Очень долго думала об этом. и всё-таки решилась. странно, что никто до меня не решился об этом написать. вообще, удивлена, что работ с Джозефом почти нет. наверное, не каждому хватит смелости.

Очень долго думала об этом. и всё-таки решилась. странно, что никто до меня не решился об этом написать. вообще, удивлена, что работ с Джозефом почти нет. наверное, не каждому хватит смелости.

Всё начинается в Атланте. во времена, когда Джозеф Сид работал ещё только в психиатрической больнице сторожем. превращение в Отца, основателя культа «Врата Эдема» происходит далеко не сразу и это не та история, которую можно раскрыть за пару страниц.

Это история о том, как человек медленно сходит с ума, борется с собственными демонами, но в конечном итоге они его побеждают.

Не ждите хэппи-энда. его здесь быть не может. это мрачная история с плохим концом. потому что иного у Джозефа быть не может.

Предупреждаю, этот фанфик не претендует на дословность в изложении оригинальной истории. и историческую достоверность вообще. будет много отсебятины, потому что те времена покрыты мраком. но я постараюсь пролить на них свет.

 

 

========== 1. ==========

 

Голоса в твоей голове,

Которые пытаются свести тебя с ума

И всё разрушить.

 

XXXTENTACION — Schizophrenia

 

Атланта. 12 декабря, 2005. 00: 03

У каждой истории есть начало и конец. У каждой истории есть своя канва, синопсис, содержание, ключевые моменты, прологи и эпилоги. И нет такой книги, в которой при каждом новом прочтении не открывались бы вещи, на которые раньше не обращал внимания. У каждой истории есть начало и конец.

 

Почти у каждой...

 

Ночь укрыла мягким анестезирующим покрывалом спящий мегаполис. Первый за эту зиму снег крупными хлопьями падал с темного неба на стылую землю, пряча под собой техногенный мусор, выбоины на дорогах, зависая кружевом на голых ветках деревьев.

 

В Атланте снег в сезон выпадает всего пару раз. Раньше закрываются офисы, не работают школы, народ старается лишний раз не выезжать на скользкие дороги. Жизнь в Атланте под снегом замирает.

 

С каждым часом всё чище становился морозный воздух. К полуночи город преобразился и похорошел, словно немолодая невеста под венчанием.

 

В коробках домов спят их жители, отрешившись на короткое время от больших и малых забот.

 

Какие сны им снятся? Цветные или черно-белые, добрые или не очень, вещие или просто ни о чём? Что вообще ожидает их завтра, послезавтра, через месяц? Увы, никто не может ответить на эти вопросы.

 

Спят в тишине своих жилищ люди, спят и даже не подозревают о том, что где-то там, высоко над ними, в холодной бесконечности, медленно движутся по своим траекториям звезды, и в полном соответствии с замыслом неслышно и безжалостно выстраивают человеческие судьбы.

 

Только Блафф-стрит не спит. Жителям этого района плевать на снег. Плевать на Бога. Нет, это даже не совсем так. Они молятся своему белому богу.

 

Дейзи спокойно шла по бульвару, не желая привлекать к себе лишнее внимание в столь поздний час, хотя любого, кто решится бродить здесь после захода солнца, можно смело считать сумасшедшим.

 

Здесь живут люди, занимающиеся черной работой и просаживающие заработную плату на выпивку, наркотики, лотерейные билеты и, если оставалось немного денег, почти ежедневные ужины в дешёвых забегаловках, коих через два квартала полно. Здесь героин продается на улице.

 

Девушка свято верила, что всё, что должно произойти, обязательно произойдёт, как бы вы ни старались этого избежать. Таков был замысел Божий.

 

Дейзи смотрела по сторонам на старые, повидавшие многое дома и ловила себя на том, что они так похожи на здания после бомбежек. На некоторых улицах складывалось впечатление, что война не заканчивалась и вовсе. Из некоторых пустых домов, где окна были ещё целы, доносилась весьма агрессивная музыка. Дейзи Максвелл вслушивалась в эту музыку, пытаясь разобрать хоть какие-то слова, как до её слуха донеслись гулкие звуки ударов и противный сдавленный смех нескольких человек.

 

Она решила пойти на звук. С каждым шагом к переулку, из которого доносился шум, она всё лучше понимала, что увидит. Максвелл свернула за угол, и в свете фонаря увидела, как трое чернокожих ребят избивают мужчину. Он лежал на земле и, кажется, не подавал признаков жизни.

 

Атланта, как же много в тебе жестокости.

 

Такое здесь не редкость. Мертвые никого не удивляют. Так как это район афроамериканцев, они не любят видеть белых в своем районе. Да они никого не любят здесь видеть. Если бы девушка могла, она бы никогда не заходила сюда. Но так уж получается, что через этот бульвар можно быстрее всего попасть домой.

 

Дейзи возвращалась домой c работы. Или почти работы. Она сейчас проходила практику в психиатрической больнице. Её планы на будущее несколько раз радикально менялись: медицина, журналистика, звукорежиссура — в итоге диплом о высшем образовании она получила по специальности «психиатр».

 

Каждый день девушка видела перед собой очень одиноких людей, с которыми случилось страшное: их собственный разум отказал им и лишил возможности жить полной жизнью. Общество от них отвернулось, как от прокажённых. Родственники, друзья, за редким исключением, стали избегать. Ни капли поддержки. Тотальное одиночество.

 

Новость о том, что она на проходит практику в психиатрической больнице, сто процентов собеседников воспринимают остро. К вопросам: «А ты не боишься заразиться? » или «А их там хотя бы связывают? » Дейзи научилась относиться философски. Лёгкий дискомфорт — ничто в сравнении с радостью каждый день помогать людям, которые в этом очень нуждаются.

 

Её дни проходят в окружении людей с шизофренией, биполярным аффективным расстройством и олигофренией. Она будущий медицинский психолог в реабилитационном отделении атлантской психиатрической больницы — и эта работа идеально ей подходит.

 

Сегодня после практики она хотела заскочить в церковь. Раньше, когда у неё было больше свободного времени, она постоянно там засиживалась допоздна, помогая отцу Грегору. Церковь ветхая, нуждается в ремонте. Да и отец Грегор уже отнюдь не юный, не может всё тащить на своих плечах. К сожалению, теперь практика забирала все силы и время. Но девушка пообещала себе, что на этой неделе обязательно заскочит туда.

 

Словно в преисподнюю она шагнула в тёмный переулок на ватных ногах, крепко придерживая переброшенный через плечо ремешок сумочки. В ней лежал газовый баллончик. Дейзи носила его с собой только для собственного успокоения. И потому что отец Грегор настоял.

 

 

«Помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же», — колыбелью в голове.

 

За этой мыслью пришла другая, отличная от предыдущих — её собственная, а не выдранная из книги: сегодня её жизнь может оборваться. Но, если это суждено, то что уж тут сделаешь. Человека в беде оставить нельзя, пусть это и самоубийство какое-то получается.

 

 

Дейзи подобрала валявшийся на припорошенной снегом земле кусок окровавленной арматуры. Молодые и незаконопослушные не слышали её приближения и продолжали издеваться над мужчиной.

 

Сумасшедшая.

 

— Эй! — крикнула она, все трое обернулись. — Отойдите от него!

 

Мужчины заулыбались.

 

— Иди своей дорогой, Белоснежка!

 

— У нас тут гномов нет. Лучше проваливай, сегодня мы добрые, — сказал самый высокий из них, чуть приподняв куртку, показывая, что у него под ней припрятан пистолет.

 

Будь что будет.

 

— Убирайтесь отсюда, обезьяны, — прошипела Максвелл.

 

— Какого хуя ты сказала, Белоснежка? — трое направились к ней, характерно для африканцев размахивая руками. — Проблем захотела? Так они у тебя сейчас будут!

 

Господи, прости. Не дай мне промахнуться.

 

Как только высокий полез за пистолетом, как кусок арматуры прилетел ему прямо в голову. Ударив по ней, окропленное новой кровью оружие отлетело в сторону. Он сразу же осел на дорогу с широко открытыми глазами.

 

— Мартин! — присели рядом с ним его друзья. — Мартин, ты нас слышишь?

 

Вяло повернувшись, он что-то промычал невразумительное и замер. Через несколько секунд воздух наполнился воем полицейских сирен. Мужчины не стали ничего говорить. Похватав свои вещи и взяв под руки Мартина, они поспешили прочь.

 

— Господи, прости, — прошептала девушка. — И спасибо тебе.

 

Она подошла к мужчине, лежащему на земле. Опустилась перед ним на одно колено, прощупала его пульс. Пульс слабый. Но он есть. Кроме того, она увидела, как с каждым вздохом поднимается его грудь.

 

— Живой, — как-то облегченно выдохнула девушка. — Хорошо.

 

Незнакомец был сильно избит. Все лицо залито кровью, будто его специально разрисовали кисточкой. Нос распух, дыхание тяжелое. Но он жив. И это главное. Значит, не зря Дейзи геройствовала.

 

— Не волнуйтесь, сэр, всё будет хорошо.

 

Мужчина с трудом открыл глаза и тут же закрыл их. Смотреть на этот мир без боли он был не в состоянии. У него болело всё. Болела спина, болели руки и ноги, болели глаза, но больше всего болела голова. Ему казалось, что шапка его была прибита к голове большим ржавым гвоздём.

 

— Ну вы и даете, — девушка натянуто улыбнулась. — Ночью в таком районе прогулки устраивать.

 

— Да, теперь знать буду, — говорит медленно, каждое слово тянет, висит на гласных. — Спасибо.

 

— Встать можете?

 

Превозмогая боль, он заслонил глаза рукой и открыл их. Максвелл похлопала его по плечу, мол, всё нормально. Он убрал ладонь от глаз и попытался сесть. Сделать это оказалось нелегко. Невидимый молоток застучал по голове, вколачивая шляпку ржавого гвоздя. Скривившись от боли, он потрогал это место на голове. К немалому удивлению, ни гвоздя, ни даже шапки на голове не было. Только кровь.

 

«Бедняга, — подумала девушка. — Наверняка, ещё и сотрясение получил. Хорошо, что хоть живой остался».

 

— Да.

 

Покачав головой, Дейзи протянула ему руку. Мужчина уставился на неё, словно она предлагала ему дохлую рыбу. Затем медленно протянул свою. Его ладонь была холодной. Тяжело вздохнув, она подняла мужчину на ноги. Он пошатнулся и схватился за живот.

 

— Спокойно! — вскрикнула Максвелл. — Не торопитесь. Вы можете идти?

 

Он кивнул.

 

— Хорошо.

 

Взгляд уперся в окровавленный бэйдж, болтающийся на его шее на коротком шнурке. «Джозеф Сид» — прищурившись, смогла прочитать девушка — «Больница Университета Эмори» Атланта, 2005.

 

Да это же охранник. Так вот кому так отчаянно Ларри пытался дозвониться сегодня вечером. Теперь понятно, почему охранник не пришёл на смену.

 

— Скорую вызывать?

 

Мужчина замер на мгновение, облизнул губы и огляделся. Затем снова сфокусировал взгляд на Дейзи.

 

— Нет, всё нормально, — прошептал он. — Спасибо.

 

— Знаете, а ведь я прохожу практику в больнице, в которой вы работаете, — девушка покачала головой. — Вот уж совпадения бывают.

 

— Да, вот уж совпадение.

 

Джозеф широко улыбнулся и снова уставился в темноту. Дейзи проследила за его взглядом, ожидая увидеть что-то, но там ничего не было.

 

Он не просто так туда смотрел. Кое-что мужчина всё же увидел.

 

— Пойдемте? Я помогу вам добраться до остановки, а там уже будем думать, что делать дальше.

 

Он медленно повернулась к ней, всё ещё улыбаясь. Выражение его лица заставило девушку вздрогнуть, но она не знала, почему. Так смотрели на неё пациенты. Видимо, сильно получил по голове.

 

В глухой голос сирены вмешался другой, более звонкий, и переулок неожиданно осветился красными и голубыми всплесками маячка. Около поворота с визгом затормозили две полицейские машины. Дейзи обернулась и увидела, что из передней машины выбежал человек в форме с пистолетом в приподнятой руке, за ним ещё один и они решительно побежали к ним.

 

…

 

 

Уставшая, Дейзи пришла домой под утро. День выдался длинным и выматывающим, и она знала, что сегодня уснуть не уже сможет. Она продолжала размышлять о пациентах, избитом охраннике. Действительно, вот уж совпадение.

 

Мозг разрывали десятки мыслей. Максвелл включила музыку, достала из холодильника колу и набрала ванну. Она не была большой поклонницей горячих ванн, но сегодня каждая мышца в теле молила об отдыхе. Пока ванна наполнялась водой, девушка прошлась по дому, собирая разбросанные вещи, потому что Джек опять ждал до последнего, чтобы начать собираться на работу.

 

Они с Джеком съехались чуть больше года назад, прибегая к всевозможным уловкам, чтобы на как можно дольше оттянуть вступление в брак. Дейзи чувствовала, что была готова к семейной жизни, а вот Джека пугала сама мысль о свадьбе.

 

Они были вместе уже три года, первые два из которых были просто великолепными, а последний стал смесью монотонности и страхов Джека перед одиночеством и браком. Если бы он мог застрять где-то посередине между одиночеством и семейной жизнью, имея Дейзи рядом, он был бы совершенно счастлив.

 

Она взяла две грязные тарелки с журнального столика, наступила на пустую коробку от пиццы и вдруг подумала, что ей надоела такая жизнь. Более того, она больше не была уверена, что хочет замуж за Джека, пусть бы даже он сейчас предложил ей пожениться. Она слишком хорошо его знала; она знала, какой будет их семейная жизнь; и, честно говоря, это её совсем не радовало.

 

Дейзи застряла в этих отношениях, и Джек её совсем не ценил. Подобным образом она застряла на практике, где её совсем не ценили коллеги. Она давно увязнула в воронке неправильных жизненных решений. Девушка знала, что нужно было что-то менять, но боялась перемен, а, учитывая, как сильно она уставала, у неё просто не было на них сил.

 

Максвелл прошла в ванную и выключила воду. От воды волнами поднимался пар, словно приглашая её окунуться. Она разделась и посмотрела на своё отражение в зеркале, в очередной раз остро осознав, что потратила три года жизни на человека, который вовсе не собирался разделить с ней жизнь. Девушка находила себя относительно привлекательной. У неё довольно миловидное лицо и неплохая фигура, пусть и немного худощавая. Почему же что-то не так?

 

Сегодня на практике в зал пошла совершенно обычная на вид женщина в халате, накинутом поверх больничной пижамы. Аккуратная, с приятным голосом. Если бы Дейзи встретила её при других обстоятельствах, в метро или магазине, никогда бы не подумала, что с ней «что-то не так».

 

Пациентка спокойно и подробно отвечала на вопросы патопсихолога. Он спрашивал её о самочувствии и просил выполнить разные задания, которые выявляют нарушения мышления. Временами её заносило в пространные рассуждения о смысле жизни — но с кем не бывает? Женщина говорила о своей семье, признавалась, что ужасно скучает по детям. Когда её увели в палату, патопсихолог сказал, что это яркий пример бреда при шизофрении: всё, о чём пациентка так искренне и подробно рассказывала, оказалось стопроцентным вымыслом. У женщины в больничной пижаме, как значилось в её истории болезни, вообще не было близких родственников.

 

Дейзи залезла в ванну и поставила колу на небольшой столик, где обычно лежали полотенца. Она выдохнула, позволяя воде расслабить мышцы. Закрыла глаза и расслабилась, насколько это было возможно, но грустный взгляд пациентки не выходил у неё из головы. В нём было столько печали, что он всколыхнул в памяти Дейзи дни, когда она испытывала подобную боль, но потом научилась надёжно прятать её в глубине души.

 

Она закрыла глаза и устроилась удобнее. Образ грустной пациентки отказывался покидать её сознание. Ей казалось, что она физически ощущает присутствие этой женщины, умоляющей позвонить её детям.

 

…

 

Джозеф Сид откинул покрывало, ненадолго подставив тело прохладе зимнего утра, — и вздрогнул. Часть мозга настойчиво призывала его отключить будильник, потому что у него выходной. Но какой от него толк, если будешь лежать весь день и жаловаться на боль в теле? Боль в голове. Да везде.

 

«Видишь? — казалось, твердил ему внутренний голос. — Сегодня утром дьявольски холодно. Заберись под одеяло, там приятно и тепло. В конце концов, ты честно заслужил день отдыха».

 

Таков был его типичный утренний ритуал; внутренний голос всегда что-то советовал, но Джозеф никогда не слушался. Он поднялся и, шаркая, добрался из спальни до крохотной ванной. Линолеум встретил ноги неприветливым холодом. Только сейчас он заметил, что весь пол был покрыт пятнами запекшейся крови. Закрыв за собой дверь, мужчина включил душ, и ванная наполнилась приятным теплым паром. Когда он шагнул под поток воды, ворчливый утренний голос, как обычно, сразу куда-то растворился. Никогда его раньше не избивали просто так. Он просто шёл на работу. Люди должны за что-то жить, а съемная квартирка сама себя не оплатит.

 

Натерев себя мылом, он окончательно проснулся. В левом предплечье ощущалось жжение от арматуры, Джозеф рассеянно провёл по месту ударов рукой. Он отключил душ, вышел, схватил смятое полотенце, висевшее на рейке рядом со шторкой, и насухо вытерся. Пар скопился наверху в виде облака, которое плавно изменяло свою форму с каждым его движением.

 

Ванная была едва больше чулана. Справа от двери располагалась маленькая стойка из формайки с раковиной для мытья рук. Некогда сверкающая и белая, керамика была покрыта оранжево-коричневыми пятнами от жесткой воды. Возле раковины имелось достаточно места для зубной щетки, пены для бритья и потрескавшегося куска мыла. Все остальные принадлежности покоились в аптечке возле зеркала, повешенного над раковиной.

 

Рядом со стойкой находился унитаз, краем почти упирающийся в ванную. Вообще, последняя была настолько мала, что Джозеф мог сидеть на унитазе и касаться дальней стенки, не наклоняясь вперед. Использованные разноцветные полотенца, шторка над ванной, обе части дверной ручки создавали «махровый» контраст с зеленоватыми стенами и потрепанным желто-коричневым линолеумом.

 

На лучшую квартиру денег пока нет. Денег нет и на лучшую жизнь.

 

Полотенцем он вытер запотевшее зеркало. Светло-коричневая борода и прямые волосы — таков был странный отличительный признак мужчин рода Сид на протяжении ряда поколений. Волосы он отращивал до плеч — не ради стиля, а скорее, потому, что это помогало скрыть поразительное сходство с отцом. С возрастом отражение в зеркале все чаще выглядело как лицо, которое Джозеф больше всего хотел забыть.

 

Он чувствует себя изгоем, птицей в клетке, только в бетонных, настолько серых и скучных стенах, откуда ничего не видно. Одиночество душит. Интересно, сколько времени он уже здесь стоит? Боль всё так же не покидает его, словно одно мгновение растянулось на всю жизнь. И это не совсем физическая боль.

 

«Не трави себе душу, — всё твердил ему внутренний голос. — Ты совсем не такой, как твой отец. Он был ненормальный, а безумие не заразно».

 

Поднимает взгляд и в отражении не видит себя, это другой человек, со взглядом, полным злости, чья жизнь — это сплошное сражение и боль. Не такую жизнь Джозеф себе хотел. Резко охватывает обида и хочется рыдать навзрыд от безысходности и собственного бессилия.

 

Господи, помоги. Покажи мне правильный путь.

 

Послышался хруст. Зеркало рассыпалось на мелкие осколки.

 

Только я перегружен,

Потерян в благодати.

Услышь мой крик.

 

XXXTENTACION — Pain = BEST FRIEND

 

 

Дейзи вернулась домой около семи часов вечера, понимая, что слишком устала. Отчёты, разговоры с пациентами, это всё отнимает так много сил. Сегодня она опять не сможет навестить отца Грегора.

 

Завтра. Точно завтра. Даже раньше отпросится.

 

Открыв дверь, она увидела Джека. Он сидел на диване с приставкой в руках. На журнальном столике перед ним стояла бутылка пива, две пустые стояли на полу. Девушка знала, что сегодня у него был выходной, и, видимо, он провёл его, не выходя из дома. В её глазах Джек выглядел безответственным ребёнком. Но не ребёнка, а зрелого мужчину она хотела увидеть, возвратившись домой после такого тяжёлого рабочего дня, как сегодня.

 

— Привет, малыш, — сказал Джек, не отрывая глаз от экрана телевизора.

 

— Привет, — сухо ответила Дейзи, отправившись на кухню. Увидев пиво на столике в гостиной, она сама захотела выпить. Но, вымотанная и взбудораженная, она решила, что лучше попить чай с мятой.

 

Дожидаясь, когда закипит чайник, девушка сходила в спальню и переоделась. Она так и не успела поужинать и вдруг поняла, что в доме почти не было еды. Дейзи уже давно не ходила за покупками и отлично понимала, что Джек даже не догадался сходить за ними сам.

 

Переодевшись в спортивные шорты и футболку, Максвелл вернулась в кухню под манящий свист чайника. Заваривая чайный пакетик кипятком, девушка услышала приглушённую стрельбу из гостиной — Джек играл в шутер. С любопытством ожидая, что он ей ответит, Дейзи с трудом сдерживала разочарование.

 

— Что у нас на ужин?

 

— Я ещё не ел, — крикнул молодой человек, не сводя глаз с экрана. — Что ты хотела приготовить?

 

— Я не собиралась ничего готовить, — она подождала несколько секунд, давая злобе утихнуть, а потом вошла в гостиную. — Чем ты весь день занимался?

 

Максвелл услышала его вздох даже через грохот взрывов на экране. Джек нажал на паузу и наконец посмотрел на Дейзи:

 

— И что, чёрт возьми, должен значить этот вопрос?

 

— Это просто вопрос, — девушка вздохнула и скрестила руки на груди. — Я спросила, что ты сегодня делал. Если бы ты не играл в свою тупую игру, то смог бы приготовить ужин или, по крайней мере, заказать пиццу.

 

— Прости, — громко и с сарказмом ответил он. — Откуда мне знать, когда ты решишь явиться домой? Ты никогда не обсуждаешь со мной свой график.

 

— Мог бы позвонить и спросить, — отрезала Дейзи.

 

— А на черта оно мне? — спросил Джек, бросив приставку и поднимаясь с дивана. — Если я звоню тебе в больницу, то у тебя никогда нет времени ответить.

 

— Это потому что я работаю, Джек.

 

— Я тоже работаю, знаешь ли. Рву зад на чёртовой фабрике. Ты даже не представляешь, как много я работаю.

 

— Представляю, — девушка поморщилась. Пришло время всё высказать. — Но вот скажи мне: когда ты в последний раз видел, чтобы я вот так валялась на диване? Я прихожу домой и собираю за тобой грязную одежду или мою за тобой посуду. И знаешь что, Джек? Я тоже много работаю. Я чертовски много работаю и день за днём вижу такие вещи, от которых тебя бы давно разорвало на куски. Я не хочу возвращаться домой к мальчишке, который играет в видеоигры и спрашивает, что я приготовлю ему на ужин.

 

— Ты считаешь меня мальчишкой? – почти кричал Джек.

 

Дейзи не планировала доводить разговор до ссоры, но её уже было не избежать. Она несколько месяцев хотела сказать ему эти слова, и сейчас, когда это произошло, девушка почувствовала облегчение.

 

— Иногда ты ведёшь себя именно так.

 

— Какая же ты сука.

 

Она дёрнулась так, словно получила пощёчину.

 

— У тебя есть три секунды, чтобы взять свои слова обратно, — девушка покачала головой и сделала шаг назад.

 

— Да иди ты к чёрту, – ответил Джек, обходя диван и направляясь к ней. Ей казалось, что он хочет ударить, такое уже было.

 

— Что ты сказал? — в её мозгу мелькнула мысль: их отношениям пришёл конец.

 

— Ты меня слышала, — ответил Джек. — Ты со мной несчастна, и я тоже несчастен. И так мы живём уже довольно давно, Дейзи. По правде говоря, мне это надоело. Мне надоело, что я для тебя стою на втором месте, потому что я знаю, что никогда не смогу стать для тебя важнее твоих психов. Да ты сама больная, понимаешь?

 

Она ничего не ответила, не желая ещё больше его провоцировать. Если ей повезёт, то ссора скоро закончится, а с ней наконец закончатся и их отношения, без драк и утомительных скандалов.

 

— Ты прав. Я несчастна. Я устала от всего этого.

 

— Ну, тогда прости, что потратил твоё время.

 

Он взял бутылку пива, залпом допил её и раздражённо поставил на стол. Бутылка с силой ударилась о столешницу, и Дейзи показалась, что стекло сейчас треснет.

 

— Я думаю, тебе лучше уйти.

 

Максвелл смотрела ему в глаза, выдерживая тяжёлый взгляд и давая понять, что её решение не обсуждается. Раньше у них тоже были ссоры, когда он был близок к тому, чтобы собрать вещи и уйти. Время пришло. На этот раз она не примет извинений и не согласится ни на примирительный секс, ни на манипулятивные разговоры о том, как они нужны друг другу.

 

Наконец Джек отвёл взгляд. Молодой человек выглядел взбешённым. Он прошёл почти вплотную к Дейзи, выходя из гостиной и направившись в спальню. Девушка слушала, как он собирает вещи, стоя в кухне и лениво помешивая чай.

 

«Вот какой я стала, – подумала она. – Одинокой, холодной и безразличной».

 

Дейзи нахмурилась, зная, что к этому всё и шло. Когда-то её преподаватель предупреждал: если она поставит себе целью достижение чего-то в психиатрии, в её занятой, безумной жизни не останется места на здоровые отношения.

 

Через несколько минут до неё стало доноситься тихое бормотание Джека. Под аккомпанемент открывающихся и закрывающихся ящиков в спальне, она услышала такие слова, как «ебанная сука», «помешанная на психах» и «хренов бездушный робот».

 

Это были обидные слова, девушка не могла притворяться, будто они её не ранили, но она решила на них не реагировать. Вместо того чтобы слушать бормотание Джека, Дейзи начала разгребать созданный им за день беспорядок. Она выкинула пустые бутылки из-под пива, вымыла несколько грязных тарелок и кинула в корзину пару грязных носков, пока тот, кто создал весь этот бардак — тот, кого она когда-то любила — продолжал поносить её последними словами в другой комнате.

 

Джек ушёл в восемь, а уже через час Дейзи легла спать. Она проверила почту, прочитав несколько отчётов, присланных практикантами. В них не было ничего, что требовало бы её немедленного внимания. Довольная тем, что может насладиться несколькими часами безмятежного сна, девушка выключила прикроватную лампу и закрыла глаза.

 

Переживёт.

 

Она провела рукой по той половине кровати, на которой когда-то спал Джек. Просто так, чтобы убедиться, что его там нет. Её не пугала пустая постель, потому что Джек часто не спал рядом из-за ночных смен. Сейчас, когда она знала, что он больше не будет здесь спать, кровать казалась Дейзи даже больше, чем раньше. Растянувшись на всю её длину, она задалась вопросом о том, когда же всё-таки разлюбила Джека. Девушка знала, что это произошло как минимум месяц назад, когда практика и началась. Но тогда она ничего не сказала, надеясь, что то, что когда-то связывало их, может снова возродиться.

 

А всё стало только хуже. Максвелл часто думала о том, что Джек тоже чувствовал, как она постепенно отдаляется, и её чувства к нему тускнеют. Но он был не из тех, кто придаёт значение подобным предчувствиям. Джек всеми силами избегал ссоры, и, пусть Дейзи было неприятно об этом думать, так и продолжал бы эту невыносимую игру в любовь только потому, что боялся перемен и был слишком ленив, чтобы съехать.

 

…

 

Джозеф вошел в больницу минут за шесть-семь до девяти вечера. Не спеша направился по коридору к своему рабочему месту, по ходу здороваясь с местными обитателями. Опустившись в кресло, он бросил старый портфель на серую крышку стола и включил компьютер. Тот издал громкий рев, словно обрадовавшись, что выходит из состояния вынужденного покоя, и приступил к циклам прогрева и процедуре проверки оперативной памяти. Мужчина бросил взгляд на настенные часы, которые висели в приемной достаточно высоко, чтобы каждый мог увидеть их издалека. Без пяти девять. То есть, когда стукнет девять, большинство работников уйдёт домой.

 

— Хочу тебя кое о чём попросить, — проговорил женский голос за его спиной.

 

Джозеф не удосужился повернуться, открыл портфель и вытащил тонкую книгу большого формата — глянцевое подарочное издание о городе-курорте Майами. Меж толстых мелованных страниц лежали три фотографии. На первой старой фотографии его за шею обнимали мать и Джейкоб, а вокруг цвели подсолнухи. Отец стоял рядом и переворачивал мясо на решетке. Все улыбались такими безмятежными, радостными улыбками. На второй большой фотографии из фотосалона он держал на руках плачущего Джона. На третьей фотографии был один Джон, точнее, только его лицо. Он подпирал обеими руками голову и улыбался легкой, наивной детской улыбкой. Джозеф даже не помнил, когда сделали эту фотографию. Мужчина нашёл её на днях, когда разбирал старые коробки.

 

Он использовал эту книгу вместо папки и носил её с собой в портфеле постоянно.

 

— О чём же? — поинтересовался Сид, слегка улыбнувшись.

 

— Наблюдай, пожалуйста, за крылом с тяжелыми пациентами, — продолжала женщина. — У нас там опять проблемы с дверью. Утром мастер приедет. Прости, я знаю, что прошлой ночью произошло, но Ларри не могу об этом просить, понимаешь сам.

 

— Хорошо, мэм, я вас понял.

 

Кейт Паркер пошла к выходу. Ларри опять опаздывает, но Кейт редко обращала внимание на время прихода. Все знали, что ей по-большому счету всё равно, если люди немного опаздывали. Главное, чтобы они не злоупотребляли такой поблажкой и справлялись с работой. Джозеф, тем не менее, всегда приходил вовремя.

 

Или почти всегда.

 

Именно Кейт дала ему тот единственный шанс, когда Джозеф сидел без работы и у него не было поручителей, чтобы надеяться на положительный результат при собеседовании. После того, что произошло на прежнем рабочем месте, мужчина был уверен, что никто и никогда не согласится принять его. Но женщина поверила в него.

 

Когда его кандидатуру одобрили, Джозеф поклялся себе, что никогда не подведёт заведующую. В частности, будет своевременно приходить на работу. Как любил повторять его отец, тяжелый труд ничем не заменишь. Мужчина отбросил неожиданную и неприятную мысль об отце: не хотелось начинать смену в плохом настроении.

 

Двадцать пять минут спустя в двери проскользнул его напарник Ларри Паттерсон. Он, как обычно, опоздал — и, тоже как обычно, ему на это было наплевать.

 

— Добрый вечер, боец, — пропел Ларри своим тягучим монотонным голосом. — Ты хоть выспался?

 

— Знаешь, Ларри, я давно вышел из детского возраста. Хочу верить, что и тебе удастся когда-нибудь повзрослеть. Я вчера по голове получил, а на работе вовремя.

 

— Ты молодчина, приятель, — сказал Паттерсон. — Прости, дома старуха такие шницели из говядины сделала, чуть язык не проглотил. Кстати, я принёс парочку, попробуешь потом. И всё-таки тебе нужна женщина.

 

Джозеф хотел было ответить, но его отвлек пронизывающий зуд в правой ключице. Он продавил пальцами рубашку, стараясь расчесать зудящее место. Может, аллергия? Или ночью в постель пробрался паук и случайно укусил его?

 

Мужчина заскреб сильнее, намереваясь покончить с опостылевшим зудом. И тут напомнил о себе порез на руке.

 

— Что, приятель, блохи заели? — Ларри скинул куртку и уселся на кресло рядом.

 

Джозеф сразу же убрал руку и уставился в монитор.

 

— Ничего особенного. Просто какое-то насекомое укусило.

 

Ларри лениво кивнул, хотел, было, закинуть ноги на стол, но передумал и закинул руки за голову, удобно вытянувшись в кресле.

 

— Джозеф, у меня к тебе серьёзный вопрос.

 

— Я весь внимание.

 

— Как думаешь, Папа Римский носит женское белье?

 

— Не знаю, — тихо засмеялся мужчина. — Почему ты вообще об этом думаешь?

 

— У него просторное платье, — Паттерсон пожал плечами и прикрыл глаза. — Ну правда. Никто же не знает. А вдруг он фетишист? Ты только представь!

 

Джозеф рассмеялся, на этот раз громко, представляя Папу в женском белье. Он знал, что выглядит сейчас как идиот: плечи трясутся, голова опущена, а рука прикрывает рот, чтобы как-то сдержать смех. Но зачем сдерживаться? Всё равно никто не услышит. А если и услышит, то никого это не удивит. Здесь часто люди смеются.

 

— Ладно, приятель, я немного посплю. Если что, разбудишь меня.

 

После полуночи Джозеф закрылся в одной из туалетных кабинок и сел на крышку унитаза, спустив штаны ниже колен и сбросив на пол серую рубашку. В верхней части левого предплечья, на левом бедре и правой голени появилась красная сыпь. Нестерпимо чесались ещё три источника зуда: пальцы безошибочно говорили о том, что аналогичная сыпь появилась на правой ключице, на позвоночнике сразу под лопатками и на правой ягодице. И вдобавок — на левом яичке, о чём мужчина старался не думать.

 

Иногда зуд усиливался, иногда прекращался, но временами безжалостно охватывал и точил тело сразу в нескольких местах. Ну точно, паучьи укусы, думал Джозеф. А может, это сороконожка? У неё, насколько ему было известно, очень неприятный яд. Больше всего Джозефа удивляло, что он спокойно спал во время атаки насекомых. Что бы ни явилось источником укусов, наверное, всё произошло как раз перед тем, как он проснулся. Во всяком случае на теле не было видно никаких следов, когда он собирался на работу, то есть яд только поступил в организм, а реакции ещё не последовало.

 

Конечно, чесотка доставляет неудобства, однако в целом волноваться не о чем. Просто надо постараться не расчесывать зудящие места, и постепенно всё пройдет. Если оставить их в покое, то они исчезнут сами по себе. Проблема заключалась в том, что Джозефу всегда было трудно игнорировать свои кожные дефекты, будь то корки, прыщи, волдыри или что-нибудь ещё, но дурная привычка беспокоить их всё равно ни к чему хорошему не приводила. Нет, надо сосредоточиться и «терпеть, невзирая на боль», как повторял его отец в детстве.

 

Мужчина встал, застегнул штаны, натянул рубашку. Глубоко вдохнул и попытался забыть о своих неприятностях.

 

Он вышел из туалета и тихо закрыл дверь, чтобы никого не тревожить. Темно, надо было фонарик взять. Гладкие бетонные стены теряются во тьме. У Джозефа ноет в животе.

 

«Это страх», — удивленно думает он.

 

Не тот страх, который он испытал, когда отец его душил или когда его избили в переулке. Это ноющее ощущение в животе — глубинный страх, первородный, уходящий корнями в его душу. Джозеф смотрит в тёмный коридор, и этот коридор точно манит его.

 

Отдаленный, таинственный, беззвучный раскат грома послышался в стенах больницы; он был тих и грозен, как первые предвестники приближающейся бури, как шум сонмища духов, собравшихся восстать из Ада. Он затих, и после страшной секунды молчания раздался истеричный, срывающийся смех.

 

Джозеф идёт вперед. Через секунду вокруг становится совсем темно, но мужчина всё же может что-то рассмотреть, потому что его глаза привыкли к темноте. Бетон сменяется голыми кирпичными стенами. Теперь чувствуется сквозняк, и у Джозефа волосы поднимаются на затылке, как шерсть на загривке у молодого пса.

 

Он оглядывается, а коридор бесконечный. Слышит, как закрывается дверь — очень тихо, но Джозефу кажется, будто только что столкнулись два грузовых поезда.

 

Его обволакивает неестественная тишина.

 

Гробовая тишина.

 

Мужчина слышит только звук собственного дыхания.

 

И вновь то же ощущение в животе. Джозеф помнит, что когда-то уже испытывал что-то подобное, давным-давно. Когда ещё был ребенком.

 

Он касается рукой шероховатых, чуть влажных кирпичей, идёт по коридору, и ему кажется, что он ступает босыми ногами по ступеням лестницы, спускаясь вниз. Дальше, всё дальше, в самый Ад.

 

— Тебя будут ломать, пока ты не сдашься.

 

Опять этот голос.

 

— Кто здесь? Ларри? — почти кричит Джозеф.

 

 Не было ему ответа. И только тихий смех издалека то ли послышался, то ли почудился. Ощущение в желудке усиливается, и мужчине кажется, что его тело скукоживается.

 

И липкий, животный страх заползает всё глубже и глубже, в самые потаенные уголки души.

 

— Прекратите, — шипит Сид, и многоголосое эхо разносит его слова по коридору.

 

Пол действительно уходит вниз под наклоном, и осторожные шаги Джозефа слышатся в тишине.

 

Скорее инстинктивно, чем повинуясь представлению о том, что каждый коридор должен где-то заканчиваться, мужчина выставляет левую руку перед собой, чтобы не удариться.

 

В какой-то момент он нащупывает в темноте впереди деревянную дверь и останавливается.

 

На уровне его бедра находится металлическая ручка.

 

Сердце гулко бьется у Джозефа в груди. Слишком быстро, слишком громко. Словно он стоит перед комнатой своего отца.

 

Он знает, что должен открыть эту дверь. Должен выяснить, что скрывается за ней. Но в то же время он понимает, что потом эту дверь уже никогда не запереть. Ноющая боль в животе терзает его.

 

А затем он нажимает на ручку. И открывает дверь.

 

После темноты коридора свет режет Джозефу глаза, хотя в зале под крестовым сводом царит полумрак. И только в глубине крипты между двумя колоннами свет как будто сильнее. В больнице нет таких комнат.

 

У мужчины перехватывает дыхание.

 

Человек в черном стоит там, повернувшись к нему спиной. За ним — серый каменный алтарь. И на алтаре кто-то лежит... Женщина, полускрытая широкой спиной черного человека. Женщина прикована к алтарю цепями за руки и ноги, она лежит на спине. На ней белое, удивительно красивое, но в то же время немного странное платье. Она точно невеста в гробу.

 

Затем его взгляд падает на старое огромное зеркало, установленное за каменным алтарем. В нем отражается женщина в этом белом платье, натянутом на округлившемся животе. По платью тянется надрез, словно врач собирается сделать ей кесарево сечение. В зеркале видны её голые ноги, чуть приподнятые над алтарем, как будто она сидит в кресле у гинеколога. Черный человек стоит у её ног.

 

Джозеф в ужасе смотрит в зеркало на мужчину. Точно в замедленной съемке, черный человек поднимает голову, смотрит на Джозефа и улыбается.

 

Дверь распахнута. Теперь закрыть её невозможно.

 

В зеркале он видит себя.

 

— У тебя есть призвание.

 

Вдруг — темнота, потом — яркая вспышка, три громких удара сердца. Джозеф, резко дернувшись, пытается прийти в себя. Всё заливает красный свет. Мужчина вдруг понимает, что находится подвальном помещении, только там такие лампочки.

 

 Тут Джозеф увидел в своей руке нож. Окровавленный нож.

 

Комментарий к 3.

XXXTENTACION — Jocelyn Flores

 

Не засыпай, не спи,

Земля истает словно снег,

Иссякнет солнца свет,

Навеки я согрет.

 

очень долго думала об этом. и всё-таки решилась. странно, что никто до меня не решился об этом написать. вообще, удивлена, что работ с Джозефом почти нет. наверное, не каждому хватит смелости.

Всё начинается в Атланте. во времена, когда Джозеф Сид работал ещё только в психиатрической больнице сторожем. превращение в Отца, основателя культа «Врата Эдема» происходит далеко не сразу и это не та история, которую можно раскрыть за пару страниц.

12345Следующая ⇒

Поделиться: