелетия плато Тигре вместе с Нубийской пустыней составляло северную часть кушитского мира, простиравшегося на юг до нынешней Танзании. Комбинируя археологические, палеоботанические и историко-лингвистические данные со сведениями письменных источников (древнегреческих и древнеегипетских), мы получаем некоторое представление об Эфиопии до переселения сюда племен из Аравии. В целом общественный строй кушитов Эфиопии того времени, по-видимому, мало отличался от общественного строя кушитских племен Судана и Африканского Рога, который описывали древнегреческие географы IV—I вв. В окружающих плато Тигре полупустынях и горных лесах сосуществовали хозяйственно-культурные типы полукочевых скотоводов, разводивших коров и овец и занимавшихся отчасти также экстенсивным мотыжным земледелием, собирательством и охотой, рыболовов-собирателей морского побережья, бродячих охотников-собирателей и др. Однако основным на плато был хозяйственно-культурный тип сравнительно интенсивных земледельцев тропической зоны, выращивавших пшеницу, ячмень, теф (местный культурный злак) и, по мнению амери- 182 капского ученого Ф. Саймунза, применявших искусственное орошение и, может быть, также пахоту на быках. В пользу этого предположения говорят данные этнографии и исторической лингвистики. Ф. Саймунз обнаружил в кушитских языках Эфиопии два слова для обозначения пахотного орудия: одно из них семитского происхождения, другое же- («марэша»)—древнеегипетского. Этому соответствуют и типы пахотных орудий, из которых один (с лопатообразным лемехом и воронкой для сева) ведет свое происхождение из Месопотамии, а другой— из Египта. Египетский плуг мог быть заимствован древними кушитами из долины Нила накануне переселения в Эфиопию семитов с Аравийского полуострова, аравийско-месопотамский же был, очевидно, принесен последними. Однако по отношению к цивилизациям долины Нила и Аравии кушитская Северная Эфиопия была отсталой окраиной. К середине 1-го тысячелетия плато Тигре оказалось хотя и на дальней периферии тогдашнего цивилизованного мира, но в то же время между цивилизациями Мероэ и Сабы и поясом древних культур Востока и кушитской «глубинкой». Тогда-то на плато Тигре и переселяются выходцы из Южной Аравии. Здесь они нашли природные условия, близкие к ландшафту Асира и Йемена, и благоприятные возможности для посреднической торговли между своей аравийской родиной, с одной стороны, и долиной Нила и кушитскими племенами — с другой. Судя по топонимике, переселенцы происходили из различных областей Южной Аравии. Но господствующее положение заняли выходцы из царства Саба, которому принадлежала гегемония и на юго-западе Аравии. В своей массе колонисты вряд ли существенно отличались от аборигенов по характеру трудовой деятельности. И те и другие занимались земледелием в сочетании со скотоводством, выращивая в основном одни и те же злаки и разводя одних и тех же животных (коров, овец, коз и ослов). Но в древней Аравии методы водосбора и искусственного орошения были более совершенны, чем у кушитов Эфиопии, и, возможно, пахотное орудие (примитивный плуг) впервые появилось в Эфиопии вместе с семитскими переселенцами. Долго работавший в Эфиопии французский археолог Ф. Анфрей, крупнейший знаток эфиопско-сабейской культуры предаксумского периода, считает, что южноаравийские колонии были «первыми насто- 183 ящими земледельческими поселениями» в Эфиопии'. Древние жители Южной Аравии шире, чем кушиты, применяли одежды из тканей и были знакомы с бронзовым литьем, строительством из тесаного камня (методом сухой кладки, без применения цементирующего раствора), а также, вероятно, лучше, чем древние кушиты, умели использовать молоко и зерно; из молока приготовляли не только простоквашу, но и масло и творог, из зерна — не только каши и пиво, но и муку, из которой пекли лепешки и пр. Но главное — они принесли из Аравии на плато Тигре более развитую систему культуры. Анализ древней южноаравийской культуры обнаруживает в ней сравнительно прогрессивные черты, связанные с государственной, городской и храмовой жизнью и с караванной торговлей. Южноаравийские колонисты имели более упорядоченное представление о пространстве и времени, а также общественной иерархии, чем это ■ можно предположить у древних кушитов. Древние сабеи знали консонантно-алфавитное письмо, которое они принесли с собой и в Эфиопию. Самое направление письма — бустрофедон (первая строчка читалась справа налево, вторая слева направо, третья строчка читалась справа налево и т. д.) отражало типично земледельческое представление о порядке работы писцов-пахарей, «бустроф.едоном» (что значит «запряженными в плуг быками») обрабатывавших свои поля. Южноаравийские племена колонизовали плато Тигре, двигаясь по наиболее удобной дороге из Сабы в Ме-роэ. На эфиопском берегу Красного моря они высадились в районе Аркико — Зула и отсюда углубились в Тигре. Возможно, какие-то группы южноаравийских переселенцев проникли и в Среднюю Эфиопию через Ассаб, но эти районы археологически почти не изучены. Будучи народом, знакомым с городской цивилизацией, сабеи создали в Северной Эфиопии поселки нового типа: хотя и сравнительно небольшие по размерам, но с планировкой вокруг храмов монументальной постройки циркулярной формы, сложенных из тщательно отесанных каменных блоков, с монументальной скульптурой, посвятительными надписями, постоянным храмовым персоналом, ритуа- 1 Ап[гау Р. Азрес1з с1е ГагсЬео1о§; 1е ёШюр1еппе.— «.1оигпа1 оГ А1псап Ыз1огу», 1968, уо1. IX, N 3, р. 355. 184 лами регулярно совершавшихся богослужений. Памятники этой культуры в Эфиопии — храм в Еха, скульптуры, найденные в Хаульти и Мелазо, южнее Аксума, в Адди-Гелемо, на крайнем востоке плато Тигре, в Матара (Эритрея), Адди-Граматен, севернее Матара, и др. Храмы стали центрами концентрации населения, торговли, распространения семитского языка и древнесемит-ской астральной религии, письма, ремесел, в том числе зодчества, искусства резьбы по камню, художественной лепки, расписной керамики. Как и в Южной Аравии, храмы южноаравийских богов на плато Тигре были средоточием политической жизни. Большинство жителей группировалось в общинах вокруг храмов. Внутри общин они делились на патрилинейные генеалогические роды, или «линиджи», названия которых, возможно, встречаются в надписях, а также, вероятно, на этносоциальные группы кастового типа. Переселенцы, происходившие из различных областей Южной Аравии, поклонялись богам разных южноаравийских племен и царств: сабейскому Альманаху, или Илюмкуху, хадрамаутскому Сину и др., но главным образом Астару — общесемитскому божеству плодородия. Важное место среди переселенцев занимали сабеи. Относительно их миграции на Африканский материк существует несколько предположений. Может быть, она явилась следствием победы Аусана над своими соседями, в результате которой значительная часть катабанцев, хад-рамаутцев и сабеев покинула свою родину, а оставшиеся смирились с владычеством аусанцев. К этим ранним переселенцам могли присоединиться сабеи — подданные Карибаиля Ватара II или его преемников, когда Саба возродила свое могущество и затем добилась гегемонии на юге Аравийского полуострова '. Наконец, с усилением царской власти в Сабе недовольные ею сабеи могли эмигрировать к своим сородичам за море. Возможны и другие предположения. Насколько мы можем судить по данным археологических и эпиграфических источников, переселялись отнюдь не целые племена, а отдельные группы из разных племен и городских общин. 1 Карибаиль Ватар II, сын Замаралая II (предположительно около середины V в.), создавал поселения сабеев не только в подвластных Сабе районах, но и в союзном с ней Хадрамауте. О присутствии сабеев в Эфиопии V—IV вв. свидетельствуют найденные здесь надписи. 185 Между тем в литературе об Эфиопии до сих йор распространено ошибочное мнение, что в древности из Южной Аравии в Эфиопию переселилось два племени: хабашат и геэз, из которых первое дало название стране (Абиссиния), а второе — языку (геэз) древних эфиопов. Однако эта концепция опирается только на сам факт южноаравийской колонизации и на произвольное толкование поздней христианской легенды о переселении в Эфиопию евреев при царе Соломоне (легенда о Соломоне, эфиопской царице и их сыне, будущем царе Эфиопии). В знаменитой средневековой эфиопской книге «Кыбра Нагаст», где содержится старейший вариант этой легенды, и во всех ранних записях Южная Аравия вовсе не фигурирует; и царица Македа, и переселенцы-евреи прибывают в Эфиопию через Египет и Восточный Судан, а не с Аравийского полуострова. Не сохранилось никаких воспоминаний о древнем переселении из Аравии и в средневековой и более поздней Эфиопии; все основные народы Эфиопии считали себя автохтонными. Версия «Кыбра Нагаст» остается только произведением художественной литературы, не подкрепляемой никакими историческими свидетельствами и не имеющей отношения к переселению в Эфиопию семитов. Известный немецкий востоковед Э. Глязер доказал, что название «хабашат», которое позднее стало специфическим для абиссинцеВ-аксумитов, первоначально относилось к населению всех вообще стран, где собирали ладан, как области Африканского Рога (Сомали и Восточная Эфиопия), так и крайнего юга Аравии — Хадра-маута и Махра. Термин «хабаша» значил просто «собиратель ладана». Более того, греческое слово «эфиоп» (букв, загорелый), по-видимому, не что иное, как народная этимология семитского термина «атьюб» от корня 1уЬ (араб, аромат). Глязер считал, что большая часть древних переселенцев из Аравии в Эфиопию происходила из Махра или Западного Хадрамаута. В доказательство он ссылался на древнегреческого географа Урания, фрагмент из сочинения которого сохранил Стефан Византийский: «Ураний говорит в III книге «Арабики»: «После сабеев следуют хадрамотиты абассены» — и далее: «Страна Абассена приносит мирру, оссон, или осе (кост? ), ладан и керпат» (кору кинамонового дерева. По мнению Э. Глязера, южноаравийские переселенцы в Эфиопии вели торговлю ароматическими спе- 186 циями, почему их и называли «абиссинцами». При современном уровне наших знаний мы можем только сказать, что гипотеза Э. Глязера о происхождении термина «хабашат», а от него и названия Абиссиния в общем правдоподобна. Возможно, этот термин'существовал уже при царице Хатшепсут, так как принадлежащая ей надпись из Дейр-эль-Бахри упоминает «хабаса Земли Бога». В IV в. до н. э. этот термин был известен в Мероэ и относился к населению плато Тигре. Около II в. до и. э. название «хабашат» снова появляется — теперь уже в сабейских надписях — как: 1) синоним народа аксумитов; 2) обозначение одной из приморских областей Йемена, политически связанной с Аксумом; 3) наименование лиц эфиопского происхождения в Аравии. Первое и третье употребление термина «хабашат», или «хабаша», характерно и для арабского языка VII—VIII вв. В надписи Эзаны (IV в. н. э.) Хабашат — это перевод греческого слова «Эфиопия». И это единственное упоминание термина «хабашат» в древней Эфиопии! Напрашивается вывод, что никакого «племени хабашат» ни в древней Аравии, ни в древней Эфиопии не существовало, но что в чужих странах нередко этим названием обозначали сначала сборщиков ладана и торговцев ароматическими смолами и специями, а затем жителей Северной Эфиопии. Точно так же в Аравии не засвидетельствовано никакого «племени геэз». Все сведения о существовании этого термина (точнее, этнонима) относятся к Северной Эфиопии, а именно к плато Тигре, причем он имел как более узкое, так и расширенное применение. В V — начале IV в. на плато Тигре уже существовало первое в Эфиопии государство, правители которого составляли надписи на сабейском языке. В IV в. это государство, по-видимому, вело войны с Мероэ. Мероэ и древнее Тигре были самыми восточными очагами цивилизации в Тропической Африке 1-го тысячелетия, тогда как карфагенские колонии в Атлантике представляли собой самые западные очаги. Их разделяли обширные пространства Африканского материка, заселенные доклассовыми обществами, в основном кочевыми скотоводческими или скотоводческо-земледельчески-ми. Лишь цивилизация Гарамы в глубине Сахары и своеобразная по своему облику и загадочная по происхождению культура нок одиноко маячили двумя изоли- 187 гь рованными очагами в океане варварства. Культура нок возникла около 500 г. в Нигерии и, как считают, оказала огромное влияние' на древние народы Центральной Африки. К сожалению, изучены в основном не самые ранние памятники этой культуры (за исключением прекрасных терракотовых скульптур), а более поздние, относящиеся ко II в. до н. э.— II в. н. э. Культура нок Первый образец культуры нок — терракотовая голова обезьяны была найдена в селении Нок в 1936 г. В 1943 г. английский ученый Бернард Фэгг обнаружил в отвалах оловянных рудников близ селения Нок в Нигерии множество терракотовых голов и их фрагментов. Так была открыта чрезвычайно своеобразная древняя африканская культура. В настоящее время в музеях (Британском в Лондоне и в нигерийском в г. Джое) собрано много фрагментов скульптур и орудий труда культуры нок, найденных при горнорудных разработках или научных раскопках на территории Центрального плато Нигерии. На северо-западе поселение культуры нок открыто близ г. Катера на р. Кадуна, на юго-востоке — у г. Кацина-Ала в стране большого народа тив, почти у границ Камеруна. Йоруба, ибо, эдо и другие народы Южной Нигерии также принадлежат к числу наследников этой культуры. По-видимому, носители культуры нок населяли как возвышенности с их сравнительно прохладным, приближающимся к субтропическому климатом, так и долины с их богатыми почвами и пышной лесной растительностью. О хозяйственно-культурном типе народа нок дает представление поселение Таруга близ г. Абуджа. По радиокарбону оно датируется периодом с 280 г. до н. э. по 206±50 г. н. э. Вместе с терракотовыми фигурками в стиле нок здесь найдены фрагменты керамики, кварцевые молоты, зернотерки, топоры, железный шлак и большое количество древесного угля. Это был поселок металлургов-кузнецов и гончаров, занимавшихся также зерновым земледелием (просо? ) и охотой, а из ремесел кроме кузнечного гончарным. Относительно этнического облика народа нок можно только строить гипотезы. Они основываются не столько 188 на топонимике Центрального плато Нигерии (почти неизученной), сколько на хозяйственно-культурном типе населения и особенно стиле многочисленных терракот. У. Фэгг отмечает поразительное единство этого стиля на территории шириной 300 миль с северо-запада на юго-восток, там, где сейчас обитают многие десятки остаточных этносов с весьма различными языками и стилями народного искусства. У. Фэгг считает, что стиль терракотовых фигурок и хозяйственно-культурный облик земледельцев-охотников сближают народ нок с нынешними народами Центральной Нигерии. Он пишет: «Возможно, что многие из этих современных племен сохранили религию того же типа, который процветал в культуре нок, культ мифических родо-племенных предков, которые мыслились как необходимый источник жизненной силы племени, как посредники, через которых она передается от далекого демиурга». У. Фэгг исходит из весьма правдоподобного предположения, что терракотовые фигурки нок играли ту же функциональную роль, что и терракотовые или чаще деревянные фигурки у народов нынешней Нигерии. Учитывая сравнительно замедленные темпы развития производства и общества в этой части Африки доколониального периода, мы имеем право реконструировать общие черты культуры нок по этнографическим описаниям народов Центральной и Южной Нигерии XIX — начала XX в. н. э. Плато Центральной Нигерии и прилегающие к нему районы населяет свыше 50 народов, различных по языку и происхождению, но весьма близких по хозяйственно-культурному типу. Языки большинства из них принадлежат к двум различным группам языков семьи нигер-конго, а также к чадской группе языков афроазийской семьи, носители которой, как и фульбе, могут считаться здесь сравнительно поздними пришельцами. Относительно языков семьи нигер-конго трудно сказать, какие из них восходят к культуре нок. Однако ввиду большой близости культур и религий всех народов Центральной Нигерии допустимо рассматривать их как некоторое целое, выделяя их общие наиболее древние черты и исключая те, возникновение которых связано с поздним влиянием средневековых империй. Прежде всего бросаются в глаза пережитки тотемизма. У рукуба плато Баучи, курама гор Южного Кауру, катаб и родственных им народов, а также больших и 189 малых народов Южной и Восточной Нигерии распространен древний культ леопарда. В большинстве случаев запрещено вкушать его мясо, убивать это священное животное, шкуры же убитых леопардов полагается приносить в дань вождю-жрецу, главе деревенской общины. У гуре, катаб и ряда других этносов отмечены различные родовые табу тотемического характера. Анимизм, культ предков, культ плодородия и заклинания дождя имеют всеобщее распространение у народов Центральной Нигерии и сопредельных с ней стран и областей Тропической Африки. Вряд ли стоит сомневаться, что эти элементы были органически присущи и религии народов нок. Для этой части Африки характерна ритуальная охота за человеческими головами, отмеченная у катаб, рукуба и народов Южной и Восточной Нигерии. Возможно, в будущем археологические раскопки ответят на вопрос, не унаследован ли этот обычай еще от времен культуры нок. В социальной и религиозной жизни народов Центральной Нигерии большое значение имеют половозрастная организация сверстников и связанные с ней праздники и обряды инициации. На южной и западной периферии этой исторической области распространены влиятельные мужские и женские союзы и тайные общества, но в Центральной и Северной Нигерии они как будто бы не были известны. До сих пор этносоциологи не пришли к общему мнению о том, насколько всеобщим является институт мужских и женских союзов. Остается только гадать, существовал ли он в нынешней Нигерии 2, 5—2 тысячи лет назад или не существовал. Однако распространение уже в то время сравнительно развитой организации половозрастных групп гораздо более вероятно. В недалеком прошлом все народы Центрального Судана, стран Бенинского залива и соседних областей, а также других районов Африки и Южной Аравии ежегодно в определенное время устраивали большие ритуальные охоты, к которым были приурочены различные религиозные обряды, жертвоприношения духам предков, праздники. Вероятно, ритуальные охоты устраивали и общины носителей культуры нок. Центральная фигура в социальной и религиозной организации этносов этой части Нигерии — ритуальный глава деревенской общины, вождь-жрец. У рукуба он 190 ш называется уту. Первая из функций уту— представительство от имени общинников перед верховным божеством Катакуру. Самый торжественный момент общественной жизни рукуба наступает тогда, когда уту вместе с Катакуру воссядут среди своего народа. Уту возглавлял многочисленные общинные ритуалы, в частности связанные с инициациями и заклинанием дождя. Каждый уту имеет ритуальное поле проса. Вместе с тем одна из главных его обязанностей — организация выращивания проса и других традиционных земледельческих культур в общине. Сходные функции у деревенских вождей-жрецов горцев китими, коно, рушанува, динги и др. Традиционные культурные растения в Центральной Нигерии — просо и гвинейское сорго. Большое значение в хозяйстве жителей плато и гор имеет сбор некоторых дикорастущих плодов, например так называемых саранчовых бобов дорова. Можно только гадать, какие из этих растений культивировались в период нок, В ритуалах нынешних обитателей Центральной, Восточной и Южной Нигерии и сопредельных стран важную роль играют мастера-барабанщики, являющиеся хранителями священных общинных барабанов и знатоками «языка барабанов», а также кузнецы и другие ремесленники. Весьма архаичными чертами отличается организация добычи железной руды — латерита у одного из малых этносов плато Баучи — тулаи. Как и многие другие народы-Африки, они производят плавку руды в строжайшей изоляции от женщин, которые, по их мнению, могут «сглазить» плавку и испортить металл. Тулаи совершали походы за многие десятки километров к местам добычи руды, причем двигались большими вооруженными группами, в строгом порядке, верхом на конях (последняя черта, разумеется, средневековое «нововведение»). Тулаи говорили, что руду они плавили вблизи места добычи. Явные следы древних обычаев носит национальный костюм автохтонных этносов Центральной Нигерии. Одежда мужчин состоит из набедренной повязки и накидки из звериных или козьих шкур, скрепленных металлическими фибулами. Подобно египтянам додинастиче-ского периода и древнейшему населению южного Крита, рукуба, достигнув возмужалости, носят плетеный фут- 191 I ляр для фаллоса. Женщины и девушки надевают только узкий кожаный пояс стыдливости, к которому в некоторых общинах прикрепляют спереди и сзади пучки листьев, а в других и этого не делают. Большинство этнических групп плато Баучи и соседних районов сохранили более или менее четкую родовую организацию. У них преобладает отцовский счет родства и наследования, но у некоторых групп, в частности гуре и коно, населяющих горы Лере и Кауру, сохранился матрилинейный (по линии матери) счет родства, у других (срубу и др.) —билатериальный (по матери и отцу). Островки матринитета обнаружены кое-где в Центральном Камеруне (часть тикаров), Западном Судане (сереры и др.); судя по местным традициям и различным пережиткам, некогда они были распространены значительно шире, почти по всей Западной и Центральной Африке. До сих пор ряд крупных народов Западного Судана придерживается билатериально-го счета родства, который характерен также для многих народов южной половины Западной Африки и доброй половины народов банту. Однако среди фигурок нок преобладают явно мужские изображения, скульптуры предков-отцов, а не матерей, и этот аргумент должен обязательно учитываться при определении относительной древности патриархата в Центральной Нигерии. Весьма архаичная черта родового строя народов плато Баучи и некоторых соседних этносов до Северного Камеруна включительно — деление на две экзогамные фратрии. В частности, оно сохранилось у рукуба, кагоро, фали и др. Восходит ли оно ко времени культуры нок? Другую загадку древней Нигерии представляет собой появление народов чадской языковой группы, которые в отдаленном прошлом были соседями берберов и обитали где-то в Сахаре, а затем переместились в Центральный Судан. Здесь они создали высокие средневековые культуры хауса и сао (котоко) непосредственно к северу и северо-востоку от древней культуры нок. Как давно чадские народы переселились в район своего нынешнего обитания (от центральных районов Республики Нигер до восточных районов Республики Чад)? Говоря о загадках культуры нок, советский ученый А. Д. Дридзо пишет: «Ни на один из этих вопросов ответить пока невозможно, даже в самой общей форме. И любая попытка сделать шаг в этом направлении не- 192 изменно окажется связанной с вопросом о гараман-тах...» ' Всякие попытки объяснить феномен культуры нок неизбежно приводят к поискам ее связей с древней цивилизацией Гарамы. Гарама В 1, 5 тыс. км севернее ареала распространения культуры нок находились владения гарамантов — ближайшего к ней цивилизованного народа того времени. Столица гарамантов располагалась в городе-оазисе Гарама (Джерма). Своеобразная цивилизация гарамантов сложилась в контакте с древними цивилизациями Средиземноморья. Отсюда гараманты получили домашних животных: коз, овец, крупный рогатый скот Южной Европы, лошадей. По-видимому, из Средиземноморья пришли в Гараму плужное земледелие, колесницы и своеобразные подземные водопроводы — фоггары, похожие на «клоаки» этрусков, но еще более на кяризы Ирана и Туркмении. Большую роль в хозяйстве гарамантов играла финиковая пальма: рощи пальм орошались фоггарами. Геродот, пользуясь сведениями Эвгамона Киренского и Гекатея Милетского, описывает гарамантов VI в. как искусных земледельцев. Оазис Гарамы, по Геродоту, представлял собой «соляной холм с источником и множеством плодоносных финиковых пальм, как и в других оазисах. Там обитают... гараманты (весьма многочисленное племя). Они насыпают на соль землю и потом засевают ее злаками». Как показывают наскальные изображения Феццана, гараманты усердно занимались и скотоводством: разводили крупный и мелкий рогатый скот, а также лошадей, которых запрягали в колесницы. Гарамантские колесницы, запряженные четверками коней (квадриги), упоминает также Геродот. Наскальные изображения колесниц вообще характерны для Сахары так называемого гарамантского периода, причем в Фец-цане они принадлежат гарамантам, в Мавритании и на западе Алжирской Сахары — гетулам; в районе Тасси- 1 Дридзо А. Д. Гараманты (к вопросу о реконструкции истории и культуры). — «Страны и народы Востока», вып. VIII. М., 1969, с. 259.
7 Ю. М. Кобищанов ли-н'Аджер, на границе Гетулии, Гарамы и сахарской «Эфиопии», этнополитическая принадлежность колесниц неясна. Овцеводство играло в этот период настолько большую роль на северных границах Гарамантского царства, что Геродот приводит речение пифии, которая в середине VII в. назвала Ливию «кормящей агнцев» или «обильной овцами». В III в. поэт Аполлоний Родосский изображал прародителей гарамантов и насамонов в виде пастухов овец: Канф, ты жертвою стал лютых Кер в пределах Ливийских! С пасшимся встретился стадом; вослед ему шел управитель; Он, защищая своих овец, когда ты пытался Их для друзей, терпевших нужду, увести, преогромный Камень метнул и тебя поразил, ибо был он не слабым, — Внук ликорейского Феба Кафавр и внук многословной Акакаллиды, Миносом рожденной и им поселенной В Ливии после того, как она от бессмертного бога Плод понесла: здесь сына она родила Аполлону, Все именуют его Гарамантом и Амфитемисом. Амфитемис сочетался в любви с тритонидскою нимфой, Что родила Насамона ему с могучим Кафавром, Кайфа убившим, когда тот при стаде застал его овчем. Судя по рисункам, некоторую роль в хозяйстве гарамантов играла охота, ибо их страна изобиловала дикими зверями. Еще одним источником доходов для гарамантов была торговля с соседними племенами, как берберскими, так и негритянскими. Однако передаваемая Геродотом информация о путях, которые вели из страны гарамантов на юг и запад, вплоть до Атласа, крайне искажена. Столь же смутные сведения об этих караванных путях Сахары сообщает Страбон. Зато у Афинея (IV в.) мы находим связанный с гарамантами рассказ о карфагенянине Магоне, который совместно с гарамантами трижды пересек пустыню Сахару, якобы питаясь только сухим ячменем и обходясь без воды. Последняя подробность — ходячий сказочный сюжет: «сверхчеловек» пересекает великую африканскую пустыню или великую степь. Евразии, обходясь без пищи и воды '. Но и Магон 1 Геродот рассказывает, что якобы «гиперборей Абари(с)... носил по всей земле некую стрелу (компас? ) и при этом ничего не употреблял в пищу. Есть у Афинея (с ссылкой на Клеарха) и еще один легендарный рассказ о фараоне Псамметихе, который, «когда он хотел исследовать истоки Нила, велел воспитать для себя маль- 194 не мог обойтись без помощи гарамантов, монополизировавших караванный путь через Центральную Сахару. Вместе с тем этот рассказ, относящийся ко времени расцвета Карфагенской державы, очевидно, свидетельствует если и не о прямом, то о косвенном участии карфагенян в транссахарской торговле. Недаром некоторые гара-мантские товары носили в Средиземноморье название карфагенских. В частности, Страбон сообщал, что от гарамантов к римлянам привозили «карфагенские камни». Другой источник сведений о гарамантах у Гекатея и Геродота — это северный контрагент Гарамы — греческая Кирена; именно здесь Эвгамон Киренский собрал рассказы о гарамантах. В транссахарской караванной торговле принимали участие и северные соседи гарамантов, к которым для обмена товаров с юга приезжали гараманты, а с севера— карфагенские и киренские купцы. Это были оседлые берберские племена осенсов, псилов, абсистов, биза-ков и особенно многолюдное и богатое племя насамонов, населявшее восточное побережье Сирта, внутренние области Киренаики и Барки и оазисы Джало. Центром этой группы оазисов была Авгила, известная с конца римской эпохи (теперь Авджила), но, несомненно, существовавшая и ранее. Северо-западными соседями гарамантов были во времена Геродота (и Эвгамона, т. е. в первой половине VI в.) маки, во времена Страбона — гетулы, или, по Плинию, фазаний, входившие, вероятно, в состав объединения гетулов, а возможно, и гарамантов. Ученые уже давно обратили внимание на противоречивость сообщения Геродота о гарамантах. В одном месте он говорит, что гараманты на колесницах «охотятся» за эфиопами, а в другом — что «у них нет никакого боевого оружия и они не умеют отражать врага». Из всех многочисленных попыток объяснить это противоречие, по нашему мнению, наибольшего внимания заслуживает гипотеза советского историка А. Д. Дридзо. Он считает, что «античные авторы (и в первую очередь Геродот) называли гарамантами не один народ или племя, но целое объединение народов (вернее, племен), чиков на вкушении рыбы и других, которые должны были упражняться в воздержании от питья, для того чтобы они могли исследовать Ливийскую пустыню». 1* 195 группировавшееся вокруг столицы — Гарамы — и по имени ее получившее свое название. Среди гарамантов были, как рассказывал Геродот, и покоренные, находившиеся в подчинении племена. Сообщает Геродот и о «господствующем племени, покорившем остальных»»1. Сходные отношения между племенами и этнокастовыми группами существовали в государствах этого района Африки и в более позднее время. Вероятно, как и в Новое время, в 1-м тысячелетии эти отношения связывали группы разных хозяйственно-культурных типов, из которых основными были оазисные земледельцы и кочевые скотоводы. Центром обмена продуктов и услуг и одновременно центром политического объединения племен Гарамы был, очевидно, храм, упоминаемый древним автором схолий к «Аргонавтам» Аполлония Родосского под скромным названием «наос». Гигантский некрополь в Вади-Аджаль, насчитывающий не менее 45 тыс. погребений как европеоидов, так и негроидов, «не может быть ничем иным, как кладбищем, рассчитанным на все племена объединения и расположенным близ общего для всех этих племен святилища»2. Полсотни фоггар, обнаруженных в районе Вади-Аджаль, давали необходимую влагу пальмовым рощам вблизи храма. В Гараме находилась резиденция гарамантского царя, которого, возможно, обожествляли. По свидетельству автора схолий к «Аргонавтам», гараманты отличались благочестием. В разные периоды истории Гарамы пределы ее владений простирались на различные расстояния в глубь материка. Сообщения Геродота и Клавдия Птолемея позволяют очертить два разных ареала Гарамантского царства. В VI—V вв. оно включало на востоке оазисы Куфра, на западе, вероятно, предгорья Тассили, на юге могло доходить до Эннеди. В римское время южная граница Гарамантского царства простиралась до Центрального Судана, а на севере отряды гарамантов вторгались в приморские области Сирта. На юго-востоке Гарамантского царства находилось упоминаемое Клавдием Птолемеем Гарамантское ущелье, которое локализуют в Эннеди. Сюда от берегов Средиземного моря можно было добраться лишь за два-. 1 См. Дридзо А. Д. Указ. соч., с. 262. г Там же. 196 три месяца пути. По словам Геродота, путь от лотофагов до гарамантов занимал 30 дней. В источниках римского времени содержатся некоторые сведения о транссахарских дорогах, которые вели из Гарамы в разных направлениях. По «Географии» Страбона можно судить о том, как в I в. н. э. римляне представляли себе расстояния и караванные пути от страны гарамантов до оазиса Аммона (теперь Сива) и Египта и до побережья Атлантического океана: «По рассказам, гараманты находятся на расстоянии девяти- или десятидневного пути от эфиопов, живущих на берегах океана, а от (оазиса) Аммона — пятнадцатидневного». Позднее римляне узнают, что путь из Гарамы к берегам Атлантики, как на юг, так и на запад, занимал месяцы. «Дарб ал-арбаын» — сорокадневный путь из Египта через оазисы Сахары в Центральный Судан — римлянам не был известен, равно как и путь из Напаты и Мероэ в Дарфур, Вадаи и Феццан. Тацит в связи с описанием событий 70 г. н. э. вскользь упоминает, что после набега на город Лептис часть добычи «гараманты сумели унести в свои недоступные становища и там продали племенам, живущим еще далее на юг». Это первое в римской литературе сообщение о караванном пути, который вел из страны гарамантов на юг. Дальнейшие сведения об этом пути мы находим у Клавдия Птолемея, который цитировал Марина Тир-ского (начало II в. н. э.). Он сообщает о римлянине по имени Септимий Флакк, который совершил поход из страны гарамантов в «страну эфиопов» и «прибыл к эфиопам после трехмесячного путешествия к югу от страны гарамантов». Марин знал и о другом римлянине, Юлии Матерне, наместнике Нумидии, который «отправился вместе с царем гарамантов, выступившим в поход против эфиопов, и после четырехмесячного пути, во время которого он продвигался только в южном направлении, прибыл в эфиопскую землю Агисимба, где собираются носороги». Скопища носорогов указывают на сравнительно влажный климат в зоне саванн Центрального Судана. У Геродота мы находим лишь случайное и не вполне ясное сообщение о том, что гараманты на своих колесницах «охотились» на живших далее к югу «пещерных эфиопов». Слышал Геродот и насамонскую сказку о путешествии юношей-насамонов на юг до тех пор, пока 197" они не достигли города среди болот, населенного низкорослыми чернокожими людьми. Если «пещерные эфиопы» жили в горах Сахары, то чернокожие обитатели города могли населять ареал вблизи оз. Чад. Отсюда уже недалеко и до области распространения культуры нок, а также до западных границ Мероитского царства. Однако мы не располагаем данными о прямых связях между этими тремя африканскими цивилизациями. КУЛЬТУРНО - ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭПИЛОГ В 4—2-м тысячелетиях до н. э. на территории Африки существовала только древнеегипетская цивилизация, не уступавшая современным ей цивилизациям Передней Азии, Ирана, долины Инда и других районов Азии и — вплоть до появления минойской цивилизации Крита, а затем иберийского Тартесса — значительно превосходившая по своему уровню культуры Европы. Мощное воздействие древнеегипетской цивилизации испытали на себе не только ближайшие к ней племена Палестины, Сирии, Нубии, Ливии и прилегающих к ним пустынь, но и более отдаленные народы. Пределы распространения древнеегипетского культурного влияния отмечены находками предметов египетского искусства или художественного ремесла. На западе древнеегипетские изделия разных эпох дали раскопки Карфагена, на юге одна статуэтка (Осириса позднего периода) найдена в Катанге, на севере и северо-востоке египетские изделия позднего времени обнаружены во Владимирской области, Коми АССР (в поселении VII в. до н. э.), Томской 199 области и на Алтае, на северо-западе — в Англии (где были найдены типичные египетские бусы времени XVIII—XX династий), на востоке — в районе Сиалка (Иран, где был найден в некрополе конца XI — начала X в. скарабей с именем фараона Сети I). Загадку представляет обнаруженный в Белоруссии обломок каменной плиты с иероглифической надписью, содержащей имя фараона Тутмоса III. Немалое число находок египетских изделий саисского времени дают города царства Урарту (Ван, Ани, Кармин-Блур), расположенные на Армянском нагорье, затем другие районы Закавказья и Кавказа (так, в Армавире был найден скарабей с именем Менхерра), а также Северного Причерноморья (о. Березань, Ольвия, Пантикапей и т. д.). Многие из них попали сюда вследствие торговли Навкратиса — греческого города в Нильской дельте — с Северным Причерноморьем. Наконец, в степях Приуралья, близ Орска, археологи, раскопавшие курган, обнаружили египетский алебастровый сосуд VI— V вв. с надписью «Артаксеркс, царь великий» на четырех языках Ахеменидской империи: египетском, древнепер-сидском, аккадском и эламском. Такие далекие «путешествия вещей» были возможны потому, что к рудным богатствам Катанги уже в 1-м тысячелетии были проложены караванные тропы и существовал, по крайней мере в эллинистическое и римское время, морской путь из Египта к берегам Танзании. А это в свою очередь заставляет предполагать развитие всей системы общественных отношений, системы «этнос — ландшафт— время» и определенной инфраструктуры торговых путей. Археология позволяет проследить, как постепенно распространялись культурные, антропогенные ландшафты в глубь Африки. Долгое время единственным, хотя и очень ярким, образцом антропогенного ландшафта на Африканском материке был Древний Египет. Но присоединение Нубии к державе фараонов превратило ее речные оазисы, а также оазисы Ливийской пустыни в подобие Земли Египетской. Финикияне и греки, поселившись среди берберов Северной Африки, принесли культуру высокоразвитого, интенсивного плужного земледелия с широким ассортиментом возделываемых растений и применением искусственного орошения. К середине 1-го тысячелетия эта земледельческая культура, может быть, под давлением правителей Карфагена и других пуниче- 200 ских городов, а также Кирены получила некоторое распространение среди берберских племен, населявших близкие к этим городам районы. Ведь «ливийские» крестьяне, а также смешанные группы ливио-финикиян и эллино-ливийцев составляли основное трудящееся население карфагенских и киренских владений. Во II в. ну-мидийские цари усиленно внедряли интенсивное земледелие среди подданных, переводя кочевников и полукочевников на прочную оседлость. К этому времени в долине Мулухи (Мулуи), на границе Нумидии с Мавританией, земледелие уже было господствующей сферой хозяйства. Что касается оазисов Феццана, то здесь интенсивное поливное земледелие появилось, вероятно, еще в конце 2-го тысячелетия, в связи с переселением сюда выходцев из древней Эгеиды, смешавшихся с ливийцами; в середине 1-го тысячелетия оазисное земледелие гара-мантов Феццана находилось в расцвете. Завоевание га-рамантами новых групп оазисов и горных районов с естественным орошением, возможно, привело к распространению их системы земледелия, пусть и в обедненном, упрощенном виде, на территории Центральной и Южной Сахары. В середине 1-го тысячелетия, когда южноаравийские переселенцы колонизовали плато Тигре, здесь наступает расцвет сравнительно интенсивного земледелия того же типа, что и в горном Йемене. К концу рассматриваемого периода культура интенсивного земледелия продвигается все далее к югу. Особенно высокого развития она достигла на севере Мероит-ского царства, где получили распространение не только пахотные орудия, запряженные домашними животными, но и водочерпальные колеса — нории. Освоение Африки для хозяйственной деятельности человека — основной вклад древних, а затем и средневековых африканцев в мировую культуру. Древние народы Азии и Средиземноморья интересовались внутренними районами Африки преимущественно как источниками драгоценных металлов и драгоценных камней, экзотических зверей и звериных шкур, слоновой кости и других ценных продуктов природы. С каждым новым этапом истории Средиземноморья и Западной Азии расширялась та зона Африки, где велась добыча золота, большая часть которого вывозилась за пределы континента. Золото Судана, Пунта и Восточной пустыни давало фараонам возможность господство- 201 вать на Ближнем Востоке, нанимать иноземных воинов, покупать британское олово для производства бронзы и оружия из нее, привязывать финикийцев и другие торговые народы к политической системе Египта. Золото Африки в немалой степени содействовало росту богатства и могущества Гарамы, Напаты, Мероэ, государств плато Тигре, Карфагена, Кирены, Египта Лаги-дов. Кроме того, Африка давала серебро, платину, медь. Сильфий Кирены, благовония Восточноафриканского Рога, изумруды Нубийской пустыни, «карфагенский камень» Центральной Сахары, самоцветы красноморского побережья Эфиопии, кораллы, жемчуг Красного моря, слоновая кость, рог носорога, зуб гиппопотама, черепаховые щиты, всевозможные звериные шкуры — все эти экзотические товары составляли богатства городов-купцов и царей-торговцев. Кроме того, Африка уже в древности была поставщиком живых зверей для царских дворцов и зверинцев, а позднее — для римских цирков. В эпоху эллинизма в Нумидии, Восточном Судане, Северной и Восточной Эфиопии и Сомали было отловлено несколько тысяч слонов, которые затем были выдрессированы и включены в армию. К концу античности слоны были полностью истреблены в Северной Африке, большей части Восточного Судана, в прибрежных районах Эфиопии (еще раньше — в Сирии и Египте). Охотники за слоновой костью, выполняя желания средиземноморских и азиатских купцов, проникали все дальше в глубь Африканского материка: в горы Сахары, к истокам Нила, Великим африканским озерам, «Лунным горам» и т. д. У Египта были особые причины интересоваться внутренними районами Африки. Превращение страны в одну гигантскую пашню, разделенную на участки дамбами и каналами, поставило перед населением и правительством две проблемы: мяса и дерева. Угоняя десятки и сотни тысяч голов скота из Ливии и Нубии, фараоны пытались решить первую проблему, а посылая экспедиции в Ливан, Нубию, Пунт, организуя поставки строительного и поделочного дерева из этих стран — вторую. Третьей проблемой были разливы Нила, от которых зависело благосостояние всего Египта. Если разливы запаздывали либо не достигали обычного уровня, страну ждал недород, а то и голод. Поэтому чисто практические соображения толкали египтян и их правителей (единоплеменных или иноплеменных) изучать истоки чудесной реки. Ре* 202 зультатом их усилий были поразительно точные сведения об истоках Нила и обитателях этих мест — пигмеях, которые мы находим в античной литературе — от Гомера до Гелиодора. Вместе с тем под влиянием египетской традиции древние народы Средиземноморья и Азии были склонны связывать с истоками Нила всякую реку тропического пояса, во всяком случае все крупные африканские реки, и отождествлять с пигмеями (негриллами) все низкорослые африканские народы. Тропическая Африка в древности не была поставщицей рабов для более развитых обществ. Это качество она начала приобретать в средние века и особенно в новое время, когда наступил невиданный в истории человечества расцвет работорговли. Судя по совокупности различных данных (письменным документам, произведениям изобразительного искусства, антропологическим исследованиям захоронений и т. д.), темнокожие «эфиопы» составляли ничтожно малый процент среди населения древних государств Северной Африки и Евразии. Напротив, время от времени большие и малые группы людей перемещались в Африке преимущественно в южном и западном направлениях — из Передней Азии, Египта и Средиземноморья в глубь Африки. Выше мы уже проследили некоторые из этих миграций: древних египтян — в Судан, эгейских народов— в Ливию и Восточную Сахару, финикийцев — на африканские берега Средиземного моря и Атлантики, народов Южной Аравии — в Эфиопию и т. д. Эти два направления — на юг и на запад — соответствовали главным потокам культурной информации в Африке до эпохи Великих географических открытий. С потоками информации в глубь Африки проникали культурные влияния Средиземноморья, Передней Азии, Индии и особенно Египта. Поэтому вполне законно стремление многих археологов и этнографов найти следы египетского влияния в самых отдаленных уголках материка. Другое дело, что не всегда приводятся строгие доказательства египетского происхождения.тех или иных стилей искусства, обычаев и обрядов. Еще более широким было культурное влияние Древнего Египта через посредство цивилизаций, испытавших на заре своего развития его мощное воздействие. Таковы крито-минойская, финикийская, мероитская, древнегреческая и др. Они в свою очередь помогали формироваться 203 I другим, сравнительно поздним или периферийным цивилизациям, которые оказывали влияние на более отдаленные во времени и пространстве культуры и т. д. Вклад Древнего Египта в мировую культуру грандиозен и до сих пор не изучен настолько, чтобы можно было подвести итог. Искусство и вся система древнеегипетской культуры продолжают и поныне вдохновлять художников и мыслителей. Только с VIII в. у древнеегипетской цивилизации появились соперники на Африканском материке, сама же она в то время все больше клонилась к упадку. В середине 1-го тысячелетия, когда в древнем мире происходят революционные изменения во всей системе культуры, в Африке расцветают цивилизации Мероэ, Гарамы, Карфагена, плато Тигре, тесно связанные с Египтом и Западной Азией; ускоряется развитие культур берберских племен Северной Африки и негроидных племен Сахары и Нигерии, где в IV в. до н. э. — II в. н. э. расцветает культура нок. Одним из величайших культурных достижений древнего мира было создание письма. К VI в. на Ближнем Востоке ив Средиземноморье уже имелись все основные типы систем письма, начиная от весьма примитивного пиктографического и кончая настоящим буквенным алфавитом у греков — единственным из алфавитов того времени, оставшимся в употреблении до наших дней. Если не считать пиктографии, наиболее древними системами письма являются лого-силлабические (словесно-слоговые), такие, как шумерское, эламское, древнее индское (в долине р. Инд) и египетское письмо. Последнее господствовало в долине Нила в течение всего интересующего нас периода: лишь в самом конце 1-го тысячелетия оно было вытеснено в Египте греческим письмом, а в Мероитском царстве — мероитским. К концу VI в. египетское лого-силлабическое письмо насчитывало уже добрых 2, 5 тысячелетия исторического существования. Оно употреблялось только с египетским языком. За 2, 5 тысячи лет дважды существенно изменился египетский язык, но египетское письмо сохранялось с незначительными изменениями, поддерживая культурные традиции, подобно греческому письму. В зависимости от характера записей применялась одна из трех основных разновидностей египетского письма: монументальная иероглифика, изящная иератика или 204 наиболее ходовое курсивное демотическое письмо. Подобно средневековым японцам, древние египтяне изобрели весьма удобную систему слогового письма, состоявшую из 24 знаков, игравших вспомогательную роль при записи текстов, собственных имен и обучении грамоте. По-видимому, около XVIII в. под прямым влиянием египетского силлабария было создано до сих пор не вполне расшифрованное силлабическое (консонантно-силлабическое) письмо кахунских документов из Фаюма. Около середины 2-го тысячелетия также под влиянием египетского силлабария на Синае было изобретено древ-несемитское протосинайское консонантно-слоговое (так называемое консонантно-буквенное) письмо. Вскоре это письмо в модифицированном виде распространилось по всей Финикии и Палестине. В XIV в. в Угарите, на севере Сирии, употреблялось клинописное по форме, но консонантно-слоговое (консонантно-буквенное) в своей сущности письмо, происходившее от древнепалестинского и протосинайского. По-видимому, в IX—VII вв. консонантный «алфавит», служащий для обозначения определенного согласного звука плюс любого из гласных звуков, существовал в Южной Аравии, во всяком случае в Маыне, Сабе и Ката-бане. В V в. он был принесен из Южной Аравии в Северную Эфиопию, а затем получил здесь самостоятельное развитие, дав в конечном счете современное амхарское и тиграйское письмо. В Азии от древнепалестинского письма произошли «алфавиты»: сирийский, еврейский, набатейский, арабский, пехлевийский, согдийский, индийский, тибетский, уйгурский, монгольский и многие другие, обычно не прямо, а через посредство других разновидностей письма, которые все в конечном счете восходят к древнепале-стинскому (и древнефиникийскому). В Месопотамии, Малой Азии и Иране это письмо вытеснило местные оригинальные системы лого-силлабического характера. В Юго-Восточной Азии через посредство индийских и индонезийских алфавитов оно дало в своем развитии большую часть систем письма Индокитая, Южного Китая и даже Филиппин; в этой части ойкумены, как и в Африке, в связи с распространением ислама появились местные разновидности арабского письма. 205 В Средиземноморье финикийское письмо вытеснило местные слоговые «алфавиты», происходившие от лого-силлабического критского письма рисуночного облика. Около VIII в. на основе финикийского был создан архаический греческий алфавит, первоначально буквенно-сло-~ говой, а затем чисто буквенный. Около середины 1-го тысячелетия греческий алфавит распространился по всему Средиземноморью, первоначально в эллинских колониях, а затем и у этрусков, иберов и кельтиберов Испании, италиков и др. Лишь карфагеняне стойко держались традиционного финикийского письма, да египтяне до поры до времени не отказывались от своей весьма сложной традиционной письменности. Но в конце эллинистического и в римский период они начали переходить на греческий алфавит, а затем на его основе, но с сохранением весьма важных традиционных местных элементов создали средневековое коптское письмо. Таким образом, изобретение древних египетских писцов, пополнившись идеями и опытом многих поколений грамотеев, принадлежавших к разным народам Средиземноморья, спустя тысячелетия вернулось в долину Нила. Из Египта через древние переднеазиатские цивилизации письмо пришло в конечном счете в Эфиопию и карфагенскую Африку. В тесной связи с распространением письма происходило и распространение письменности, канонических богослужебных книг и литературы, собранных в библиотеках. Во всех странах Ближнего Востока, Средиземноморья и Африки, в которых уже существовало письмо, древние памятники письменности были представлены прежде всего деловыми документами и надписями. Правда, до сих пор не открыты деловые документы древней Южной Аравии, плато Тигре, Мероэ, Нумидии и Мавритании, но вряд ли стоит сомневаться, что они существовали здесь повсеместно, так же как и дошедшие до нас надписи. Иначе обстояло дело с богослужебными книгами и библиотеками. К середине 1-го тысячелетия они уже давно существовали в Египте и Вавилоне. Священные книги имелись также у персов (Авеста), индийцев (Веды), евреев (большая часть Библии). Жрецы этих народов знали мертвые священные языки (соответственно египетский времен Древнего царства, шумерский, аве- 206 стийский, ведический, древнееврейский). Но у персов, индийцев и евреев еще не было собственной литературы, составлявшей библиотеки. У греков VI—V вв. уже имелась такая литература, но еще не было канонических священных книг и традиций изучения священного мертвого языка. Среди цивилизаций Африки середины 1-го тысячелетия самая богатая литературная традиция существовала, в Египте. Важнейшую ее часть составляла религиозно-магическая литература, прежде всего канонические священные тексты пирамид и саркофагов, «Книга мертвых», затем своего рода путеводители по загробному миру: «Книга о двух путях блаженного усопшего», «Книга врат», «Книга пещер», «Книга проникновения в вечность», «Книга Амдуат», а также отдельные гимны и молитвы богам и. пр. Эта литературная традиция развивалась на всем протяжении истории древнеегипетской цивилизации. «Тексты пирамид» окончательно сформировались во времена IV династии, в конце 3-го тысячелетия их сменили «тексты саркофагов», в которые вошли некоторые элементы «текстов пирамид», но в основном это было новым религиозно-магическим каноном. В самом начале Среднего царства появилась «Книга о двух путях», в период Нового царства— «Книга мертвых», в которую вошли некоторые тексты пирамид и саркофагов и шесть других священных книг, представлявших собой религиозно-магические композиции старых и новых текстов. По мере создания новых композиций старые утрачивали актуальность и отмирали, заменяясь, вытесняясъ новыми, а последние становились каноном. Этот процесс протекал чрезвычайно медленно. Кроме религиозно-магической в Древнем Египте существовала значительная научная (математическая, астрономическая, медицинская), а также учебная литература; к последней примыкала дидактическая литература поучений. Художественная литература была представлена волшебными сказками и повестями. Шедевром всемирно-исторического значения является философский диалог «Беседа разочарованного со своей душой». Однако в 1-м тысячелетии новые идеи почти не проникали в древнеегипетскую литературу, хотя на почве богатейшей национальной традиции продолжали создаваться новые произведения. 207 В Напате и Мероэ египетская литературная традиция присутствовала в обедненном виде и при суженной социальной базе. В позднее время в связи с развитием меро-итской письменности у мероитов начала развиваться собственная литература на родном языке. Священным мертвым языком здесь был египетский, местные же языки вплоть до конца 1-го тысячелетия оставались бесписьменными. В Карфагене и других пунических городах положение не вполне ясно. Остатки карфагенской литературы (географические и агрономические труды в греческих и латинских переводах и цитатах) позволяют предполагать существование пунических библиотек. Однако не сохранилось никаких следов богословской литературы ни на каком-либо мертвом, ни на каком-либо архаичном, скажем угаритском, языке. На плато Тигре в V—IV вв. вряд ли существовала литература в подлинном смысле слова, не могло быть поэтому и священных книг. Другие народы Африки в то время не имели еще своей письменности. Сходную картину рисует распространение монументальных сооружений и монументального искусства. И снова Египет занимает первое по времени и все еще исторически ведущее место, хотя в течение всего переходного периода (1000—305 гг.) здесь не воздвигались такие грандиозные памятники архитектуры и скульптуры, как при фараонах Древнего, Среднего и Нового царств. Высокие образцы монументальной архитектуры и монументального изобразительного искусства Африки VII—VI вв. дают Карфаген, Напата и Мероэ. На плато Тигре из Южной Аравии была перенесена культура мо-нументализма, которая сказывается на материале и стиле памятников, но в гораздо меньшей степени на их размерах. Выдающееся место занимает древнеегипетская цивилизация и в истории религиозной философии и идеологии. Египет дал первую в Африке политеистическую религию и первое в мире монотеистическое учение. Ранние памятники египетского политеизма относятся к началу Древнего царства, т. е. к 3-му тысячелетию. Нигде в Африке в то время еще не было столь развитой формы религии. В эту эпоху древнеегипетский политеизм уже имел следующие характерные черты, сохранившиеся до начала средневековья: архаические мифы о мироздании, напоминающие космогонию народов Западной Аф- 208 рики и других регионов мира, представление о загробной жизни и воскрешении умерших, обычай мумификации, специфические обряды погребения, типы гробниц и погребального инвентаря, архаический зооморфный облик богов рядом с представлением об иерархическом строе потустороннего мира и т. д. С течением времени один из богов выдвинулся на роль небесного фараона. В начале Древнего царства наиболее популярным богом был верхнеегипетский Сет, покровитель охотников и пастухов пустыни, затем его оттеснили Исида и ее муж Осирис, умирающий и воскресающий бог растительности и земледелия, затем верховным богом стал солнечный Ра; в период Среднего царства— Амон, который приобрел максимальное значение в эпоху Нового царства; в поздний период на первый план выдвинулся бог-сокол Гор, вобравший в себя черты Амона, Ра и других богов. Уже в эпоху Древнего царства оформилось представление о божественности фараона, закрепленное и подчеркиваемое соответствующим ритуалом. Существует гипотеза, согласно которой из Египта культурный комплекс «царя-бога» распространился на большинство африканских стран. В самом Египте культ царствующего и умерших фараонов сливался с культом верховного бога, царя богов, способствуя все большему укреплению культа последнего. Для народа все боги были равно могущественны: крестьяне, составлявшие огромное большинство древнеегипетского народа, не нуждались в иерархии богов. Но образованные жрецы, чиновники, вельможи, ассимилированные иностранцы, размышляя о религии, создавали ее все более утонченные синкретические формы. Что касается центральной государственной власти, то она, естественно, переносила в потусторонний мир свои принципы иерархии, централизации, унификации. В итоге в эпоху Нового царства — период величайшего расцвета древнеегипетской цивилизации — был совершен первый в истории человечества поворот религиозной мысли от политеизма к монотеизму, а также к дуализму и триа-лизму. Еще в эпоху Среднего царства образ и культ Амона, ставшего царем богов, начал сливаться с образами и культами популярных богов Солнца — Ра, Атума, Гора. В эпоху Нового царства ипостасями Амона были объявлены также многие другие боги, почитавшиеся в отдель, - 809 I ных номах. Кроме того, это синкретическое божество египетских жрецов и образованных чиновников, нередко занимавших по совместительству военные должности, стало богом войны, «непобедимым Солнцем» наподобие более поздних Митры иранцев и Махрема аксумитов. Издавна египтяне знали триады — семейные группы богов. Теперь же у них сложилось представление о божественной троице, едином в трех лицах боге. В правление Аменхотепа IV (Эхнатона) в религиозной жизни Египта произошел решительный и насильственный поворот к монотеизму и вместе с тем первый и единственный раз в истории Египта проявилась религиозная нетерпимость. Эта религиозная реформа, как и связанные с ней социальная и культурная реформы, прошла несколько этапов, причем при переходе от одного этапа к другому уничтожались многие достижения предшествующего этапа. Во-первых, Эхнатон и его сторонники сделали идеи монотеизма, лежавшие в основе религиозной философии Гелиополиса, достоянием простонародья, из которого фараон вербовал своих новых чиновников; во-вторых, они поэтапно распространяли новую идеологическую систему как в самом Египте, так и в его владениях в Передней Азии и Судане. В окончательном виде учение Эхнатона представляло собой обожествление его абсолютистской власти. Сущность государственного солнцепоклонничества Эхнатона можно передать такими словами: «Нет бога, кроме царствующего Солнца, и земной солнцеподобный фараон — его сын и его воплощение». Советский египтолог Ю. Я. Перепелкин, глубокий знаток эпохи Эхнатона, так характеризует его реформу: «То было полное отвержение старых богов, вплоть до отказа от слова «бог», их обозначавшего, и от знаков, их зрительно и мысленно представлявших. Одновременно то было полное торжество и завершение представления о солнце как о фараоне... В своем окончательном, завершенном виде... царепок-лонническое солнцепочитание... представляло необыкновенное, очень своеобразное, единственное в своем роде явление среди всех прочих видов почитания природы» '. Энергичный, целеустремленный, талантливый и образованный правитель, Эхнатон, казалось, полностью из- * Перепелкин Ю. Я. Тайна золотого гроба. М., 1968, с. 156. 2Ю гнал многобожие из своих владений. Но реформа ненадолго пережила своего творца. Обычно говорят, что гениальный фараон слишком опередил свое время, что он и его сторонники стали жертвами озлобленных жрецов-мракобесов. Однако в самом новом учении были весьма существенные изъяны, препятствовавшие его усвоению народом. Государственная идеология явно выпирала на первый план и поглощала все остальное. Крестьяне и ремесленники, эксплуатировавшиеся и угнетавшиеся именем солнцеподобного фараона, отнюдь не жаждали такой религиозной идеологии. Эта вера не давала им утешения и доступной им духовной пищи. Бог-фараон Атон был недосягаем и непонятен, он не мог заменить народу великих и малых богов, всевозможных духов, «общение» с которыми было насущной, повседневной потребностью... Слабой стороной религии Атона было безразличное отношение к традиционному и столь дорогому для египтян учению о загробной жизни и связанному с ним представлению о загробном возмездии. Верующий в загробную жизнь египтянин оказался дезориентированным, а их было большинство, и все они были в лагере противников Атона '. Но возврат к многобожию, продолжавшийся в Египте еще более 1700 лет, не означал полного уничтожения идеи монотеизма и дуализма, которую можно признать одним из величайших достижений древнеегипетской цивилизации. В богословии Амона-Ра идеи религиозно-философского монотеизма продолжали жить вплоть до начала римского времени. Кроме того, они могли сохраниться и за пределами Египта. Известно, что Эхнатон жестоко расправился со всеми сопротивлявшимися его абсолютной власти. Он истреблял даже своих более умеренных сторонников, принявших на том или ином этапе его реформаторской деятельности официальную идеологию и продолжавших исповедовать эту форму идеологии и религии после ее замены более новой. Некоторые из таких негибких солнцепоклонников, по-видимому, бежали от гнева Царя-Солнца на окраины его державы: в Нубию, Палестину, Сирию, либо их ссылали туда, либо просто на окраинах меньше тревожили. Туда же могли скрыться от ярости многобожников и сторонники религии Солнца после ее запрещения в самом Египте. В Нубии 1 Коростовцев М. А. Религия Древнего Египта. М., 1976, с. 253. 211 Надписи бремени праЁления Эхнатона дают интересные варианты его религиозных формул, но в этой стране монотеизм не только Атона, но и Амона-Ра быстро и основательно выродился. Зато в Библии ученые находят не только идею монотеизма, но и многочисленные элементы древнеегипетской религии, например в космогонии, представлениях о загробном существовании, облике бога и пр. Замечено также, что 103-й псалом местами очень напоминает написанный самим Эхнатоном гимн Солнцу. Можно предположить, что древнееврейский монотеизм в какой-то степени обязан своим происхождением Древнему Египту. Многократно оплодотворенный другими идеями египетской и эллино-египетской философии (а также идеями, шедшими из Индии, Средней Азии и других стран), монотеизм Библии вырос в сложный монотеизм христианства. Наряду с иранским миром Египет, по-видимому, является одним из очагов религиозно-философского дуализма. Образ бога охотников и пастухов пустыни Сета постепенно настолько оброс демоническими, дьявольскими чертами, что стал напоминать вездесущего «Князя Тьмы», «Духа Зла» — Сатану. Кстати сказать, Сет и Сатана — очень сходные имена. Тот же корень порой звучит и в именах Сатаны некоторых кушитских и сахарских народов, которых в раннем средневековье арабы считали «магами и дуалистами». Если эти близкие к Египту народы испытали влияние религиозно-философского дуализма древнего Востока, то скорее всего это влияние не иранского, а древнеегипетского происхождения. Характерная особенность религии Древнего Египта — огромная роль магии. Вместе с тем несомненно постепенное развитие египетской религии от ритуально-магической, в которой личность верующего не принимается в расчет, к более индивидуалистической, когда упор делается не только на выполнение обрядов и магических действий, но и на этику, когда в зачаточной форме ставится вопрос о совести, чистоте души человека. В середине 1-го тысячелетия произошел качественный сдвиг в системе древней культуры, который хотя и не был таким радикальным, как «неолитическая революция», но тем не менее дал человечеству величайшие культурные ценности, превратившиеся в основу дальнейшего развития мировой цивилизации. В основе этой «третьей» революции лежал рост про- 212 йзводйтельных сил и Населения на огромной, более или менее непрерывной территории Евразии от «Пяти владений» Китая до Франции, Британии и Пиренейского полуострова. На Ближнем Востоке, как уже было показано, возникают региональные империи, столицы которых становятся не только главными потребителями ренты, но и очагами товарного производства, шумной, калейдоскопической, насыщенной разнообразной социальной и культурной информацией городской жизни. Такие же города развиваются на окраинах зоны древних цивилизаций и региональных империй. К их числу принадлежат эллинские Милет, Коринф, Афины, Сиракузы, Массилия и др., а также некоторые среднеазиатские и южноазиатские города. К этому же времени относится появление бессмертных систем философской и религиозно-этической мысли. В субтропическом поясе от Средиземного моря до Желтого возникают почти одновременно многочисленные и оригинальные философские школы. В малоазийской Ионии в VII—VI вв. выступают со своими учениями «о природе вещей» Фалес, Анаксимен, Анаксимандр, Пифагор, Гераклит, Эпименид и многие другие, развивается профессиональная поэзия и драматургия, а в следующем веке наступает наивысший расцвет древнегреческой философии и всей великой эллинской цивилизации. В Палестине и Месопотамии VII — начала VI в. достигает апогея движение пророков, величайшим среди которых следует считать Аввакума; оформляется иудейский монотеизм. В Бактрии и Средней Азии VII в. Зара-туштра реформирует древнюю арийскую религию «Авесты» и создает стройную религиозно-философскую систему дуализма — зороастризм. В Северной Индии VI—Vвв. проповедуют свои философско-этические системы основатель буддизма Сиддхартха Гаутама Шакья Муни Будда, основатель джайнизма Вардхамана Махавира Джина, материалист Уддалака, сын Аруны, аджвика Госала, авторы «Упанишад» и многие другие мыслители. В Китае конца VI — начала V в. Конфуций создает свое учение, а в IV в. Мэн-цзы развивает применительно к новым условиям важнейшие принципы конфуцианства. В конце IV в. был написан знаменитый даосистский трактат «Дао-дэцзин», авторство которого приписывается легендарному философу Лао-цзы; в те же годы или несколько раньше Чжуан-цзы предложил обществу свой идеал свободного 213 I человека, отринувшего пути общества и цивилизации и живущего в гармонии с природой. В 1-м тысячелетии на Ближнем Востоке широко распространяются произведения устной словесности и письменной литературы, такие, как повести (сказания), поучения, басни, поэмы, все еще тесно связанные с фольклором. Конец VIII — первая половина VII в.. дали мировой литературе греческую поэзию Гесиода, Гомера, Архилоха, арамейские «Сказание об Ахикаре» (тогда же переведенное на древнееврейский язык и частично включенное в Библию, известное также Гесиоду, а через тысячу с лишним лет переведенное на арабский язык как «Сказание о Хаикаре»), «Сказание об осаде Иерусалима ассирийцами» и др. При этом не только отдельные списки произведений художественной литературы перевозились из одной страны в другую (так, «Сказание об Ахикаре» найдено в Элефантине), но и устные повести и анекдоты свободно мигрировали из Месопотамии, Сирии и Палестины в Египет, Малую Азию и греческий мир, например рассказ о чуме 701 г. во время осады Иерусалима ассирийцами. Следы этого рассказа обнаружены в «Илиаде» и в «египетском логосе» Геродота, записанном «отцом истории» в Египте в V в. Поразительно сходство ряда философских и религиозных идей, распространившихся в середине 1-го тысячелетия от Непала и Китая до Южной Италии и Сицилии. Например, в учении Пифагора и его последователей (конец VI в.) мы находим, как и у азиатских мыслителей того же времени, осуждение кровавых жертвоприношений, представление о переселении душ и цепи все новых и новых рождений, коренном отличии бессмертной и стремящейся ввысь души от нечистого, земного тела, в которое она заключена, о причине страданий человека в поступках его прежней жизни (жизни его души в прошлом рождении), о моральной и ритуальной чистоте и возможном слиянии души, прервавшей цепь перерождений и вырвавшейся из земного тела, с небесным божеством, о значении чисел и ритмов и т. д. В трагедиях Эсхила есть почти пантеистические и монотеистические формулы. В греческой, индийской и китайской философии того времени содержатся очень сходные идеи «первоматерии», ее форм, или стихий, элементов, атомов, их движения, а также идеи рационализма и атеизма. По-видимому, следует 214 предполагать движение информации по всей зоне древних цивилизаций, где для этого возникли необходимые социальные предпосылки. Новые исследования вскрыли в древнегреческой философии целые пласты восточных влияний. Уже у греческих авторов первой половины 1-го тысячелетия — Гомера, Гесиода, Фалеса — заметны идеи ближневосточного, в частности египетского, происхождения. Древним грекам был известен и зороастризм. Несомненное влияние зороастризма прослеживается в произведениях Анакси-мандра, Анаксимена, Ферекида и особенно Гераклида. О Зороастре и религии магов в V в. написал книгу лидийский историк Ксанф, а позднее этой темой занимался сам Аристотель. Легендарная древнегреческая традиция утверждает, что крупнейшие философы классической Эллады, в том числе Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон, изучали зороастризм. В учении Гераклида, а также Пар-менида и других философов классической Греции имеются текстуальные совпадения с «Упанишадами», особенно Брихадараньяка Упанишада, позволяющие предположить усвоение ионийскими мыслителями идей древнеиндийской философии, таких, как концепция мирового цикла, кальпы и махаюги, на этом этапе происходившее еще не непосредственно, а через посредство иранцев. Иранские религиозные идеи проникли и в Библию. Таков образ Сатаны, «Духа Зла», противника бога, который фигурирует в книге Иова, в книге пророка Заха-рии, а также в первой книге Паралипоменон. Впрочем, как справедливо отмечают исследователи, идея царства зла так и не укоренилась в иудаизме. Если Сатана Библии восьма похож на маздаитского Аримана, то архангел Михаил, вероятно, не кто иной, как заимствованный у иранцев Митра, или Михра-воитель. Во второй половине 1-го тысячелетия культурный синтез усилился, углубился и распространился вширь. Африка оказалась на периферии этого культурно-исторического процесса, но некоторые идеологические влияния проникали и сюда, особенно в эллинистическо-римский период. Так, в Аксуме (Эфиопия) бог Махрем, олицетворявший Солнце и называвшийся «непобедимым для врага», не только своим именем, но и функциями и атрибутами напоминал «непобедимое Солнце», бога Михру. Находят В Аксуме также элементы буддизма и мероитской релн- 215 ■ I гии. У гарамантов Сахары археологи и этнографы открыли элементы греко-римской религии. В средние века арабы считали многие народы Судана, Чада, Северной Нигерии единоверцами древнеиран-ских «магов и дуалистов» либо приверженцами древне-семитской астральной религии «идолов и планет». Это напоминает видение древних греков, которые «узнавали» в африканских божествах привычных Зевса, Ареса, Диониса, Посейдона, Селену, Афину, либо ранних греков-христиан, которые, пользуясь евангельской терминологией, упорно именовали традиционные африканские религии эллинскими. Как правило, в большинстве подобных случаев на африканской почве не происходило ни заимствования, ни синтеза идей. Лишь местами в узкой прослойке купцов-посредников и лиц смешанного происхождения на деле имел место религиозно-культурный синкретизм, создавалась синкретическая субкультура, обычно очень слабо оформленная и непрочная, а следовательно, недолговечная. Слишком редко эта субкультура проникала в массы народа и еще реже становилась их подлинным достоянием, неотъемлемой частью их субкультуры, которая одна только и имела шансы на выживание в веках. Из всех религий древнего Востока наиболее продолжительное и широкое воздействие на другие африканские религии могла оказать египетская, рожденная на африканской почве и развивавшаяся на ней в течение тысячелетий. Этнографы порой находят действительные или мнимые следы влияния древнеегипетской религии у различных народов Африки. Несомненно одно: начиная с эпохи Среднего, а затем в эпоху Нового царства и далее при фараонах Напаты и Мероэ происходит распространение древнеегипетской религии в разнообразных формах в Судане. Интересное исследование египетской религии в древнем Судане произвела советская мероистка Э. Миньков-ская. Она сумела выделить не только общие черты, но и различия в религиозной жизни двух нильских стран 2— 1-го тысячелетий. Бросается в глаза обилие местных нубийских богов, часто совершенно неизвестных в Египте. С другой стороны, египетские боги в Судане приобретали новые качества. Исида, например, почиталась здесь как лунная богиня, богиня-воительница и «госпожа под- 216 земного мира». Ее супруг Осирис порой изображался чернокожим. В ряде храмов и областей супругом Исиды оказывался иной, сугубо местный бог: львиноголовый Апедемак в Мероэ, Аренснупис в Дендуре, Мандулис в Калабше. В то же время в Нубии почиталось большинство египетских богов, выступавших то в египетских, то в местных ипостасях. Например, почиталось несколько Амонов: фиванский Амон-Ра с классическими египетскими чертами культа и теологии, местные областные Амон Пнубса, Амон Гематона, Амон-бык страны Сети (в За-наме, Абу-Доме, Мерауи) и др. В Нубии мы находим не менее трех местных ипостасей бога Гора. Что касается других египетских богов, то в Судане они также приобрели своих двойников, правда не в религиозно-египетском смысле. Таким образом, налицо широкий египетско-суданский синкретизм, поднявший демонов и духов Тропической Африки до уровня богов высокоразвитой древнеегипетской религии и одновременно наделивший египетских богов местными чертами, приблизив их к древним нубийцам. В сущности возникла новая религиозная система, наиболее высокая в тогдашней Тропической Африке, оказавшая влияние на соседние страны. Выше говорилось о дуализме в религии некоторых кушитских и сахарских племен, населявших соседние с Нубией пустыни. Целый ряд культовых предметов мероитского происхождения, в том числе стелы и амулеты, найден в Северной Эфиопии. Даже в далекой Греции были храмы Исиды, где жрецами были африканцы, скорее всего мероиты. Ювенал рассказывал об одной римской матроне, которая совершила паломничество в храм Исиды в Мероэ, а храм Исиды на о. Элефантина, как и в Риме, еще в VI в. служил местом паломничества почитателей богини, принадлежавших к разным народам. В Египет и Средиземноморье проникло представление не только об особом благочестии древних суданцев, но и о черном цвете кожи некоторых богов, например Осириса. Как в связи с этим не вспомнить фразу Ксенофонта о том, что «эфиопы (мероиты VI в. — Ю. К.) говорят, что их боги курносы и черны». Так египетско-нубийский религиозный синтез заложил основы новой религиозно-философской системы — мероитской, наиболее высокой в тогдашней Тропической Африке и оказавшей в последующую эпоху влияние на другие культуры, прежде всего африканские. 217 Почти одновременно с меройтской, в V—Ш вв., сложились североэфиопская и пуническая религиозные системы. Их характерными чертами были: 1) общее происхождение от древнесемитской религии, испытавшей влияние Аккада; 2) элементы египетского происхождения (в Эфиопии через посредство Мероэ), вошедшие в местные религиозные системы посредством синкретизма (таковы в Карфагене богини Хатор-Маскар и Исида); 3) большое значение полисных культов: Мелькарта в Карфагене, Альмакаха в столице эфиопских сабеев и пр.; 4) развитая организация привилегированных храмовых общин; 5) широкий политеизм. В то же время даже общие по происхождению боги на плато Тигре и в карфагенской Северной Африке выглядели не одинаково: у эфиопов Астар и Син были мужского пола, у карфагенян и других африканских финикиян Аштарт и Тиннит были женского пола. Не совпадал и возраст богов: юноше Астару соответствовала «могучая женщина» Аштарт, а седому старцу Сину — юная девственница Тиннит. Верховным богом карфагенян был Мелькарт (буквально «царь города»), первоначально верховный бог Тира, метрополии Карфагена. Его почитали также во всех других тирских колониях Африки, Испании и островов Средиземноморья. Греки называли Мелькарта Гераклом, римляне — Геркулесом. В его образе слились черты божества Солнца, рек, растительности, отчасти морской стихии. Второе место после Мелькарта в карфагенском пантеоне занимала Астарта (Аштарт) — богиня плодородия и любви, которой служили жрицы в храмах, занимаясь сакральной проституцией. Греки отождествляли Астарту с Афродитой, римляне — с Венерой, Селеной или (в Карфагене римского периода) с Юноной. Богиня была наделена чертами лунного и морского божества. В Карфагене Астарта-Луна считалась не то матерью, не то женой Мелькарта-Солнца. Кроме того, имелось божество Мильк-Аштарт, или Мелькастарт, возможно, синкретическое олицетворение Мелькарта и Астарты. Мильк-Аштарту были также посвящены храмы. Наряду с Астартой карфагеняне почитали еще одну луноликую красавицу-богиню — Тиннит. Как и Астарта, Тиннит была богиней плодородия, матерью всего живого, божеством Луны; она также отождествлялась с римской 218 Юноной. При большом сходстве функций этих двух богинь нелегко уловить черты различия между ними. В Карфагене Тиннит почитали даже более, чем Астарту, отчасти благодаря популярности ее божественного супруга Баал-Хаммона. Недаром в пунических надписях посвящения Тиннит обычно объединены с посвящениями Баал-Хаммону. Баал-Хаммон многими своими чертами напоминал Мелькарта, подобно тому как Тиннит — Астарту. Он был богом Солнца, отчасти морской стихии, покровителем мореплавателей. Храм Баал-Хаммона был богатейшим в Карфагене. Этот бог изображался в виде могучего быка, иногда с солнечным диском на голове, между рогами. Этому свирепому божеству приносились человеческие жертвы. Греки отождествляли Баал-Хаммона с Кроносом, римляне — с Сатурном, а египтяне, вероятно, с Амоном-Ра, культ которого оказал влияние на формирование культа Баал-Хаммона еще в Финикии. Богом огня, молнии и войны был Решеф, которого греки отождествляли с Аресом и Аполлоном. От слияния культов Решефа и Мелькарта уже около V в. образовалось синкретическое божество Решеф-Мелькарт, почитавшееся пунийцами. Весьма популярен был Эшмун, бог растительности, лекарственных трав и врачевания, которому были посвящены храмы в Карфагене и других пунических городах. Почитались в особых святилищах и многие другие боги. Для карфагенской цивилизации характерен широкий религиозный синкретизм на полиэтнической основе: финикийские боги смешивались и сливались с божествами различных народов Африки и Европы. Как известно, при таком синкретизме вклад той или иной религиозной культуры бывает тем большим, чем она выше. Поэтому особое значение имело влияние древнеегипетской религии, уже отмеченное на примере культа Баал-Хаммона. Карфагеняне издавна почитали египетского бога Беса, терракотовые фигурки которого, по их поверьям, отвращали беды. В Карфагене существовал также храм синкретической богини Хатор-Маскар, образ и культ которой восходят к египетской Хатор. Восточные ливийцы поклонялись Амону, храм которого находился в оазисе Сива. Берберы Триполитании чтили карфагенских богов. Какое-то божество имелось и у 219 гарамантов, и его культ объединял различные сахарские племена, стекавшиеся к его храму. Геродот сообщает, что ливийские номады разных племен «приносят жертвы только солнцу и луне. Этим божествам совершают жертвоприношения все ливийцы, а жители области вокруг озера Тритонида (в нынешнем южном Тунисе.—Ю. К) —главным образом Афине, а потом Тритону и Посейдону», божествам моря и воды. Возможно, Афиной греческий историк называет то же женское божество, которое пунийцы отождествляли со своей Тиннит. «Обычаи же при жертвоприношении у этих кочевников вот какие. Сначала у жертвы отрезают кусок уха как начатой и бросают его через свой дом, а затем свертывают шею животному». Ежегодно на празднике богини озера Тритониды, где жили племена махлиев и авсеев, «девушки их, разделившись на две партии, сражаются друг с другом камнями и палками. По их словам, они исполняют древний отеческий обычай в честь местной богини, которую мы называем Афиной. Девушек, которые умирают от ран, они называют лжедевушками», а самую храбрую амазонку с триумфом возят вокруг озера на колеснице. Обычай девичьих боев до наших дней сохранился на южной окраине этой области, в оазисе Гат. Они описаны известным французским этнографом Вивьен Пак, которая сообщает следующее: «На солончаковую равнину Тинджарабента, куда не могут спуститься духи, приходят собирать соль все девственницы Гата и Эль-Барката (27-го рамадана). Они одеты в черные и белые платья, а на их груди перекрещиваются наподобие греческого пояса два шеша — белый и красный. Каждую группу девушек возглавляет старуха, таменокальт, которая несет красное знамя войны. Рядом с ней идет вторая старуха, аидин, в маске из белой глины, она несет на голове блюдо и лает по-собачьи, Собранную соль старухи продадут на базаре, но каждая девушка оставит себе по куску и будет его хранить весь год: считается, что эта соль, будучи растворенной в воде, приобретает целебные свойства. Каждая из двух групп имеет своего кузнеца, бьющего в барабан. Собрав достаточно соли и вооружившись палками, вырезанными из лимонного дерева (табарит), на которых красными, черными и белыми красками нарисованы ломаные линии, девственницы начинают воинственный танец инкутид. Затем обе группы во главе со своими 220 таменокальт и аидин сближаются и становятся друг против друга. Девушки скандируют песню, ударяя в землю босыми ногами: два раза одной ногой, один раз другой, затем меняют ногу. Они бьют друг друга коленями, задевают палками, скрещивая и разводя руки перед грудью. Эти жесты сопровождаются восклицаниями и попытками таменокальт отобрать у другой красное знамя, которое защищают «собака» — аидин и девственницы. Преимущество победившей группы выражается в том, что ее таменокальт проверяет девственность всех молодых участниц битвы, но, каков бы ни был результат ее проверки, всегда объявляется, что в деревне побежденного лагеря девственниц мало. Естественно, что кади Гата запретил этот праздник, оставив его на долю только рабынь и иковарен (женщины низшей касты). Тем не менее он устоял после 2500 лет всяческих потрясений». Ежегодные побоища между группами девушек напоминают аналогичные побоища между группами юношей у некоторых народов Северо-Восточной Африки, а также ритуальные побоища на ежегодном празднике в честь Осириса в Египте, описанные Геродотом. Но у берберов ритуальные сражения устраивали девушки, что можно сопоставить с рассказами греческих авторов о ливийских амазонках, сражавшихся на колесницах или правивших колесницами в бою; недаром храбрейшая из почитательниц озерной богини объезжала озеро в панцире, шлеме и на колеснице. По аналогии с верованиями других народов можно предположить, что побоища берберских девушек были связаны с магией заклинания дождя и разлива рек. В то же время несчастные случаи в результате побоищ, вероятно, объяснялись несоблюдением предписанного обычаем правила поведения. Подведем итог. Третья революция, завершавшая переход от первобытности к цивилизации, охватила в древности главным образом северную оконечность Африканского материка, отчасти Северо-Восточную Африку и оазисы Сахары. Здесь в римско-византийское время распространилась христианская религия, которая сама была продуктом этой третьей революции. К тому времени в Северной и Северо-Восточной Африке и в оазисах Сахары уже окончательно завершился переход к мелконатуральному производящему хозяйству, а переход к классовому обществу, происходивший здесь повсеместно, закончился только в Египте и в прибрежной полосе Средиземно- 221 морья. Лишь те берберские племена, которые оказались в подданстве греков и пунийцев, выделили класс крестьянства. Вряд ли завершилось формирование классового общества в Напатском царстве и тем более в Эфиопии середины 1-го тысячелетия до н. э. Этот процесс получил свое продолжение и завершение в следующий исторический период под влиянием более развитых обществ Северной Африки, Азии и Европы. Бурный подъем древневосточных цивилизаций в 1-м тысячелетии был сложным образом связан с началом их интеграции и созданием более широкого и определенного культурного единства, чем это было возможно в предшествующие периоды. Это единство обладало известной устойчивостью и опиралось на синтетическую культуру Сирии 2-го — начала 1-го тысячелетия, вобравшую в себя достижения древних цивилизаций Передней и Малой Азии и Египта и отчасти Восточной Европы. В последующую эпоху новая синтетическая культура — эллинистическо-римская широко распространилась от Северной Индии и Средней Азии до Британии и Марокко, связав всю западную половину тогдашнего цивилизованного мира в одно целое. Мощное воздействие эллинистическо-римского мира испытали все сохранившие свою самостоятельность цивилизации Африки: меро-итская, североэфиопская, западносахарские. Сложившаяся в результате культурно-историческая традиция, подготовленная медленным прогрессом древнейшего, доэллини-стического мира, органической составной частью которого являлись древние африканские цивилизации, наложила печать на все дальнейшее развитие человечества. ОГЛАВЛЕНИЕ Предисловие.................................................................................................. 3 Исторический пролог................. ............................................... 6 От племени к классовому обществу........................................... 12 Древнейшие народы Африки........................................................ 31 Путешествия слов.......................................................................... 36 Первые царства на Земле.............................................................. 41 Глава первая Древний Египет и Северо-Восточная Африка............................ 44 Плавания древних египтян в Пунт и Финикию............. 48 Походы в Ливию и Нубию........................................................... 56 Завоевание египтянами Нубии..................................................... 60 Нубия — владение Среднего царства Египта........................... 65 Керма.............................................................................................. 70 Плавания в Пунт в период Среднего царства......................... 76 Мировая политическая система в XVIII—XVI вв. Египет, Нубия и Пупт в XVI—XIII вв.................................................... 79 Нубия под властью XVIII, XIX и XX династий Египта.. 111 Глава вторая Северная Африка в древнейшем Средиземноморье.................. 126 События в Европе и на Ближнем Востоке в конце II тыся «Народы моря» в Ливии и Сахаре............................................... 131 Финикияне в Атлантике и на Красном море................. 134 Греки в Ливии................................................................................ 139 Глава третья Африка и ранние империи............................................................... 142 Начало эпохи великих империй................................................ 142 Древние арабы и африканцы втягиваются в мировую по Карфаген в мировой политической системе VII—IV вв.. 169 Карфагеняне в Западной Африке................................................. 174 Сабеи в Эфиопии................................................................................... 181 Культура нок.................................................................................. 188 Гарама.................................................................................................... 193 Культурно-исторический эпилог......................................................... 199 |
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-09; Просмотров: 309; Нарушение авторского права страницы