Глава 2. Будничные хлопоты

 

Дома горел свет, Рон на кухне, зябко переступая ногами, прямо из миски, доедал вчерашний пирог с лососиной и салат.

— Остался кусочек? Привет, — Гермиона скинула туфли и подошла к мужу, — почему стоя?

— Жрать хотел — не передать, весь день на ногах и только этот мерзкий кофе. И чего это маглы его так любят? Фу-у-ух… — Рон взял тарелку и положил еду Гермионе. — А все эти порталы. Теперь весь отдел будет еще месяц писать отчеты. Невыразимцы, видите ли, ждут. На, садись и ешь, а я пока сделаю чай нормальный. А вот когда мы от них хоть минимальной помощи ждем — фигушки и мерлиновы подштанники вам вместо помощи.

Они уселись на диванчик. Гермиона ела, размышляя, что рассказывать Рону, а что — нет. Ей было немного стыдно за свое приключение и большей частью за то, что оно вышло какое-то… неподготовленное. Отвыкла она за мирное время планировать спецоперации или решила, что ей все и всегда удается само? Забыла, что их удача часто зависела от того, как она подготовилась к неожиданным происшествиям.

— Я вспомнила, как после войны таскала всюду сумочку с чарами расширения, уже другую, но…

— Она весила как чемодан.

— Да уж… Но мне так было спокойнее.

— И мне тоже, — Рон взял с ее тарелки кусочек помидора.

— Я и не думала, что смогу стать легкомысленной.

— А ты стала? — заинтересовался Рон.

— Ну-у-у, как сказать, — она уже собиралась поведать мужу о своих приключениях, но в последний момент передумала, — ту самую сумочку я с собой давно не таскаю.

— Верх легкомысленности, — согласился Рон.

Она поболтали о том и о сем, пока Рон ни стал отчаянно клевать носом.

Он давно уже спал, сердито хмуря во сне брови, а Гермиона лежала без сна, рассматривая тени за окном. Она все гадала, кто же на самом деле Джо Блэк — выживший из ума Снейп? Или профессор получил от кого-то Обливиэйт и теперь ничего не помнит? Или двойник, ведь бывают же настолько похожие люди! Или Снейп совершенно здоров и водит ее за нос? Но Снейп бы точно не стал поворачиваться к ней спиной, не стал бы, да, точно, не стал бы лечить зубы у врачей с фамилией Грейнджер. Значит, все-таки проблемы с памятью? Или это — не Снейп? Она попыталась вспомнить профессора, но, оказалось, что она помнила только смутный образ, самыми яркими деталями которого были вечно немытые волосы, черная мантия и кислое выражение лица.

Она не понимала, а не понимать чего-либо Гермиона не любила. Накладывая на Блэка чары забвения, она хотела провести и диагностику, самую простую, которую применяют колдомедики к детям, чтобы проверить наличие магических способностей, но условия были явно неподходящие…

Гермиона снова перевернулась на другой бок, Рон с тяжелым вздохом, бормоча что-то про ужей на сковородке, которым не место в отделе тайн, крепко обнял ее и задышал в затылок. Гермиона замерла, улыбнулась и закрыла глаза, решив, что подумает обо всем завтра.

Но на следующий день все мысли о Блэке вылетели из головы: Алисе Лонгботтом опять стало хуже. Еще недавно Гермиона радовалась, что теперь Алиса благодаря новому зелью стала запоминать некоторые события прошедшего дня. Ее память не хранила воспоминаний прошлого, и возвращать их ей, как считали все без исключения, не надо. Но ее взгляд стал более осмысленным, она выучилась считать до десяти и помнила несколько детских считалок. Ей рассказали, и она запомнила, что молодой человек, приходящий к ней по средам, ее сын, Невилл, и она с теплой улыбкой встречала его и вполне осмысленно слушала его рассказы о цветении Перьевого Капутника и тяжелом характере Зловредной Нуменолии.

— Вечером же все еще было в порядке! — сокрушалась целительница Адамс, дежурившая накануне. — Она даже согласилась заняться вышиванием, а сегодня… — целительница махнула рукой.

Алиса лежала, подтянув колени к груди, лицом к стене. Глаза она зажмурила и выглядела ребенком, который старательно делает вид, что спит.

— Спасибо, — Гермиона присела на кровать Алисы, Адамс с видимым облегчением покинула палату.

— Алиса, что случилось? — спросила Гермиона, впрочем, не слишком рассчитывая на ответ.

— У меня в голове черные пауки, — прозвучал глухой ответ. — Там больно, очень больно и страшно. Фрэнк… он же… — Алиса всхлипнула.

— Посмотри на меня, Алиса, пожалуйста, — Гермиона ненавидела применять Легилименс, но иногда без него было не обойтись. — Я постараюсь осторожно.

Алиса повернулась и доверчиво посмотрела на Гермиону.

Гермиона подумала, что было бы здорово позвать Белинду или кого угодно еще, только бы не лезть в мысли Алисы самостоятельно, и произнесла заклинание.

Привычный туман, в котором плавали цветные отрывочные воспоминания недавних дней. Никаких ярких и ясных картин: туман повсюду. Гермиона поставила ментальный якорь и стала пробираться сквозь туман, попутно отмечая, что цветных воспоминаний, отдаленно напоминавших магические фотографии, становилось все больше, и там, где были они, серый туман отступал, закручиваясь в спирали. Гермиона нахмурилась: раньше над туманом, напоминая клубок змей, плавал черный шар — воспоминания о жутких пытках. Теперь шара не было, зато его ошметки были повсюду и, кажется, росли, угрожая поглотить рассудок Алисы полностью.

— Вот же драконьи яйца!

Гермиона вернулась к якорю и вынырнула из мыслей Алисы.

— Алиса… я помогу тебе, обязательно помогу. Ты устала?

Алиса, сдерживая слезы, кивнула. Сейчас она выглядела трогательной старушкой в своей аккуратной белой длинной рубашке с кружевами.

Гермиона протянула Алисе успокаивающее зелье, Алиса снова свернулась клубочком и отвернулась к стене. Вскоре ее дыхание стало ровным и тихим. Гермиона укрыла ее одеялом и вышла из палаты. Раньше бы она опрометью бросилась бы к Белинде, а сейчас прошла в ординаторскую, бросила в чашку пакетик чая (с легкой руки маглорожденного Сневанса чай в одноразовых пакетиках пили почти все целители Мунго), плеснула кипяток и села за свой стол.

Надо было признать, что успех с Алисой Лонгботтом был временным, и цена за него будет высокой: пройдет совсем немного времени, и ее сознание будет черным-черно, а вместе с этой темнотой придет боль. Гермиона вздохнула, вспоминая слова наставницы: «Иногда, Гермиона, надо просто признать поражение». Конечно, Белинда была права, уже столько раз Гермионе приходилось признавать свое бессилие — не сосчитать. Пациенты умирали, просто потому, что приходил их срок, и никакая магия не могла вдохнуть в них жизнь, пациенты оставались больными на всю оставшуюся жизнь, потому что — как и у маглов — разрушать всегда легче, чем создавать или врачевать. Другие целители, и Гермиона это видела, смирялись — кто быстрее, кто чуть медленнее. И только она одна настырно пыталась переломить ситуацию. Каждый раз она сражалась до конца с таким упорством, будто дело шло о спасении мира, каждый раз — о спасении мира. «Ты себя спалишь, — как-то бросила Белинда, — всех не спасешь. Надо набраться мужества и признать это». Но Гермиона была уверена, что мужество требуется как раз для того, чтобы не сдаваться.

— Ты что такая грустная? Алиса, да? — Ханна Эббот тоже работала целителем, но на другом отделении — детском. Принимала роды, возилась с новорожденными, устраняла самые разнообразные последствия спонтанных выбросов магии. У нее было чутье, особый талант к целительству и, глядя на Ханну, Гермиона иногда с горечью думала, что занимается не своим делом.

— Алиса, — вздохнула Гермиона. — Становится хуже. Я посмотрела, лучше уже и не будет.

Ханна взяла свою чашку, села рядом с Гермионой.

— Ты думаешь, еще можно… попытаться что-то сделать?

Гермиона нервно повела плечами.

— Я, когда на тебя смотрю, думаю, как меня взяли в Мунго? — продолжила Ханна, сбрасывая туфли и забираясь на диван с ногами. — Может надо было спокойно заниматься травами, потому что… вот ты — целитель, ты за каждого сражаешься, ты такая… а я… у меня бы давно опустились руки.

— Мое упорство — это не всегда хорошо, — ответила Гермиона. — И я бы с детьми не справилась никогда, да что там я — никто лучше тебя не справится.

— О, да у нас вечеринка! — в комнату ввалился всегда веселый и довольный жизнью Сневанс. — Я тоже хочу чаю. Гермиона, тебя кличут в приемное, там помутнение рассудка: приезжая, американка, пятьдесят пять лет. Она видит себя вейлой. Умора, с учетом того, как она выглядит. Правда, — под осуждающими взглядами коллег Сневанс перестал хохотать и нахмурился, — ее мужу, вроде как, не очень смешно.

По дороге в приемное отделение Гермиона отчего-то вспомнила Блэка. Наверное, потому, что считала его еще одной неудачей. Может она устала? Может — это такое проклятие и стоит попросить Белинду о диагностике? О супервизии, которая уже маячила в планах, Гермиона вспоминать не хотела. Две неудачи подряд что-то многовато, и рассказывать о них не хочется.

С «вейлой» тоже вышло не очень удачно, пришлось накладывать серьезные заклинания и переводить в палату по соседству с Локхартом. Слава Белинде, которая добилась, что пациенты с такими нарушениями должны лежать в отдельных палатах.

День шел своим чередом и в короткие минуты передышки Гермиона все время возвращалась в мыслях к Блэку. Она должна была решить эту загадку, хотя бы для того, чтобы больше не мучиться сомнениями. И чтобы одной неудачей стало меньше. Постепенно, к вечеру, план стал вырисовываться, оставалось навести кое-какие справки, тщательно подготовиться и… набраться смелости, нет, поправила себя Гермиона, смелость тут ни при чем, надо было как-то договориться с собой на тему применения заклятий к маглам. По этому вопросу они часто спорили с Роном и Гарри, которые были абсолютно уверены, что, если заклинание безобидное, вреда не наносит и человек о нем не знает, то и говорить не о чем, все в порядке! А она им рассказывала о свободе воли и праве каждого знать, что с ним делают. И вот теперь она сама собиралась использовать на человеке пару заклинаний, безобидных, и все же — без ведома и не спрашивая. Она собиралась обманывать и пока не могла придумать оправдания, которое примирило бы ее с собой.

План был готов через неделю.

А как только был готов план, сомнения исчезли. Недаром Гермиона так любила списки и составляла их мысленно, даже когда просто собиралась выйти из дома на работу. План, в котором были предусмотрены самые разные варианты развития событий с расчетом лучшего времени воплощения задуманного (нумерология оставалась увлечением Гермионы до сих пор), позволял поверить, что все под контролем.

Все получилось. В выбранный заранее день Гермиона аппарировала к «Полнолунию», подождала, когда появится Блэк (да здравствуют расчеты — ждать пришлось сущую ерунду), оставалось всего-то пройти мимо, случайно задев его локтем и оставить на рукаве магический маячок, позаимствованный у Рона — новая разработка, по мотивам «Карты мародеров»: маячок, как живой паучок, должен был перебраться на открытую кожу и слиться с ней, после чего маячок было невозможно ни смыть, ни потерять. Теперь на специальной карте Лондона месяц-другой будут отражаться все перемещения Блэка.

Несколько дней Гермиона прилежно изучала его маршруты и записывала в специальную таблицу.

Алисе становилось все хуже и хуже, и Гермиона места себе не находила, а когда становилось совсем тоскливо и хотелось сдаться, она запиралась в маленькой пустующей палате, вытаскивала карту и таблицу и возилась, пока не становилось легче. Поначалу она была уверена, что всех перемещений Блэка будет путь из дома на работу и обратно, но оказалась неправа. Вставал он рано, если учитывать, что ложился за полночь, считай, что совсем и не спал (Гермиона сделала пометку в графе «общее со Снейпом»). Утром он то отправлялся на рынок (тут все ясно — по работе надо), то гулял, бродил без цели, то бегал: на карте вычерчивались причудливые круги и восьмерки. Иногда он заходил в художественную галерею на Адамс роуд, иногда — в ресторан или кафе. Неизменным было его появление на работе в три пополудни. После этого он если и отлучался, то редко и ненадолго. Заполняя таблицу, Гермиона размышляла, с кем он ходит в кафе? С какой-нибудь подругой? Или один? Зачем то и дело наведывается в галерею? Любит искусство? Она смотрела на причудливую вязь, покрывшую карту Лондона, как будто траектория движения Блэка могла дать ответы на вопросы.

Прошло еще две недели. Алисе становилось то чуть-чуть лучше, то совсем плохо. Белинда назначила консилиум.

— Зелье «Сна без сновидений» ей давать больше нельзя… — Гермиона как ведущий целитель рассказывала остальным, как обстоят дела. Можно было бы и не повторять — все целители их отделения знали историю болезни Алисы чуть ли не наизусть, но никто не знал, что делать. Боль и страх поглощали разум Алисы и вместе с тем непостижимым образом оживляли давно умершие воспоминания. Алисе казалось, что она опять маленькая девочка и, теребя край свой сорочки, она звала маму плаксивым высоким голосом, наотрез отказываясь общаться с кем-то другим. А потом резко заваливалась на бок и выгибалась дугой, словно на нее все еще была направлена палочка Белатрикс Лестрейндж… Об этом и о другом Гермиона рассказывала спокойно и четко, вычленяя главное и не позволяя эмоциям прорваться наружу. Ей хотелось плакать, она знала, что Алиса страдает с каждым днем все больше, но поделать ничего не могла и, что хуже всего, была уверена, что в этом ее вина. Не стоило пытаться улучшить состояние Алисы, надо было проявить мужество и остановиться…

Белинда выслушала Гермиону, за ней — всех целителей отделения (их было пятеро, да пара пришла из общего отделения), помолчала — все ждали затаив дыхание, будто Белинда могла одним взмахом волшебной палочки помочь Алисе раз и навсегда.

— Вы молодцы, все до одного. Но мы волшебники, а не боги… Миссис Уизли, я назначаю новую схему лечения. Это не будет лечением в полном смысле этого слова, мы должны купировать боль и позволить ситуации идти своим чередом. Гермиона, — сказала она чуть мягче, — поговорите с Невиллом, ему потребуется все его мужество. Я знаю, к такой потере нельзя подготовиться, но все-таки… Все свободны, — она тут же принялась записывать новую схему, иногда сверяясь с объемным справочником, который сам перелистывал страницы.

Все ушли, кроме Гермионы.

— Это моя вина. Я знаю, не надо было тогда настаивать на своем решении.

Белинда посмотрела на нее поверх очков:

— Вы думаете, я бы допустила, чтобы вы вели Алису, если бы не была уверена в правильности ваших действий? — она хмыкнула и вернулась к записям.

Гермионе не осталось ничего другого, как выйти из кабинета.

Давным-давно, в другой жизни до победы, сидя в палатке и тщетно пытаясь придумать хоть что-то, что приблизило бы их к победе над Волдемортом, Гермиона позволяла себе помечать. Это не были мечты или планы в полном смысле слова, но Гермионе становилось легче, когда она представляла себе, что возвращается в Хогвартс и заканчивает учебу (этого не случилось, и доучивались они экстерном), или как они с мамой и папой пьют чай в гостиной их старого дома (это сбылось наполовину, потому что родители купили другой дом, уже в Лондоне). Она представляла себе во всех подробностях, в какой квартире будет жить, когда пойдет работать. Она видела себя то министром, то борцом за права магических существ, продумывала программу действий, всерьез, пусть только мысленно, составляла официальные речи. Она позволяла себе грезить, чтобы отвлечься от холода, голода и страха, преследовавших их по пятам. Теперь, спасаясь от тяжелых мыслей об Алисе, Гермиона составляла план по выяснению, кто же такой Блэк. И чем больше она раздумывала над этим, тем менее вероятным ей казалось, что он — спасшийся Снейп.

01.01.2017

 

Глава 3. Вторая попытка

 

Лето пришло незаметно — холодный май сменился дождливым июнем. Джинни называла такой затяжной, мелкий дождь «Слезами ведьм».

— Ты сделала все, что могла, — Джинни укачивала сына на руках, стоя посреди гостиной на Гриммо. — Не казни себя. Вы с Гарри как брат с сестрой, вам вечно кажется, что вы в ответе за весь мир и за все смерти.

— Я иногда думаю, что лучше бы мне не вмешиваться вовсе, — Гермиона наконец оторвалась от созерцания дождя. — Меня же Белинда предупреждала.

— Но потом дала добро?

— Дала, — вздохнула Гермиона, — но мне кажется только потому, что была уверена — я и без нее начну лечение.

Джеймс уснул, и Джинни переложила его в люльку. Один взмах волшебной палочкой, и люлька стала тихонько раскачиваться под негромкую мелодию.

— Надеюсь, тебе тоже пригодится заклинание «качающаяся колыбель», — прошептала Джинни, — очень грустно быть единственной мамочкой среди подруг. — Еще взмах палочкой, и на столик перед диваном спланировали чашки, чайничек и вазочка со сладостями. — Зато я теперь дока во всяких хозяйственных заклинаниях, кто бы мог подумать!

— А знаешь, к чему сложнее всего привыкнуть, когда попадешь из простого мира в волшебный? — Гермиона взяла предложенный чай. — Сложнее всего понять и принять, что маг — не всемогущ. Сказка это же… когда все возможно и смерти нет, даже если герой умер, то его оживят, это закон. Я думала, я сама однажды смогу так… И не смогла.

— Гермиона…

— Нет, Джинни, я все понимаю, но смириться не могу, — она снова стала смотреть на дождь. — Никто не знает, но больше всего я виню себя в смерти Снейпа.

— Снейпа? — Джинни подвинулась поближе. — Почему?

— Гарри в Годриковой лощине чуть не убила Нагайна. Я тогда так перепугалась! А когда мы оказались в Ракушке, я сварила зелье. Не знаю, помогло бы оно от укуса Нагайны, но я могла бы попробовать. У меня было еще и кровоостанавливающее, даже безоар был. Но я в тот момент ненавидела Снейпа, я готова была в него плюнуть, помочь скорее сдохнуть, сама задушить за все, что он сделал… А потом… потом выяснилось, что он не предатель и убийца, а благородный герой, шпион и защитник учеников… Разве это взыскание за попытку украсть меч — отправить вас к Хагриду?

— Ты не могла этого знать.

— Вот поэтому мне и нравится работа целителя, спасать и лечить надо любого, не гадая, достоин ли он помощи или нет. — Гермиона натужно улыбнулась. — Все это ерунда. Это усталость просто, пройдет. Давай о чем-нибудь веселом. Лучше расскажи, как там дела у Луны. Она тебе писала?

Гермиона любила бывать в гостях у Джинни, но сегодня даже тут ей было неуютно. Банальная истина — от себя не спрячешься. Она теребила свой браслет, настроенный так, чтобы стать горячим если только Алисе станет совсем плохо: знание, что у ее постели постоянно кто-то дежурит, Гермиону от беспокойства не спасало.

— Я пойду, загляну еще в Мунго, — сказала она примерно через полчаса. Джинни понимающе кивнула.

— Иди. Спасай. И не вини себя, ладно?

Алиса спала, во сне крепко сжимая руку Невилла, примостившегося на кресле рядом.

— Мне кажется, — прошептал он, — ей со мной спокойнее.

— Да, похоже, — привычным жестом Гермиона провела палочкой над головой Алисы, произнося диагностическое заклинание.

— Ей хуже? — спросил Невилл.

— Сейчас даже чуточку лучше, чем вечером. Я не буду вам мешать…

— Спасибо, — прошептал Невилл.

Гермиона покачала головой:

— Я не могу ее спасти! — подобное разочарование в себе она впервые испытала, случайно сломав палочку Гарри. Можно было сколько угодно раз повторять себе, что она не виновата, но на душе от этого легче не становилось.

— Ты и так сделала больше, чем возможно.

Она вышла из палаты, встала рядом с дверью, закрыв лицо руками. Прощение Невилла и его благодарность терзали не хуже, чем пересуды некоторых коллег за спиной: «Кого она найдет себе вместо несчастной Алисы? Ей бы только науку двигать! Ей все равно, кто и как мучится, главное — чтобы вышло по ее!». Ме-ерлин, она всего-то и хотела — помочь, она пыталась делать свою работу лучше, отчего же тогда одни считают ее спасительницей, которой она не является, а другие — сухарем-заучкой, которой наплевать на людей, подавай только науку?

И когда, скажите, она перестанет лезть туда, куда ее не просят?

Сомнения по поводу плана возникли с новой силой, стоило ей аппарировать. Блэка пока не было.

Скорее всего, не получится. Все это глупости. Слишком сложный путь. Она не умеет знакомиться, она общаться-то как следует не умеет. Надо просто применить магию и выяснить все, пока он будет в отключке. Это, конечно же, было бы проще, но это было неправильно. Магии должно быть по минимуму. Если он — магл (а он скорее всего — магл), то она не имеет права применять к нему магию, иначе грош цена ее убеждениям. Сейчас не военное время, и целью сейчас средства хоть как — не оправдаешь. Тем более уравнения показывают, что все должно получиться!

Нумерология была прекрасным успокаивающим: четко обозначала вероятность события, показывала, как ее увеличить, приблизить к единице, просто правильно выбрав место и время. И сейчас было самое лучшее время для второй попытки, можно сказать — единственный шанс.

Блэк появился через минуту, Гермиона вышла навстречу, держа перед собой листок с адресом той самой галереи, куда Блэк то и дело наведывался. Он побывала там раньше и присмотрела пару картин.

— Простите…

Он остановился. Надежда, что по случаю хорошей погоды он будет одет в одежду, открывающую руки и шею, оказалась напрасной — на нем была тонкая ветровка, застегнутая под горло. Что ж… Тогда — план «Б».

— Не подскажете, как пройти вот в эту галерею? — и протянула листок. Он прочел, посмотрел на нее с интересом.

— Это недалеко… я иду туда сам, если хотите — провожу.

Она кивнула, и они пошли рядом. Он молчал и смотрел перед собой.

Отступать было поздно, и волнение улеглось. Надо было просто сделать то, что она планировала. Если что-то пойдет не так, она просто исчезнет и откажется от дальнейших попыток, но если все сложится удачно, то она убедится, что этот человек — магл и все. Поставит в своем списке неоконченных дел галочку и возьмется за что-то другое, более нужное, более понятное, более полезное.

— Мы пришли… Мало кто приходит сюда вот так — с улицы. Кто вам посоветовал сюда зайти?

— Мой папа, — Гермиона улыбнулась и прошла в предупредительно распахнутую Блэком дверь. — А вы… вы хорошо разбираетесь в живописи?

— Не знаю, — он рассматривал ее. Он смотрел на нее, как иногда на нее смотрели другие мужчины, и это никак не вязалось с тем, что он мог оказаться Снейпом. Не вязалось настолько, что Гермиона не выдержала и улыбнулась, с трудом сдерживая смех.

— Я вас смущаю?

Ей показалось, или он с ней заигрывал?

— Немного, — она отвернулась к одной из картин. Все шло немного не так, как она планировала, и надо было срочно менять направление беседы. — У моих родителей скоро годовщина свадьбы, мне хотелось бы подарить им картину. Мама все время жалуется, что в холле клиники скучные стены, но у них с папой нет времени выбирать что-то подходящее.

Блэк кивнул и подошел к одной из картин.

— Насколько большая картина должна быть? Если помещение большое…

— О нет, что-то скромное. Они дантисты, и у них своя клиника на Лоер роуд.

Он остановился на полпути к другой картине.

— Постойте. Лоер роуд? Грейнджер?

— Да, я — Гермиона Грейнджер. А вы знаете моих родителей?

Дальше беседа пошла именно так, как планировала Гермиона. Он представился и тут уже она разыграла партию: «Неужели вы тот самый Блэк из «Полнолуния»?»

К ним подошел продавец, Блэк отослал его: «Мы сами, Дин, мы сами». Он показал ей те картины, которые, на его вкус, подошли бы, Гермиона обещала подумать и решить.

— Ну…. Мне пора. Спасибо за помощь, и рада знакомству, — она протянула ему ладонь, он сжал ее и не торопился выпускать.

— Да, и для вас и ваших друзей я могу забронировать лучший столик на любой день.

— О, не стоит, вы и так мне помогли! Вот если только… вы не сочтете за грубость мою просьбу? Вы могли бы научить меня готовить хоть… салат! Я совершенно не умею готовить. — Она зябко спрятала руки в широкие рукава свитера, чтобы незаметно взять палочку и, если понадобится снова, чтоб его, использовать Конфундус.

Блэк смотрел ей прямо в глаза, и Гермиона была уверена, что сейчас он рассмеется ей в лицо и скажет: «Хватит ломать комедию, мисс Грейнджер!», но вместо этого он спросил:

— Вы не побоитесь прийти к одинокому мужчине домой? Тогда научу.

Страшно ей не было — что может магл против ведьмы? Но то, как он пригласил ее было… волнующе? За ней никто никогда не ухаживал, ее никто и никогда не соблазнял, если с ней и флиртовали, то она этого не замечала. Заигрывания Макмилана в школе вряд ли можно было считать ухаживанием, ровно как и общение с Виктором не походило на соблазнение. Да и война — не самое лучшее время для легкомысленных романов. Рон, которого она любила, всегда был рядом и всегда был не только возлюбленным, но и другом. Это, конечно же, было очень здорово, это делало их отношения надежными, но приходилось мириться с тем, что романтика была чем-то таким, что бывает с другими.

— Не побоюсь, но я… не свободна.

— Мы же собираемся делать салат? Вполне невинное занятие, — было неважно, что он говорил, то, как он это говорил, наводило на мысль о том, что лично он собирается заниматься отнюдь не резкой овощей. — Дайте ваш номер телефона, я позвоню.

— У меня нет сотового, давайте договоримся сейчас.

— Хорошо, раз так… — Блэк достал записную книжку, вырвал страницу и быстро написал адрес. — Но вечерами я занят, приходите утром в понедельник, в одиннадцать, и не опаздывайте.

— Хорошо, — она взяла записку и убрала ее в сумку. — Я пойду, мне надо торопиться.

— Вас проводить?

— Нет, это лишнее, — она не знала, что добавить, и не хотела уходить, чувствуя на спине его изучающий взгляд. Он смущал ее, и это было совершенно неожиданно, это мешало.

— Я буду ждать вас.

Она кивнула, сердясь на себя все больше и больше, развернулась и постаралась с максимальным достоинством удалиться. На улице она ускорила шаг, повернула в первый проулок и аппарировала к Мунго. Она не могла видеть, как Блэк выбежал на улицу через секунду после того, как она вышла и озадаченно озирался, пытаясь разглядеть ее в толпе.

 

 

В понедельник она долго выбирала одежду и остановилась на простых черных брюках и светло-серой водолазке.

— Ты собираешься в магловский Лондон?

— Да, обещала родителям кое в чем помочь, — ответила она рассеяно, обещая себе мысленно обязательно рассказать все Рону прямо сегодня, как только она убедится, что Блэк — обычный магл. — Я буду дома вовремя, — добавила она, — а ты?

— Знать бы! Мы сидим над отчетами. Ненавижу. Это хуже, чем в школе писать никому не нужные эссе. Бр-р-р, — он схватил мантию, поцеловал Гермиону и поспешил к выходу.

— Постой, ты забыл, — она протянула ему магоопределитель.

Эту изящную штучку, немного напоминающую маховик времени, Рон принес домой несколько недель назад. На тяжелой витой цепочке висела прозрачная сфера, в которую был заключен красноватый камень, вместе с постоянно двигающимися кольцами из мерцающего белого металла.

— Что это? — Гермиона поднесла к нему руку, и огонек сделался чуть ярче.

— Выдавили из невыразимцев. Ты не представляешь, сколько у этих скопидомов есть полезных штук, но нет, нам — нельзя, потому что — нельзя, — Рон стянул через голову футболку с надписью «I LOVE LONDON». — Мы же сейчас по всему магловскому Лондону скачем как мантикорой укушенные, ну вот, а эта штука показывает наличие магических предметов в помещении.

— Только предметов? — Гермиона как зачарованная рассматривала изящное украшение.

— Угу. Ну, маг или не маг я и так примерно определить могу.

— Как? — заинтересовалась Гермиона.

— Они по-разному реагируют, если прижать. И у магов всегда есть палочка, скажу по секрету, — Рон надел свежую рубашку, — да и видно же, если маг косит под магла, видно. А наоборот и не бывает.

— Но почему он, — она провела по кулону пальцем, — определяет только артефакты?

— Если честно, то не знаю. Я не очень слушал. Там такой занудный парень их приволок. И нудел, и нудел. Что-то там про поток магии, что у предметов он стабильный, вроде как, у человека — нет и про фон собственный. Для меня главное — с этой штукой проще работать, остальное мелочи. Смотри, видишь — наливается красным? Это твоя волшебная палочка, остальное он воспринимает, как мое, ну, на всем тут есть след моей магии. Давай палочку.

Гермиона принесла палочку, Рон дотронулся ею до медальона, тот вспыхнул ярко-оранжевым и снова стал мерцать.

— А если ты принесешь, например, новую волшебную книгу, он будет гореть оранжевым, вот.

Рон отказывался уносить магоопределитель на работу, и по слухам получал за это ежедневный нагоняй, но — по его словам — лучше выслушать нудную лекцию о том, как надо хранить рабочие инструменты, чем эти самые инструменты выколупывать из цепких лапок Риммита Вимзи.

Сегодня он тоже не стал брать магоопределитель с собой:

— Не, путь дома висит. Принесу на работу, сразу заберут, знаю я их, а мне он завтра будет нужен. Все, пока, — он кинул в камин летучий порох и шагнул в пламя.

Гермиона несколько секунд смотрела на кулон, потом решительно надела его на шею. Так будет еще проще — у мага должна быть хоть какая-нибудь волшебная вещь.

 

 

У дома Блэка она была за пять минут до назначенного часа, без одной минуты одиннадцать она позвонила в звонок его квартиры.

— Это вы, мисс Грейнджер?

— Да… — она собралась с духом, — я пришла.

Зажужжал замок, с щелчком открылась дверь.

Его квартира располагалась на последнем этаже нового многоквартирного дома. Сам Блэк ждал Гермиону на лестничной площадке.

— Я рад вас видеть, — он распахнул перед ней дверь.

Такая квартира не могла понравиться профессору Снейпу, по крайней мере, исходя из того, что о нем знала Гермиона. Никакого черного — почти исключительно белый. Мало вещей и никаких безделушек, пара хороших картин на стенах, много магловской техники, явно более новой, чем у родителей. Стерильная, как и в ресторане, чистота. И сам Блэк сегодня был совершенно не похож на профессора, и Гермиона гадала, как она могла так ошибиться? Короткие волосы, чистая кожа, улыбка, открывающая белые зубы. Он был одет в бледно-голубые джинсы и почти такой же, как у нее, с высоким воротом светло-серый тонкий кашемировый свитер, закрывающий горло. Современный мужчина, как их называет мама? — «метросексуал», куда до него сальноволосому и словно потрепанному Снейпу? Он и выглядел моложе, чем профессор перед своим побегом, а главное, теперь было очевидно, он иначе смотрел и иначе двигался, и все же… что-то не давало покоя, выбивалось из этого образа лощеного и знающего себе цену мужчины…

— Я… я принесла сок. Он тыквенный и… волшебный, — она выдавила из себя улыбку.

Он словно почувствовал, что она сожалеет о том, что пришла.

— Проходите. Я вас не съем, не бойтесь. Давайте начнем с кофе? Или вы хотите свой волшебный сок?

— Кофе был бы кстати.

— Ванная в конце коридора, я провожу.

Он подождал, пока она вымоет руки, и протянул ей полотенце. Он был вежлив и предупредителен. Слишком вежлив и предупредителен.

Пока они возвращались в гостиную, Гермиона теребила в руках волшебный кулон, который так и переливался мягким светом. В этом доме не было ни одной волшебной вещи и не было волшебной палочки, кроме ее собственной.

— Присаживайтесь…

Она села на удобный, белый — а как же иначе? — диван.

Кухня была огорожена от огромной просторной гостиной стеклянной стеной, кофе-машина стояла в комнате, видимо, на кухню без скафандров хозяин не пускал.

— Капучино?

— Да, отлично.

— Хоть что-то я угадал.

Он заправил машину зернами, она заурчала, перемалывая их, зажужжала, готовя кофе, зафыркала, взбивая молоко.

— Вы не работаете?

— Работаю. Я врач, психиатр.

— Вот как? Больница?

— Частная клиника, и простите, я связана контрактом и не имею права говорить о работе.

— Суровые условия. Надеюсь, они того стоят. Вы любите свою работу? Об этом говорить можно?

— Люблю. Я помогаю людям, что может быть лучше?

— Помощь бывает разной… — он улыбнулся, явно вспоминая что-то свое и очень личное.

Гермионе было интересно, о чем он думает, ей был интересен он сам. Все говорило о том, что все-таки она ошиблась и перед ней простой человек, только немного напоминающий профессора, но ее интуиции было сто раз плевать на любые факты, что-то заставляло ее сидеть и слушать этого мужчину и опять искать лазейку, чтобы доказать — в первую очередь себе, что перед нею маг, перед ней — профессор Снейп. Она понимала, насколько это глупо выглядит со стороны, и именно поэтому все оттягивала супервизию с Белиндой. Именно поэтому не рассказывала друзьям. Они не стали бы смеяться, но точно бы посоветовали или бросить это дело, или проверить этого типа более радикальными способами.

— Вам, мне кажется, везло на людей? — спросила Гермиона.

Он кивнул.

— Если бы не друзья, не видать бы мне ресторана. Настоящий владелец — мой друг. Ничего не понимает в готовке, но гений маркетинга. Поверил в меня, когда я сам в себя не верил, и все удалось. Правда, звезды Мишлен нам не светят, скорее всего, ну и пусть…

— Почему?

Он не ответил, сделав вид, что не расслышал.

— Вы интересная, мисс Грейнджер.

— Да?

— Нет мобильного телефона, хотя молодежь помешана на них. Одеты… так не одеваются девушки вашего возраста. Вам же нет двадцати пяти?

— Вы разбираетесь в моде? — искренне удивилась Гермиона.

— Как сказать… Мне нравится наблюдать за людьми. Ресторан — отличное место для этого. В вас есть что-то… интригующее.

— Вы мне льстите.

— Нет, я даже не пытаюсь вас соблазнить. Я сам сбит с толку. В последнее время в моей жизни — до вашего появления — все было проще и понятнее.

Блэк поставил перед Гермионой чашку кофе, на которой пеной было нарисовано сердце.

— Наши бариста рисуют настоящие картины, но у меня нет их талантов.

— Благодарю. Во мне нет ничего загадочного. Я… я как все. Работа и дом…

— Любимый парень.

Она кивнула.

— И никаких секретов? — он сел напротив, в кресло. Сложил руки на груди. Он смотрел на нее так, что она на долю секунду почувствовала себя на уроке зельеварения, под строгим взглядом Снейпа.

— У каждого есть секреты. Кофе очень вкусный, — торопливо добавила она. — У меня всего пару часов, надо потом на работу.

— Простите, — он словно очнулся. — Я редко готовлю дома, но не тащить же вас в ресторан ради одного салата. Я научу вас делать салат со свеклой.

— Свеклой?

— Именно потому, что все так кривятся, а потом просят добавку, я и выбрал этот рецепт. Вам понравится. Правда, подавать к нему лучше вино, розовое, или белое, а не сок.

Он подошел к ней и протянул руку, помогая встать с дивана:

— Раз уж мы вместе готовим салат, то, возможно перейдем на менее официальный тон? Зовите меня Джо.

— Да. Хорошо. Гермиона.

— Так лучше. Итак, Гермиона. Вот мои условия, кроме, ясное дело, скидки на лечение у вашего отца: слушаться меня на кухне беспрекословно. Это раз. Два — переоденься в этот комбинезон. Волосы убрать, руки вымыть еще раз.

— Мы будем оперировать или делать салат? — проворчала Гермиона.

— Я не потерплю грязи на своей кухне.

Гермиона, уже сделавшая шаг в сторону ванной, остановилась. Тон и интонации были один в один как у профессора. Джо будто нарочно дразнил ее, то притворяясь Снейпом, то притворяясь Блэком, и, если бы это не было лишено логики, она решила бы, что так и есть. Мерлин, почему он не мог лечить зубы где-нибудь на другом краю Лондона? И почему ей было до всего этого дело? Когда же, наконец, она перестанет по доброй воле впутываться в сомнительные предприятия?

Комбинезон оказался удобным, но вот шапочка уродовала ее неимоверно, чему Гермиона даже немного обрадовалась — взгляды Блэка ее смущали. Волосы так и норовили выскользнуть из-под этого недочепчика и Гермиона зафиксировала их магией. Когда она вернулась на кухню, сам Блэк был уже облачен в такой же костюм и доставал продукты из холодильника.

— Вставай слева от меня, внимательно смотри и слушай, — он разложил перед собой и перед Гермионой по набору ножей. — Выполняй мои команды и есть шанс, что ты не испортишь хорошие продукты. Итак. Главное — ингредиенты…

Он рассказывал о свекле и кунжуте так, словно это были необычные деликатесы. Они еще не приступили к готовке, а у Гермионы уже текли слюнки.

Смотреть на него и слушать его было отдельным удовольствием, он двигался грациозно и, кажется, мог готовить с закрытыми газами. Было совершенно ясно, что он обожает то дело, которым занимается.

— О чем мечтаешь? Ты неправильно держишь нож! — Он положил свою руку на ее запястье. — Нож — продолжение руки, вот так, — он стал за ее спиной, вынуждая ее прижиматься к его груди. И очень сложно было, осознавая это, продолжать резать и резать правильно.

— Ты совершенно не умеешь готовить, так? — он снова встал рядом, продолжая смотреть, как она справляется с нарезкой. Зря она полагала, что, умея варить зелье, она без труда справится с салатом. Кулинария и зельеварение оказались удивительно далеки друг от друга.

— Ну, почему, я могу пожарить мясо, — не очень уверенно начала Гермиона, — и салаты я тоже делаю…

Он так многозначительно хмыкнул, что продолжать дальше перечислять, что она умеет, Гермиона не стала.

Он давал четкие указания, поправлял ее без ехидных замечаний, и вскоре две порции салата были готовы. «Если бы Снейп так вел себя на уроках, даже у Невилла вполне могли бы получаться сносные зелья», — подумала Гермиона.

— Будем снимать пробу? — он аккуратно протер ножи и сложил их в чехол.

— С радостью, я только переоденусь.

Когда Гермиона вернулась, он уже расставил тарелки и бокалы на столе в гостиной.

— Будем пить сок, — он откупорил бутылку и разлил по бокалам.

Салат оказался великолепным. Правда, от восхищения тыквенным соком Джо воздержался.

— Никогда бы не подумала, что свекла бывает вкусной, но это… Это восхитительно!

Джо довольно кивнул.

— Мне нравится удивлять. Мне нравится пробовать новое и экспериментировать. Ты слышала про молекулярную кухню?

— Нет.

— Это сногсшибательно! Вообще, за последние годы открыто столько всего нового, наука действительно стала служить людям. Вот ридеры, например, когда…

— Что, прости?

— Ридеры… — он посмотрел на нее с удивлением. — Ты живешь в параллельной реальности? — знал бы, насколько он близок к истине.

— Я вся в работе и что-то проходит мимо меня.

— Ридеры, электронные книги. В одной книге может храниться собрание сочинений Джека Лондона, Голсуорси, и… не знаю, даже, сколько всего. Они не так давно появились, но я уверен, скоро они будут так же распространены, как компьютеры. А интернет? Кто бы мог подумать, что любая информация будет настолько доступной.

Гермиона слушала его, понимая, что ей нечего сказать. Интернет, компьютеры… она слышала об этом от родителей, от их друзей, но ее знания были поверхностны. Как мог помочь ей интернет в лечении Алисы?

— Ты много читаешь? — она постаралась перевести разговор на более понятные ей темы.

— Раньше, было время, только и делал, что читал. Все подряд, от Шекспира до Чейза. Сейчас читаю мало, времени нет почти на это. Из последнего прочитанного — Хокинг, его «Краткая история времени» — великолепна! Согласись, это невероятно, что могут люди…

Он рассказывал увлеченно, Гермиона слушала с неподдельным интересом, с горечью понимая, что неволшебный мир закрыт от нее навсегда, слишком многого она о нем не знала, многое забыла. Литература, наука, искусство — все только немного, совсем чуть-чуть. Раньше она об этом не думала, просто не было повода, да и времени на посторонние увлечения не оставалось ни у нее, ни у Рона.

— А фантастика, эм, фентези?

— Сказки? — Джо скривился, — глупости для подростков. В начале двадцать первого века думать и мечтать о волшебстве могут только маленькие девочки. Человек, у которого есть хотя бы зачаток критического мышления, понимает, что магия — полная ерунда. Я понимаю, раньше, мечтать о добром волшебнике, который одним махом сделает тебя богатым и счастливым, но сейчас, в наше время? Зачем? Разве не магия — возможность снять трубку и позвонить куда хочешь? Самолеты? А квантовая теория — это же реальное волшебство. Знаешь, я б подумать не мог, что смогу вникнуть в квантовую теорию. Но Фейман!Ри́чард Фи́ллипс Фе́йнман — американский ученый. Основные достижения относятся к области теоретической физики. Один из создателей квантовой электродинамики. В 1943—1945 годах входил в число разработчиков атомной бомбы в Лос-Аламосе. Понятно, я просто любопытный дилетант… — он махнул рукой и задел бутылку с соком. Он не мог поймать ее на лету, не мог, но он поймал. Сосредоточившись на этом, он не заметил, как все приборы, стоявшие на столе, на мгновение оторвались от столешницы и зависли в воздухе, а потом плавно опустились на свои места.

Это была спонтанная магия. Так случалось с детьми-магами, когда они не хотели, чтобы их игрушки падали. Один из первых признаков, что у ребенка есть магические способности, появляется, чаще всего, в возрасте трех лет, Гермиона помнила это точно. Но Джо, который ничего не заметил, точно не был ребенком и точно не мог быть магом! Или — мог?

— Мне надо идти, я совсем потеряла счет времени, — Гермионе срочно требовалось остаться одной и поразмыслить обо всем этом как следует.

— Моя вина, нашел хорошего слушателя и увлекся, — он тоже поднялся из-за стола.

— Все было прекрасно, спасибо за науку и… Спасибо, — она протянула руку.

— Ты мне нравишься. Я хочу увидеть тебя снова. — Он сказал это совершенно спокойно, глядя ей в глаза.

— Я… я была не совсем честна, — она не отвела взгляда. — Я замужем и люблю своего мужа.

— Вот как, — он грустно улыбнулся, — но что это меняет? Как это может изменить то, что ты мне нравишься и я хочу с тобой общаться?

— Мы знакомы пару часов. Я не могу вот так взять и понравиться, нужно время и…

— Ты говоришь как психиатр? Ты все знаешь о том, как бывает? — он стоял в проеме двери, загораживая ей проход. — Приходи с мужем в мой ресторан, я буду рад видеть тебя в любом случае. С этого дня для тебя всегда будет забронирован столик.

— Спасибо, это щедро…

— Я ведь не смогу тебя найти? У тебя и правда нет телефона? Ни мобильного, ни городского, ни домашнего, хотя — да, я забыл. Муж…

— Я не могу ответить сейчас, все слишком… Я должна подумать. Я обещаю, что не пропаду вот так, просто так.

Он кивнул, поднял руку. Гермионе показалось, что он сейчас обнимет ее или проведет по щеке, но он прервал движение, безвольно опустив руку…

— Дежавю… Мне кажется, все это уже было: девушка с солнцем в волосах…

— Прости. Мне действительно надо идти.

В ответ он только кивнул, и она побежала вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

04.01.2017

 

Глава 4. Новые печали

 

Гермиона аппарировала домой только чтобы вернуть на место кулон Рона и захватить рабочую мантию и тут же перенеслась в Мунго.

— Ты почему так рано? — целительница Адамс выглядела обескураженной, — ты сегодня с четырех, разве не так?

— Мне надо кое-что найти в библиотеке, — Гермиона посмотрела на коллегу, та сразу отвела взгляд. — Что-то с Алисой? Что происходит? — браслет на руке был теплым, показывая, что все в порядке.

— Ничего, — Адамс отвернулась и занялась приготовлением чая.

— Значит — ничего? — Гермиона наскоро переоделась и вместо того, чтобы идти в библиотеку, направилась прямиком к палате Алисы.

Невилл стоял у окна, бледный, но решительный, сжав подоконник так, что казалось, тот сейчас треснет. Около кровати стояла Белинда и новый штатный зельевар Мунго, Гермиона не могла вспомнить его фамилию, кажется — Макус.

— Гермиона, ты как раз вовремя, — Белинда и бровью не повела, глядя на разъяренную Гермиону. Мистер Лонгботтом принял верное решение прекратить страдания матери. Мистер Макус принес зелье, модифицированное, Алиса просто уснет и упокоится с миром.

— С каких пор родственник больного вправе принимать подобные решения?

— С 1784 года, миссис Уизли, — Белинда была сердита, о чем красноречиво говорили поджатые губы и ледяной тон. — Вам зачитать положение о безнадежно больных?

— Мне казалось, что с 1784 годы магия шагнула вперед. Алисе… ей же было лучше, вчера! Я проверяла, она почти стабильна!

— Гермиона, — вмешался Невилл, — не надо. Пожалуйста…

— Вы… Так нельзя! Я ищу способ вернуть ее! Я — найду. Ей было лучше! Позвольте… позвольте применить легилименцию, я должна…

— Это опасно для вас, миссис Уизли, и этот риск не оправдан. Не хотелось бы видеть вас в моем отделении в качестве пациента, — перебила ее Белинда.

Макус, хранивший до этого момента молчание, вмешался:

— Меня ждут, госпожа Кэррол. Я оставлю фиал тут, пять капель, всего пять капель, — он откланялся и ушел, протиснувшись мимо стоявшей в дверях Гермионы.

— Вы хотели сделать это без меня, — Гермиона встала рядом с Невиллом.

— Я ожидала от тебя подобной реакции. Иногда, Гермиона, несмотря на твой ум, здравый смысл тебе отказывает. Однажды ты можешь сильно пострадать от этого. В нашей работе надо уметь отстраняться от собственных эмоций. Если ты не можешь — меняй профессию, пока не поздно. Мы уже ничем не можем помочь миссис Лонгботтом, мы только продлеваем ее страдания. Я, с согласия родственников, имею право из милосердия прекратить это. В истории болезни зафиксированы все наши действия и я уже проверила ее разум. Те улучшения, о которых ты говорила… это как найти целую чашку в разрушенном доме.

Ей нечего было возразить, а то, что она чувствовала неправильность происходящего — разве кто-то примет в расчет?

— Невилл, мне уйти или остаться? — Гермиона положила свою руку на его ладонь.

— Я думал мне одному будет легче, но нет… лучше останься.

Так они и стояли, сжав ладони друг друга, пока Белинда отсчитывала пять капель зелья, превращая их в сияющие перламутром шарики. Взмахом волшебной палочки она переместила их к губам Алисы, слегка надавила на подбородок и шарики легко проскользнули — один за другим — в рот. Алиса глубоко вздохнула, на мгновение открыла глаза и тут же безвольно обмякла.

— Все… — прошептал Невилл, сжимая руку Гермионы. — Все… — он отвернулся к окну, закрывая руками лицо. Гермиона стояла, боясь моргнуть, гладя его по спине и с трудом сдерживая слезы.

— Через пять минут придут, чтобы заняться телом. Мистер Лонгботтом, пройдите в мой кабинет, пожалуйста. Миссис Уизли, вы явились на работу раньше не только из-за миссис Лонгботтом?

— Не только, — нехотя признала Гермиона.

— Тогда вернитесь к своим делам, миссис Уизли, а если у вас есть свободное время, то идите в приемный покой, там всегда не хватает рабочих рук.

Невилл поцеловал мать в лоб и вышел следом за Белиндой, Гермиона задержалась. Она села на кровать, поправила съехавшее на бок тонкое одеяло, пригладила растрепавшиеся волосы Алисы.

— Простите меня, пожалуйста, простите, — прошептала она.

Оставшееся время Гермиона провела в больничной библиотеке. Не было средства лучше от любых невзгод, чем чтение. Она искала хоть какую-то информацию про спонтанные выбросы магии у маглов, но почти все, что она смогла найти, касалось мошенников и ловких фокусников, которые дурили простых людей. Было несколько упоминаний о сквибах, которые считались маглами, поскольку их родство с магами терялось в глубине веков, но выбросы у таких «маглов» были редкими, случайными и сами собой затихали. Вероятнее всего, в роду у Блэков тоже кто-то был магом.

На этом можно было бы остановиться, если бы в одной книге подробно не рассказывалось об обскурах. Магия, наполненная страданием и болью, магия, которая управляет волшебником, а не наоборот. Автор подчеркивал много раз, что носителем обскурии является в девяноста девяти процентах случаях ребенок, но, в начале двадцатого века был зафиксирован случай, когда относительно молодой, но уже взрослый маг стал носителем «этой мерзости» и чуть не разрушил половину Нью-Йорка: только благодаря слаженным действиям местных мракоборцев удалось предотвратить катастрофу. Возможно (подтвержденных данных для такого утверждения было мало), обскуром была и сестра Альбуса Дамблдора, Ариана. Автор допускал, что иногда маглы, у которых есть дальнее родство с магами, в определенных ситуациях могли становится носителями обскурии и в более зрелом возрасте. Правда, тут же автор давал обратный ход, таких случаев зафиксировано не было, возможно потому, что такие носители погибали от собственной магии, не успев причинить никому вреда. Слабое утешение…

Гермиона отложила книгу. А что, если Блэк — носитель обскурии? Да, он уже давно не ребенок, да и молодым человеком его назовешь вряд ли, но что, если выбросы магии будут сильными и он, не умея управлять ими, постарается сделать вид, что ничего не было, что, если он попадет в ситуацию, когда ему будет грозить опасность? Что, если…

— Нет, не может быть! — Гермиона собрала книги, поглядывая на часы: до ее дежурства оставались считанные минуты. Нет, такого не может быть. Но факт оставался фактом, она видела словно в замедленной съемке, как летит в сторону бутылка с соком, как Блэк тянется за ней, и время словно замораживается, бутылка перестает падать, а другие предметы на столе слегка поднимаются в воздух. Доли секунды хватило, чтобы Блэк дотянулся до бутылки, и как только он ее поймал, все предметы — тарелки, вилки, ножи, стаканы, снова мягко опустились на свои места. Он не заметил, сконцентрировавшись на том, чтобы не дать соку залить пол… Сейчас мысль о том, что Блэк на самом деле — Снейп казалась более привлекательной, чем даже минимальная возможность появления в Лондоне обскура.

Работа отвлекала ровно до того момента, пока Гермиона, войдя в палату Алисы, не увидела нового пациента. Она слышала, что тело Алисы уже переправили в родовое поместье Лонгботтомов, и все равно замешкалась на мгновение.

Еще одна потеря, в которой виновата она. Сдалась, отступила. И словно этого мало — Блэк, о котором она уже не могла не думать. Не надо даже раздумывать и так ясно, любой здравомыслящий человек скажет: об этом надо рассказать хотя бы Гарри и Рону, а лучше — Белинде или сразу всем. Но Гермиона хорошо представляла, чем это может закончиться и теперь еще меньше, чем раньше, хотела втянуть в эту историю мужа и друга — это в школе можно было нарушать правила, сейчас они рисковали работой, согласись они вести неофициальное расследование. Официальное же расследование могло стоить Блэку в лучшем случае знакомства с несколькими неприятными заклинаниями, а потом — заклятием забвения, в а худшем — свободы или даже жизни. И это тоже было свинством. Но если он все-таки обскур?

Мысли о Блэке не отпускали, несколько дней Гермиона едва успевала поесть и поспать, занимаясь или решением рабочих вопросов или ища новую информацию о проявлении спонтанной магии у взрослых маглов. Информации было до обидного мало, волшебников мир простых людей не интересовал совершенно и Статут принимался не для того, чтобы облегчить жизнь маглов, не для того, чтобы защитить их, а для того, чтобы проще жилось волшебникам, не желающим ничего менять. Проблемы маглов — оставались проблемами маглов, пусть это были мелочи, вроде внезапных выбросов магии у какого-нибудь бедолаги или крупные проблемы наподобие изобретения атомного оружия. Гермиона только дивилась такой самоуверенности и делала себе зарубки на память обсудить это с Гарри и Роном.

Вернувшись с похорон, на которые собралось неимоверное количество народа, будто ныне покойная миссис Лонготтом последние двадцать лет не лежала в Мунго, а вела активную светскую жизнь, Гермиона хотела вновь вернуться к чтению: на ночном столике лежала пара книг, в которых должны были упоминаться случаи проявление магии у взрослых магов, но поняла — не может, нет сил, устала.

— Зачем Невилл пригласил такую уйму народа? — она вытянулась на кровати и посмотрела на Рона, который срывал с себя галстук, словно тот собирался его удушить.

— А он и не приглашал. Они сами. Невилл думал, будут только близкие, ну а эти… Сама знаешь, все чистокровные так или иначе в родства. Видела, даже хорек приполз, белобрысый.

— Бедный Невилл, год назад — бабушка, теперь мама. Он выглядел совсем потерянным.

— Ну после того, как Луна влила в него что-то своего изобретения, он немного воспрял.

Рон сел рядом.

— Не грусти, Гермиона, то есть… я понимаю, Алиса, она… ты столько вложила в это дело.

— Это не грусть. Это злость на себя. Я не должна была сдаваться. Или не надо мне было идти в целители. И Белинда мне об этом намекнула.

— Да вот еще! — Рон снова вскочил — потянул за руку Гермиону, заставляя подняться и ее, — ты — самая лучшая ученица Хогвартса за все время его существования! Ты умеешь столько всего, ты… ты мне руку спасла, помнишь? А на первом курсе…

— Рон, — она прижала палец к его губам. — Целительство, тем более ментальное, это нечто иное. Тут мало быть… знающей. Мне не хватает чего-то важного.

— Ты просто расстроена. Тебе надо отвлечься. Я знаю по себе, когда все время решаешь одну задачу, можно рехнуться. Хочешь я расскажу тебе историю о том, как дед застукал отца за чтением магловских журналов?

— Неприличных? — притворно ужаснулась Гермиона.

— Ха! Круче — научных!

Он подхватил ее на руки, закружил, заставляя теснее прижиматься к нему, упал на кровать, по прежнему не выпуская Гермиону из объятий. Он без устали травил байки, половину из которых — Гермиона была уверена — выдумывал на ходу. Его речь успокаивала, было так спокойно и тепло в его объятьях и все проблемы наконец-то отступили…

Еще несколько дней понадобились Гермионе, чтобы окончательно решиться при необходимости использовать заклинания для выяснения — кто такой Блэк на самом деле. Она надеялась, что до этого не дойдет — все-таки она психиатр и сможет его разговорить без сыворотки правды, а если нет… Мерлин помоги, тогда она использует сыворотку, которая как раз будет готова через три недели. Уж лучше она сама использует сыворотку, чем за Блэка возьмутся авроры и министерство.

В конце недели она аппарировала к одному неприметному кафе и позвонила из него в «Полнолуние». Было около трех часов дня и в ресторане еще не началась горячая пора: Джо позвали к телефону сразу.

— Привет. Я обещала не пропадать.

— Ты всегда делаешь, что обещаешь?

— Я очень стараюсь, — Гермиона невольно улыбнулась. — Ты сказал, что хочешь общаться со мной. Так вот… я тоже хочу, но…

— Это «но» все портит. Я помню, что у тебя есть любимый муж. Ты предлагаешь дружескую встречу, а не свидание. Так?

— Так. Завтра днем? У меня потом — работа, вторая смена.

— Хочешь, я научу тебя готовить соус? Специально, чтобы порадовать мужа? В одиннадцать, устроит?

 

Он был одет как и прошлый раз, только цвет свитера сегодня был не серый, а светло-синий. Как и прошлый раз он встречал ее на лестничной площадке, гостеприимно распахнув дверь квартиры. Только вот вид у него был такой, словно он и не ждал ее или был не рад ее приходу.

— Проходи, Гермиона, — он отошел в сторону. — Кофе?

— Да, капучино.

Она наблюдала за ним, пока он молча делал кофе.

Он все время пытался то так, то сяк склонить голову, потирал основание шеи. Под глазами залегли темные круги, он снова и снова облизывал пересохшие губы. Ей прекрасно были знакомы эти признаки надвигающейся мигрени.

— У тебя болит голова? — спросила она

— Начинает... Ничего, сейчас выпью кофе... — он поставил на стол две чашки.

— Можно? — Гермиона поднялась и встала за его спиной. — Садись. Я ходила на курсы массажа, — соврала она, — я знаю точки...

— Уверена?

— Я все-таки врач, не бойся. Просто расслабься.

Он сел, дважды смерив ее недоверчивым взглядом.

— Закрой глаза и постарайся расслабиться. — Гермиона стала тихонько массировать его плечи, поднимаясь все выше и выше. Для этого заклинания не надо было даже волшебной палочки: база целительства, не сложнее, чем превратить засохший цветок в порхающую бабочку. Главное — не торопиться: если слишком резко снять боль, он может удивиться, хотя вряд ли что-то заподозрит, раз уж так последовательно не верит в волшебство...

Она попыталась отогнуть воротник его свитера, но он мягко пресек это движение. Через ткань прощупать, есть ли на шее шрамы, не получалось.

Он будто ей не доверял, не верил, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Легко массируя их, она добралась до шеи, размяла точку, в которой собиралась вся боль — она видела это и без диагностирующего заклятия. Джо одобряюще застонал:

— Черт возьми, мне действительно легче.

— Боль уйдет минут через пять, — она легко сдавила руками его виски, зарываясь пальцами в его волосы. Он действительно расслабился, запрокинув голову, и наконец-то доверяясь ей. Он наслаждался ее прикосновениями и ей — и это было неправильно — не хотелось прерывать это занятие. Руки снова спустились ниже, на шею.

— Хватит, — сказал он хрипло, — спасибо. Все прошло. Я твой должник. Освободить от боли — это ценнее, чем научить готовить соус, определенно.

Она была смущена и сбита с толку. Джо ей был симпатичен, как был симпатичен Невилл и Гарри, но к этой симпатии примешивалось что-то еще, о чем не хотелось ни думать, ни знать. Стоило запомнить: не надо к нему прикасаться, не стоит сокращать дистанцию.

— Итак — соус?

— Да, соус, — он провел рукой по волосам. — Даже три соуса. Говорят, что настоящий повар должен уметь готовить суп, салат и соус.

— О, супы — терпеть не могу.

— Просто ты никогда не ела суп, который приготовил я…

Атмосфера разрядилась и час пролетел незаметно. Один соус получился у Гермионы почти таким же, как и у Джо, второй — не получился вовсе, третий они делали сообща, постоянно смеясь над рассказами Джо о слушателях кулинарных курсов.

Все шло именно так, как надо. Гермиона тщательно следила, чтобы не давать повода Джо к лишним касаниям и чтобы самой ненароком не касаться его. Она блестяще умела пользоваться своим разумом, она — как ей казалось еще недавно — хорошо разбиралась в чувствах и эмоциях, своих и чужих, но вот реакция тела ставила ее в тупик. Она не должна была чувствовать то, что чувствовала по отношению к Джо, особенно учитывая, что выглядел он как профессор Снейп, пусть даже в улучшенной версии. Тем более, существовала крохотная вероятность, что он и есть — Снейп, правда, как ни старалась Гермиона, она не могла придумать как Снейп превратился в Джо.

Пока они колдовали надо соусами, в духовом шкафу поднимался, наполняя весь дом невероятным ароматом, домашний хлеб…

— Я не ела ничего вкуснее! Просто хлеб и соус, а… нет, я не знаю, как описать эти ощущения. Блаженство? Слабо сказано…

— Мне приятно, спасибо. Что-нибудь еще? Сок?

— Да, спасибо. Хотя черносмородиновый не самый мой любимый, но у тебя даже он — вкусный. Больше всего ей хотелось уснуть, прямо здесь, на диване, и ни о чем не думать, не расспрашивать Джо, забыть обо всем — и о нем, и о умершей Алисе, о которой никак не удавалось не думать…

— Ну недаром же я шеф-повар «Полнолуния».

— Расскажи мне о себе, — она расслабленно откинулась на спинку дивана. — Ты не очень похож на стандартного повара.

— Ты знаешь многих?

— Кроме тебя? Ни одного, но мне всегда казалось, что они должны быть такими, как на картинках в детских книжках, обязательно румяными, с круглым животиком и с усами.

— Ты только что описала моего друга и владельца «Полнолуния», Игги. Он на самом деле не Игги, но его русское имя выговорить просто невозможно. Если бы не он, работать мне в столовой для бездомных. Я поздно начал, у меня не было шансов и тут — Игги. — Он ухмыльнулся. — Мне вообще чертовски везло последние годы, просто невероятно.

— Ну, а до этого?

— До этого… — он не хотел говорить и с Гермионы слетели последние остатки сонливости. — До этого много чего было. Но… я не хотел бы об этом говорить, моя жизнь до определенного момента мне чести не делает.

— Почему?

— Я не хотел бы об этом говорить, — повторил он спокойно, но твердо. — Не хочу вспоминать. То, как у меня болит голова теперь, не идет ни в какое сравнение с тем, как она у меня болела раньше. До потери кусков биографии, — он потер лоб. — Однажды оказался на другом конце Лондона и понятия не имел — как.

— В чем же тут твоя вина? — тихо спросила Гермиона, тщетно успокаивая сердцебиение. Неужели — обскур? Неужели?

— Думаю, все это результат моей прошлой жизни. Мне повезло, что я смог начать все с чистого листа. Но прошлое — никуда не делось и я боюсь, однажды оно напомнит о себе. Но все, хватит обо мне, расскажи о себе. Мне кажется, это куда веселее.

Знал бы он, до чего веселой ее жизнь была шесть лет назад! Мог бы он подумать, что под боком в конце двадцатого века шла война, в которой гибли люди?

— Ничего особенного. До одиннадцати лет училась в обычной школе, потом — в закрытой в Шотландии. Потом институт, теперь вот… — она запнулась, — ординатура. С Роном…

— Это муж?

— Да, так вот, с Роном мы дружим со школы, мы — друзья... Не густо с захватывающими событиями, ничего интересного, — она взяла бокал, потянулась за ломтиком яблока, стакан выскользнул из рук и разбился, залив не только белоснежную скатерть, но и забрызгав свитер и джинсы Джо.

— Прости, я такая неловкая! Но зато я умею сводить пятна! Только снимай свитер сейчас, надо замыть…

— Черт! Черт-черт, — Джо без разговоров стянул свитер через голову.

Чуть выше кисти правой руки начиналась затейливая, цветная татуировка, оплетала руку, поднималась по предплечью на плечо и кончалась чуть выше ключицы, спускаясь, по-видимому, на спину.

Она так жадно всматривалась в татуировку, что смутила Джо.

— Грехи молодости, — он вытянул руку, сам рассматривая татуировку, — теперь вот приходится ходить с длинным рукавом, если надо сделать вид, что я степенный и законопослушный гражданин.

— Я сейчас… я только застираю, — Гермиона прошла в ванную и закрыла за собой дверь, вывернула кран и достала палочку, быстро очистила свитер, потом смочила его водой.

Вот значит как. Татуировка, ровно на том месте, где могла бы быть метка — у пожирателей она не исчезала, но бледнела и теряла подвижность. А там, где могли бы быть шрамы от укуса Нагайны — тоже татуировка. Вот и гадай — совпадение или нет? А она-то, расчётливо роняя стакан, рассчитывала на однозначный ответ. Что ж… Гермиона закрыла воду и вернулась в гостиную.

— Вот, отстиралось…

Джо уже переоделся в другие джинсы и простую, с коротким рукавом, футболку.

— Можно посмотреть? Татуировку?

— В закрытых школах такого не делают?

— Нет, — она подошла к нему, бросив свитер на спинку стула, дотронулась до протянутой руки кончиками пальцев. Там, где должен был быть череп со змеей, высунув язык смеялся Арлекин, его колпак с бубенчиками чуть выше обрастал розами с огромными шипами, которые в свой черед превращались в дорогу. В причудливый орнамент из языков пламени, продолжающих дорогу, вплетались птицы. Крыло одной из них, словно веер, закрывало большую часть шеи.

Гермиона провела пальцами по руке, обычно она могла даже не глядя почувствовать метку, сейчас ей не давал сосредоточиться все учащающийся пульс — то ли ее, то ли Джо. Она, не поднимая глаза, провела рукой выше и почти уже дотронулась до его шеи, когда он перехватил ее ладонь.

— Что ж ты творишь, Гермиона? — спросил он хрипло. — Я не из железа и я сказал тебе, что ты мне нравишься. Не стоит поступать так с мужчинами, которые к тебе неравнодушны. Это может быть опасно.

— Ты… — подняв на него глаза, Гермиона предпочла тут же опустить голову и уставиться на пятно сока на скатерти. — Ты не сделаешь… — она лихорадочно подыскивала правильные слова.

— Я не сделаю того, чего ты не хочешь. Вот только бы понять, чего ты хочешь на самом деле. — Он потянул ее, нежно, но сильно к себе, наклонился и поцеловал.

Нужно было его оттолкнуть, но сначала, сначала надо было убедиться в том, что на шее не было и следов от шрамов. Она высвободила руку из его цепкой хватки, погладила его по щеке, но стоило опустить руку чуть ниже, как он тут же перехватил ее и резко отстранился.

— Так кто ты, Гермиона Грейнджер? Ты действительно — та, за кого себя выдаешь? Что если, мы поедем сейчас в клинику твоих родителей? — сейчас он смотрел на нее зло и был как никогда похож на профессора Снейпа.

— А кто ты? — Гермиона выдернула руку. — Кто — ты?

— Значит, я прав… ты заявилась не просто так. Я похож на идиота, который не может сложить два и два? Случайная встреча и так удачно — мы заочно знакомы. И твоя просьба, я подозревал, что это все — не просто так. Меня сбило с толку то, что ты не попыталась сразу залезть ко мне в койку, придумала мужа. Психиатр! Кто ты? Лучше расскажи сама, пока я не отправил тебя в полицию.

— Я не врала тебе, и я действительно — Гермиона Грейнджер. Если хочешь — поедем к родителям, но объяснять — почему мы вместе — ты будешь сам. — Гермиона села на диван. — Поверь, если бы я хотела тебе навредить, я бы уже сделал это. Я друг, я хочу помочь.

— Мне не нужна помощь.

— Скажи, как тебя зовут на самом деле? Ты — не Джо Блэк, так?

Он посмотрел на нее внимательно, сел рядом. Он выглядел напуганным и потерянным.

— Возможно, я делаю самую большую ошибку в своей жизни, — вздохнул он, — вся мировая литература вопит о том, что мужчин губят женщины. Но… пусть так… — он смотрел ей в глаза, сжав губы, будто собирался броситься с высоты вниз. — Я не помню, как меня зовут на самом деле…

07.01.2017

 

Глава 5. Скольжение

 

— Я не знаю, как меня звали раньше. Ты знала меня? Поэтому подошла тогда, на улице? — он был обеспокоен и даже, кажется, немного боялся. И не думал этого скрывать.

— Мне показалось, что ты похож на одного человека. Но мы не были знакомы близко.

— А теперь?

— Теперь я не уверена, что ты — это он.

— Кем он был? — Джо встал, прошелся по комнате.

— Может быть ты расскажешь, как…

— Нет, — перебил он ее резко, — нет.

— Хорошо, — Гермиона тоже встала, подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на Лондон. — Он был моим учителем.

— Учителем? — он встал рядом. — Это точно не я. Не представляю себя в этой роли.

— Ну учителем он был так себе, если честно, — сказала Гермиона, улыбаясь, — но… — она повернулась к нему лицом. У нас в школе случилось кое-что, один… маньяк напал и… в общем, многие погибли и ученики, и учителя. Я могла бы спасти тебя… его и не спасла.

— Вот как, — он смотрел на нее задумчиво. — История, мало напоминающая правду.

— Другой нет.

— А что если, — он сжал ее подбородок, заставляя смотреть в глаза, — а что если мои криминальные дружки из прошлой жизни нашли меня и подослали тебя? Мне кажется, это более правдоподобно.

Гермиона резко высвободилась, с трудом удерживаясь от желания вмазать ему по носу изо всей силы.

— Никто меня не посылал! Да, я думала, что ты — это он, но не могла понять, почему ты меня не узнаешь!

Про магию говорить было не ко времени.

— Прости, — он снова сел на диван, сцепляя руки в замок и не глядя на нее, — прости. Я очнулся в больнице, раненый, отравленный какой-то дурью. Меня еле откачали, врач, повезло, попался въедливый, он меня с того света вытянул просто на упрямстве. Жизнь вернулась, а память — нет. Я наделся, что однажды все прояснится, но… Ни документов, ни телефона, ничего. Татуировка на руке и шрамы на шее, вот и все…

— Татуировка и шрамы, — эхом повторила Гермиона.

— Я, видимо, был удачлив до определенного момента — не было отпечатков в базе данных, никто меня не искал, или плохо искал... Потом я смылся из больницы, выживал как-то. Это длинная и достаточно унылая история…

— Я могу помочь тебе вспомнить, — Гермиона села рядом с ним, — это немного неприятно, но зато действенно.

— Нет, — он помотал головой, — если бы ты соврала мне, что в той жизни мы были вместе, я бы еще подумал, но — нет. Мой акцент говорит о том, что я вырос не в самых респектабельных районах. Меня никто не искал, значит — я был никому не нужен, татуировки и то, что я был почти что убит, тоже наводит на не очень веселые мысли. Я не хочу вспоминать.

Гермиона подозревала, что Снейп был упрям, и, видимо, Джо мог поспорить с профессором своей упертостью. Применять же Легилименс насильно она хотела меньше всего, если он — просто магл, то неизвестно, как на него, потерявшего память, подействует это заклинание, а если — профессор Снейп, потерявший каким-то образом память, то надо быть аккуратнее вдвойне.

— Хорошо, — она встала и направилась к двери. — Наверное, нам не стоит больше встречаться?

— Ты мне не перестанешь нравиться, даже если ко мне внезапно вернется память… И я буду ждать тебя, ну например — через два дня, тут, как обычно в одиннадцать. Ты придешь?

Стоило приходить? Была ли возможность — не приходить, когда уверенность в том, что перед нею чудом спасшийся Снейп — росла?

— Я приду, — сказала она, с печалью замечая, как просветлело его лицо.

Дома, наскоро перекусив и заставив посуду мыться самостоятельно, а белье — стираться, Гермиона села за обеденный стол и вязла чистую тетрадку из стопки таких же. Написала на обложке: «Джо Блэк (Северус Снейп???)» и несколькими пассами волшебной палочки зачаровала тетрадь так, чтобы никто, кроме нее, ее прочитать не смог. Обычная практика, Белинда приучила — частная жизнь пациента свята.

Надо было записать все, что она знала на сегодня, но Гермиона медлила, составляя в голове примерный план. Ей не хотелось признаваться себе: она не хотела писать об этой истории сухим языком историй болезней. «Пациент Дж.Блэк рассказал, что не помнит никаких событий, которые предшествовали его ранению. Он не помнит никаких значимых событий своей жизни. Отказывается верить в магию. Привычки значительно отличаются от привычек С.Снейпа…» От таких фраз Гермиону передергивало. Она закрыла тетрадь и отложила ее в сторону. Она успеет еще записать…

Гермиона прошла по дому, взмахивая палочкой, словно дирижируя оркестром. Она наводила порядок: отправила грязные вещи в стирку, расставила по местам разбросанные книги, поменяла белье в спальне на хрустяще-свежее. Она распахнула все окна, впуская в дом теплый ветер, смешанный с ароматом азалий, цветущих в саду. Метелка следовала за ней по пятам, аккуратно заметая в скользящий следом совок мусор. Через полчаса дом засиял чистотой и не осталось уловок, которые бы позволили не возвращаться к истории болезни Джо.

Открывая тетрадь Гермиона спросила себя, хотела бы она, чтобы Джо оказался Снейпом, но отвечать не стала. Не важно — Снейп он или нет, теперь ее обязанностью было максимально быстро разобраться с ситуацией и передать ее (и Джо тоже) тем, кто был более компетентен.

Она стала быстро писать:

Джо Блэк (Северус Снейп?) потеря памяти. Если предположить, что Дж.Б. — магл, то возможно, диагноз поставлен верно — диссоциативная фуга. Однако, наблюдался спонтанный выброс магии (поймал упавшую бутылку, при этом остальные предметы, находящиеся рядом спонтанно левитировались Дж.Б. Есть вероятность (внешнее сходство, спонтанная магия), что Джо Блэк — Северус Снейп, считающийся до настоящего времени умершим в 1998 году. Возможно, использовав порт-ключ (?), он перенесся в магловский Лондон, в больницу, однако комплекс причин (яд Нагайны, плюс медицинская магловская, а не магическая помощь, плюс окклюменция) привели к тому, что воспоминания оказались заблокированы.

Однако, как и при магловской диссоциативной фуге, первоначальная личность оказалась полностью поглощена новой.

Гермиона отложила в сторону перо. Надо было описать, максимально подробно, все встречи, но ей не хотелось не только описывать, даже вспоминать, как она вела пальцем по его руке, как он перехватил ее ладонь, как одновременно угрожающе и беспомощно потребовал остановиться. Было ли в Джо хоть что-то от Снейпа? Гермиона не слишком хорошо помнила нелюбимого гриффиндорцами профессора, ни разу в школьные годы не рассматривала его пристально и уж тем более не задумывалась о том, каков он вне школьных стен, наедине с женщиной. Даже сейчас, только недавно расставшись с Джо, она не могла представить Снейпа в роли соблазнителя. Сколько бы разумных доводов не приводила она сама себе за то, что Джо может быть Снейпом, Гермиона не могла в это поверить. Потому что — ну не мог ей понравиться Снейп, никак не мог!

Снейп был конечно гениальным волшебником (по некоторым данным — останься жив, считался бы самым сильным), выдающимся зельеваром и настоящим героем, но при этом он был желчным, злобным и, что было тоже важно — неопрятным. Он бы мог быть сто раз некрасивым, но что мешало ему быть аккуратным? Или это вечная нехватка времени и сил? Тяжелое детство, когда просто никто не научил следить за собой, юность, когда все усилия на этом поприще кажутся напрасными? Ну а потом, в относительно тихие, спокойные времена? Привычка? Видимо, теперь Джо отдувался за все годы неопрятности: он был даже чересчур аккуратным и брезгливым чистюлей. Снейп, как мужчина, не понравился бы ей никогда, но Джо… Мог ли Снейп так смешить, быть таким предупредительным и веселым, мог очаровывать, откровенно заявляя о своей симпатии? Были ли он так умел в приготовлении зелий, как Джо — в приготовлении соусов, так же было бы интересно наблюдать за тем, как он разделывает ингредиенты для Веритасерума, как Джо — свеклу для салата? Было ли в Снейпе хоть что-то привлекательное? Гермиона не знала и знать не хотела, потому что ей нравился Джо. Оставалось только повторять себе, что от искренней симпатии до более глубоких чувств — пропасть.

Гермиона не стала писать дневник наблюдений, ругая себя за малодушие и обещая исправиться, прямо завтра. Но следующий день оказался тяжелее обычного: в Лютном, прямо посреди улицы, какой-то последователь дела Наземникуса умудрился устроить взрыв. От незадачливого торговца краденым даже и мизинца не осталось, погибших кроме него не было, но взрывом зацепило многих.

— Когда же наведут порядок и Лютный навсегда исчезнет? — один из целителей с трудом оторвал от скамейки вцепившегося в неё волшебника, тот смотрел на мир расфокусированным взором и ни за что не хотел покидать своего места. — Вот что с ним такое?

— Никогда Лютный не исчезнет, — Белинда подошла к несчастному, пару раз повела над его головой палочкой. — Вас что, не учили диагностику проводить? Что не ясно?

Целитель кивнул и занялся лечением прямо на месте.

Через пару часов «тяжелые» были отправлены в нужные отделения, большинство — в отделение Белинды Кэррол, остальные отпущены по домам, с обязательством прийти на повторный осмотр.

— А публика та еще, — заметила Белинда, когда она и Гермиона вместе возвращались на отделение, — ты заметила того, рябого? Ему бы у нас полежать, но как прытко он смылся, как только полегчало.

— Вельмина Вайс, белокурая, такая пышечка… У нее проблемы с памятью?

— Надеюсь, это ненадолго. «Приближение» должно помочь.

«Приближение» было зельем, появившееся случайно, в ходе наблюдения и лечения Алисы. Гермиона вздохнула. Надо было назвать зелье именем Алисы, но тогда это казалось ненужным. А теперь было поздно что-то менять.

— Ты все еще ходишь унылая, — Белинда резко остановилась, — вздыхаешь. На тебя это не похоже. И ты пропустила две супервизии. Не говори, что ты была загружена. Супервизиия — часть твоей работы. Я жду тебя сегодня в семь вечера.

 

У кабинета Белинды Гермиона остановилась, чтобы собраться с духом. Надо же, еще недавно она шла на супервизию точно зная, что после ей станет легче, а вопросы, которые тяготили, найдут свое решение. Сегодня идти к Белинде не хотелось: из-за Алисы, из-за Джо и из-за тех чувств, которые вызывали в ней обе истории.

Белинда, посмотрев на стоявшую на пороге Гермиону, кивнула в сторону удобного кресла (специально трансформированного из стула) и встала, чтобы заварить чай. Белинда готовила чай только сама, на небольшой спиртовке стоял стеклянный чайничек, в котором уже закипала вода, рядом располагалась шкатулка с заваркой. Шкатулка была волшебной: в зависимости оттого, кто ее открывал, в ней менялся сорт чая. Гермионе сегодня попался Ройбуш, кисловато-сладкий, с успокаивающий ароматом. Чаинки танцевали, складываясь в рисунок и будя сожаления о том, что она не верит в предсказания.

— Мы можем сидеть хоть до полуночи, Гермиона, но я все-таки таю надежду оказаться дома еще сегодня. Итак. Алиса Лонгботтом. Мне кажется, эта ситуация снова требует разбора. И я надеюсь, ты сама сможешь мне показать, где твое поведение было непрофессиональным, а вместе мы разберемся с тем, почему так случилось.

Подумать только, раньше такая привычка Белинды тут же обозначать болевые точки и намечать план по решению вопросов восхищала Гермиону, но сегодня она поучаствовала только глухое раздражение.

— Может быть, ты просто устала? Не стоит гореть на работе, никому на пользу такое горение не идет… — Белинда заговорила чуть мягче.

— Я виновата в том, что случилось с Алисой. Я взялась и у меня не вышло. Надо было проявить больше старания, больше… нельзя было отвлекаться на другое!

— На что?

— Это личное, — Гермиона спокойно встретила сканирующий взгляд Белинды. — Это не только моя тайна. Я расскажу, но потом…

— Что же мне делать с тобой, Гермиона? — Белинда смотрела на нее без осуждения, скорее сочувственно и если бы Гермиона не знала, какой жесткой она может быть, ни за чтобы не поверила, столько теплоты было в ее голубых глазах.

— Я понимаю, что последнее время я вела себя не совсем правильно. Но я подумала об этом и обещаю не взваливать на себя больше, чем могу потянуть. И я обещаю, что в стенах клиники буду вести себя… профессионально и… корректно.

— Тебе тут тесно, Гермиона. Тебе кажется, что мелкие задачи — не для тебя? Возможно, так и есть. Ты мне очень напоминаешь одну девушку, которая… которая когда-то считала так же, но и из нее вышел толк. Я верю в то, что ты сможешь найти баланс и я помогу тебе. Я сейчас тоже веду себя не совсем правильно, — Белинда отпила из чашки. — Но давай прекратим это и все же проведем супервизию. Итак, начнем сначала…

И все же Гермиона решила не рассказывать о Джо, боясь, что Белинда убедит ее как минимум познакомить их. Нет, для этого было еще рано.

Прощаясь на пороге клиники, Гермиона, как бы невзначай спросила Белинду:

— Что бывает, если маг потеряет память где-нибудь, где никто его не знает? Никто не сможет помочь, в смысле— не будет магической помощи.

— Не сталкивалась с такими случаями, — Белинда с интересом посмотрела на Гермиону. — Могу только предположить. Потерявший память маг будет думать, что он обычный человек. Но в определенных ситуациях, если случится что-то, то, скорее всего, будет спонтанный выброс такой силы, что убьет мага. Зависит от того, насколько сильным был маг, почему потерял память. Если способности незначительные, то может и жив будет, а окружающие решат, что он..., — Белинда прищелкнула пальцами, вспоминая нужное слово, — экстрасенс. В средневековье бы могли и сжечь. Впрочем, все это — почти голая теория.

— Спасибо, — Гермиона задумалась и едва кивнула в ответ на слова прощания Белинды. Она еще пару минут постояла в переулке, после чего аппарировала к дому.

"Неизвестно, — думала она, — что проще, научить Джо магии ли вернуть ему память. А главное — что лучше для него?"

Через несколько дней она аппарировала на задний двор дома, в котором жил Джо. Огляделась и вышла на улицу, где сразу же заметила его. Джо ждал ее у подъезда, подняв воротник пиджака и сдвинув солнечные очки на лоб, и выглядел немного нелепым и — Мерлин помоги — милым.

— Хочу гулять. День классный, не сидеть же нам все время дома? И суп ты не любишь, а поэтому — к черту суп, — он протянул ей руку. — Привет?

— Привет.

Не выпуская ее руки он пошел вдоль по улице.

— Ты же не возражаешь? Или, — он резко остановился, — ты боишься, что нас увидят вместе?

— Все в порядке. Я с радостью погуляю, — ответила она, но стоило ему отвлечься на звонок мобильного, как Гермиона тут же наложила на них чары, рассеивающие постороннее внимание.

— Я покажу тебе мой Лондон. Нет, вру, это только часть моего Лондона. Ты хотела, чтобы я рассказал о себе? Что ж…

Они зашагали рядом, встречная толпа разделила их — Гермиона пришлось пропускать степенных матрон, и тогда Джо поймал ее, приобнял за плечи, так легко и спокойно вламываясь в ее личные границы, как когда-то Снейп в сознание Гарри. Он сразу заговорил, не давая ей времени возразить, держал крепко, не давая вывернуться, а ей, по правде говоря, не очень-то и хотелось. Он был друг, просто друг и только друг, особенно если не вспоминать про случайный поцелуй.

Они шагали в такт по улицам, и он рассказывал ей о Лондоне, о том, как узнавал этот город — возможно заново, а может быть — впервые. Он рассказывал, как ходил по этим улицам, как несколько раз заблудился, как не мог понять равнодушия прохожих, не замечавших красоту, среди которой они жили.

Он завел ее в маленький магазин — сама бы она его никогда и не заметила. В нем торговали индийскими товарами, в том числе специями. Джо растирал между пальцами кумин и рассказывал, как познакомился с хозяином этой лавочки, а тот уже спешил к ним с небольшим подносом, на котором стояли чашки с самым вкусным в мире чаем.

И дальше, дальше, дальше.

Они запрыгнули на площадку туристического автобуса, поднялись наверх. Ветер растрепал ее прическу, он отвел волосы от ее лица и посмотрел так серьезно, что у нее дух захватило. Это переходило все границы и следовало это все остановить.

— Джо, что ты делаешь? — спросила она тихо.

— Рассказываю о себе, — он пожал плечами, пряча глаза за темными очками, — я решил, что не буду от тебя ничего скрывать. Кто бы ты не была и чем бы это для меня не кончилось. Понадеюсь на удачу. Смотри-смотри, сейчас будет отличный вид…

Он видел красоту деталей и Гермиона стала понимать, почему он ходил в небольшую галерею, где и началось их знакомство. Ему нравилось искать необычное в обычном, его душа жаждала волшебства и магии, чего-то удивительного, мистического, как бы он не пытался убедить себя в обратном…

— А ты расскажешь о себе? — они опять шли пешком, вдоль Темзы.

— В другой раз. Джо… подумай о том, чтобы все-таки попытаться вспомнить свое прошлое. Если это диссоциативная фуга, то однажды ты проснешься и не поймешь где ты и как ты тут оказался, забудешь все, что было за эти годы, и не вспомнишь об мне. Если ты читал, то знаешь, конец стадии фуги означает стирание всех воспоминаний новой личности, наряду с восстановлением прежней личности. Если ты только захочешь, я помогу тебе сохранить воспоминания о том, что было… что было все эти годы.

Он смотрел на нее, хмурясь.

— Я прочитал про фугу все, что возможно, и решил, что у меня что-то другое. Я не уезжал, хотя... черт его знает. Я привык думать, что та жизнь кончилась навсегда и теперь у меня — иная жизнь.

— Если бы я могла оставить все как есть, я бы оставила, — сказа она серьезно, — но так нельзя. Это опасно и для тебя.

— Опасно?

— Плохо, нехорошо.

— Что ты знаешь обо мне такого, чего не хочешь говорить? Мне не верится, что дело только в том, что однажды фуга внезапно закончится, хотя мне лестно было бы думать, что ты боишься стать для меня никем. Но я так не думаю. Дело в другом. Я все-таки не был твоим учителем? Было что-то иное, так? Я прав?

— Нет, ты был учителем и я бы подумать не помогла, что однажды буду гулять с тобой вот так, как сейчас. Ты не совсем обычный человек. У тебя есть способности…

— Сейчас ты мне скажешь, что мир полон людей Икс и я один из них? — он поморщился.

— Люди Икс? Это кто?

— О, боги, ты что, фильмы совсем не смотришь? Ты кроме работы что-то видишь?

— Очень редко и очень мало. Не уводи тему в сторону, я все равно…

— Тогда… я не понимаю. Зачем ты пришла сегодня? — он снова резко остановился и снова резко опустил очки на глаза. — Зачем? Если я тебе не нравлюсь, то для чего ты приходишь? Только из-за того, твоего учителя? В нем все дело, но ты говорила, что вы не были ни близки, ни дружны. Загладить вину перед почти чужим человеком?

— Мои друзья да и я… мы были несправедливы к нему, правда, и мы не знали всего и…

— Это неважно теперь. Его нет, я — не он в любом случае, даже если по какому-то фантастическому стечению обстоятельств был им когда-то. Я не хочу возвращаться в ту жизнь.

— Неужели тебе не интересно — кем ты был, каким бы был? Какой была твоя жизнь?

— Я был счастлив?

— Я не знаю…

— Да ладно, Гермиона. Был?

— Я не могу судить.

— Значит не был. Семья? Любимая женщина? Лучшая в мире работа? Хотя ты говорила — учитель, ужас просто. Что было там такого, ради чего стоило бы туда возвращаться?

— Это очень сложно объяснить и не здесь, посреди улицы.

— Значит, у меня есть шанс увидеть тебя снова. Давай сегодня не будем о моей памяти. Я чертовски проголодался. Тут рядом есть итальянский ресторан. Никогда никому бы не признался, но тебе можно — там отличная паста. Пойдем?

Если бы не то, что он — возможно — Снейп, если бы не то, что он может быть опасен для себя и окружающих, если бы не Рон, которого она любит, если бы… Если бы они встретились в иных обстоятельствах, что было бы тогда? Он же не мог ей нравиться, не мог и все же — он ей нравился.

Просто нравился, как нравились многие мужчины. В это же не было ничего угрожающего для ее брака. Симпатия — одно, любовь — совсем иное. Симпатия необходима для того, чтобы общение было приятным, но слишком много ее надо, чтобы она переросла в любовь. И уж точно это не случится со Снейпом. К этому нет никаких предпосылок. А то, что она думала о нем часто, объяснялось просто: он ее пациент, пусть пока сам об этом не знает…

Права Белинда, нельзя уходить в работу с головой.

Если бы он был просто Джо Блэком! Вот если бы он был просто Джо.

Она размышляла об этом, сидя в ординаторской и делая записи в документах для выписки, рассеяно скользила глазами по страницам, перечитывала по нескольку раз. Ей казалось, что в воздухе до сих пор витает запах базилика и фоном звучит тихая грустная песня на итальянском. Гермиона захлопнула очередную историю болезни и уронила голову на руки.

Надо было уйти сразу, не позволять ему снова вести ее за собой, снова бродить с ним по улицам. И нельзя было позволять ему снова целовать ее. Они уже попрощались, договорившись что Гермиона позвонит на днях, он задержал ее руку в своей, а потом коснулся губами ее губ. Легко, почти случайно.

— Тебя не смущает, что я — замужем?

— А тебя? Ты приносила клятвы верности, не я. Тебе и решать — выполнять их или нарушать.

— Я люблю Рона.

Он развернулся к ней, упираясь в стену так, чтобы не дать ей ускользнуть. Пристальный, почти немигающий взгляд завораживал, ей снова почудилось — он врет, он все помнит и сейчас произнесет: "Легилименс!" и узнает все ее тайны. Гермиона отвела взгляд.

— Ты так настойчиво пытаешься вернуть мне воспоминания. Зачем? Что тебе надо от меня, Гермиона? Или кому-то другому? Что такого важного я должен вспомнить?

— Я хочу помочь тебе как другу. Можешь считать, что я дура, но я верю в дружбу между женщиной и мужчиной. У меня есть друг, он...

— Да, — он прижал пальцы к ее губам и у нее перехватило дыхание от этого интимного жеста больше, чем от поцелуя. — Конечно дружба между женщиной и мужчиной возможна, но я сказал — дружба между нами. Между мной и тобой. Ты действительно веришь в это?

Она вполне владела собой, своими эмоциями, но тело ее предавало. Сердце колотилось так громко, что его было слышно, наверное, на соседней улице. Горло пересохло, а колени подгибались. Если бы он не стоял так близко, она бы наплевала на все и аппарировала прямо у него под носом и пусть будет, что будет. И все же она не решалась пошевелиться — любое, даже незначительное движение, уменьшило бы и так минимальное расстояние между ними. Воздух вибрировал, загустевал вокруг них, становился горячее и суше. Гермиона слышала, как хрустят ветки над ее головой: будто дерево в ужасе пыталось отодвинуться от них.

— Отпусти меня, Джо, — голос звучал неестественно высоко. Мерлин, да что ж такое! Как взять себя в руки?

— Не я тебя держу, Гермиона, — он оттолкнулся от стены и сложил руки на груди. А вот ехидная улыбка— знакома, разве что злобы в ней меньше, чем в школе. И стоило ему отодвинуться от нее, как все встало на места: утих ветер, пропала жара и дерево с едва заметным шелестом опустило свои ветви…

Надо было что-то сказать, обидное, хлесткое, сломать ход беседы, надо было сделать хоть что-то!

— Я же тебе не нужна. Тебе просто надо поставить галочку в каком-то своем длинном списке? Модный шеф-повар, завидный холостяк, мечта девушек и вдруг встретил отказ? Ты хочешь уложить меня в койку просто ради спортивного интереса?

Он рассмеялся:

— Списки? Никто и ничто не зставит меня общаться с женщиной, если она мне не нравится. Я всегда говорю прямо, я ненавижу эти пиздострадания и попытки обмануть себя. Ты мне нравишься и это все.

— Ну что за глупости, — вот теперь она действительно рассердилась.

— Хорошо, — он рассмеялся, — я влюбился в тебя.

— Еще лучше! Чтобы влюбиться, сперва надо узнать человека и…

— Ты же так не считаешь, правда? Не прячься за банальностями. Когда влюбляешься, тогда и хочется узнать человека лучше, иначе не бывает, хотя… ты у нас психиатр, тебе виднее.

— Ну что ты нашел интересного во мне?

— Может быть, мне интересно, почему запах твоих волос напоминает о Рождестве? Мне интересно — какого цвета твои глаза в сумраке осени. Они у тебя меняют цвет, ты знаешь? И почему, когда ты грустишь или сердишься, как сейчас, то все равно кажется — ты вот-вот улыбнешься. Мне интересно это и еще много чего, — он легонько коснулся пальцем ее лба. — И мне интересно о чем ты думаешь и что чувствуешь, как без этого?

— Послушай, Джо, — она стала говорить с ним, как с ничего не понимающем с первого раза Локхартом, — мы взрослые люди, так? И мы вполне можем остаться в рамках дружеских отношений, потому что…

— О, боги! Ты будто в своей клинике! Все проще. Просто давай проведем эксперимент, — он резко развернулся, поймал ее подбородок пальцами, дернул вверх. И снова взгляд глаза в глаза. — Один поцелуй. А потом решим, что делать. Возможно, мне после твоих слов уже и не понравится и вот тогда-то мы будем дружить.

Она даже не успела кивнуть или оттолкнуть его.

Как же хорошо, как правильно это было! Это был поцелуй, который мог заменить собой все — еду, сон, отдых и, кажется, даже воздух, его хотелось длить и длить до бесконечности. Джо тихо застонал, резко прерывая поцелуй:

— И ты предлагаешь мне дружить? Мне не восемнадцать и я был уверен, что с легкостью контролирую свое тело, но, черт возьми, не с тобой. — Он положил руку ей на затылок, прижался лбом к ее лбу. Его дыхание было тяжелым, таким же, как у нее. — Ну! Значит дружба? Отвечай!

Да. Дружба. Не более того. Она скажет ему это, но сейчас... Сейчас она не хотела говорить ни о чем. Один поцелуй. Еще всего один, ей хватит этого впрок, хватит, чтобы не сожалеть.

Она провела ладонью по его лицу от виска к подбородку, изумляясь, до чего трясутся у нее руки, и сама поцеловала его.

Он вжимал ее в стену, словно хотел слиться с ней воедино, вобрать ее, чтобы не приходилось расставаться.

— Нет, нет. Нет, — она вывернулась из его объятий, сорвалась с места, завернула за угол, не позволяя себе оглянуться и, убедившись, что на улице никого нет, аппарировала.

Зря она все это затеяла. И зря продолжала. Жаль, даже маховик времени не поможет ничего исправить, а как было бы заманчиво отмотать время обратно и никогда не узнавать, что есть такой — Джо Блэк. Никакой это не Снейп! Еще ни разу так отчетливо не было видно — Джо совсем, совсем другой! Он один из миллиона простых людей. Никаких мук совести за убийства, за то, что все равно не в силах был изменить. Он так органично вписан в этот мир, а теперь — тащить его в магический? Мерлин, помоги! Скажет ли он ей спасибо? Не возненавидит ли и не разойдутся ли их дороги? Хотя... они конечно же должны разойтись, так должно быть в любом случае, даже если он все-таки — не Снейп. Тогда, выходит, она создаст ему кучу проблем и оставит в магловском мире? Но его выбросы магии — как ними быть? Но у нее своя жизнь, у него — будет своя, та, которую он выберет. И, наверное, они смогут встречаться, как друзья, если он ее не убьет за все то, что она сделала.

Гермиона закрыла глаза, с ужасом понимая, что она не переживет, если им придется расстаться навсегда.

25.01.2017

 

Глава 6. Старые друзья

 

Рон пришел домой через пятнадцать минут после нее и выглядел, несмотря на поздний вечер, вполне бодрым и веселым.

— О, привет, привет, а я думал — успею раньше, — он вытащил из-за пазухи букетик нежно-розовых цветов. — Хотел тебя порадовать, что-то ты в последнее время совсем кислая.

— Спасибо, — она взяла цветы и выдавила из себя улыбку.

— Не нравится? — Рон погрустнел.

— Что ты! Мне очень нравится… ох, Рон! — она обняла его со всей нежностью, на которую была способна.

— Ты что, милая, опять на работе что-то случилось? — он легко подхватил ее на руки и отнес на диванчик. Зажег Инсендио огонь в камине, отправил цветы в вазу, спохватившись, наполнил ее водой с помощью Агуаменти.

Он шептал ей нежности и глупости, он водил пальцами, едва ощутимо, по коже между поясом юбки и футболкой, он замолкал, только чтобы поцеловать ее — в висок или в щеку, в уголок губ, больше успокаивая, чем соблазняя.

— Не надо, Рон. Только не сегодня, пожалуйста, у меня… я, похоже, заболела. День был — ужас, и вчера, и сегодня. Я лягу пораньше, а завтра… завтра все будет иначе, все будет… хорошо.

Она сбежала, стараясь не вспоминать ошарашенное лицо Рона. Никогда раньше между ними не случалось такого. Бывали и ссоры, когда Рон хлопал дверью и уходил к Гарри за дружеской поддержкой; бывало, когда она сама жаловалась Джинни, что Рон абсолютно невыносим и жить с ним вместе невозможно. Всякое бывало, но всегда, как бы они не ссорились, между ними не было неловкости, оба знали, уж она-то точно, что все эти ссоры — как перец в супе, разжуешь, поморщишься и забудешь. Но никогда раньше не было такого, чтобы один сбегал от другого, не рассказав о своих печалях, не поделившись, сбегал в момент нежности, сбегал, потому что стыдился.

А Гермиона стыдилась, и, моя руки, остервенело и раздраженно, она не смотрела в зеркало над раковиной, боясь себе в глаза взглянуть. Мысли о Джо затопляли ее — медленно и тягуче. Она чувствовала себя лодкой, идущей ко дну. И ладно бы это было сексуальное влечение, с этим она бы справилась, но это было чем-то иным, ядом с отсроченным действием. Вроде еще — все в порядке, все как было вчера и позавчера, но отчего-то начинает ныть сердце в предчувствии беды… Гермиона умылась, собралась с духом и мысленно отчитала себя за истерику.

Она вернулась обратно. Рон на кухне с хмурым видом наблюдал, как закипает чайник. Гермиона подошла сзади и обняла его, он положил свою ладонь поверх ее.

— Ты самый лучший, — проговорила она ему в спину.

— Что мы делаем не так? Много работаем? Надо как-то снизить скорость? Я не сержусь, просто… обидно, что ли.

— Пойдем, поваляемся, — она выключила пыхтящий чайник, взяла Рона за руку и потянула за собой, в спальню.

Нокс.

Свет погас, в темноте, закрыв глаза, было проще отдаться на волю ощущений, было проще не думать, совсем не думать. И в какой-то миг возбуждение, наконец-то, пересилило, и образы, мельтешащие перед внутренним взором, превратились в яркий узор, чтобы через мгновение разбиться и слиться с темнотой.

Утром, собираясь на работу, Рон счастливо насвистывал магловский хит «Тохiс».

— Давай соберем в субботу всех наших? А то видимся теперь на день победы, на похоронах и свадьбах.

— Это называется — взрослая жизнь, все заняты. — Гермиона встала рядом с мужем. — Застегни цепочку.

— Мы волшебники или где? В наших силах сделать жизнь веселее. Так что ты думаешь? Готовить не будем, все равно Кричер нагрузит Джинни под завязку. О, можно пиццу заказать! Завяжи мне этот проклятущий галстук!

— Пицца — это прекрасно. А по какому случаю такая официальность?

— Я рассказывал, провожаем на пенсию старого маразматика Прегора, будет сам министр. Заместитель главы аврората, это тебе не просто так, хотя толку от него меньше, чем от стула… — Рон накинул парадную мантию. — Так собираем наших?

— Я поговорю с Джинни и попрошу ее организовать.

— Отличная идея, а то сестренка явно не знает, куда себя деть.

— Ну да, сидеть с ребенком — это так легко и просто, — проворчала Гермиона, вызывая Джинни через каминную сеть.

Джинни с радостью откликнулась на предложение, пообещав разослать письма и согласовать удобное время, напоследок спросив:

— Ты куда пропала? Не заходишь.

— Очень много работы, — Гермиона отвела глаза. Джинни обладала неимоверной интуицией, скрывать что-либо от нее было почти невозможно, а Гермиона не хотела сейчас делиться откровениями на тему Блэка, который может оказаться Снейпом.

— Работа, ну-ну, — Джинни нахмурилась. — Если что, ты знаешь, я тебя поддержу и помогу всем, чем смогу.

— Спасибо, Джинни, ну… мне пора? — и Гермиона с облегчением прервала общение.

Блэк. Мерлин его дери! Он проникал в ее жизнь, был незримо рядом, все время заставляя думать о себе, переживать, размышлять, анализировать. Дьявольские силки! О чем бы она ни думала, что бы она ни делала, все оборачивалось мыслями о нем.

Ей просто надо было выдержать паузу, пока ее состояние не станет стабильным и нормальным. Стабильно-нормальным. И еще она собиралась снова засесть в больничной библиотеке и найти всю возможную информацию по потере памяти у магов. Вот только тогда, вернув себе душевный покой и вооружившись знаниями, она и позвонит Джо Блэку.

Тоска и правда отпускала, понемногу, по чуть-чуть, и Гермиона уверилась, что ее симпатия, ее тяга к Джо была чем-то сродни гриппу. Хватит недели, ну пусть двух, чтобы излечиться от этого полностью. К субботе она, похоже, оправилась совсем.

В доме давно не было так шумно и весело. Гермиона стояла в проеме, отделяющем кухню от гостиной и смотрела, как Джордж, Джинни и Рон играют в «Дартс». Джинни вела с разгромным счетом, парни то и дело громко возмущались, подозревая Джинни в мухлеже и взывали к общественности, но общественность не реагировала. Гарри болтал о чем-то с Невиллом; Луна со своим женихом, Рольфом, наперебой уговаривали Ханну ехать с ними в экспедицию за новыми животными для Запретного леса… На Гермиону накатила волна счастья, она уже стала забывать, как это бывает, когда тебе просто хорошо, когда можно расслабиться и не думать ни о каких проблемах.

— У нас осталось магловское пиво? — Рон протиснулся мимо нее в кухню.

— И пиво, и пицца, все под чарами, одно — чтобы не нагрелось, другое — чтобы не остыло. Сними и потом наложи обратно.

— Угу, потом? — Рон взял в одну руку стопку коробок с пиццей, в другую — несколько бутылок с пивом.

— О, Мерлин, — Гермиона помогла мужу, отлевитировав бутылки на стол, следом чинно пролетела пицца.

— Да, точно, можно и так! — Рон схватил еще пару бутылок. — Эй, давайте посидим все вместе. Кто еще не пил пиво "Хайнекен", налетайте. Это надо попробовать!

Беседа скакала с одного на другое, то и дело взрываясь смехом. Джордж сыпал шутками, которые тут ж подхватывал Рон. Он все время старался заполнить брешь, зияющую рядом с Джорджем после смерти Фреда, но не получалось, и Гермиона порой испытывала совершенно неоправданную неловкость. И все же, несмотря на не всегда удачные шутки Рона, на неразговорчивость спутника Луны, на грусть в глазах Невилла, вечер удался. Им было хорошо всем вместе и Гермиона вскользь подумала, что ни Джо, ни Снейпу здесь места нет.

Уже уходя, Луна взяла Гермиону за руку и сказала, склонившись к самому уху.

— Ты в опасности. Вокруг твоей головы сегодня вечером кружат мозгошмыги. Я бы не советовала тебе так глубоко задумываться, а то не успеешь оглянуться, и твои мысли — тебе не принадлежат.

— Ты не представляешь, как я этого боюсь, — вполне серьезно ответила подруге Гермиона. — Я буду осторожна…

На следующий день к ней в больницу зашел Гарри.

— Ты по служебным делам?

— Нет, просто соскучился.

— Не ври, мы виделись вчера.

— Это не считается. Давай перекусим, позавтракать не успел.

— Как и Рон. Подожди, я предупрежу…

Они прямиком направились в кафе, находящееся неподалеку. Хозяин, выполнявший заодно и роль бармена, был сквибом и умело разводил поток волшебников из Мунго и случайно забредших к нему маглов по разным залам. Гермиона села за свой любимый столик, стоявший почти что в углу. Уж если она и выбиралась из больницы, выпить чашку кофе и подумать, то хотела делать это, обычно, в одиночестве, а не с шумной компанией коллег.

Гарри заказал жаркое из баранины, Гермиона — салат. Беседа текла ровно, как и бывает у старых друзей — о работе, о семье, о том, что всего не успеть, что хочется в отпуск и неплохо б отвезти Джеймса на море, что бабушки — балуют детей, что надо прочесть уйму всего, но где — опять же — взять на это время?

Гермиона ждала расспросов, но Гарри болтал о том о сем, не делая попыток выйти на какую-нибудь скользкую тему и не задавая дурацких вопросов: «Как там дела у тебя с Роном?» Уже прощаясь рядом с Мунго, Гарри трансформировал валяющуюся старую картонную коробку в подобие скамейки, присел на нее, приглашая Гермиону сделать то же самое.

— Я тороплюсь, Гарри.

— Всего минуту, а потом опять — в бой.

Они сели, как бывало когда-то давным-давно, спина к спине.

— У тебя бывает, что… ну… будто мы — лишние тут? — спросил он деланно спокойно. — Я сам себе иногда не верю, когда серьёзно рассуждаю о чем-либо. Все как будто ненастоящее… Нет, все хорошо, но просто иногда ощущение, что я занят не тем, что я что-то важное упускаю. Не знаю, что, может, где-то новый темный Лорд, а с ним никто не сражается, пока я занят всякой ерундой.

— Комплекс спасителя. У меня то же самое. Даже работа не помогает, — в тон ему ответила Гермиона.

— Но это пройдет?

Раньше бы она ему уверенно ответила, что — да, надо только постараться, что еще немного и они научатся жить в мирное время и перестанут бросаться спасать всех и вся, просто потому что не могут иначе.

— Я не знаю, — сказала она ему сегодня.

И что она могла ответить еще, после истории с Джо?

Сидение в библиотеке приносило только крохи новых знаний по интересующей Гермиону теме. Ей все время казалось, что она упускает что-то важное, что-то лежащее чуть ли не на поверхности.

Слова Белинды о том, что ей не хотелось бы видеть Гермиону пациенткой, уже не казались шуткой. Гермионе казалось, что она сваливается в безумие. Всегда, в любых обстоятельствах она знала, что может положиться на свой разум, на логику, отыскать смысл, взвесить и принять правильное решение. Несмотря на презрение к Предсказаниям, она видела свою дорогу жизни на много лет вперед: за свадьбой — карьера, потом дети, обязательно двое: мальчик и девочка, умненькие и веселые. И снова работа, научная деятельность и почетное положение в обществе... Она не боялась трудностей и полагала, что, зная, «что такое хорошо и что такое плохо», она всегда сможет сделать правильный выбор. Она всегда была верна себе и своим принципам. Даже страдая от неразделенной любви к Рону (Мерлин, это было жизнь назад!), она знала, что все устроится правильно, так, как надо. Вот удивилась бы Трелони, если бы Гермиона призналась, что знает, видит — им с Роном суждено быть вместе. Их любовь вызревала медленно, не торопясь. Она брала свое начало из дружбы, укреплялась совместными приключениями, подпитывалась их ревностью, закалялась разлуками. Их свадьба была настолько же предрешена, насколько может быть предрешен восход солнца каждый день. Это было естественным и разумным, в этом была логика и смысл. В отношении к Джо ни логики, ни смысла не было, и Гермиона тонула без привычных опор, захлебываясь непонятными, бессмысленными чувствами, которые словно принадлежали кому-то другому, не ей. Несколько раз она была готова аппарировать к его ресторану или квартире, просто чтобы увериться — с ним все в порядке, и каждый раз одергивала себя, читая мысленно длинную отповедь. Она — целитель, она — профессионал и она, фестрал задери, любит Рона!

Прошло около двух недель с последней встречи с Джо, когда в одной из стопок книг, отложенных для изучения, Гермионе попалась небольшая брошюра Ньюта Скамандера «Обскуры, обскурии и причины их появления. Теория и практика». Некоторые истории болезни были толще этой книжечки. Гермиона открыла брошюру и начала читать.

«…видимо, во многом на рост обскурии влияет появление рядом с обскуром волшебника с высоким или хотя бы средним магическим потенциалом. Все изученные мной случаи свидетельствуют о том, что проявляться спонтанная (темная) магия начинает после нескольких контактов носителя обскурии с магами. Возможно, я стал причиной смерти той девочки….»

Гермиона прикрыла рот рукой. Мерлин всемогущий…

«…опасность, угроза жизни, насилие и прочие травмирующие факторы ускоряют выход обскурии из-под контроля (или заставляют личность мага слиться с обскурией и передать ей власть над собой)…»

«…взрослые маги не бывают обскурами по ряду причин: во-первых, в наше время ребенку с явными способностями, который по той или иной причине не был обучен, тяжело избежать травмирующих событий и обскурия быстро набирает силу. Это приводит к гибели юного мага. Во-вторых, взрослые волшебники чаще всего обучены и знают, как совладать с силой, дарованной им. Обучение магии — это в первую очередь обучение контролю над своей силой… Важно, чтобы информация обо всех маглорожденных детях поступала в Хогвартс и эти дети получали магическое образование…»

Не нужно было подходить к нему. Не нужно. Он мог бы жить до конца своих дней в магловском мире, спонтанные выбросы магии списывались бы на удачливость или случайности — чего только не бывает на свете, но стоило появиться ей, Гермионе, и магия, запертая до этого в Блэке проснулась и, возможно, стала набирать силу. Все приведенные Ньютом Скамандером примеры просто вопили об этом: рядом с обскуром появлялся сильный маг и после этого носитель обскурии был фактически обречен.

Она заставила себя читать дальше:

«…замечено, но не является подтвержденным, что носители обскурии привязываются (импринтинг?) к магам, которые начинают общаться с ними раньше других и проявляют к ним симпатию любого рода. Так было со мной и поэтому я считаю себя виноватым в смерти несчастной девочки, так было — по некоторым сведениям — с Грейвсом (Гриндевальдом) и несчастным Криденсом…»

— Так случилось и с Джо Блэком? — тихо произнесла Гермиона.

Больше тянуть было нельзя. Если она не хотела, чтобы кто-то пострадал, надо было вернуть Джо память, а потом уже решать, что делать дальше. Гермиона посмотрела на часы: было уже почти восемь вечера и Джо должен был быть в ресторане.

— Подмени меня, хорошо? — вид у нее был такой, что Снэванс решил не спорить и только кивнул растерянно — чтобы Гермиона Уизли просила ее подменить и уходила посреди дежурства?

Через пять минут Гермиона была около «Полнолуния», через семь выяснилось, что Джо на работе нет. Ругая себя за поспешность — могла бы свериться с картой, на которой до сих пор высвечивались маршруты Джо и которую Гермиона сама от себя спрятала пару дней назад. Еще несколько минут, и она в знакомом дворе, рядом с его домом. Гермиона не стала звонить, открыла дверь Аллохоморой, взбежала на последний этаж. Что же она так несется, словно обскур уже бушует в центре Лондона? Ничего же не случилось и, возможно, все ее теории — пыль. Она перевела дыхание и уже спокойно постучала в дверь.

Джо открыл через томительные несколько минут, когда она уже собиралась уходить. Выглядел он неважно — мятая футболка, темные круги под воспаленными глазами, сгорбленная спина…

— Какого…Ты? — он выпрямился, вглядываясь в ее лицо. — Я брежу?

— Я пришла…

Он посторонился, позволяя ей войти.

— Что случилось, Джо?

Квартиру было не узнать: мебель перевернута, картины сброшены со стен, пара из них порвана, повсюду рваная и, кажется, местами обгоревшая бумага.

— Что здесь было?

Он смотрел на беспорядок, потирая лоб, словно пытался что-то мучительно вспомнить.

— Я не знаю. Я вчера почувствовал себя плохо и… кажется… пошел домой. Лег спать и все… Как же болит голова! — он сжал ладонями виски.

Она помогла ему добраться до кресла, стала за спиной:

— Закрой глаза и помолчи, пожалуйста, — не таясь она достала палочку. В этот раз это была не просто головная боль. Таким темно-багряным, неспокойным цветом аура пылала только у тех, кто подвергался магическим пыткам или воздействию ядов. Но это было исключено. Возможно… Нечего было гадать. Надо было использовать Легилименс и выяснить все одним махом.

— Не уходи, — прошептал он. — Приходи когда хочешь, просто приходи. Хочешь, я поклянусь, что не трону тебя, я готов на все, только — не пропадай вот так. Я сперва, — он нервно рассмеялся, — я думал, что бросила — и к черту. Не первая и не последняя женщина. Потом просто скучал, а потом тоска стал невыносимой, я не испытывал такого никогда. Никогда, так…

— Тихо, тихо. Сейчас будет легче, только не открывай глаза, — она водила над его головой палочкой, изгоняя боль, поминая всех богов и Мерлина в придачу, чтобы не навредить, не сделать хуже. Что же она наделала, что она наделала! Не жилось ей спокойно!

— Я согласен быть другом. Черт с ним. Дружба, — он поднял руку, вслепую пытаясь дотронуться до нее. — Я жалок и смешон, но, кажется, я люблю тебя. Ничего о тебе не знаю, но люблю.

— Это — не любовь, — она нахмурилась. — Джо, давай попробуем вернуть тебе воспоминания.

Он открыл глаза, развернулся так, чтобы видеть ее.

Ее пальцы заботливо и нежно перебирали его волосы, унося последние остатки боли, она смотрела в его глаза не отрываясь и реальный мир становился зыбкой, крошащейся по краям иллюзией. Было так заманчиво нырнуть в общую на двоих темноту и забыть обо всем на свете…

— Я прошу тебя. Пожалуйста…

Он резко отстранился от нее, осмотрелся.

— Потом… ты уйдешь?

— Потом, велика вероятность, ты не захочешь меня видеть.

Он смотрел на нее и ей хотелось обернуться невидимкой, закрыться от его взгляда или, наоборот, прижаться к нему, только чтобы не видеть — как он на нее смотрит.

— Хорошо, что я должен делать? — он сел прямо, складка пролегла между бровями. Сегодня, словно в насмешку, в черной футболке и в черных джинсах, уставший от боли, сломленный, но не сдавшийся, он как никогда походил на Снейпа. На профессора Снейпа, со вздохом поправила себя Гермиона.

— Смотри сюда, на огонек, — она вытащила палочку и невербально зажгла свет на ее кончике.

— Лазерная указка, забавно.

— Что? Ах, да, лазерная… это что-то вроде гипноза, тебе может показаться, что я — у тебя в голове…

— Ты все время в моих мыслях, я привык, — он послушно смотрел на палочку.

— Тогда начнем, — она повела палочкой из стороны в сторону, тихо прошептав: «Легилименс».

Она умела скользить по чужим воспоминаниям изящно и почти невесомо, оборачиваясь ветром и облаками. Она знала, что искать, и давно уже не отвлекалась на то, что ее не касалось. Все же она позволила себе посмотреть на их последнюю встречу его глазами и ощутить всю горечь от своего побега. Он видел ее красивее, чем она была на самом деле. Она последовала дальше. Женщина, с мягким взглядом темно-карих глаз, другая женщина, с губами тонкими и бескровными и таким звонким смехом… Гермиона уняла ненужную ревность — как бы то ни было, ее это не касалось. Дальше, дальше. Радости и горести, победы и поражения, друзья и злопыхатели. Ресторан и его открытие, знакомство с Игги, темный дом, рождественская песня и почему-то — страх. Клетушка, с трудом напоминающая комнату, аскетичная обстановка. Снова женщина, даже девушка, чуть младше Гермионы, с серьгой в носу и татуировками. Другая квартира, больница, взгляд на себя в зеркало и понимание, что ничего, никаких воспоминаний не осталось и… Гермиона остановилась перед темной стеной. Дальше она пройти не могла, как ни старалась. Стена была похожа на огромную темную студенистую массу, залившую все вокруг. От нее веяло холодом, если присмотреться — в ее глубине едва различались призрачные силуэты. С таким Гермионе дело иметь не приходилось. Стертая память Локхарта напоминала пустыню, по которой ветер гнал обрывки воспоминаний. Все новое, что он узнавал за день, этот ветер разбрасывал с жестокой последовательностью. Гермиона видела разные стены, которые закрывали воспоминания — невероятно высокие каменные и зыбко прозрачные, словно туман, темные, как ночное небо, и она знала, что делать в таких случаях, но память Блэка была словно погружена в мутный сироп. Только тронь — и утонешь сам, пропадешь, завязнешь. Гермиона поставила якорь и дотронулась рукой до стены. Ее вышвырнуло из разума Джо с такой силой, что все тело тут же отозвалось глухой болью, будто она упала с порядочной высоты на асфальт.

— Гермиона, — он, белее своей самой стерильной формы, стоял рядом с ней на коленях, поддерживая ее голову, — что… что происходит?

— Ты — не обскур. Слава Мерлину, — прошептала она, после чего мир померк.

31.01.2017

 

12345678Следующая ⇒

Поделиться: