От «отдавшегося музыке Сократа» к «свободным умам» и «добрым европейцам»

[149] Второе «Несвоевременное» следует, очевидно, считать последним и самым радикальным непосредственным обращением Ницше к коллегам изнутри академической среды. Однако, несмотря на ряд содержащихся в нем ценных идей, относящихся к методологии исторической науки, оно не предлагало никаких конкретных путей к выработке реального практического метода философской жизни. Бесперспективность попыток этической и интеллектуальной реформы внутри академической среды Германии становится для Ницше все более очевидной. Отсюда — все большее внутреннее отчуждение от университетского мира, нарастание внутреннего кризиса (с параллельно нарастающим разочарованием в Вагнере и его байрейтском проекте).

И хотя от момента выхода в свет второго «Несвоевременного» до окончательного разрыва с университетским миром "Ницше отделяет еще несколько лет[242] (и еще два «Несвоевременных размышления»), именно эту книгу следует, очевидно, считать переломным событием, сделавшим для Ницше очевидной бесперспективность проекта превращения в философию классической филологии своего времени, — проекта, о котором Ницше заявил еще в момент вступления в должность профессора классической филологии Базельского университета. Еще раньше Ницше осознает бесперспективность пути, который мы, воспользовавшись выражением самого Ницше, назвали « der musiktreibende Sokrates ». Путь к философии (и значит, к себе и к свободе) не лежит через синтез современного искусства с современной наукой; современный ученый, соединившись с современным художником, не превращается в несвоевременного философа. Очень скоро Ницше будет видеть за этим романтическим образом совершенно иной человеческий тип – полностью «современный» для второй половины XIX века: не «отдавшегося музыке Сократа», не философа, преодолевшего в себе свое время, но пытающегося, хотя бы ненадолго, забыться [150] в романтической музыке Вагнера филистера образования и культуры[243].

Ни проект синтеза ученого и художника, ни проект самопреодоления классической филологии изнутри не открывали пути к философии в «античном» понимании этого слова и к самопреодолению современного идеологизированного типа сознания в иные формы мысли. Второе «Несвоевременное размышление» «О пользе и вреде истории для жизни» можно считать началом конца романтико-идеалистической стадии философского проекта Ницше.

Первую попытку – устранить двусмысленность и противоречивость отношений с сократизмом и платонизмом и наметить практический путь «к самому себе и к свободе» (иными словами, выработать метод философской жизни) Ницше предпринимает в третьем «Несвоевременном размышлении» «Шопенгауэр как воспитатель». В концептуально разработанной форме собственный комплексный философский метод, включающий в себя альтернативную платоновской критическую методологию познания (принцип перспективизма, «генеалогия» как особый тип исторического исследования, критика языка) появляется в текстах Ницше, начиная с «Человеческого, слишком человеческого» (появляется одновременно как теория метода и как совокупность практических примеров его применения). Этот метод должен, с точки зрения Ницше, позволить появление философов, преодолевших давление платоновской традиции использования разума, - «свободных умов» и «добрых европейцев», воплощающих в себе неидеологизированные типы европейского сознания и самим фактом своего существования противостоящих формам мысли, основанным на идеологическом типе отношения человека к познанию, к власти и к самому себе[244].

[151] Этот метод является для Ницше не теоретической истиной; он может существовать только в действии, только будучи воплощенным в техниках мышления и письма, являющихся для Ницше, начиная с «Человеческого, слишком человеческого», подлинными техниками пайдейи; появление его означает переход от стадии идеала и намерений к стадии философии как действия, от отвлеченного морализирования к найденной и реализованной на практике возможности «жить как философ». Это означает, что, начиная с «Человеческого, слишком человеческого», книги Ницше окончательно превращаются для него из теоретизирования об идеале и призывов к изменению образа жизни (обращенных в том числе — и в первую очередь – к самому себе) в непосредственную реальную практику особой ницшеанской этико-интеллектуальной пайдейи. Речь больше не идет о том, чтобы морализировать или призывать к реформе; речь идет о том, чтобы действовать — действовать непосредственно мыслью и практикой письма. Приведу небольшой фрагмент из чернового наследия, относящийся к концу 1880 года:

Моральный жаргон в наших устах был бы оскорбителен для нас самих или просто смешон. В качестве средств выражения нам остаются только действия. И если этими действиями являются тексты [ Schriften ], — ...[245]

И Ницше, по своему обыкновению, обрывает фразу (один из стилистических приемов, которые он часто использует, начиная с книги «Человеческое, слишком человеческое», где впервые появляется новый афористичный тип письма важная часть ницшевского философского метода), предоставляя читателю продумать мысль до конца и окончить фразу самому. Тем самым Ницше на практике демонстрирует читателю (не просто объясняет, но одновременно показывает) одну из техник своей философской пайдейи: текст должен не сообщать готовые истины, но формировать и упражнять. С логической и стилистической точки зрения этот пример [152] показателен: в приведенном фрагменте Ницше не только сообщает, что тексты должны быть действиями, но, обрывая фразу, превращает фрагмент в своего рода упражнение, помогающее читателю развивать определенную способность суждения, и придает тексту перлокутивную силу; фрагмент становится (конечно, с запрограммированной заранее помощью читателя, способного к «правильному» чтению) речевым актом, на практике осуществляющим то, о чем в нем говорится.

Похожую риторическую фигуру мы находим в параграфе 628 «Человеческого, слишком человеческого», в котором Ницше намекает на происхождение названия своей книги и ее основной проблематики:

Серьезность в игре. В Генуе, в пору вечерних сумерек, я слышал долгий колокольный звон, раздававшийся с башни: он не знал конца и звучал так ненасытно, разносясь в вечернем небе и в морском воздухе над уличным шумом, так грозно-таинственно и вместе с тем так ребячливо, так жалобно. И я вспомнил тогда слова Платона, и вдруг ощутил их в своем сердце: Все человеческое, вместе взятое, недостойно великой серьезности; тем не менее — [246]

И Ницше обрывает фразу, заставляя читателя самому додумать его мысль; додумать — значит сделать ее своей. В определенном смысле вся книга «Человеческое, слишком человеческое» есть додумывание и развитие в разных направлениях заявленной здесь мысли, то есть прямой ответ Платону. Ибо в этой книге впервые появляется то, что отсутствовало в предыдущих книгах Ницше: анализ «человеческой, слишком человеческой» и вполне исторической реальности, то есть конкретных форм общественной жизни и условий человеческого существования в современных обществах (вместе с разработкой и обоснованием методологических принципов такого анализа)[247]. Именно этот анализ оказывается теперь достойным [153] «великой серьезности». Этот анализ Ницше будет развивать и совершенствовать во всех своих последующих книгах, поскольку без него, с точки зрения Ницше зрелого периода, невозможно решение задачи философского воспитания и создание условий для появления «свободных умов» и «добрых европейцев» — философов, принадлежащих к единому культурному пространству Европы и совместно борющихся против попыток установить любого рода «тиранию» с помощью идеологического воздействия на массы.

 

 

Лесли П. Тиле

Ницше, ирония и демократическая политика[248]

 

 

[154] По мысли Мартина Хайдеггера, к сфере философии в исследовании относятся скорее вопросы «как», нежели вопросы «что». Способ рассмотрения проблемы, по меньшей мере в том, что касается ее содержания, определяет, насколько тот или иной вопрос является философским по своей природе. Философское исследования всегда в какой-то степени остается [155] лишенным оснований — и это очень важно. С этим, я думаю, согласился бы и Ницше. Для этого генеалога культур и анатома душ философия была в своей основе возмущающим и вечно активным вопрошанием. Философские опыты Ницше — это путешествия к не отмеченным на карте и, может быть, недоступным морям. У ницшеанского корабля познания нет ни онтологических якорей, ни какой-либо эпистемологической путеводной звезды. Острый взгляд и упорство – вот то, что может поддерживать этот корабль на плаву и в движении. Плывущему на этом корабле лишь изредка удается сойти на твердую землю — если это вообще когда-либо случается. Для Ницше философская мысль представляет собой напряженное равновесие между неутолимой жаждой знания и интеллектуальной честностью, не позволяющей успокоения в вере. Эта честность происходит из скептической установки. Философская мысль уподобляется бесконечному перетягиванию каната между пониманием, основанным на научном изыскании, работой разума и интуиции, с одной стороны, и непреходящим сомнением, возникающим из осознания конечности и парадоксальности познания, коварности сладкозвучных метафор и когнитивных тупиков.

В рамках такого определения философия по своей сути является занятием скептического характера. Понимая, что в конечном счете она не в состоянии постичь целое, философия не желает делать категорических утверждений об отдельных его частях. (Да и вообще вопрос о том, есть ли это целое, остается неясным.) В то же время для Ницше философия по сути своей активна, деятельна. Она не желает отказываться от познания. Она никогда не успокаивается в самодовольном благодушии. Это потому, что способность постигать пределы познания формируется лишь при наличии активной жажды знания. В этом смысле философия является скептицизмом в первичном значении греческого слова skepsis , что означает «вопрошание». Скептическая природа философской мысли основывается на императиве вопрошания. Исследуют не для того, чтобы поддержать сомнение, — и это один из главных моментов для Ницше. Скорее, сомневаются для того, чтобы продолжать (наилучшее из возможных) исследование. Это – кардинальное различие. Родословная мысли определяется тем, «как» человек берется за разрешение затруднений.

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: