Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Глава одиннадцатая. Беседы с инквизитором
На этот раз ждать под дверью пришлось ведьме: отец Пуркарий вёл с воинственным собратом жаркий спор. Чем дальше, чем громче звучали аргументы мирного служителя Защитника и тише возражал инквизитор. Магда сердилась: изматывает Крама, последние силы у человека тянет, а тот только от воспаления лёгких оправился! Да и применение крови оборотня тяжеловатое средство, весь организм встряхивает. О чём именно шла речь, ведьме было не слышно, но вот Крам резко закричал: — Оставьте меня! Я устал! Отец Пуркарий вежливо попрощался и вышел из отведённых инквизитору покоев. Столкнувшись в дверях с ведьмой, кивнул и пробормотал: — Что я и говорил. Входите. — Он тебя сильно измучил? — спросила Магда с порога. Крам полулежал на застеленной постели и явно приходил в себя после сильного возмущения. Увидев девушку, поспешно вскочил и предложил пройти в предназначенную для приёма посетителей часть покоев. Краму было неловко от того, что Магда видела его беспомощным, и он стремился избежать каких бы то ни было ассоциаций со временем болезни. — О чём ты спрашивала? — Я об отце Пуркарии. Зачем он к тебе всё время ходит, чего добивается? Если тебе тяжело с ним говорить — скажи, я передам барону. Ты же еле на ногах стоишь. И вставать тебе не надо. — Нет, я вполне здоров. Ты меня излечила. А я так и не поблагодарил тебя. — Забудь об этом. Чего хотел отец Пуркарий? — Богословский диспут. Тебе будет неинтересно. — Прости. — А зачем ты пришла? — Узнать, как ты. Если ты здоров, пойду… — Нет, останься! — Не стоит. Нам нельзя видеться. Теперь, когда я совсем тебе не нужна… — Ты нужна мне! — горячо возразил Крам. — Не избегай меня! — Нельзя. — Почему? — Ты… забыл, кто я? Забыл, кто ты? А я помню. Всё время помню. — Почему ты исцелила меня? — глухо спросил инспектор инквизиции. — Зачем? — Я исцелила тебя, как исцелила бы любого. — Любого? — Да. — Я для тебя ничего не значу? Ничем не отличаюсь от других людей? — Отличаешься. Крам с надеждой замер. — Ты инквизитор. — И всё? — Это как моё проклятие, оно определяет, кто ты есть и как будешь поступать. — Отец Пуркарий не одобряет политику инквизиции, — неожиданно произнёс Крам. — Мирные служители не видят разницы между нами и проклятыми. — У них ведь есть основания? — мягко спросила ведьма. Она чуть не плакала от мысли, что пришла пора окончательно попрощаться с любимым человеком. Любимым, несмотря ни на что. Как там Вейма говорила? Играть чувствами, превращать в оружие? Пришла пора узнать, как она усвоила урок. — Это другое! — резко возразил инквизитор. — Мы трудимся во славу Защитника! — Конечно, — безо всякого выражения согласилась Магда. Вот и всё. — Во славу Защитника. А я — во вред. Прощай, Крам. В следующий раз встретимся на пытке. Когда будешь ломать мне кости, не жалей ни о чём. Правда, не стоит. Я жалеть не буду. Прощай. — Постой! Инквизитор едва успел ухватить ведьму за рукав, когда она, решительно поднявшись, шла к двери. Крам развернул Магду к себе и увидел слезинку, пробегающую по щеке девушки. Сама ведьма ничего не замечала. — Я люблю тебя. — Не имеет значения, — всё также невыразительно произнесла ведьма. Она не сопротивлялась, когда инквизитор привлёк её к себе и осторожно поцеловал. Краму показалось, что Магда вообще перестала чувствовать. — Для меня — имеет. — Забудь. Ненужно всё. — Ты презираешь меня? — За что? — Магда! Скажи, ты презираешь меня? Считаешь моё призвание отвратительным? Вот тут ведьма будто очнулась. Она высвободилась из несмелых объятий Крама и с сомнением посмотрела на него. — С каких пор инквизитора волнует мнение жертвы? — Ответь! Считаешь? — Твоё призвание не хуже любого другого проклятия, — после долгого молчания проговорила Магда. — Только мы прямо творим зло, а вы притворяетесь. Но почему ты так подумал? — Почувствовал. — Когда? Крам отвернулся. — Это было в бреду. Или раньше. — Что было? — Суд. Двое — светлый и тёмный, мужчина и женщина, — судили меня. Обвиняли перед тобой, а ты судила. А потом было пламя ада и вечное проклятие. Но и в аду я видел твоё лицо. Ты презирала меня. — Это просто сон. Чего только не увидишь в лихорадке, — как можно небрежней произнесла ведьма. Враг бы побрал отца Пуркария! Его дурацкие диспуты заставили Крама вспомнить тот разговор в подвале и на кухне, который Лим стёр из памяти инспектора! Инквизитор вообще бы ничего не вспомнил, если бы не воспаление лёгких и бред, перемешавший воспоминания. А теперь — достаточно толчка, чтобы вернуть в сознание забытое. Вампир тогда отказался повторять свои действия: повторное вмешательство могло привести к безумию. Решили надеяться на удачу. Донадеялись. — Сон, — повторил Крам. Он с надеждой взглянул на любимую, но она смотрела мимо. — Я увидел его оттого, что вы с Лимом спорили, стоит ли меня лечить. — Мы? — опешила ведьма. У неё и времени не было тогда на споры, а уж с практикантом подруги и вовсе не собиралась церемониться! Да, Лим доказывал, что инквизитор суть создание бесполезное, но нельзя же так всё прямо воспринимать… С другой стороны, почему бы не согласиться? Пусть будет рациональное объяснение странным воспоминаниям. — Спорили немного. Но это не имело значения, он всё равно помог бы мне тебя выходить, не сомневайся. — Ты спасла мне жизнь, — заявил инквизитор. — Если бы не ты, я бы умер от воспаления лёгких или навсегда бы остался калекой. Я всем обязан тебе. — Не говори так, — тихо попросила ведьма. — Почему? — удивился Крам. — Так нельзя говорить с проклятыми. — Почему? — Для нас это ритуальная фраза. — Что она означает? — Готовность выполнить желание спасителя. Одно желание. — Любое? — Почти. Если тебе не понравится, можешь отказаться, тогда загадают другое. — А если и другое не понравится? — Смотря как спасали. Если это было трудно, тогда придётся выполнить первое-второе. А если просто — хоть сотое, что понравится. Главное, нельзя нарочно просить чего не хочешь, не то нечестно получится. — И будет выполнено? — Иначе спаситель может отнять жизнь, если спасённый так её не ценит. И никто его не упрекнёт за это. — Значит, я должен тебе желание. — Нет. Ты мне ничего не должен. Забудь об этом, пожалуйста. У нас не принято выражать благодарность, пока о ней не попросили. — Но я не один из вас. — Тогда тем более. Забудь. Мне ничего не стоило спасать твою жизнь. — А Лим? Он тоже имеет право? — Нет, желание может быть только одно на всех. Да и к нему этот закон отношения не имеет, — поспешно поправилась ведьма. В какой-то мере она не грешила против истины: к Лиму, как и к ней самой, закон об исполнении просьбы спасённого отношения не имел, ведь это они его чуть не убили. — Магда, кто Лим такой? — внезапно спросил Крам. — Кто такой? — Неужели инспектор их подозревает? — За что он ненавидит инквизицию? — Лим? Ненавидит? — Ты ведьма, проклятая. Тебя я понимаю. Отец Пуркарий принадлежит к другой ветви слуг Защитника. С чего бы обычному человеку ненавидеть нас? — Скажешь, не за что? — Нас ненавидят только те, кто опасается за себя. Магда отвернулась. — Поверь мне, Лиму опасаться нечего. — А я думаю, он еретик. Или родственник сожжённого еретика. Угадал? Магда побледнела. Где-то в отдалении раздался гром, но ни ведьма, ни инквизитор не обратили на это внимания. Как и на ясное, без туч и облаков, небо за окном. — Зачем тебе это знать? — Он приехал сюда, чтобы укрыться от нас? — уже уверенно продолжал инквизитор. — Хотел укрыться под покровительством барона Фирмина. Так? — Он выхаживал тебя, носил, когда ты не мог ходить. Помогал делать первые после выздоровления шаги. Предупреждал каждую мысль, малейшее желание. А ты думаешь, как бы обречь его на пытки и костёр?! И после этого ты спрашиваешь меня о презрении?! — Кто он такой? — уже совсем другим тоном спросил инквизитор. Профессиональный интерес начисто исчез из его голоса, уступив место… ревности? Почему Магда так рьяно бросилась защищать мальчишку? — Что вас связывает? — Он — практикант моей подруги, — оторопела ведьма. Её? Связывает? С Лимом? — Студент Раногского Университета, изучает психологию. Она мне его уступила, чтобы помог с лечением. — И только? — успокоился Крам. С блестящей идеей сделать из барона заступника еретиков придётся расстаться: вольнодумство Университета инквизиции неподсудно. — А что может быть ещё? Только это. Если бы Крам меньше радовался из-за беспочвенности своих ревнивых подозрений, он бы заметил уклончивый тон собеседницы. Но инспектору было не до того. — Я только хотел знать, за что Лим ненавидит инквизицию, — солгал инквизитор. — Не сердись на меня. — Я не сержусь, — печально ответила девушка. — Ты — тот, кто ты есть. Так было и будет всегда. Мне надо идти. Крам не знал, как ему удержать ведьму. Просить остаться, встать на колени, заслонить собой дверь или лечь у порога. Неизвестно, какой выходкой он опозорил бы инквизицию, но тут в покои вбежал отец Пуркарий. — Магда! — с порога закричал он. Ведьма удивилась — впервые служитель Защитника обращается к ней просто по имени. — Магда, скорее! Юная госпожа!.. — Нора?! Ведьма бросилась вслед за служителем Защитника на третий этаж, где никто не жил и где барон выделил дочери личный кабинет. Подумав, Крам последовал за ними. Если когда-нибудь Защитник или сам Творец спросит его, инспектору придётся признаться: он не спешил на помощь девочке и не стремился поддержать возлюбленную. Инквизитор надеялся под видом сочувствующего пробраться на часть дворца, которая прежде была для него закрыта. Он вспомнил гром, раздавшийся посреди ясного неба, соотнёс размеры дворца и время, прошедшее между грохотом и появлением Пуркария. Шум наверняка устроила юная госпожа Нора, о чьём здоровье теперь печётся ведьма. Какие тогда напрашиваются выводы?
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-05-06; Просмотров: 190; Нарушение авторского права страницы