к конкурентной политической системе.

94 Мысль в том виде, в каком она изложена здесь, вы­глядит слишком упрощенной. Она нуждается как ми­нимум в трех уточнениях.

94 Во-первых, даже если развитая экономика создает некоторые условия, необходимые для плюралисти­ческого общественного устройства, она не создает всех необходимых условий: примером могут служить СССР и Восточная Германия, где развитая экономика сочеталась с общественным устройством с централи­зованным господством.

94 Как мы уже заметили, соответствие между уровнем экономического развития и политической системой не является строгим.

94 Однако точно так же, как это со­ответствие лучше работает на очень низких уровнях (полиархии редки), оно улучшается и на очень высо­ких уровнях (гегемонистские системы редки). Наш ар­гумент подразумевает — я думаю, правильно, — что когда страны с гегемонистскими системами достигают более высоких уровней экономического разви­тия (например. СССР и страны Восточной Европы), становится все сложнее поддерживать общественное устройство с централизованным господством.

94 Поэтому успехи экономики подрывают монополию на социально-экономические санкции, которой обладают гегемонист­ские лидеры: чем больше их успехи в трансформации экономики (а вместе с этим, неизбежно, и общества), тем больше угроза их политического провала.

95 Если политические лидеры позволяют фрагментировать монополию на социально-экономические санк­ции и при этом, пользуясь монополией на насилие, пытаются сохранить политическую гегемонию (транс­формация общественного устройства с центральным управлением в квазиплюралистическое общественное устройство с репрессивным применением силы), то в процессе управления высокоразвитым обществом они сталкиваются с многочисленными ограничения­ми, издержками и неэффективностью применения принуждения и насилия, поскольку такое общество нуждается не в манипулировании угрозой насилия, а в создании стимулов и сложном поведении.13

13 Схожую точку зрения см. в: Eckstein Л. Economic Devel­opment and Political Change in Communist Systems // World Politics. 1970. No. 22. P. 475-495. Джордж Фишер утверждает, что советская власть вполне способна подавлять социальный плюрализм и либерализацию, не причиняя вреда экономи­ческим стимулам. Если я правильно понимаю его мысль, он предсказывает «ограниченный монизм», в котором «крупным социальным группам в обществе* отказывают в «независи­мости от контроля государства», но позволяют пользоваться ею «в профессиональной и личной жизни, в промышленной Деятельности (включая экономику) и в некоторых областях права и общественной жизни». См.: Fisher С. The Soviet Sys­tem and Modern Society. N.Y.: Atherton. 1968. P. 14-18.142-153. Однако мне не понятно, как приведенные в его книге свиде­тельства формирования в СССР системы «удвоенно испол­нительной власти» подкрепляют его мысль.

95 Противоречия внутри гегемонистского режима в обществе, находящемся на высоком уровне развития, могут быть показаны на рис. 5.1 (волнистые двуна­правленные стрелки означают конфликт).

95 Во-вторых, хотя экономический успех может угро­жать гегемониям появлением в обществе требований политической либерализации, он, в отличие от эконо­мического упадка, не представляет опасности полиар­хиям.

95 Так, экономические трудности, особенно ког­да они принимают форму суровой безработицы или стремительной инфляции, порождают потребность в

96 гегемонистском режиме и общественном устройстве с централизованным господством.

96 Рис. 5.1. Противоречия гегемонистского режима в высокораз­витом обществе

96 В-третьих, может наступить момент, когда острота этих трудностей притупится и станет очевидно, что богатые общества порождают свои формы разочаро­вания и недовольства. Хотя в странах, ныне управ­ляемых гегемонистскими режимами, богатство может усиливать требования конкурентной политики, вовсе не очевидно, что оно и дальше будет способствовать укреплению верности демократии в странах, которые уже имеют открытые полиархии.

 

⇐ Предыдущая12345

Поделиться: