По лингвистической экспертизе текста

Эксперт-лингвист, проводившая экспертизу, совершила сразу несколько грубых ошибок, которые превращают эту экспертизу в недействительную и нелегитимную:

1. Существенная часть разговора ОБВ – Борис Образцов с М1- Олегом Шайтаном:
ОБВ: Хоть кто-то будет, да. При этом интересная вещь – то, что мне докладывают, так сказать, из-под ковра в администрации области, что ни Иванина, ни Нескоромного, значит, мы не видим. Ну, они не видят. Иванин это спалился, этот – старая, убитая карта. А Горохов – тварь, сволочь, мы его будем ебошить.
А Карафелов этому кричит: «Мужики, только, пожалуйста, пожалуйста, ебошьтесь там наверху с Гороховым. Николай Николаевич, Александр Владимирович, я не с ним!
У меня свой проект, у меня кандидаты мои, я своих кандидатов, гороховских кандидатов нет. Мы с ним партнеры по бизнесу, но у каждого своя песочница. Вот в этом вот плане Карафелов абсолютно, ну вот, я имею в виду, абсолютно нормальная фигура. Поэтому вопрос, а… И тоже вопрос, да: при каких условиях мы будем сотрудничать? А как будем сотрудничать? А что мы будем делать? Ну, то есть, ну, то есть, ну, ну как? Понятно, да? Должны быть, какая-то логика должна быть, логика в действиях.
М1: Какой-то, наверное, долгосрочной там логики или там понимания, куда двигаться точно нету, насколько я понимаю, но вот частный вопрос. Смотри, ты…
ОБВ: Ну, вопрос простой. Они говорят, Боря, прекрати нас ебошить, ну условно говоря. Ну, то есть, я, я тогда захожу в состояние какой-то там, не знаю, проститутки. Говорю, ребята, ну, вот нет проблем, нет проблем. Мы все…
М: Ну. Ну логично.
ОБВ: Я говорю, ребята, дайте лям, и я от вас отвял. Потому что мне там лям триста, лям четыреста не хватает для выполнения обязательств, которые взял Иванин. И я говорю, и я заткнусь там до конца года, ну, условно говоря.
М1: До сентября. Ну а что?
ОБВ: К примеру. Ну а после сентября конфигурация изменится и все. Может быть, ну, хотелось бы нормальной человеческой как бы. Ну хорошо, не будем целовать в губы, ну не вопрос, ну.»

Данная часть разговора абсолютно ошибочно отнесена экспертом к выдвижению ему (Шайтану) требований мной. Речь же в этой части разговора, как видно даже неспециалисту, идет о рассказе Олегу Шайтану о моих уже предпринимаемых попытках наладить взаимоотношения с новой властью в Багратионовском районе – Юрием Карафеловым и стоящим за ним олигархом Гороховым и о гипотетическом разнговоре, который мог бы состояться между мной и Карафекловым.

Я рассказываю Олегу Шайтану о том, как изменилась конфигурация власти за прошедшие пол года, кто будет следующим руководителем района и как мне быть с Фондом с учетом того, что ранее я поддерживал врага и конкурента Юрия Карафелова – Олега Иванина, который по итогу не выполнил своих обязательств. Как мне найти у Карафелова поддержку и помошь в работе Фонда и чем его можно было бы мотивировать. Ни слова о «Стриктуме» или «К-Поташ Сервисе» в данном отрывке нет! Однако эксперт, действуя с умыслом доказать то, чего не было, определяет эту часть разговора как выдвижение требований Олегу Шайтану. Это еще раз говорит о непрофессионализме эксперта, обвинительному уклоне в ее работе над текстом, а в применительно к проеденной экспертизе в ее неверности и, следовательно, ничтожности для дела. 

2. Моим защитником неоднократно ставился вопрос о проведении дополнительной и повторной лингвистической экспертизы в связи с недоверием и необоснованностью заключения эксперта, имеющегося в деле. В соответствии с поставленными на разрешение экспертизы вопросами, она проведена без привлечения специалиста-психолога, поэтому дана только с точки зрения лингвистических особенностей исследованных диалогов.
Следствием было отказано в постановке перед экспертом-лингвистом вопросов, которые бы по существу отразили полное содержание беседы, эмоциональное состояние лиц и других моментов. Не были поставлены вопросы о том, кто был просителем, инициатором, имелись ли провокационные вопросы и высказывания и многие другие, предлагавшиеся защитой, ответы на которые позволили бы полно и всесторонне охарактеризовать коммуникативную ситуацию исследуемых разговоров.

3. И даже согласно данному заключению эксперта, угроз, как таковых, в адрес потерпевших не поступало. При этом, в заключении это понятие не конкретизировано. При этом, все слова, которые экспертом отнесены якобы к выражениям «с признаками угроз», уместились на одной странице заключения из содержания всех трех бесед, изложенных на 43 листах печатного текста с плотностью 53 строки на листе, а заключение эксперта сделано плотностью 34 строки на листе, что означает, что весь текст с «признаками угроз» составляет 0,7% от всего его содержания.

4. Полагаю, что наличие в текстах явно надуманных и не относящихся к компетенции эксперта «признаков угроз» не достаточно для обвинения меня в вымогательстве, а сама экспертиза скомпрометирована ее неполноценностью и не может быть использована в деле.

5. Также, в заключении эксперта установлено отсутствие требования в передаче денежных средств. Там констатировано «побуждение» к передаче, которое может выражаться в просьбе, посыле, намеке и требовании. Но просьба, посыл, намек – не образуют состав преступления, а именно требование о передаче образует состав преступления, предусмотренного ст. 163 УК РФ.

Побуждение же, не являющееся именно требованием, является, согласно экспертному заключению, высказыванием, посредством которого говорящий хочет определенным образом повлиять на поведение адресата. В наших беседах, как я полагаю, побуждение с моей стороны выражено в просьбе. Да, я не отрицаю, что просил о помощи, но ни в коем случае не выдвигал требование, не занимался вымогательством.
При этом, следует учесть, что «требование» и «угроза» являются разными (самостоятельными) речевыми актами, и для наличия состава преступления в действиях лица необходимо одновременное наличие обоих этих речевых актов. При этом эксперт констатирует наличие побуждения, но не в форме требования, а в форме, как я полагаю, просьбы. Угрозы как таковой в моих высказываниях экспертом не усмотрено, а лишь ее некие признаки.

6. Кроме того, в исследуемом фрагменте речи, высказывания которого оценены экспертом, как «побуждение», я обращаюсь не напрямую к контрагенту с каким-либо предложением, а передаю ему в виде рассказа ситуацию (события) могущую иметь место в будущем с другими лицами, то есть опять же мы говорим о гипотетической возможности.

7. При проведении экспертизы эксперту не были поставлены ключевые вопросы, позволяющие выявить соответствие деяния признакам преступления, имеющимся в диспозиции ст. 163 УК РФ. вопросы простые и не требующие глубокой отдельной экспертной оценки, на которых настаивала сторона защиты, а именно:

 

   1. Если в разговорах идет речь о передаче денежных средств, то кто из участников является инициатором данной тематики?

   2. Какова роль каждого из участников разговора (проситель или лицо, которое что-то требует, зависимая или господствующая роль)?

   3. Содержатся ли в разговоре провокационные речевые действия со стороны кого-либо из говорящих?

   4. Содержатся ли в разговорах, представленных на исследование, сведения о намерении распространить конкретную информацию позорящую кого-либо (что-либо), которая могла бы причинить существенный вред правам, законным интересам и деловой репутации? Каково ее содержание?

8. Лингвистическая экспертиза, проведенная с грубейшими нарушениями и фактическими неточностями, кроме всего прочего, изобилует психологическими домыслами эксперта и при том, что она должна быть именно лингвистической, то есть отвечать на конкретно поставленные вопросы следствия о наличии или отсутствии лингвистически выраженных угроз и требований, она превращена экспертом в психологическую и лингвистическую, что не соответствует квалификации эксперта.

В итоге мы получаем предвзятую экспертизу, которая не соответствует элементарным требованиям, сделана поспешно и непрофессионально, имеет ряд существенных нарушений, проведена явно предвзято, с обвинительным уклоном, а использованный материал не относится к сути самой экспертизы. Такая экспертиза не может быть принята судом к рассмотрению и не может быть основанием для вынесения обвинительного заключения.

Сумма «требований»

Далее, из постановления о привлечении меня в качестве обвиняемого следует, что уже на первой, зафиксированной на аудионосителе встрече, Шайтану были якобы выдвинуты требования направленные на завладение деньгами в сумме 1 000 000 рублей. Если исходить из предъявленного мне обвинения, то в этот момент «вымогательство» было уже окончено, а само преступление совершено.
_______________________________________________________________________________________Из Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. N 56 г. Москва "О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)"
7. Вымогательство является оконченным преступлением с момента, когда предъявленное требование, соединенное с указанной в части 1 статьи 163 УК РФ угрозой, доведено до сведения потерпевшего. Невыполнение потерпевшим этого требования не влияет на юридическую оценку содеянного как оконченного преступления.
_______________________________________________________________________________________

Какая необходимость тогда была в проведении ОРМ - еще две встречи под контролем оперативных сотрудников с Кириллом Сюндюковым и осуществление самой передачи денег?
Считаю, что это было сделано незаконно и в качестве продолжения и развития провокации. Прошу Прокуратуру области провести проверку в отношении сотрудников ФСБ, участвовавших в ОРМ и сотрудников компании «Стриктум» непосредственно осуществлявших данную провокацию.

Коль скоро потерпевшими являются ООО «К-Поташ Сервис» и ООО «Стриктум», то Олег Шайтан, уже не работающий в этих структурах во время разговора с Образцовым, не является в этот момент их представителем. Соответственно, все, что говорит Образцов Шайтану, не может расцениваться как сведения, адресованные «К-Поташ Сервису» и «Стриктуму». Сам Шайтан в разговоре указывает: «я уже человек лишний, вернее, не лишний, а, как это правильно сказать, незаинтересованный». Стало быть, все содержание и весь предмет беседы его с Образцовым — это удовлетворение личного любопытства постороннего человека (по крайней мере, в понимании Образцова). Даже если Образцов строит какие-то гипотезы возможного развития событий, в этой ситуации их нельзя считать конкретно сделанными предложениями «К-Поташ Сервису» и «Стриктуму», он просто делится с собеседником своим видением ситуации, рассказывает о возникших проблемах, размышляет вслух о вариантах дальнейших действий участников описываемых событий, спрашивает совета.
Даже просьба о том, чтобы Шайтан поговорил со своим бывшим руководством и передал ему соображения Образцова в связи с возникшими у Фонда проблемами, — это не требование и не угроза (как это предусматривает состав вымогательства).
Да, у Образцова есть желание получить деньги для Фонда, ему хотелось бы их получить, и он не скрывает этого, но «хотелось бы» и «дай, а не то…» — это разные вещи, далеко отстоящие друг от друга. Экспертиза должна выделить конкретные фразы, сказанные Образцовым, которые она считает требованием и угрозой, обращенной прямо, непосредственно к потерпевшим компаниям, и о них тогда и следует говорить.

Особо хочу подчеркнуть, что разговор с Шайтаном проходил как со старым знакомым, явно уже не имеющим никакого отношения ни к «Стриктуму», ни «К-Поташ Сервису», напротив, как с человеком имеющим негативное личное отношение к вышеупомянутым компаниям.
Сама встреча проходила по его инициативе – он позвонил из Москвы, он назначил время, место и он же задал формат встречи и в рамках самой встречи настойчиво наталкивал меня на восприятие отношений со «Стриктумом» как на сделку – «мы тебе поможем, а ты замолчишь».

Именно со стороны Олега Шайтана шло и предложение «Какие условия могут быть для того, чтобы остановить эту тему?» сопровождающееся сначала прямым предложением денег

Шайтан: Ладно! (в этот момент двумя пальцами Олег Шайтан показал деньги)
Образцов: Ну, ну, ну! Братцы, ну что вы?! (мой однозначный отказ от денег)
А затем и многократными намеками и провоцированием:
«Ну я думаю, что вот они как раз примерно к такому диалогу-то и готовы, если честно», и буквально через пару фраз
«Я так понимаю, что, мои ощущения, что они к какому-то нормальному диалогу с тобой готовы. Причем без участия тех фамилий, о которых ты говорил…»

На очной ставке Шайтан под протокол заявил, что в рамках нашего с ним общения, угроз с моей стороны он не получал и требований о получений мной средств не было.

Уже в ходе судебного следствия Шайтан, при даче показаний через телемост, заявил, что от меня не исходило прямых требований связать меня с нынешним руководством «Стриктума» или «К Поташ
Сервиса», дать мне телефоны или иные координаты – электронные адреса.
Кроме того, Олег Шайтан под протокол заявил, что его дальнейшее обращение к генеральному директору «Стриктума» и «К- Поташ Сервиса» Яковлеву, даже не напрямую, а через сотрудника Игоря Изотова было его собственной, личной инициативой.

Подводя итог этому разговору и общению в целом с Олегом Шайтаном хочу заявить:
 – в этом разговоре, проходившем в форме дружественной беседы, требований с моей стороны не выдвигалось, угроз каких-либо действий или публикаций не озвучивалось, и следовательно, действия мои никакого состава преступления не образовывали.
- как было неоднократно заявлено самим Олего Шайтаном и подтверждено еще раз в ходе разговора, Шайтан не является в принципе надлежащим лицом для проведения с ним каких-либо переговоров и достижения каких-либо договоренностей.
- указаний и требований связать меня по итогам разговора с нынешним руководством ему не выдвигалось.

Иными словами, и разговор с Шайтаном не может быть признан событием преступления, предусмотренного статьей 163 часть 3 УК РФ «Вымогательство».

 

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: