Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Понедельник, 6 марта 1944 г.
Дорогая Китти,
Не находишь ли ты преувеличенным, что после разговора с Петером о родителях я чувствую себя в какой-то степени ответственной за него? Думаю, что от ссор Ван Даанов мне сейчас не менее больно, чем Петеру, но снова заговорить с ним об этом не решаюсь. Вдруг ему будет неприятно? Я ни в коем случае не хочу показаться нетактичной. По лицу Петера заметно, что он так же много думает обо мне, как я о нем. Как я разозлилась вчера вечером, когда его мамаша насмешливо изрекла: " Мыслитель! " Петер смутился и покраснел, а я едва сдержалась. Почему эти люди не могут промолчать? Больно видеть, как Петер одинок, и оставаться равнодушной. Чувствую, как невыносимы ему склоки в доме! Бедный Петер, как тебе нужна любовь! Ужасно было слышать его заявление, что в друзьях он совсем не нуждается. Это заблуждение! Впрочем, думаю, что он и сам себе не верит. Он выставляет напоказ свое одиночество и наигранное равнодушие, чтобы не показать истинных чувств. Бедный Петер, как долго ты еще будешь играть эту роль? Она, наверняка, стоит тебе неимоверных усилий, и все это может закончиться гигантским взрывом! Петер, если бы я могла тебе помочь. Мы бы вместе положили конец нашему одиночеству! Я много думаю, но говорю мало. Я рада, когда вижу его, и особенно, если в этот момент светит солнце. Вчера во время мытья головы я расшалилась, зная, что он сидит в соседней комнате. Ничего не могу с собой поделать: чем я тише и серьезнее в душе, тем более вызывающе себя веду! Кто первый разглядит и сломает мой панцирь? Все-таки хорошо, что у Ван Даанов сын, а не дочка. С девочкой было бы легче, но и не было бы прекрасных моментов!
Анна Франк
P.S. Я с тобой совершенно откровенна, поэтому признаюсь, что живу только встречами с ним. Надеюсь, что и он их ждет, и радуюсь, если замечаю его редкие и неловкие попытки приблизиться ко мне. Мне кажется, что ему не меньше, чем мне хочется выговориться. Он и не подозревает, что его неловкость и застенчивость так трогают меня!
Вторник, 7 марта 1944 г.
Дорогая Китти,
Когда я думаю о моей жизни до 1942 года, то она кажется мне какой-то игрушечной. Анна Франк того беззаботного времени совсем не похожа на сегодняшнюю Анну, немало поумневшую. А как раньше все было просто и замечательно! Любимица учителей, избалована родителями, за каждым углом пять поклонников, не меньше двадцати подруг и знакомых, денег достаточно, сладостей без счета - что же нужно еще? Ты, наверняка, задаешься вопросом: чем же я так привлекала окружающих? Петер говорит " обаяние", но это не совсем правда. Учителям нравились мои меткие ответы, смешные замечания, критический взгляд и неизменная веселость. Они находили меня забавной и смешной. Кроме того, я слыла известной кокеткой. А наряду с этим была прилежной, открытой и щедрой. Никогда я не была воображалой, ни на кого-то не смотрела свысока, а сладости раздавала всем подряд. Может, всеобщее поклонение сделало меня самонадеянной? К счастью, в самый разгар моей популярности, я была сброшена с пьедестала, и лишь спустя год, привыкла к тому, что никто мной не восхищается. Какой меня знали в школе? Шутница и зачинщица, всегда хвост трубой, никогда не хандрит и не плачет. Что ж удивляться, что каждый хотел проводить меня домой и завоевать мое внимание? Сейчас мне та Анна Франк кажется милой и забавной, но поверхностной и не имеющей со мной ничего общего. Петер говорит о том времени: " Когда я тебя встречал, вокруг вертелось несколько мальчиков и куча девочек, ты всегда смеялась и была в центре". И это правда. Что же осталось от той Анны Франк? О, конечно, смех и шутки по-прежнему со мной, я столь же критично отношусь к людям, могу флиртовать и кокетничать, если захочу... Пожить бы хоть несколько дней, хоть недельку такой беззаботной жизнью... Но я точно знаю, что к концу той недели мне все надоело бы, и я была бы рада серьезному разговору с первым встречным. Мне не нужны больше поклонники и обожатели, а только друзья, ценящие не мой смех, а сущность и характер. Конечно, круг людей вокруг меня станет тогда гораздо меньше. Но зато это будут настоящие друзья. Несмотря на все, я не была в 1942 году безоблачно счастливой. Я часто чувствовала себя одинокой, но поскольку была занята с утра до вечера, то не задумывалась над этим, и старалась получить от жизни как можно больше удовольствий. Смех и шутки -- сознательно или бессознательно -- помогали мне заполнить пустоту. Сейчас, глядя назад, я осознаю, что беззаботное время осталось позади и никогда больше не вернется. А мне бы и не хотелось такой жизни, я выросла из нее. Я не смогла бы сейчас только веселиться, какая-то моя часть всегда остается серьезной. Я как бы рассматриваю себя до 1942 года через сильное увеличительное стекло. Счастливая жизнь дома. Потом внезапный переезд в Убежище, ссоры, непонимание... Это неожиданно навалилось на меня, и я не знала, как себя вести - отсюда моя грубость. В первую половину 1943 года мне часто было грустно и одиноко, и я много плакала. Пыталась разобраться в своих многочисленных ошибках и недостатках, которые казались больше, чем они есть на самом деле. Старалась много говорить со всеми, найти понимание у Пима, но напрасно. Я должна была сама изменить свое поведение так, чтобы больше не слышать со всех сторон упреков, вызывающих у меня лишь отчаяние и бессилие. Во второй половине года стало немного лучше, я повзрослела, и ко мне стали относиться иначе. Я тогда много думала, начала сочинять рассказы и пришла к выводу, что должна стать независимой от окружающих и не позволять им раскачивать себя, как маятник то в одну, то в другую сторону. Я хотела сформировать себя сама, по собственной воле. Мне тогда стало ясно, что я вполне могу обойтись без мамы, и это открытие причиняло боль. Но еще больнее стало от того, когда я поняла, что и папе я никогда не доверяла. В общем, не доверяла никому, кроме себя. Важное событие этого года: мой сон... мечты о мальчике, именно не о подруге, а о друге. Я также открыла внутреннее счастье и осознала, что мои веселье и легкомысленность напускные. Постепенно я стала спокойнее. Теперь я живу только Петером, потому что от него во многом зависит, что произойдет со мной дальше! Вечером в постели я всегда заканчиваю молитву словами: " Благодарю тебя за все хорошее, за любовь и красоту". Мне тогда становится радостно, и я думаю, что " хорошее" -- это то, что мы в надежном укрытии, и что мы здоровы. " Любовь" - это о Петере, она еще мала и непрочна, и мы оба не решаемся произнести слова: любовь, будущее, счастье. А красота -- это весь мир, природа и вообще все, что есть на свете прекрасного. И тогда я думаю не о горестях, а о том, как много в жизни радостного. В этом-то мы с мамой и различаемся. Если кто-то грустит, то она дает совет: " Вспомни, сколько вокруг горя и будь довольна, что многие несчастья тебя миновали". А мой совет такой: " Иди в поля, смотри на солнце, любуйся природой. Ищи счастье в себе самой, подумай обо всем прекрасном, что есть в тебе и мире и будь счастлива". По-моему, мама не права. Она говорит: радуйся, что не страдаешь еще больше. А если эти страдания придут потом? Тогда все пропало? Я считаю, что после любого пережитого горя остается что-то хорошее, со временем это хорошее растет, и так достигается своего рода равновесие. Если ты счастлив, то приносишь радость и другим. Тот, кто хранит веру и мужество, победит зло!
Анна Франк
Среда, 8 марта 1944 г.
Мы с Марго пишем друг другу записочки, ради шутки, разумеется. Анна: Странно, что ночные события я вспоминаю обычно позже... Например, сейчас вдруг подумала, что господин Дюссель в последнюю ночь ужасно храпел. Сейчас, без четверти три дня, он храпит снова, потому и вспомнила. Когда ночью я встала в туалет, то намеренно шумела, чтобы он прекратил. Марго: Что легче сносить храп или зевоту? Анна: Храп. Если пошуметь, то он замолкает, а виновник даже не просыпается.
То, что я не написала Марго, а доверяю тебе: мне очень часто снится Петер. Два дня назад мне снилось, что наша гостиная превратилась в каток, и туда пришел маленький мальчик, которого я знала раньше; рядом с ним всегда была сестра, одетая в типичное для катка голубое платьице. Я спросила мальчика, как его зовут, и он ответил: " Петер". И во сне я удивилась: как много Петеров я знаю! В другом сне мы с Петером стояли в его комнате, у лестницы. Я что-то болтала, а он поцеловал меня, но сказал, что любит меня не по-настоящему, и что я не должна с ним флиртовать. Я была так рада, когда проснулась и поняла, что это не произошло на самом деле! Сегодня ночью мне снова снилось, что мы целовались, но щеки Петера были другими, чем в первом сне: не нежными, какими они кажутся на вид, а как у папы, то есть у мужчины, который уже бреется.
Пятница, 10 марта 1944 г.
Милая Китти!
Сегодня я поняла, как верна пословица: " Приходит беда, открывай ворота". И Петер только что сказал то же самое. Сейчас расскажу о наших сегодняшних и, возможно, предстоящих неприятностях. Во-первых, заболела Мип: она простудилась в церкви, на свадьбе Хенка и Агги. Во-вторых, господин Кляйман еще не оправился от последнего желудочного кровотечения, и Беп сейчас одна в конторе. В-третьих, господин (имя называть не буду) арестован. Это удар не только для него самого, но и для нас: благодаря ему мы получали картошку, масло и джем. У господина М. (назову его так) пятеро детей, все младше тринадцати лет, и еще один должен родиться. Вчера вечером мы страшно испугались: кто-то постучал в соседнюю с нашей стенку. Мы как раз ужинали. К счастью, остаток дня прошел без волнений. В последнее время мне стало неинтересно описывать нашу повседневную жизнь. Я больше занята тем, что происходит в моем сердце. Пойми меня правильно: я очень переживаю за господина М., но все же в моем дневнике не много места для него. Во вторник, среду и четверг я с полпятого до четверти шестого была у Петера. Мы занимались французским и немного болтали. Я всегда радуюсь нашим коротким встречам, а главное, мне кажется, что Петеру мой приход тоже доставляет удовольствие.
Анна Франк
Суббота, 11 марта 1944 г.
Дорогая Китти,
В последнее время мне все не сидится на месте: то и дело иду наверх, спускаюсь и поднимаюсь опять... Мне так нравится разговаривать с Петером, но боюсь надоесть ему. Он мне много рассказывает: о прошлом, родителях, себе самом. Но мне этого недостаточно, и я постоянно себя спрашиваю: вправе ли я желать большего? Раньше я считала его невыносимым, и он так же думал обо мне. Сейчас я изменила свое мнение, но изменил ли и он свое? Конечно, мы можем стать хорошими друзьями, и так мне будет легче сносить наше заточение. Но хватит об этом. Ведь я только им и занимаюсь, и не хочу втягивать тебя в свои переживания!
Анна Франк
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-09; Просмотров: 305; Нарушение авторского права страницы