Воскресенье, 16 апреля 1944 г.

 

Милая Китти,

 

Запомни вчерашний день, потому что он самый важный в моей жизни. Как и

для каждой девочки -- день ее первого поцелуя. Во всяком случае, для меня

это очень важно!

Поцелуй Брама в правую щеку не в счет, равно как и Ван Ваудстра в

правую руку. Сейчас расскажу тебе, как все произошло.

Вчера в восемь часов мы с Петером сидели на диване, он обнял меня за

плечи. (Он был не в комбинезоне, потому что суббота). " Давай немного

подвинемся, -- сказала я, - а то я все время ударяюсь головой о ящик". Он

отодвинулся в самый угол. Я обхватила рукой его спину, а он прижал меня к

себе еще крепче. Мы не первый раз сидели так, но еще никогда -- так близко

друг к другу. Моя левая грудь прижималась к его груди, и мое сердце билось

сильнее и сильнее. Но это еще не все. Он не успокоился, пока моя голова не

оказалась на его плече, так что его голова лежала сверху. Когда примерно

пять минут спустя я выпрямилась, он притянул меня обратно к себе, и мы снова

устроились, обнявшись, в прежнем положении. Это было чудесно, я не могла

говорить, а лишь наслаждалась мгновением. Он неловко погладил мою щеку и

руку, повозился с моими кудрями, и так мы сидели -- голова к голове.

Чувство, которое переполняло меня тогда, не могу описать. Я была

слишком счастлива, Китти, и он, я думаю - тоже.

В пол девятого мы встали. Петер надел гимнастические туфли, чтобы

ступать как можно тише при  втором обходе дома. Потом он вдруг сделал

какое-то движение, не знаю точно, как, но перед тем, как мы пошли вниз, он

поцеловал меня -- где-то между волосами, левой щекой и ухом. Я, не

оглядываясь, побежала вниз и теперь не дождусь вечера.

Воскресенье, около одиннадцати утра.

 

Анна Франк

 

 

Понедельник, 17 апреля 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Как ты думаешь: одобрили бы папа с мамой то, что их дочка, которой нет

еще пятнадцати, целуется на диване с семнадцатилетним мальчиком? Думаю, что

нет, и мне ничего не остается, как разобраться во всем самой. Мне так хорошо

и спокойно сидеть, обнявшись с ним и мечтать. Так волнующе чувствовать его

щеку, касающуюся моей щеки, и так прекрасно знать, что кто-то ждет тебя. Но

вот вопрос -- достаточно ли всего этого Петеру? Я не забыла его обещания, но

... он мальчик!

Я знаю, что слишком взрослая для своего возраста. Мне еще нет

пятнадцати, и моя независимость часто удивляет других. Я уверена, что Марго

никогда бы не поцеловалась с мальчиком, если бы не была помолвлена с ним и

не собиралась за него замуж. А у нас с Петером таких планов вовсе нет. Так

же и мама до встречи с папой наверняка не притронулась ни к одному мужчине.

Что бы сказали мои подруги, например, Джекки, если бы узнали, что я сидела в

объятиях Петера, тесно прижавшись к нему и положив голову на его плечо?

Ах, Анна, не стыдно тебе? С другой стороны, мы живем здесь тайно,

запертые от всего мира, в постоянном страхе и заботах, особенно, в последнее

время. Почему же мы должны подавлять в себе чувства, если мы любим друг

друга? Разве поцелуй запрещен в таких обстоятельствах? Почему мы должны

ждать, пока повзрослеем? И вообще, зачем все эти вопросы?

Я сама за себя в ответе, он же никогда не причинит мне горе или боль.

Отчего же я не могу действовать по зову сердца ради счастья нас обоих?

Но думаю, Китти, что от тебя не ускользнули мои сомнения между

честностью и сохранением тайны. Как ты считаешь, обязана ли я рассказать обо

всем папе? Или никто третий не должен проникнуть в наш мир? Вдруг тогда

что-то неизбежно потеряется, а спокойнее и увереннее я не стану? Надо

поговорить об этом с НИМ.

О да, мне еще о многом надо с ним поговорить, одних поцелуев мне

недостаточно. Открыть друг другу свои мысли -- вот истинный знак доверия. И

это доверие, несомненно, придаст нам силы!

 

Анна Франк

 

Вчера утром снова переполох -- все слышали явные звуки взлома.

Очевидно, в этот раз жертвой стал кто-то из соседей. С нашей дверью, к

счастью все в порядке!

 

 

Вторник, 18 апреля 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

У нас все хорошо. Вчера приходил слесарь -- установить на дверь

железные покрытия.

Папа только что с уверенностью сказал, что ждет перед 20 мая крупных

военных операций -- как со стороны России, так со стороны и Италии и Запада.

Но чем дольше мы здесь, тем невероятнее кажется освобождение.

Вчера мне, наконец, удалось поговорить с Петером на одну деликатную

тему, я собиралась это сделать уже, по крайней мере, десять дней. Я без

излишней стеснительности объяснила ему, как устроены девочки -- до самых

интимных подробностей. Вот смешно: он думал, что вход во влагалище на

картинках просто не изображают. Он и не знал, что его, действительно, не

видно, так как он находится между ног. Вечер закончился взаимным поцелуем,

где-то около губ. Это было особенное, удивительное ощущение!

Может, мне надо взять с собой наверх тетрадку, куда я делаю  выписки из

прочитанного, чтобы, наконец, поговорить о чем-то серьезном. Каждый вечер

только обниматься -- это мало, надеюсь, и для него.

После никчемной зимы наступила прекрасная весна. Апрель и вовсе

замечательный: не слишком жарко, не слишком холодно и лишь изредка дожди.

Каштан почти весь зеленый и даже начинает цвести.

В субботу Беп порадовала нас четырьмя букетами цветов: тремя из

нарциссов и одним из гиацинтов - для меня. Господин Куглер по-прежнему

неизменно приносит нам газеты.

Пока, Китти, мне надо заниматься алгеброй.

 

Анна Франк

 

 

Среда, 19 апреля 1944 г.

 

Мое дорогое сокровище,

(Так называется фильм с Дорит Крейслер, Идой Вюст и Гаролдом

Паулсеном! )

 

Нет ничего на свете прекраснее, чем смотреть в открытое окно, наблюдать

за деревьями, птицами, чувствовать солнце на щеках. А если при этом тебя

обнимает симпатичный мальчик, то чувствуешь себя спокойно и надежно. Так

хорошо ощущать его руки, его самого рядом, и молчать. В этом не может быть

ничего плохого -- ведь я чувствую себя так чудесно и спокойно. О, пусть

только никто не помешает нам, даже Муши!

 

Анна Франк

 

 

Пятница, 21 апреля 1944 г.

 

Милая Китти,

 

Вчера пролежала весь день с  воспалением горла в постели и ужасно

скучала. Поэтому сегодня я на ногах: температуры нет, а боль в горле должна

скоро пройти.

Вчера, как ты сама, вероятно, знаешь, фюреру исполнилось пятьдесят пять

лет. А сегодня восемнадцать лет ее королевскому высочеству наследной

принцессе Елизавете Йоркской. По Би-би-си передали, что ее еще не объявили

совершеннолетней: у королей свои законы. Нам всем очень интересно, за какого

принца выдадут эту красавицу и вообще -- найдут ли для нее достойного

жениха. Ее сестра Маргарет Роза, возможно, станет женой бельгийского принца

Баудена!

А у нас здесь одна неприятность за другой. Не успели починить входную

дверь, как Ван Марен учинил очередную выходку. По всей вероятности, он украл

картофельную муку и теперь пытается обвинить в этом Беп. Понятно, что в

Убежище необычное волнение, Беп вне себя. Может, Куглеру удастся

восстановить справедливость.

Сегодня утром приходил оценщик с улицы Бетховена. Он оценил сундук в

400 гульденов и еще другие вещи - все на наш взгляд слишком низко.

Я хочу написать в журнал " Принц" (под псевдонимом, конечно) с просьбой

опубликовать мою сказку. Но она у меня получилась слишком длинной, поэтому

не думаю, что это удастся.

До следующего раза, дорогая.

 

Анна Франк

 

 

Вторник, 25 апреля 1944 г.

 

Милая Китти,

 

Уже десять дней, как Дюссель опять не разговаривает с Ван Дааном по

причине наших дополнительных мер предосторожности после кражи. Одна из них

заключается в том, что по вечерам мы больше не можем сидеть в конторе. Петер

с Ван Дааном в пол десятого в последний раз обходят в дом, и после этого

спускаться вниз запрещено. После восьми вечера и после восьми утра нельзя

спускать воду в туалете. Окна закрываются наглухо, даже приоткрыть чуть-чуть

нельзя, и открываются лишь утром, когда зажигается свет в кабинете Куглера.

По этому поводу Дюссель не перестает ворчать. Он заявляет, что без еды еще

может прожить, но никак без воздуха, и необходимо найти способ, чтобы

все-таки открывать окна.

" Я непременно поговорю об этом с господином Куглером", - сказал он мне,

я же ответила, что такие вопросы тот разрешает не один, а со всеми вместе. В

ответ доктор проворчал: " Здесь все устраивают без моего ведома, непременно

поговорю об этом с твоим отцом".

По субботним вечерам и воскресеньям он теперь не может занимать кабинет

Куглера, чтобы случайный шум не вызвал подозрений у директора " Кега", если

тому вздумается придти на свою фирму. Однако Дюссель, не долго думая,

нарушил запрет. Ван Даан был в ярости, и папа взялся поговорить с Дюсселем.

У того были, конечно, готовы отговорки, но в этот раз даже папа на них не

попался. Папа теперь тоже почти не разговаривает с Дюсселем: тот его обидел.

Как именно, я не знаю, и не никто знает, но похоже, что очень серьезно. На

следующей неделе у этого ничтожного создания день рождения - как же он

будет, не открывая рта или с ворчанием, принимать подарки?

С господином Фоскейлом дела плохи, у него уже десять дней температура

сорок. Доктор признал его состояние безнадежным, очевидно, рак задел легкие.

Бедняга! Так хотелось бы поддержать его, но никто не может помочь ему кроме

Бога.

Я написала симпатичный рассказ: " Бларри, открыватель мира", который

всем понравился.

Я до сих пор простужена и заразила маму и Марго. Как бы еще и Петер не

заразился. Он потребовал от меня поцелуя и назвал меня своим Эльдорадо. Вот

баловник! И такой милый!

 

Анна Франк.

 

 

Четверг, 27 апреля 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Сегодня с утра у госпожи Ван Даан плохое настроение, она только и

знает, что жалуется, и в основном, на свою простуду. У нее уже нет сил

непрерывно сморкаться! А еще ей ужасно хочется чего-то сладенького... Кроме

этого она сетует на то, что не светит солнце, что запаздывает высадка

союзников, что мы не можем смотреть в окно. Мы ужасно над ней смеялись, и в

конце концов, она засмеялась тоже -- значит дела у нее не так уж плохи.

Рецепт нашего дежурного блюда картофельного блюда изменился из-за

отсутствия лука. Очищенную картошку прокручивают через комбайн для сырых

овощей, добавляют муку и соль, жир или его заменитель и жарят около двух с

половиной часов. Едят с подпорченным клубничным вареньем.

Я сейчас читаю " Король Карл V". Автор, профессор Геттингенского

университета, работал над книгой сорок лет. За пять дней я прочитала

пятьдесят страниц, больше невозможно. В книге 588 страниц, любопытно, как

быстро я с ними справлюсь, а ведь есть еще вторая часть! Но... очень

интересно!

Что только не успеет сделать прилежная ученица за один день! Вот,

например, я. Сначала перевела с голландского на английский текст о последней

битве Нельсона. Потом занялась северной войной (1700-1721): Петр Первый,

Карл Двенадцатый, Август Сильный, Станислав Лещинский, Мазепа, Ван Герц,

Брандербург, Верхняя Померания, Восточная Померания, Дания... И

соответствующие даты. Потом я приплыла в Бразилию: прочитала о табачных

плантациях, об изобилии кофе, о полутора миллионах населения Рио де Жанейро,

о Парнамбуку и Сан-Пауло и, конечно, Амазонке. А также о неграх, мулатах,

метисах, белых, более чем 50% безграмотных и о малярии. Время еще

оставалось, поэтому я быстро просмотрела одну родословную: от Яна Старого,

Вильгельма Людовика, Эрнста Казимира Первого, Хендрика Казимира Первого до

малышки Маргариты Франциски, рожденной в 1943 году в Оттаве. В двенадцать

часов я уселась заниматься на чердаке: закутавшись в одеяло, читаю о

настоятелях монастырей, священниках, пасторах, папах римских. Уф! И так до

часа.

В два часа бедный ребенок снова за книгами: зоология, широконосые и

узконосые обезьяны. Китти, угадай - сколько пальцев у гиппопотама?

Затем Библия: Ноев ковчег, Сим, Хам, Яфет. И, наконец, Карл Пятый. С

Петером читали " Полковник" Теккерея на английском. Зубрежка французских

слов, а после сравнение Миссисипи с Миссури. На сегодня вполне достаточно,

адью!

 

  Анна Франк.

 

 

Пятница, 28 апреля 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Никогда не забуду сон о Петере Шиффе в начале января. Всегда, когда я о

нем вспоминаю (как и сегодня), то чувствую касание его щеки, и мне так

хорошо. С моим настоящим Петером я это тоже испытывала, но не так сильно

до... вчерашнего вечера, когда мы, как обычно, сидели обнявшись на диване. И

тогда обычная Анна вдруг исчезла, и ее место заняла вторая Анна, не

отчаянная и смешная, а лишь нежная и любящая.

Я сидела, прижавшись к нему, и мое сердце вдруг переполнилось. К глазам

подступили слезы: слеза с левого глаза сразу упала на его куртку, а с

правого задержалась на кончике носа и потом тоже оказалась на куртке.

Заметил ли он это? Он не выдал себя ни единым движением, не произнес ни

слова. А может, он испытал то же, что и я? Знает ли он, что с ним была

вторая Анна? Все эти вопросы останутся без ответа. В пол девятого я встала и

подошла к окну, там мы всегда прощаемся. Я дрожала и все еще была Анной

номер два. Он подошел ко мне, я обняла его за шею, поцеловала в левую щеку и

потянулась к правой. Но тут наши губы встретились, потом снова и снова! Мы

оба были в смятении и хотели, чтобы этот момент длился вечно, ах!

Петеру так нужна ласка. Он впервые открыл для себя девочку и узнал, что

даже самая насмешливая девочка тоже имеет сердце и полностью преображается,

когда ты с ней наедине. Он первый раз в жизни познал дружбу и доверие, он

еще ни с кем по-настоящему не дружил -- ни с мальчиком, ни с девочкой.

Теперь мы нашли друг друга, раньше я совсем не знала его, и у меня тоже не

было близкого человека.

Но меня не оставляет вопрос: хорошо ли все это? Правильно ли, что я так

быстро поддаюсь, что во мне так много страсти, не меньше, чем в Петере? Могу

я, как девочка, позволять себе такое? У меня лишь есть один ответ: " Я мечтаю

об этом... уже давно, я так одинока, и теперь, наконец, нашла утешение! "

Утром мы такие, как всегда, да и днем обычно тоже. Но вечером нас

начинает неудержимо тянуть друг к другу, и мы можем думать лишь о счастье и

упоении прошлых вечеров. Каждый раз после последнего поцелуя я боюсь

взглянуть ему в глаза и хочу бежать, бежать, чтобы побыть одной в темноте.

Но что я вижу, когда спускаюсь на четырнадцать ступенек ниже? Яркий

свет, смешки, вопросы, и я должна вести себя, как ни в чем не бывало!

Мое сердце еще слишком переполнено, чтобы осмыслить вчерашнее

потрясение. Нежная Анна приходит не часто, но и не позволяет быстро

выставить себя за дверь. Петер затронул мои чувства так глубоко, как я еще

никогда не испытывала - кроме того сна. Петер захватил меня всю и все

перевернул во мне. Не естественно ли, что после такого хочется тишины и

покоя, чтобы успокоиться и вернуться к самой себе?

О, Петер, что ты со мной сделал? Что ты хочешь от меня? Что будет с

нами дальше?

О, как я понимаю Беп, только сейчас понимаю ее сомнения. Если в будущем

Петер сделает мне предложение, что я отвечу? Анна, будь честной. Ты не

выйдешь за него замуж, но и просто так его не отпустишь. У него слабый

характер, не достает силы и мужества. Он еще ребенок, в сущности, не старше

меня, и он мечтает о покое и счастье. Неужели мне только четырнадцать, и я

всего лишь глупая ученица? Так ли уж я неопытна во всем? Нет, у меня больше

опыта, чем у других: то, что я испытала, не знает в моем возрасте почти

никто.

Я боюсь самой себя, боюсь, что слишком быстро уступлю своим желаниям.

Как же будет потом, с другими мальчиками? О, как это трудно: выбор между

чувством и разумом. Всему свое время, но правильное ли время выбрала я?

 

Анна Франк

 

 

Вторник, 2 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

В субботу вечером я спросила Петера, согласен ли он с тем, чтобы я

рассказала о нас папе, и после некоторых колебаний он ответил, что да. Я

была рада: ведь это доказательство его искренних чувств. Я спустилась вниз и

вскоре пошла с папой за водой. На лестнице я сказала ему: " Папа,  ты,

конечно, понимаешь, что когда мы с Петером вместе, то не сидим на расстоянии

метра друг от друга. Не считаешь, что это плохо? ". Папа ответил не сразу:

" Нет, не считаю. Но мы живем здесь в закрытом пространстве, так что, Анна,

будь осторожна". И прибавил еще что-то в этом роде, когда мы поднимались

обратно. В воскресенье утром он подошел ко мне и сказал: " Анна, я хорошо обо

всем подумал (тут я испугалась! ) и решил, что Убежище -- не самое лучшее

место для вашей дружбы. Петер влюблен в тебя? "

" Вовсе нет", - ответила я.

" Видишь ли, я вас хорошо понимаю, но ты должна быть сдержанной. Не ходи

наверх так часто и не слишком поощряй его. В таких делах мужчина всегда

активен, а женщина должна держаться в рамках. На воле, когда ты свободна,

все иначе: ты встречаешься с другими мальчиками и девочками, можешь пойти,

куда хочешь, заняться спортом и так далее. А здесь вы всегда вместе, тебе

некуда уйти, вы видите друг друга слишком часто, собственно, постоянно. Будь

осторожна, Анна, и не принимай ваши отношения слишком серьезно! "

" Я и так не делаю этого, папа. Но Петер -- порядочный человек и очень

милый мальчик! "

" Да, но он слабохарактерный, легко поддается как хорошему, так и

плохому влиянию. Надеюсь, что хорошее в нем победит, потому что таков он в

сущности".

Мы еще поговорили и решили, что папе надо побеседовать с Петером.

В воскресенье днем он спросил меня на чердаке: " Ну, как, Анна, говорила

с папой? ". " Да, -- ответила я, - сейчас расскажу. Папа относится, в общем,

нормально, но считает, что мы здесь слишком близко друг другу, и это может

легко привести к столкновениям".

- Но мы ведь договорились, что не будем ссориться, и я не собираюсь от

этого отступать.

- Я тоже, Петер. Но папа не знает всей правды, он думает, что мы просто

дружим. Как ты считаешь: имеем мы право?

- Считаю, что, да. А ты? "

- И я. Я сказала папе, что доверяю тебе. Я, действительно, доверяю тебе

полностью, не меньше, чем самому папе, и думаю, что ты этого достоин. Ведь,

правда?

- Надеюсь. (он смутился и покраснел)

- Я верю тебе, Петер, - продолжала я, - верю в твой хороший характер и

что ты в жизни чего-то добьешься.

Мы поговорили еще на другие темы, и позже я сказала: " Знаешь, когда мы

отсюда выйдем, я тебе совсем не буду нужна". Он весь вспыхнул: " Это

неправда, Анна, нет! Как такое могло прийти тебе в голову? ".

Тут нас позвали.

Потом папа поговорил с ним, и сегодня Петер рассказал мне об этом.

" Твой отец думает, что дружба легко может перейти во влюбленность, - сказал

он, но я ответил, что на нас можно положиться".

Теперь папа хочет, чтобы я не так часто ходила по вечерам наверх. Но я

с этим не согласна не только из-за того, что хочу быть с Петером, но и

потому что (как я уже говорила) ему можно доверять. И самому Петеру я хочу

доказать свое доверие, а это нельзя сделать, оставаясь -- как раз из-за

недоверия -- внизу. Нет, все останется, как прежде!

Между тем драма " Дюссель" завершилась. Вчера за столом он в изысканных

выражениях попросил прощения. Наверно, целый день учил эту речь наизусть.

Так что мир с Ван Дааном восстановлен. День рождения Дюсселя в воскресенье

прошел спокойно. Мы подарили ему бутылку хорошего вина 1919 года, Ван Дааны

(решили побаловать именинника) -- баночку пикулей и бритвенные лезвия,

Куглер -- бутылку лимонада, Мип -- книгу, а Беп -- цветок в горшке. Дюссель

раздал всем по яйцу.

 

Анна Франк

 

 

Среда, 3 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Сначала о новостях недели. У политики как бы отпуск: ничего нового.

Постепенно начинаю верить в высадку союзников. Не могут же они все

переложить на русских, правда, и те в данный момент бездействуют.

Господин Кляйман теперь снова каждое утро в конторе. Он достал для

дивана Петера новую пружину. Теперь Петеру надо заняться обивкой, что ему,

разумеется, неохота. Кляйман также раздобыл порошок для кошек против вшей.

Рассказывала ли я тебе, что Моффи пропал? С прошлого четверга,

бесследно. Наверно, он уже в кошачьем раю, в то время как какой-то " друг

животных" с аппетитом его поедает и собирается сделать шапку из его шкурки.

Петер очень расстроен.

Последние две недели мы обедаем по субботам в полдвенадцатого, а утром

должны довольствоваться блюдечком каши -- так у нас выходит на одну трапезу

в день меньше. А с завтрашнего дня такой режим вводится ежедневно, чтобы

сэкономить продукты. Овощи по-прежнему трудно достать. Сегодня мы ели

тушенный полусгнивший салат. Кроме салата и шпината ничего нет, а к ним

подпорченная картошка -- замечательная комбинация!

Уже больше двух месяцев у меня не было месячных и, наконец, в

воскресенье они снова пришли. Несмотря на все неудобства, я рада этому.

  Наверно, ты представляешь себе, мы - один за другим - в отчаянии

повторяем: " О, почему война продолжается, почему люди не могут жить в мире,

почему уничтожают все вокруг? " Вопрос этот закономерен, но ясного ответа на

него еще не дал никто. Да, почему в Англии сооружают все более гигантские

самолеты и дома особой, легко восстанавливаемой конструкции? Почему каждый

день на войну тратятся миллионы, а на здравоохранение, искусство и бедных

людей -- ни цента? Почему многие страдают от голода, тогда как в других

частях света изобилие еды? Почему люди так безумны?

Я не верю, что в войне виноваты только высокие чины, правительства и

капиталисты. О, нет, обычные люди тоже участвуют в ней добровольно, иначе

народы уже давно восстали бы! Просто в людях живет стремление к жестокости,

уничтожению, убийству. И пока со всем человечеством не произойдет гигантская

метаморфоза, войны будут продолжаться, и люди будут уничтожать все

выращенное, созданное и построенное, чтобы потом снова начать с начала!

Я часто ощущаю подавленность, но безнадежность -- никогда. Наше

затворничество иногда напоминает мне увлекательное и романтическое

приключение. Например, бытовые проблемы дают мне повод для интересных

записей в дневнике. Я уже точно решила, что моя жизнь не будет похожа на

жизнь других девочек, а когда я повзрослею, то никогда не стану обычной

домашней хозяйкой. Начало у меня особенное, и уже только поэтому я даже в

самые опасные моменты могу смеяться над абсурдностью ситуации.

Я еще девочка и во мне многое не раскрыто. Но я молодая и сильная,

переживаю необычное приключение и не намерена жаловаться дни напролет на

отсутствие развлечений. Мне многое дано от природы: оптимизм,

жизнерадостность, сильный характер. Каждый день я чувствую, что расту

духовно, что приближается освобождение, что природа прекрасна, и что меня

окружают хорошие люди. И что жизнь в Убежище интересна и увлекательна! Зачем

же впадать в отчаяние?

 

Анна Франк

 

 

Пятница, 5 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Папа мной недоволен. Он был уверен, что после нашего разговора я не

буду каждый вечер ходить наверх. Ему не нравится наша " возня". Это слово я

уже слышать не могу! Ведь у нас был хороший разговор, зачем же сейчас

придавать всему другой смысл? Сегодня я снова поговорю с папой. Марго дала

мне разумный совет и, следуя ему, я собираюсь сказать ему примерно

следующее.

" Папа, ты, очевидно, ждешь от меня объяснений. Так вот, слушай. Ты

разочарован во мне, ты ожидал от меня больше сдержанности и недоступности и

хочешь, чтобы я вела себя так, как полагается четырнадцатилетней девочке. Но

ты заблуждаешься!

С тех пор, как мы здесь -- с июля 1942 года до недавнего времени -- мне

было очень нелегко. Если бы ты знал, как часто я плакала по вечерам, какое

испытывала отчаяние и одиночество и как была несчастна, ты бы понял, почему

мне хочется наверх, к Петеру! Ведь я не сразу научилась обходиться без

маминой и чьей-то другой поддержки, нет: самостоятельность стоила мне многих

слез и сил. Можешь смеяться и не верить, мне это безразлично. Я знаю, что

твердо стою на ногах и не обязана отчитываться перед вами. Все это я говорю

не потому, что что-то скрываю, но чтобы ты знал: я сама за себя отвечаю!

Когда мне было трудно, то вы (да, ты тоже! ) закрывали глаза и уши и

совсем не помогали мне, а наоборот - делали замечания и наказывали быть

скромнее. А я, если и вела себя вызывающе, то лишь затем, чтобы не

чувствовать отчаяния. Я заглушала дерзостью внутренний голос. Полтора года я

играла комедию, все это время не жаловалась и не никогда не выходила из

своей роли, но сейчас конец борьбе. Я победила! Я стала независимой телом и

духом, и мама мне больше не нужна. Я стала сильной, пройдя через трудности!

И теперь, после всех испытаний, я хочу идти своим путем - путем,

который сама выбрала. Ты не должен смотреть на меня, как на

четырнадцатилетнюю, на самом деле, жизнь сделала меня старше. Я никогда не

пожалею о своих поступках, я буду и дальше поступать, как сама решу!

Ты не можешь помешать мне ни добрыми советами, ни запретами. Ты должен

доверять мне до конца и оставить меня в покое! "

 

Анна Франк

 

 

Суббота, 6 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Вчера перед едой я вложила письмо в папин карман. Марго потом сказала,

что прочитав его, он выглядел очень огорчено. (Я в это время мыла посуду

наверху). Бедный Пим, я должна была  предвидеть это. Ведь он такой

восприимчивый! Я только что сказала Петеру, чтобы тот пока ничего не говорил

и не спрашивал. Сам Пим молчит, долго ли это еще продлится?

А у нас все, как будто, неплохо. Немыслимо представить, до чего

подскочили цены - об этом нам рассказывают Ян, Куглер и Кляйман. Полкило чая

стоит 350 гульденов, полкило кофе -- 80, полкило масла -- 35, одно яйцо - 1

гульден и 45 центов. Болгарский табак продают по 14 гульденов за 100 грамм!

Все хоть немного занимаются спекуляцией, любой парнишка на улице предлагает

что-то. Наш булочник раздобыл для нас штопку: 90 центов за крошечный

моточек, молочник достает на черном рынке продовольственные талоны,

гробовщик поставляет сыр. Ежедневно слышишь о взломах, грабежах, убийствах,

причем полицейские и дружинники орудуют не менее ловко, чем профессиональные

воры. Все голодны, а зарплаты не повышаются, вот и приходится идти на

мошенничество. Полиция постоянно ищет детей: каждый день пропадают мальчики

и девочки пятнадцати, шестнадцати, семнадцати лет и старше.

Я постараюсь закончить рассказ о фее Эллен. Может, смеха ради подарю

его папе на день рождения со всеми авторскими правами.

До свидания, точнее, до следующего письма.

 

Анна Франк

 

 

Воскресенье, 7 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Вчера вечером я долго говорила с папой. Я ревела ужасно, и папа тоже

плакал. Знаешь, Китти, что он мне сказал?

" В своей жизни я получал немало писем, но это самое скверное! Ты, Анна,

которую мы, твои родители, так любим и всегда, в любых обстоятельствах

защищаем и поддерживаем, ты не хочешь нести перед нами никакой

ответственности! Ты считаешь, что мы тебя предали и оставили. Это мнение для

нас обидно и несправедливо! Может быть, ты не буквально имела это в виду, но

именно так выразила на бумаге -- жестоко и незаслуженно! "

О, я совершила ужасную ошибку, возможно, самую ужасную в моей жизни. Я

выставила напоказ свои слезы и переживания, и чересчур зазналась, чтобы

сохранить папино уважение. Конечно, проблемы с мамой причинили мне много

горя, но как я могла обвинить милого Пима, который всегда любил меня и

поддерживал. Я поступила подло.

Что ж хорошо, что я упала со своей недоступной высоты, что моя гордость

несколько пострадала -- ведь я вообразила о себе слишком много! А ведь

далеко не все поступки мадемуазель Анны достойно похвалы! Я заставила

страдать того, кто так любит меня, и это низко, низко!

А больше всего мне стыдно за то, что папа меня полностью простил.

Сначала он хотел бросить мое письмо в камин, а сейчас так ласков со мной,

как будто я ничего плохого не сделала. Нет, Анна, тебе еще надо многому

учиться. Вот и займись этим вместо того, чтобы презирать и судить других!

Да, мне часто было грустно, но не естественно ли это в моем возрасте? Я

часто играла комедию, иной раз бессознательно. Я, действительно, чувствовала

себя одинокой, но никогда не отчаивалась.

Мне должно быть глубоко стыдно, и я, в самом деле, стыжусь. Сделанного

не исправишь, но повторения быть не должно. Я хочу все начать с начала, и

верю в успех, потому что у меня есть Петер. С ним я все смогу! Я уже не

одна, он любит меня, и я люблю его. И еще у меня есть книги, дневник и мои

литературные сочинения. Я не безобразна и не глупа, жизнерадостна от природы

и хочу стать хорошим человеком!

Да, Анна, ты сама чувствовала, что твое письмо было слишком жестким и

преувеличенным, но именно этим ты гордилась. Я буду брать пример с папы и

постараюсь стать лучше!

 

Анна Франк

 

 

Понедельник, 8 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Рассказала ли я тебе уже историю нашей семьи? По-моему, нет, поэтому

начну, не откладывая. Папа родился во Франкфурте-на-Майне в обеспеченной

семье. Его отец Михаэль Франк был хозяином банка и владел миллионами, а

мать, Алиса Штерн, унаследовала большое состояние.

Михаэль Франк, совсем не богатый в юности, добился всего упорным

трудом. А папа был настоящим сынком состоятельных родителей: его молодость

была наполнена еженедельными приемами, праздниками, балами, роскошными

обедами и красивыми девушками. Но после дедушкиной смерти, мировой войны и

инфляции от огромного состояния ничего не осталось. Папу воспитали настоящим

барином, и как смеялся он вчера, когда впервые за свои 55 лет выгребал

ложкой остатки из сковородки.

Мама была тоже богата, хотя и не так, как папа. Поэтому мы не перестаем

удивляться рассказам о великолепных приемах и балах, а также о ее помолвке с

папой, на которую было приглашено 250 гостей.

Теперь богатыми нас уже никак не назовешь, и все надежды сейчас на

окончание войны, и что тогда все переменится к лучшему. И, поверь мне, я - в

отличии от мамы и Марго - не собираюсь довольствоваться спокойном серым

существованием. Я хочу поехать на год в Париж и на год в Лондон для изучения

языков и истории искусств. А у Марго совсем другие мечты: она собирается

стать акушеркой в Палестине. Я мечтаю о красивых платьях и интересных людях,

хочу что-то увидеть и испытать в жизни -- об этом я тебе и раньше

рассказывала. При таких планах немного денег лишним не окажется!

Сегодня утром Мип рассказала о помолвке ее двоюродной сестры в субботу.

И жених, и невеста довольно  состоятельны. Мип раздразнила наш аппетит

рассказом об угощении: суп с фрикадельками, сыр, пирожки с мясом и сыром,

салат с яйцами и ростбифом, ромовый бисквит, вино, сигареты и еще всякая

всячина -- все, что душе угодно.

Мип выпила десять рюмок вина и выкурила три сигареты -- вот вам и

противница алкоголя! Если она так разошлась, то можно себе представить,

сколько поглотил ее благоверный. В общем, оба они порядочно выпили. На

празднике присутствовали также двое полицейских, которые сделали несколько

фотоснимков. Мип записала их имена и адреса на тот случай, если потребуется

помощь честных голландцев: она, как видишь, никогда не забывает о нас,

затворниках.

Она так наглядно описала нам шикарную еду -- нам, которые съедают на

завтрак две ложечки каши и потом целый день мучаются голодом, заглушая его

полусырым шпинатом (для витаминов! ), гнилой картошкой, салатом и снова

бесконечным шпинатом. Возможно, мы наберемся сил, подобно Попаю (15), но

пока это что-то не заметно.

Если бы Мип взяла нас собой на ту помолвку, то для других гостей от

угощения ничего не осталось. И вели бы мы себя наверняка не очень прилично

-- расталкивали людей, и даже раздвигали мебель... Как мы слушали Мип,

буквально глядя ей в рот, как будто никогда не слышали о вкусной еде и

богатых людях! Мы, внучки известного миллионера. Странно все-таки устроен

мир!

 

Анна Франк

 

 

Вторник, 9 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Рассказ о фее Эллен закончен. Я переписала его на почтовую бумагу,

сшила их и разукрасила красными чернилами. Выглядит хорошо, но не слишком ли

маленький подарок для папы? Мама и Марго сочинили по поздравительному

стишку.

Господин Куглер сегодня сообщил, что с понедельника госпожа Брокс

собирается ежедневно в два часа приходить в контору - пить кофе. Ничего

себе! Нам нельзя будет подниматься наверх за картошкой, пользоваться

туалетом, и Беп не сможет приходить к нам есть. Мы должны будем вести себя

тихо, как можно меньше двигаться и испытывать разные другие неудобства! Все

стали выступать с предложениями: как бы отвадить гостью. Ван Даан придумал

подсыпать ей в кофе слабительное. " Нет, - ответил Кляйман, - ведь тогда она

и не сойдет с коробки! ". (16) Общий смех. " С коробки? - спросила госпожа Ван

Даан, - что это означает? " Ей объяснили. " Значит, я могу всегда употреблять

это выражение? " - простодушно спросила она.

" Представляешь, -- хихикнула Беп, - что она в Бейенкорфе (5) --

спросит, где у них находится коробка".

Дюссель, кстати, посещает " коробку" ежедневно в пол первого. Сегодня я

написала на куске розовой бумаги:

" Расписание пользования туалетом господина Дюсселя:

7: 15 - 7: 30 утра

13: 00.

Остальные визиты по желанию! "

Я приклеила это объявление на дверь туалета, в то время как он там был.

Вполне могла бы приписать: " Нарушение сроков грозит запиранием двери! ". Ведь

наш туалет запирается как изнутри, так и снаружи.

Новый анекдот Ван Даана:

После школьных уроков, посвященных библейскому сюжету об Адаме и Еве,

тринадцатилетний мальчик спросил отца: " Папа, а как я, собственно, появился

на свет? " " О, - ответил отец, - аист вытащил тебя из моря и положил в

кровать твоей матери. При этом он так сильно укусил ее за ногу, что она

из-за кровоточащей раны целую неделю не вставала с постели". Чтобы убедиться

в правдивости рассказа, мальчик отправился к маме и спросил ее: " Скажи,

мама, как ты сама появилась на свет, и как родился я? " Мать рассказала в

точности то же, что отец. Но парнишка для достоверности задал вопрос и деду.

И снова услышал знакомую историю.

Вечером он записал в своем дневнике: " После тщательного исследования я

пришел к выводу, что в нашей семье не было сексуальных отношений в течение

трех поколений".

Мне еще надо заниматься, сейчас уже три часа.

 

Анна Франк

 

P.S. Я уже упоминала нашу новую уборщицу. Добавлю, что она замужем, ей

60 лет, и она плохо слышит. Очень мило с ее стороны по отношению к восьми

затворникам, которым не всегда удается соблюдать тишину. О, Кит, какая

чудесная погода, если бы я могла выйти на улицу!

 

 

Среда, 10 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Вчера вечером мы учили на чердаке французский, как вдруг я услышала шум

воды. Не успела спросить у Петера, что это может означать, как он ринулся на

мансарду, где находился " кошачий туалет". Поскольку тот оказался сырым, Муши

пристроился рядом. Последовал шум борьбы, и Муши, благополучно закончивший

свое деяние, помчался вниз. Лужица пришлась как раз на трещину в полу и

стала капать сверху на нашу картошку. Пол на чердаке тоже не без трещин, так

что протечка дошла до гостиной, угодив на стопку книг и кипу чулок. Я

хохотала от души над забавнейшей картиной: испуганный Муши, забившийся под

стул, Петер с ведром воды, тряпкой и хлоркой и суетившийся рядом Ван Даан.

Песочный туалет привели в порядок, но известно, что кошачьи лужицы ужасно

воняют. Это доказала вчерашняя картошка и опилки, которые папа принес с

мансарды в ведре и сжег. Бедный Муши! Ведь ему невдомек, что и торфа сейчас

не достанешь.

 

Анна Франк

 

 

Четверг, 11 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Вот еще смешная сценка.

Петеру надо подстричься, в роли парикмахера выступает, как всегда, его

мама. В двадцать пять минут восьмого Петер удалился в свою комнату, а ровно

в половину восьмого выглянул оттуда, облаченный лишь в трусы и спортивные

туфли, и с мокрой головой.

" Ты скоро? " - спросил он свою мать.

" Не могу найти ножницы", - ответила она.

Петер тоже принялся за поиски, перевернув все в ее туалетном ящичке. Та

ворчала: " Да не возись так! " Ответа я не расслышала, но он был, очевидно,

дерзким, потому что Петер получил легкий шлепок по руке. Он ответил маме тем

же, и она в ответ шлепнула его из-за всех сил. Тогда Петер отскочил в

сторону, состроил рожу и крикнул: " Старуха, пора за работу! ".

Госпожа Ван Даан не двинулась с места, тогда Петер схватил ее за руки и

так протащил через всю комнату. Госпожа плакала и смеялась одновременно,

ругалась, брыкалась, но все бесполезно. У лестницы Петеру пришлось отпустить

пленницу, которая тут же со стоном упала на стул. " Похищение матери", -

пошутила я.

" Но он сделал мне больно! ".

Ее  запястья, действительно, были красными, и я слегка охладила их

водой. Петер, ожидая мать на лестнице, снова проявил нетерпение и явился в

комнату, размахивая ремнем, подобно дрессировщику. Но мать не собиралась

идти с ним, она сидела за столом и искала носовой платок. " Сначала ты должен

извиниться", - сказала она. " Что ж, ладно, приношу свои извинения, потому

что мне надоело ждать". Госпожа Ван Даан засмеялась против воли и пошла к

двери, но вдруг остановилась и произнесла целую речь. (Мы с мамой и папой в

это время мыли посуду.) " У нас дома такое бы не прошло, - сказала она, -- я

бы ему так наддала, что он слетел бы с лестницы. Он еще никогда так не

хамил, хотя подзатыльники получал не раз. Я не доверяю современному

воспитанию. Нынешние дети... Разве я смогла бы так напасть на свою мать? А

вы, господин Франк, позволили бы себе такое с вашей матерью? " Госпожа Ван

Даан была чрезвычайно возбуждена, ходила из угла в угол и трещала без

передышки, пока, наконец, не ушла наверх. Воистину, наконец-то!

Но спустя пять минут она стремительно, с горящими щеками ворвалась в

комнату, положила на место фартук и, ответив на мой вопрос, что готова со

стрижкой и зашла лишь на минутку, понеслась вниз, вероятно, в объятия своего

Путти. Вернулась около восьми вместе с супругом, они позвали Петера и

устроили ему грандиозную взбучку. Мне удалось разобрать несколько слов:

" Оболтус, невежа, бесстыдник, плохой пример, а вот Анна..., а вот Марго...".

Впрочем, похоже, что сегодня у них уже тишь да гладь!

 

Анна Франк

 

P.S. Во вторник и среду выступала наша любимая королева. Она собирается

на отдых, чтобы потом с новыми силами вернуться в Голландию. Она говорила о

своем возвращении, скорой победе, мужестве, геройстве и тяжких испытаниях.

Передали также выступление министра Гербранди. У него такой тоненький

детский голосок, что мама невольно ахнула. И в итоге священник

(проникновенным голосом) завершил вечер молитвой, обратившись к Господу с

просьбой защитить евреев, узников лагерей и военнопленных.

 

 

Четверг, 11 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

К сожалению, я забыла наверху шкатулку с мелочами и ручку, а поскольку

до пол третьего у нас тихий час, я не пойду туда, чтобы кого-то случайно не

разбудить и буду писать карандашом.

У меня в последнее время ужасно много дел, хоть тебе это, возможно,

покажется странным. Я не справляюсь со всей своей работой! Рассказать тебе

вкратце, что я еще должна сделать? Ну, так вот: до завтра дочитать первую

часть биографии Галилео Галилея, так как книгу надо вернуть в библиотеку. Я

начала читать вчера и сейчас уже на странице 220. Всего их 320, так что

успею. На следующей неделе мне предстоит прочитать " Палестину на распутье" и

вторую часть " Галилея". Вчера закончила биографию Карла Пятого, и теперь мне

нужно составить несколько родословных и конспектов. Еще я должна просмотреть

и выучить три страницы незнакомых слов, переписанных из разных книг. Моя

коллекция кинозвезд заброшена и давно нуждается в наведении порядка. На это

потребуется нескольких дней, а поскольку у профессора Анны масса других дел,

то ей не до коллекции, которая в результате еще больше приходит в упадок.

Кроме нее требуют внимания Тезей, Эдип, Пелей, Орфей, Ясон и Геракл: их

подвиги и геройства перепутались в моей памяти, как нитки в клубке. Да, не

забыть Мирона и Фидия, чтобы не нарушить историческую связь. В похожем

состоянии семи- и девятидневная война -- в голове у меня полный хаос. Что же

это такое? Если я сейчас все забываю, каково будет в восемьдесят лет!

Да, еще библия, когда же я доберусь до рассказа о купающейся Сусанне? И

я не до конца понимаю греха Содома и Гоморры. Ах, мне еще так много нужно

учить. Лизелотту Пфальцскую я пока полностью забросила. Сама суди, Китти: я

просто задыхаюсь! Ну а теперь о другом. Ты знаешь, мое заветное желание --

стать журналисткой, а позже -- знаменитой писательницей. Не знаю, выполню ли

я эти высокие цели (звучит глупо), но пока тем у меня достаточно. В любом

случае после войны издам книгу " Убежище". Удастся ли это, не знаю, но

исходным материалом послужит мой дневник.

Еще я должна закончить " Жизнь Кади". Я уже решила, что после лечения в

санатории Кади вернется домой и будет продолжать переписываться с Хансом.

Это все происходит в 1941 году. Вскоре выясняется, что Ханс симпатизирует

фашистам. Кади не может этого понять, ведь она глубоко переживает за евреев,

и ее лучшая подруга Марианна -- еврейка. Кади начинает сомневаться в Хансе,

они ссорятся и расстаются, но потом сходятся снова. Настоящий разрыв

происходит, когда Ханс начинает встречаться с другой девочкой. Кади глубоко

задета и теперь хочет одного -- стать медсестрой и много работать. Она

заканчивает образование и по настоянию отца и друзей поступает на работу в

швейцарский санаторий для легочных больных. Свой первый отпуск она проводит

на Коморских островах, где совершенно случайно встречает Ханса. Тот

рассказывает, что два года назад женился на девушке, с которой встречался

после Кади, но недавно та во время приступа депрессии покончила собой. Уже

задолго до этого Ханс понял, что любит только свою маленькую Кади, и вот

сейчас он просит ее руки. Кади отказала: она все еще любила его, но ее

гордость оказалась сильнее. Ханс уехал, и спустя годы Кади услышала, что он

живет в Англии и часто хворает. Сама Кади в 27 лет вышла замуж за фермера

Симона. Она нежно любила его, но не так сильно, как Ханса. У них родились

трое детей: две дочери Лилиан и Юдифь и сын Нико. Она счастлива с Симоном,

но не забывает Ханса. Однажды она видит его во сне и прощается с ним.

Это все не сентиментальная чепуха, а художественное изложение папиной

биографии.

 

Анна Франк

 

 

Суббота, 13 мая 1944 г.

 

Милая Китти,

 

Вчера был папин день рождения и девятнадцатая годовщина свадьбы папы и

мамы. Уборщицы в конторе не было, а солнце еще никогда не светило в 1944

году так ярко, как в тот день. Наш каштан расцвел и весь покрылся листьями,

он сейчас гораздо красивее, чем год назад. Папа получил в подарок от

Кляймана биографию Линнея, от Куглера книгу на тему естествознания, от

Дюсселя книжку " Амстердам на воде", а от Ван Даанов огромную коробку с тремя

яйцами, бутылкой пива, йогуртом и зеленым галстуком, и так красиво

разукрашенную, как будто над ней потрудились лучшие художники-декораторы. На

фоне всего этого наша баночка патоки выглядела довольно жалкой. Мои розы

пахли великолепно в отличие от гвоздик Беп и Мип. Папу балуют! От Симонса

прибыло пятьдесят пирожных -- таких замечательных! Папа угостил всех

коврижкой, мужчин -- пивом, а женщин йогуртом. Все было очень вкусно!

 

Анна Франк

 

 

Вторник, 16 мая 1944 г.

 

Милая Китти,

 

   Для разнообразия (уже давно я такого не писала) передам тебе небольшую

дискуссию между Ван Даанами.

 

Госпожа Ван Даан: " Немцы наверняка укрепили Атлантический вал и сделают

все возможное, чтобы не уступить его англичанам. Все-таки у Германии еще

много сил! "

Господин Ван Даан: " Неужели? "

Госпожа: " Ах! "

Господин: " Немцы еще чего доброго победят, так они сильны".

Госпожа: " Что ж, это возможно, я вовсе не убеждена в обратном".

Господин: " Пожалуй, воздержусь от ответа".

 Госпожа: " Все равно ответишь, ты просто не можешь молчать".

Господин: " Мои ответы, однако, очень коротки".

Госпожа: " Тем не менее ты говоришь и настаиваешь на своем. А твои

прогнозы далеко не всегда сбываются! "

Господин: " До сих пор я все предсказывал правильно".

Госпожа: " Неправда! Если бы это было так, то высадка союзников

произошла в прошлом году, в Финляндии был бы установлен мир, война в Италии

закончилась бы еще зимой, а русские взяли Львов... Нет, ты во всем

ошибался! "

Господин (вставая): " А теперь довольно. Я тебе как-нибудь докажу, что я

прав, чтобы ты, наконец, успокоилась. Я сыт по горло твоим нытьем, тебя надо

ткнуть носом в твою собственную околесицу! " (Конец беседы).

 

Я хохотала ужасно,  и мама тоже. Петер едва сдержался. Ах, глупые

взрослые, вы поучились бы сначала сами, прежде чем делать замечания детям!

С пятницы мы теперь снова открываем окна по ночам.

 

Анна Франк

 

Перечислю то, что важно для каждого члена семейства " Убежище":

Учение и образование:

Господин Ван Даан: ничему не учится, роется в словарях, любит читать

детективы, книги по медицине, увлекательные и пустые романы о любви.

Госпожа Ван Даан: учит английский на заочных курсах, охотно читает

жизнеописания и иногда романы.

Господин Франк: учит английский (читая Диккенса! ) и основы латинского.

Никогда не читает романов, предпочитает серьезные познавательные книги.

Госпожа Франк: учит английский на заочных курсах, читает все кроме

детективов.

Господин Дюссель: учит английский, испанский и голландский без видимых

результатов, читает все и обо всем высказывает свое мнение.

Петер Ван Даан: учит английский, французский (письменный), голландскую,

английскую и немецкую стенографию, ведение деловой английской

корреспонденции, государственное право, осваивает резьбу по дереву, иногда

занимается математикой и географией, читает мало.

Марго Франк: учит английский, французский и латынь на заочных курсах, а

также голландскую, английскую и немецкую стенографию, механику,

стереометрию, физику, химию, алгебру, геометрию, английскую, французскую,

немецкую и голландскую литературу, бухгалтерию, географию, современную

историю, биологию, экономику, читает все, отдавая предпочтение книгам по

религии и медицине.

Анна Франк: учит французский, английский, немецкий, голландскую

стенографию, алгебру, историю, географию, историю искусств, биологию,

историю религии, голландскую литературу, охотно читает биографии (как

скучные, так и увлекательные), исторические книги, иногда романы и легкую

литературу.

 

Пятница, 19 мая 1944 г.

 

Милая Китти,

 

Вчера мне было плохо: рвало (вот напасть! ), болели голова и живот -- в

общем, все к одному. Сегодня лучше, и очень хочется есть, но от темных бобов

я все-таки воздержусь.

Между мной и Петером все хорошо. Бедный мальчик гораздо больше

нуждается в тепле, чем я: он каждый раз краснеет после нашего прощального

поцелуя и умоляет еще об одном. А, может, я ему просто заменяю Моффи? Если

так, ну и пусть -- он так счастлив, когда кто-то его любит. Теперь, когда я

с таким трудом его завоевала, я смотрю на вещи как бы со стороны, но не

думай, что любовь ослабела. Он очень добрый, но моя душа сейчас снова

закрыта, и если он хочет сломать замок, то должен стать решительнее!

 

Анна Франк

 

 

Суббота, 20 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Вчера вечером, спустившись с чердака вниз, я увидела, что красивая ваза

с гвоздиками лежит на полу, мама на коленях вытирает тряпкой пол, а Марго

собирает мои мокрые бумаги. " Что случилось? " - спросила я, полная самых

мрачных предчувствий. Но ответа не требовалось, уже на расстоянии я видела,

что нанесен непоправимый вред! Моя папка родословных, тетради, книги -- все

плавало. Я чуть не плакала и так разволновалась, что заговорила по-немецки.

Что именно я бормотала, не помню, но Марго потом воспроизвела моя слова:

" Неслыханный вред, ужасный, невосполнимый...". Отец расхохотался, Марго с

мамой -- за ним, а мне оставалось лишь реветь над потерянной работой и моими

замечательными конспектами. При ближайшем рассмотрении " неслыханный вред"

оказался не таким уж страшным. Я отнесла промокшие листы на чердак,

тщательно отделила их друг от друга и повесила сушить. Получилась забавное

зрелище: даже я не могла не улыбнуться, видя висящих рядом Марию Медичи,

Карла Пятого, Вильгельма Оранского и Марию-Антуанетту. " Это осквернение

рассы", - пошутил господин Ван Даан. Поручив Петеру следить за моими

бумагами, я спустилась вниз " Какие книги пострадали? " - спросила я Марго,

которая как раз возилась с моими учебниками.

" Алгебра", - ответила та.

Но, увы, и учебник алгебры оказался почти не поврежденным! Я хотела бы,

чтобы он упал прямо в вазу -- ни одну книгу в жизни я не ненавидела так, как

эту. На первой ее странице стоят, по крайней мере, двадцать имен прошлых

владелиц. Книжка потерлась, пожелтела, заполнена пометками, исправлениями...

Ей богу, как-нибудь, решусь и разорву это препротивную " Алгебру" на мелкие

клочки!

 

Анна Франк

 

 

Понедельник, 22 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

20 мая папа проиграл пари госпоже Ван Даан: пять баночек йогурта.

Высадка до сих пор не началась. Думаю, что весь Амстердам, вся Голландия и

вообще все западное побережье Европы до самой Испании только и говорят, что

о высадке, спорит, заключает пари и... надеются. Напряжение достигло

предела. Далеко не  все, в том числе благопорядочные голландцы, сохранили

доверие к англичанам и не все считают английский блеф искусным приемом -- о,

нет, люди с нетерпением ждут действий -- доблестных и решающих.

Никто сейчас не заглядывает дальше своего носа, никто не думает, что

англичане должны защищать свою страну, все убеждены, что они обязаны

освободить Нидерланды -- и как можно скорее. Но разве англичане чем-то

обязаны нам? Чем голландцы заслужили их бескорыстную помощь, на которую они

с такой уверенностью рассчитывают? Нет, Голландия заблуждается -- англичане,

несмотря на свое хвастовство, оскандалились не меньше, чем другие маленькие

и большие страны, которые сейчас оккупированы. Тем не менее не стоит ждать

от англичан извинений. Все годы, в течение которых Германия вооружалась, они

проспали, впрочем, как и государства, граничащие с Германией. Политикой

страуса ничего не добьешься - в этом убедилась Англия, а за ней и весь

остальной мир, и сейчас они жестоко расплачиваются за свое легкомыслие.

Ни одна страна не пожертвует своими гражданами ради другой, и Англия --

не исключение. Высадке, освобождению и независимости придет свой черед, но

не одновременно на всех занятых территориях, и Англия должна сама выбрать

благоприятный момент.

К нашему сожалению и возмущению, поступают новости о том, что отношение

многих людей к евреям изменилось. Мы услышали, что антисемитизм проник в

круги, где его никогда прежде не было. Нас всех это глубоко, очень глубоко

опечалило. Причину ненависти к евреям можно понять, но как бы то ни было --

это плохо. Евреев упрекают в том, что те унижаются перед немцами и выдают

людей, которые их укрывали и поддерживали. В результате многие христиане

подвергаются страшной участи. Все это правда. Но надо посмотреть на это и с

другой стороны: как сами христиане повели бы себя в подобной ситуации?

Смогли бы терпеть жестокие пытки и молчать? Всем известно, что такое почти

невозможно, так зачем же требовать невозможного от евреев?

  Распространяются слухи, что немецкие евреи, до войны эмигрировавшие в

Голландию и сейчас депортированные в Польшу, уже не смогут вернуться в

Нидерланды -- ведь они находились здесь на положении беженцев, и когда

Гитлера прогонят, должны возвратиться в Германию.

Когда слышишь такое, невольно задаешься вопросом: зачем мы вели эту

длительную и тяжелую войну? Ведь постоянно слышишь, что мы - все вместе -

сражаемся за свободу, права и справедливость! И вот уже сейчас начинается

раскол, и в евреях видят людей второго сорта. О, как бесконечно грустно, что

вновь находишь подтверждение старой пословице: " Если христианин совершил

ошибку, то он сам должен ответить за нее. Если ошибку совершил еврей, то

отвечают все евреи".

Честно говоря, я не могу смириться с тем, что голландцы -- народ

добрый, честный и справедливый -- так судят о нас, самом угнетенном,

несчастном и, наверно, самом достойном сострадания народе. Я надеюсь только,

что эта ненависть к евреям временная, и голландцы откажутся от своих глубоко

ошибочных взглядов! Иначе придется немногим оставшимся в живых голландским

евреям покинуть страну. В том числе, и нам собрать свои пожитки и уйти с

этой прекрасной земли, так благородно принявшей нас и потом так жестоко от

нас отвернувшейся. Я люблю Голландию и всегда надеялась, что она для меня,

изгнанницы, станет второй Родиной. Надеюсь и до сих пор!

 

Анна Франк

 

 

Четверг, 25 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Беп помолвлена! В общем, в этом нет ничего особенного, но никто из нас

не рад за нее. Пусть Бертус человек добрый, положительный и спортивного

сложения, но Беп не любит его. А для меня этого достаточно, чтобы

посоветовать ей не выходить за него замуж.

Беп стремится к духовному росту, а Бертус тянет ее вниз. Он простой

работяга без высоких интересов и амбиций, и я не верю, что Беп будет с ним

счастлива. Понятно, почему она сомневалась и даже разорвала с ним месяц

назад. Но почувствовала себя тогда еще несчастнее, написала примирительное

письмо, и вот сейчас они помолвлены. Для этого есть немало причин.

Во-первых, больной отец, который очень привязан к Бертусу. Во-вторых, то,

что Беп самая старшая из сестер Фоскейл, и мать постоянно попрекает ее тем,

что она еще не замужем. И Беп сама из-за этого беспокоится, ей ведь уже

почти двадцать пять.

Мама сказала, что лучше бы Беп просто встречалась со своим другом, без

брака. А я сама не знаю. Мне жалко Беп, и я понимаю, как она одинока.

Впрочем, пожениться они смогут только после войны: ведь Бертус на

нелегальном положении, иными словами -- скрывается. К тому же них нет

никакого приданного и вообще ни цента. Какая жалкая участь предстоит Беп,

которой мы все от души желаем счастья! Я только надеюсь, что Бертус

изменится под ее влиянием, или oна встретит другого мужчину, который будет

ценить ее по-настоящему.

 

Тот же день.

 

Каждый день что-то происходит. Сегодня утром арестовали Ван Хувена,  он

укрывал в своем доме двух евреев. Это большой удар для нас. Бедных евреев

ждет жестокая участь, и Ван Хувена, вероятно, тоже. Это ужасно.

Похоже, что весь мир встал с ног на голову. Порядочных людей посылают в

концентрационные лагеря, тюрьмы, обрекают на одиночное заключение, в то

время как подлецы приходят к власти и командуют старыми и молодыми, бедными

и богатыми. Постоянные аресты: один попадается на черной торговле, другой --

на помощи евреям. Никто, кроме тех, кто на службе у фашистов, не знает, что

будет завтра.

Арест Ван Хувена тяжело сказался на нашей повседневной жизни. Беп не

может сама таскать мешки картофеля, так что не остается ничего другого, как

потуже затянуть пояс. Как все устроится, еще не знаю -- ясно только, что

легче не будет. Мама говорит, что нам придется совсем отказаться от

завтрака, днем есть кашу и хлеб, вечером жареную картошку и, может, немного

овощей и салата -- на большее мы рассчитывать не можем. Придется поголодать,

но все лучше, чем попасть к немцам.

 

Анна Франк

 

 

Пятница, 26 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Наконец, наконец-то я могу спокойно устроиться за столом, перед слегка

приоткрытым окном и обо всем написать тебе.

Мне так тяжело, как не было уже месяцы - даже после взлома я не

чувствовала себя такой опустошенной, как сейчас. С одной стороны, арест Ван

Хувена, вечное обсуждение еврейского вопроса, ежедневное ожидание

наступления, скудная еда, нервное напряжение, разочарование в Петере. С

другой стороны, помолвка Беп, троица, цветы, день рождения Куглера, рассказы

о тортах, кабаре, фильмах и концертах.

Эти противоречия стало частью нашей жизни: один день мы смеемся над

несуразицами подпольного существования, другой -- и таких дней много --

живем в страхе, напряжении, отчаянии, и это можно прочитать на наших лицах.

Особенно тяжело приходится Мип и Куглеру. Мип -- из-за непосильного объема

работы, а Куглеру - из-за огромной ответственности за восьмерых затворников:

бывает, что он из-за постоянных забот и волнений просто не может говорить.

Беп и Кляйман, конечно, тоже заботятся о нас, и даже очень хорошо. Но они

могут позволить себе иногда отвлечься от дел Убежища - на несколько часов, а

иногда -- на день-два. У них  достаточно своих забот: у Кляймана слабое

здоровье, а Беп все еще мучается из-за своей помолвки. И при этом они ведут

обычную жизнь: с гостями, прогулками, визитами... Они могут хоть иногда

забыть о страхах и волнениях -- в отличие от нас. Уже два года мы живем в

непрерывном и растущем напряжении, и как долго это еще продлится?

Канализация снова засорена, вода совсем не течет, разве что иногда по

капелькам. Ходим в туалет с щеткой. Один день это еще можно выдержать, но

что делать, если водопроводчику не удастся исправить неполадки? Городская

водопроводная служба не сможет послать кого-то раньше вторника.

Получили от Мип булочку с изюмом с надписью " Счастливой Троицы! ".

Звучит, как насмешка на фоне нашего подавленного настроения.

Мы все немало напуганы арестом Ван Хувена и стараемся вести себя как

можно тише, только и слышно, что " Тс-с-с! ". Полиция ворвалась в дом Ван

Хувена, взломав дверь -- значит, и с нами это может произойти. И если...

нет, я не в силах писать, но не думать об этом не могу -- кажется, что все

свои прежде испытанные страхи я переживаю снова.

Сегодня в восемь вечера я пошла вниз в туалет, остальные слушали радио.

Я старалась не бояться, но вся дрожала. Все-таки, наверху я чувствую себя

безопаснее, чем совсем одной в большом притихшем доме, со странными звуками

сверху и гудением машин на улице. Стоит мне немного замешкаться внизу, как в

голову приходят всякие ужасы.

Мип после разговора с папой стала спокойнее. Да, я же тебе еще об этом

не рассказала. Как-то днем она, вся раскрасневшаяся, подошла к папе и прямо

спросила его, подозреваем ли мы ее в антисемитизме. Папа был искренне

потрясен и убедил Мип, что это совсем не так! Тем не менее этот разговор

оставил грустное впечатление. Мы должны как можно меньше обременять наших

помощников своими проблемами. Они так много делают для нас, такие

замечательные люди!

Я все чаще спрашиваю себя: не лучше ли было, если бы мы не укрылись в

Убежище и сейчас уже погибли? Скольких бед мы бы избежали и прежде всего --

не вовлекли бы в них других людей. И все-таки в нас живы воспоминания, мы

любим природу, любим жизнь и надеемся из-за всех сил. Ах, пусть уже что-то

произойдет, пусть хоть стреляют и уничтожат нас и положат конец этому

невыносимому нервному напряжению!

 

Анна Франк

 

 

Среда, 31 мая 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

В субботу, воскресенье, понедельник и вторник было так жарко, что я

просто не могла удержать авторучку в руке, чтобы написать тебе. В пятницу

сломалась канализация, в субботу ее починили. Сегодня днем нас навестила

госпожа Кляйман и рассказала много всего о Йоппи, среди прочего, что та и

Джекки Маарсен стали членами хоккейного клуба. В воскресенье заглянула Беп,

чтобы узнать, не появлялись ли воры, и позавтракала с нами. В понедельник

(второй день Троицы) роль стража порядка взял на себя господин Гиз. Во

вторник мы, наконец, смогли открыть окна. Такая теплая, можно сказать,

жаркая погода в Троицу случается редко. В Амстердаме жара переносится

ужасно. Чтобы ты себе это лучше представила, опишу вкратце последние жаркие

дни.

Суббота. " Какая прекрасная погода! " - воскликнули мы утром. Но днем,

когда пришлось закрыть окна, мнение изменилось: " Однако, могло бы быть и

посвежее".

Воскресенье. " Эту жару вынести невозможно. Масло тает, в доме нет ни

одного прохладного уголка, хлеб высыхает, молоко скисает, окна открыть

нельзя. Мы, несчастные изгнанники, задыхаемся здесь, в то время как другие

празднуют Троицу". (Разумеется, монолог госпожи Ван Даан).

Понедельник. " Ноги болят, нет летней одежды, я не в состоянии мыть

посуду при таком пекле! " И в таком духе с утра до вечера. И в самом деле,

было невыносимо.

Мне тоже в жару трудно, и я рада, что сегодня дует довольно сильный

ветер, хотя солнце до сих пор светит вовсю.

 

Анна Франк.

 

 

Пятница, 2 июня 1944 г.

 

Дорогая Китти,

 

Если идешь на чердак, то необходимо захватить зонтик и, желательно,

большой -- чтобы не промокнуть в случае дождя! Пословица " Выше -- суше,

ближе к небу - тише" во время бомбежки и для затворников, таких как мы,

неверна. Хотя бы из-за котов. Муши усвоил привычку использовать газеты на

чердаке в качестве личного туалета. Мы опасаемся, что кто-то из соседних

домов его услышит, а главное боимся невыносимой и стойкой вонищи. К тому же

новый Моффи со склада последовал примеру товарища. Только владельцы котов,

пережившие похожую ситуацию, могут  представить себе, какие запахи (кроме

перца и пряностей) наполняют наш дом. Еще хочу поделиться своим открытием:

как вести себя во время обстрелов. Помчаться к ближайшей деревянной лестнице

и бегать по ней вверх и вниз, иногда мягко падая. Беготня и падения

отвлекают и создают столько шума, что о выстрелах забываешь. Этот

замечательный метод был с успехом опробован твоей корреспонденткой!

 

Анна Франк

 

 

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: