Иллюзии. Приключения вынужденного Мессии

Ричард Бах

Вовлечённость – играй, да не заигрывайся.

Если ты читаешь эту страницу, ты заигрался и забыл, что происходящее вокруг тебя не реально.

Подумай об этом.

Всегда помни, откуда ты, куда идёшь, и зачем ты создал вокруг себя весь этот бардак.

Помни, что ты умрёшь ужасной смертью.

Это хорошая тренировка, и ты перенесёшь её легче, если будешь помнить ответы на предыдущие вопросы. Смерть следует принимать с серьёзным видом – менее развитые живые формы, в основной своей массе, сочтут твой радостный смех по пути на казнь сумасшествием.

– А ты открывал страницу, где написано про нереальность окружающего мира, Дон?

– Нет.

– А ещё тут написано, что тебя ожидает ужасная смерть!

– Вовсе не обязательно. Это зависит от того как ты сам всё устроишь.

– А ты умрёшь ужасной смертью?

– Не знаю, по-моему, в этом как-то мало толку, я ведь завязал с этой работой. По мне, так тихого восхождения вполне достаточно. Через несколько недель решу этот вопрос, когда закончу всё, ради чего пришёл.

Тогда я наивно решил, что это он так пошутил насчёт этих нескольких недель.

Я же вновь углубился в книгу. Да, пожалуй, любому Мастеру пригодились бы эти знания.

Изучать – это открывать в себе то, что ты и так уже знаешь.

Делать – значит показывать свои знания на практике.

Обучать – напоминать окружающим, что они знают и могут то же самое, что и ты.

По сути, все вы ученики, творцы и учителя.

Быть верным самому себе – твоя единственная обязанность в любой из жизней. Верность кому-либо или чему-либо другому не только невозможна, но ещё и указывает на лже-Мессию.

Самые простые вопросы обычно оказываются самыми сложными: где ты родился? Где твой дом? Куда ты идёшь? Что ты делаешь?

Задавай их себе время от времени, и ты увидишь, как твои ответы меняются.

Лучше всего ты учишь тому, чему больше всего хочешь научиться сам.

– Что-то ты там уж больно притих, Ричард, – сказал Шимода, будто бы желая поговорить.

– Ага, – ответил я и продолжил читать. Уж если эта книга предназначалась только для Мастеров, я не собирался так просто с ней расставаться.

Живи так, чтобы не стыдиться ничего написанного о тебе, даже если это неправда.

Настоящие друзья узнают тебя в первую минуту встречи настолько, насколько случайные знакомые не узнают и за тысячу лет.

Лучший способ избежать ответственности – сказать «У меня есть обязанности».

И тут, вдруг, я заметил, что в этой книге чего-то не хватало.

– Дон, а почему страницы без номеров?

– Ну, они и не нужны. Просто открываешь книгу на первой попавшейся странице и ответ там.

– Волшебная книга?!

– Нет. Так можно проделывать с любой книгой. Хоть со старой газетой, если читать достаточно внимательно. Ты что, ни разу не пробовал о чём-то сильно задуматься, взять любую книгу, открыть её наугад и найти в ней ответ?

– Нет!!!

– Ну, так попробуй как-нибудь.

И я попробовал. Закрыл глаза и спросил, что будет, если так и продолжу летать с этим непонятным человеком. С ним было, конечно, весело, но меня не покидало предчувствие, что очень скоро что-то невесёлое с ним случится, и мне совсем не хотелось бы оказаться рядом.

Всё ещё думая об этом, я открыл книгу, только потом открыл глаза и прочитал:

Ты есть жизнерадостный, вечно учащийся Дух, живущий в материальном теле.

Не спеши отворачиваться от возможного будущего, пока не убедишься, что в нём нечему научиться.

Любая проблема таит в себе Божественный дар.

Ты тоже будешь это знать, но для этого тебе придётся подняться над облаками, чтобы видеть всю картинку сверху.

 

11.

Мир – это твоя тетрадь, в которой ты учишься решать свои задачи. Она нереальна, но ты можешь изображать там реальность.

Также ты можешь писать там всякую ерунду, ложь и даже вырывать страницы.

 

12.

Все люди, все события приходят в твою жизнь потому, что ты сам их пригласил.

Не пугайся прощаний.

Прежде чем встретиться вновь, нужно сказать «прощай».

Ричард Бах

Иллюзии. Приключения вынужденного Мессии

Редактор: Люся Бушмина

Перевод: Алексей Хохуля

Предисловие автора

Меня постоянно спрашивали: «Что же будет после «Чайки Джонатан Ливингстон», Ричард»? Я говорил им, что не буду больше писать ничего. Ни единого слова, ведь всё, что я хотел сказать, я уже сказал в моих книгах. И, хотя у меня кончились деньги, и даже пришлось продать машину, мне очень нравилось не работать до полуночи.

И вот, я сел в свой старенький биплан и отправился путешествовать по бесконечным зелёным просторам Среднего Запада Америки, катая людей за 3 доллара, как делал это каждое (ну или почти каждое) лето. И вот тогда я начал чувствовать до боли знакомое напряжение. Что-то еще осталось недосказанным.

Писательство не приносит мне большого удовольствия, и если есть возможность отвернуться от идеи, блуждающей где-то в темноте, и не открывать ей дверь, то я даже карандаша в руки не возьму. Но иногда чудовищный динамитный взрыв сносит стену, и сквозь обломки кладки и осколки стекла чья-то мощная рука хватает меня за горло, и кто-то нежным голосом говорит: «Ричард, я буду держать тебя, пока ты не выразишь меня словами на бумаге». Именно так я и повстречал «Иллюзии». Даже там, лёжа на зелёных полях Среднего Запада, мысленно разгоняя облака, я всё время думал: а что если бы в моей жизни появился человек, владеющий этим искусством, который бы знал, как устроен этот мир, и показал бы мне, как он работает? Что если бы я встретил супер-продвинутого… Что если бы в наше время пришел Мастер, подобный Сиддхартхе или Иисусу, который бы мог управлять иллюзиями этого мира, потому что он знает реальность, которую эти иллюзии скрывают? И что если бы я мог с ним повстречаться? Например, он бы тоже, как и я, летал на своем биплане и однажды, совершенно случайно, приземлился на одном поле со мной? Каким бы он был? Что бы он сказал? Быть может, это был бы совсем другой Мессия, чем тот, на заляпанных маслом и травой страницах моего бортового журнала. Может быть, он не произнёс бы ничего из того, что написано в этой книге. Но все же, вот что он мне сказал: мы, подобно магниту, притягиваем в нашу жизнь то, о чем думаем. И если это так, то именно я создаю все события в своей жизни. И вы тоже. Возможно, вы не случайно читаете сейчас эту книгу. Возможно, она поможет вам что-то вспомнить. Я выбираю думать именно так. Я абсолютно уверен, что мой Мессия такой же живой, как и мы с вами, и наблюдает за нами обоими из какого-нибудь другого измерения и радостно улыбается оттого, что всё происходит именно так, как мы этого захотели.

 

1.

И сошёл на Землю Мастер. И родился он на благословенной земле Индианы. И рос он в окружении таинственных холмов, что на востоке от форта Уэйн. Мастер учился в общеобразовательных школах Индианы и со временем овладел профессией автомеханика. Но у мастера были и другие знания, которые он получил в других землях, в других школах, в других жизнях, прожитых ранее. Он помнил их все и через это стал мудр и силён. Другие же, видя это, приходили к нему за советом. Мастер был уверен, что способен помочь себе и человечеству, и было так, как он верил. И люди, видя его силу, шли к нему, чтобы он избавил их от всех их проблем и многочисленных болезней. Он верил, что каждый человек есть сын Бога. И было всё в точности так. И мастерские, в которых он работал, были переполнены толпами жаждущих его совета и мудрости, а на улицах его ожидали толпы людей, которые мечтали, чтобы его божественная тень упала на них и изменила всю их жизнь. Из-за этих-то толп владельцы мастерских, где он работал, велели ему оставить инструменты и идти, куда глаза глядят, потому что ни ему, ни другим механикам просто невозможно было спокойно трудиться.

И вот он ушел за город. И люди, шедшие за ним, стали звать его Мессией и творцом чудес. И было им по вере их. Если во время речи его проходила гроза, то ни одной капли не падало на голову слушателей; стоящие позади слышали его слова так же ясно, как и те, что были впереди, и ни гром, ни молния не прерывали его. Мастер рассказывал притчи. И говорил он:

«Внутри каждого из нас заключена могучая сила выбирать свой собственный путь. Каждый сам выбирает быть богатым или бедным, больным или здоровым, свободным или рабом. Этот выбор совершаем мы сами, а не кто-то другой вместо нас».

Заговорил мельник: «Тебе легко говорить такие слова, Наставник, ибо тебя направляет великая сила. Мы же бредём в темноте. В этом мире человек должен работать, чтобы жить достойно».

Мастер же ответил притчей: «На дне одной огромной прозрачной реки жили существа, которые всю жизнь только и делали, что держались за камни и различные коренья, чтобы мощная река не унесла и не убила их. Могучий же прозрачный поток знал лишь свою прозрачность и величаво нёс свои воды над их подводной деревней. Река не делала различия между старыми или молодыми, богатыми или бедными, плохими или хорошими существами – она лишь текла своим путём.

С самого рождения эти подводные жители знали, что только лишь держась изо всех сил за камни можно выжить. И вот один из них сказал: «Я устал вечно держаться! Я верю, что поток знает куда идёт и выбираю довериться ему. Я умру от тоски, если буду продолжать сопротивляться ему! Поэтому я позволю потоку унести меня с собой».

«Глупец! » – закричали его соплеменники – «как только ты перестанешь держаться, поток, который ты так боготворишь, подхватит тебя, закрутит и швырнёт о камни, и ты помрёшь быстрее, чем от тоски! »

Но тот не послушал их. Он сделал глубокий вдох и отпустил руки. Тут же мощный поток подхватил его, закрутил и ударил о камни. И когда же, наконец, он перестал хвататься вновь, поток поднял его со дна и больше не бил о камни, а плавно понёс с собой.

Существа же, жившие вниз по течению, увидели его и закричали: «Глядите! Он один из нас, но он может летать! Это наш Спаситель! Приди же и избавь нас! »

Несомый рекой ответил им: «Я такой же Мессия, как и вы. Поток с радостью возьмёт с собой любого из нас, нужно лишь перестать цепляться, ибо воистину мы рождены для этого удивительного путешествия! »

Но они всё кричали: «Спаситель, Спаситель! », продолжая неистово цепляться за камни. Когда же они вновь подняли головы вверх, его уже не было, и им оставалось только слагать легенды о Мессии».

И увидел Мастер, что день ото дня люди всё плотнее и плотнее обступают его и всё более и более яростно требуют лечить их болезни, ждут от него новых и новых чудес и хотят, чтобы он учился за них и жил за них. В тот день он поднялся на одиноко стоящий холм и стал молиться. И говорил он в сердце своём: «О, бесконечное лучезарное сущее, если на то будет воля твоя, пронеси эту чашу мимо меня, позволь оставить эту непосильную задачу. Я не в силах прожить жизнь одной души, но десять тысяч требуют спасти их. Мне жаль, что я сотворил всё это. Если на то будет твоя воля, позволь же мне вернуться к своим машинам и инструментам и жить как все».

И тогда бесконечно добрый голос, ни мужской, ни женский, ни громкий, ни тихий ответил ему: «Не моя, но да будет твоя воля. Ибо я хочу для тебя того, чего ты желаешь для себя. Иди же своим путём и будь же счастлив на Земле! »

Услышав это, Мастер возрадовался и возблагодарил Бога, и спустился с холма, насвистывая песенку маленького механика. И когда же толпа обступила его плотным кольцом, требуя излечить их болезни, узнать жизнь за них, утолить их жажду из его источника знаний, развлекать их чудесами, он мягко улыбнулся голодной толпе и сказал: «Я ухожу».

И на мгновение толпа замерла от удивления. И в полнейшей тишине сказал он им: «Если человек сказал бы Богу, что больше всего на свете он желает облегчать страдания людей, чего бы ему это ни стоило, и Бог сказал бы ему что делать, должно ли человеку поступать так, как сказал ему Всевышний? »

– «Конечно же, Спаситель! » – вскричали многие голоса – «Человек должен с великой радостью принять все муки. Ибо этого требует Бог! »

– «А если Бог подвергает человека страшным и тяжёлым испытаниям? »

– «Для него честь быть повешенным во имя Бога! Рай ждёт того, кого прибьют к дереву и сожгут, будь на то воля Бога! » – воскликнули они.

– «А что бы вы стали делать, если бы Бог сказал вам: «Я приказываю тебе прожить счастливую жизнь на этой Земле! » – что бы вы делали тогда? »

И многолюдная толпа молчала. И глубокая тишина повисла над холмами, окружавшими их. И Мастер молвил в этой тишине: «Сегодня я понял, что любой человек может узнать своё предназначение, только пройдя свой собственный путь к счастью. Поэтому сейчас я выбираю оставить вас, дабы прошли вы свой путь сами».

И он пошёл сквозь толпу и вернулся к повседневной жизни человека в окружении машин.

 

2.

Я встретил Дональда Шимоду в середине лета. За четыре года полётов мне никогда не попадался пилот, который бы, как и я, катал пассажиров по три доллара за десять минут в воздухе. И вот однажды, севернее от Ферриса, штат Иллинойс, из кабины своего Флита я заметил старинный бело-золотой «Трэвел Эйр 4000», который стоял, будто на выставке, на изумрудно-зелёном поле.

Быть одинокой перелётной птицей прекрасно, но иногда, честно говоря, становится очень тоскливо. Я увидел самолёт, подумал несколько секунд и решил приземлиться. Газ на холостые, штурвал от себя, в крайнее нижнее положение, и мы с Флитом в широком развороте пошли на посадку. Ветер приятно гудел в проводах расчалки, старый двигатель пел свою неторопливую песню. Я поднял очки, чтобы лучше видеть место посадки. Прямо подо мной шумели зелёные джунгли кукурузы, затем мелькнул забор, а дальше куда-то вдаль простиралось свежескошенное поле. Потянув штурвал на себя и переведя его в нейтральную позицию, я сделал небольшой круг над землёй, услышал мягкий шелест скошенного сена по шинам, затем знакомый тихий хруст земли под колёсами. Двигатель выдал резкий выхлоп, мой самолёт поравнялся с другой машиной и остановился. Я выключил зажигание и услышал в абсолютной июльской тишине негромкое щёлканье останавливающегося пропеллера.

Пилот Трэвел Эйра сидел на земле, прислонившись к левому колесу самолёта, и преспокойно наблюдал за мной. С полминуты я тоже молча глядел на него, пытаясь понять причину такого умиротворения. Думаю, я бы не смог так спокойно сидеть, если бы в десяти ярдах от меня приземлился неизвестный самолёт. Не знаю почему. Но этот парень мне сразу же понравился, и я кивнул ему.

– Кажется, тебе одиноко! – сказал я.

– Тебе тоже.

– Если я помешал, тут же развернусь и полечу дальше.

– Нет. Я ждал тебя.

Я улыбнулся и ответил: – Ну, извини, что так долго!

– Да ничего страшного!

Я снял очки, шлем и выбрался из кабины. Как же хорошо постоять на твёрдой земле после пары-тройки часов в воздухе!

– Ты ведь не откажешься от бутербродов с сыром и колбасой и парой муравьёв, – сказал он. Ни рукопожатия, никакого представления.

Он был небольшого роста, волосы до плеч, чернее шин его самолёта. У него были тёмные глаза, как у сокола. Такой взгляд у друга приятен, а у незнакомца настораживает. Он напоминал мастера каратэ, который вот-вот продемонстрирует своё бесшумное безжалостное искусство. Он дал мне бутерброд и крышку от термоса с водой.

– Кто же ты всё-таки такой? – не выдержал я. – Впервые вижу такого же лётчика перекати-поле!

– Больше-то ничего особо я и не умею делать, – отозвался он. – Немного разбираюсь в технике, немного сварщик, какое-то время занимался тракторами. Если остаюсь слишком долго на одном месте, начинаются неприятности. И вот, отремонтировал самолёт и теперь катаю фермеров.

– С какими тракторами ты работал? – с самого детства я просто с ума сходил от дизельных тракторов.

– В Огайо немного поработал с «Ди восьмыми» и «Ди девятыми».

– О, «Ди девять»! Размером с дом! У них ещё двойной привод! А правда, что они могут сдвинуть даже гору с места?

– Я знаю более подходящие для этого способы, – сказал он с улыбкой, длившейся какую-то десятую долю секунды.

Я облокотился на нижнее крыло его самолёта и внимательно наблюдал за ним. Наверное, из-за какой-то игры света было почти невозможно пристально смотреть на этого человека: казалось, его голову окружает какое-то туманное серебристое сияние.

– Что-то не так? – спросил он.

– А какие проблемы у тебя начинались?

– Да, в общем, ничего особенного. Просто в последнее время, как и ты, предпочитаю не засиживаться на одном месте.

Я обошёл его самолёт с бутербродом в руке. Должно быть, он был выпущен в 1928-29 году. Меня поразило, что на корпусе не было ни царапинки. На деревянный каркас самолёта нанесли как минимум двадцать слоёв лака и краски, которые сияли как заботливо начищенное зеркало. На борту кабины золотыми буквами старого английского стиля было написано «Дон», а регистрационная карта гласила «Д. В. Шимода». В самолёте лежали новёхонькие инструменты, образца 1928 года. Приборная панель, отделанная дубом, штурвал, ручка газа, смеситель, опережение вспышки слева. Теперь вы уже не увидите опережение вспышки даже на самых лучших отреставрированных самолётах. И нигде ни царапинки. Ни пятнышка на ткани, ни единого масленого потёка из двигателя, ни единой травинки на полу кабины. Казалось, самолёт и не летал никогда вовсе, а просто-напросто материализовался тут сам собой из какого-нибудь временного портала. И тут я почувствовал странный холодок на шее.

– А давно ты уже катаешь пассажиров? – крикнул я с другой стороны самолёта.

– Ну, где-то месяц. Точнее, недель пять.

Он точно врал. Невозможно пять недель летать на самолёте, садиться в полях и поддерживать машину в таком идеальном состоянии: самолёт обязательно будет в грязи и масле, а на полу кабины обязательно окажется трава. Но тут… ни капельки масла на ветровом стекле, ни следа от поднятой с земли травы на крыльях и хвосте, в конце концов, на пропеллере не было ни единого размазанного насекомого! Абсолютно непосильная задача для самолёта пролететь через весь Иллинойс летом и оставаться в идеальном состоянии.

Я побродил вокруг Трэвел Эйра еще минут пять, изучая машину, потом присел на траву напротив этого странного пилота. Мне не было страшно, он мне всё ещё почему-то нравился, но что-то было не так.

– Зачем ты меня обманываешь?

– Нет, я говорю тебе всё как есть, Ричард. (На борту Флита тоже написано моё имя).

– Друг мой, нельзя катать пассажиров целый месяц без того, чтобы из двигателя не вытекало масло, а ткань не пачкалась. Да, в конце концов, у тебя весь пол будет усеян соломой!

Он спокойно улыбнулся мне и ответил:

– Мир полон вещей, которых ты пока не знаешь.

В этот момент он походил на какого-то инопланетянина. Я верил всему, что он мне сказал, но никак не мог объяснить этот его волшебный самолёт, возникший, казалось, из ниоткуда.

– Да, возможно так оно и есть, но однажды я всё узнаю, и ты сможешь забрать мой самолёт, Дональд, потому что он мне будет уже не нужен!

Он с интересом глянул на меня и поднял свои чёрные как смоль брови:

– Да ну? Ну-ка, расскажи, как ты собираешься это сделать?

Я был на седьмом небе от счастья – наконец-то кто-то захотел послушать мою теорию.

– Долгое время люди не умели летать, потому что думали, что это просто-напросто невозможно. И, конечно же, именно поэтому они даже помыслить не могли о существовании первого закона аэродинамики. Я же думаю, что есть закон, познав который мы сможем летать и без самолётов, ходить сквозь стены и даже летать на другие планеты. Я уверен, что для этого нам не нужны никакие машины. Главное, чтобы мы этого сильно захотели.

Он улыбнулся серьёзной полуулыбкой, кивнул и сказал:

– И ты думаешь, что сможешь это постичь, катая фермеров над полями за три доллара?

– Я могу узнать всё что угодно, если буду делать, что захочу. И если бы в мире была хоть одна живая душа, которая могла научить меня большему, чем то, что я узнаю от своего самолёта и неба, то я бы уже давно отправился на его или её поиски.

Тёмные глаза спокойно смотрели на меня.

– А ты не думаешь, что тебя ведут по жизни, чтобы ты узнал все эти вещи?

– Да, конечно же, как и всех. Я всегда чувствовал, что за мной кто-то присматривает.

– И ты уверен, что тебя приведут к учителю, который тебя всему научит?

– Разумеется! Если, конечно, не окажется, что я сам и есть учитель!

– Ну, может и так, – ответил он.

Наш разговор был прерван появлением новенького пикапа, мчавшегося к нам по дороге, поднимая за собой клубы полупрозрачной пыли. Машина остановилась рядом с полем. Дверь открылась, и из машины вышли старик и девочка лет десяти. А пыль всё так и висела в неподвижном воздухе.

– Катаете людей, да ведь?  – спросил он. Я молчал – это было поле Дональда Шимоды.

– Да, сэр, – энергично ответил тот. – Хотите полетать?

– Ну а если бы и захотел, вы же не будете вытворять со мной в воздухе всякие там трюки? – глаза его блестели: видно было, что за разговором эдакого простака-фермера скрывался совсем другой человек.

– Будем, если захотите, не будем, если нет.

– И, наверное, стоит это удовольствие целое состояние, да?

– Всего лишь три доллара за 9-10 минут в воздухе, сэр! Это тридцать три с половиной цента за минуту. И, знаете ли, люди говорят, оно того стоит!

Я испытывал странное чувство, наблюдая за работой этого паренька. Мне нравилось его манера – говорил он энергично, но без лишних эмоций. Я разговариваю с пассажирами совсем иначе: «Эй, подходи честной народ! Прокачу вас туда, где живут только ангелы да птички! Подходи освежиться и на виды свысока подивиться! Всего 3 доллара или дюжина четвертаков за десять минут! » – видать, я настолько одичал, что забыл о существовании других способов зазывания клиентов.

Я уже привык к тому, что если днём я не прокачу ни одного пассажира, то вечером я могу и не поужинать. А тут у меня появилась прекрасная возможность просто расслабиться и понаблюдать за происходящим, ведь сегодня я работал не один.

Девочка отошла немного назад и тоже наблюдала с серьёзным лицом. У неё были светлые волосы, карие глаза. По ней видно было, что уж она-то точно никуда не полетит, и вообще была здесь только потому, что дедушка поехал.

Обычно бывает наоборот: любознательные дети и очень осторожные взрослые. Моё профессиональное чутьё подсказывало, что эта девочка не полетит с нами, прожди мы тут хоть всё лето.

– Ну, так с кем же из вас, джентльмены, я полечу? – спросил старик.

Шимода налил себе воды и ответил:

– Ричард полетит с вами, сэр, я ещё на обеде. Конечно, если хотите, можете подождать и меня.

– Нет, я готов! А мы можем сделать пару кругов над моей фермой?

– Конечно, только покажите куда лететь, сэр!

Я выбросил спальный мешок, ящик с инструментами и кастрюли из передней части кабины Флита, помог пожилому человеку забраться на пассажирское сидение, пристегнул его ремнями. Затем забрался в заднее кресло. Пристегнулся сам и крикнул:

– Эй, Дон, не поможешь, а?!

Он с чашкой воды подошёл к пропеллеру.

– Ага, что надо делать?

– Нужно задать импульс. Аккуратно толкни пропеллер, инерция доделает остальное.

Кто бы ни крутил пропеллер моего Флита, они всегда толкали слишком сильно, и, по трудно объяснимым причинам, двигатель не заводился. Но Дон сделал это так, будто всю жизнь этим только и занимался. Щёлкнула импульсная пружина. В цилиндре проскочила искра, и старенький мотор сразу же завёлся. Дон сел рядом со своим самолётом и начал о чём-то беседовать с девочкой.

Мой Флит взревел всеми своими лошадиными силами и взлетел в облаке сена. Поднялись на 100 футов (если мотор вдруг заглохнет, мы ещё можем приземлиться в кукурузу), пятьсот футов (теперь мы можем развернуться и приземлиться на поле). Ещё… Теперь мы уже летим над коровьим пастбищем на западе, восемьсот футов, выровнялись и идём по направлению, которое показал фермер – куда-то на юго-запад.

Через три минуты мы уже кружим над его владениями: красные, как тлеющие угли сараи, дом цвета слоновой кости утопает в море мяты. Сзади дома высажен небольшой огород – сладкая кукуруза, салат, помидоры. Мужчина с пассажирского сиденья смотрел с любопытством на пейзаж внизу. На крыльцо дома вышла женщина в синем платье и белом переднике и помахала нам. Он помахал ей в ответ. Позже, дома, они будут радостно обсуждать полёт и то, как чётко они видели друг друга, несмотря на расстояние.

Наконец, фермер оглянулся и кивнул мне, в знак того, что он достаточно насладился полетом, и мы могли возвращаться.

На обратном пути я сделал широкий круг вокруг Ферриса, чтобы люди видели, что мы тут летаем, и спустился на поле по спирали – теперь-то они знают, где мы приземлились.

Когда я довольно резко спикировал на поле, я увидел, что Трэвел Эйр взлетает и направляется к той же самой ферме, откуда мы только что вернулись. Я ощутил то будоражащее чувство, которое возникало во время полётов с авиа-цирком из пяти самолётов: один садится, другой тут же взлетает.

Мы приземлились и с грохотом откатились на дальний конец поля до дороги. Двигатель заглох, мой пассажир отстегнул ремни безопасности, я помог ему выбраться из кабины. Он достал кошелёк из кармана своего комбинезона, отсчитал купюры и, покачивая головой, сказал:

– Отличный полёт, сынок!

– Да мы плохих и не продаём!

– Вот твой друг – тот да, продаёт.

– Да?

– Готов поспорить, твой приятель самому дьяволу адский пламень продаст, если захочет!

– С чего это вы так решили?

– Он смог уговорить мою внучку Сару сесть в самолёт, – говоря это, он смотрел в ту сторону, где над фермой маленькой сверкающей точкой кружил Трэвел Эйр.

Он говорил тоном невозмутимого человека, который рассказывает вам о сухой веточке в его саду, которая вдруг зацвела, и на ней стали расти яблоки.

– С самого рождения эта девчонка безумно боится высоты. Стоит ей подняться над землёй хоть на чуток, сразу начинает визжать как поросёнок. Думаю, она б с большей радостью руку засунула в осиное гнездо, чем на дерево залезла. А уж на чердачную лестницу её даже потопом не загнать. Сара чудесно разбирается в машинах, неплохо ладит с животными, но высоты боится аж до обморока. И вот, глядите-ка, ваш друг смог таки усадить её в самолёт!

Он говорил о том, о сём. Вспомнил, что когда-то давным-давно к ним сюда со стороны Гейлсберга и Монмута уже залетали трюкачи. Те ребята на таких же бипланах, как наши, вытворяли в воздухе чёрт знает что.

Тем временем, Трэвел Эйр уже возвращался назад. Самолёт опустился к земле под ещё большим углом, чем я бы позволил себе с боящейся высоты девочкой на борту, проскочил через забор и кукурузное поле и совершил умопомрачительную посадку сразу на все три колеса. Похоже, Дональд Шимода провёл за штурвалом не один год, раз смог посадить так Трэвел Эйр.

Самолёт без дополнительной тяги остановился рядом с нами, пропеллер мягко щёлкнул и прекратил вращение. Я внимательно пригляделся к машине и с удивлением заметил, что на пропеллере нет ни одного насекомого. Представляете, это огромное лезвие не зацепило ни единой мухи!

Я подскочил к самолёту, открыл маленькую переднюю дверцу кабины, расстегнул ремни безопасности девочки и показал ей куда наступать, чтобы не прорвать перкаль.

– Ну что, тебе понравилось? – спросил я. Но она даже не слышала, что я говорил.

– Дедушка, дедушка, я больше не боюсь, ни капельки! Наш дом был как игрушечный! Мама помахала мне снизу, и Дон сказал, что я боялась потому, что однажды упала и умерла, и что теперь мне нечего бояться! Знаешь, я решила, что тоже буду пилотом, сама сделаю двигатель и буду повсюду летать и катать людей, можно, а?

Шимода улыбнулся старику, пожал плечами.

– Сара, это же он сказал тебе, что ты будешь пилотом, да?

– Не-а, но точно буду! Ты же знаешь, я уже неплохо разбираюсь в моторах!

– Ладно, нам пора, поговоришь об этом дома с мамой.

Парочка поблагодарила нас и направилась к пикапу: один шёл, другая бежала; всё случившиеся в небе и на земле навсегда поменяло обоих.

Потом подъехали сразу две машины, потом ещё одна, и вот уже собралась целая очередь из желающих полюбоваться Феррисом с воздуха. Мы поднимались в небо двенадцать или тринадцать раз, потом я сбегал в город за бензином для Флита. Потом ещё несколько пассажиров, потом ещё, и вот настал вечер. Вдвоём с Доном мы катали людей до самого захода солнца.

Знак на въезде в город гласил: «Население 200 человек», и у меня сложилось впечатление, что мы перекатали не только весь город, но и приезжих.

В суматохе постоянных полётов я позабыл расспросить Дона о Саре, придумал ли он сам историю про смерть от падения в прошлой жизни, или это была правда. Иногда, когда пассажиры сменяли друг друга, я поглядывал на его самолёт. Нигде не было ни пятнышка масла, ни единого насекомого на корпусе и крыльях. Видать, он каким-то образом умудрялся уклоняться от всех тех жучков, которых мне приходилось стирать со стекла примерно каждый час.

Мы летали до позднего заката, поэтому я затопил свою походную печку сухими кукурузными стеблями и углём уже в кромешной темноте. Огонь отсвечивал от самолётов, стоящих рядом друг с другом и от скошенной травы вокруг нас.

Я заглянул в свой продуктовый ящик.

– Ой, ты посмотри, нас ожидают или супер-рагу, или спагетти, или персики. Хочешь печёных персиков?

– Сам решай, – смиренно отозвался Дон – Я буду всё, что предложишь.

– Да ладно. Неужто ты не проголодался? Мы же весь день вкалывали!?

– Ну, если предложишь мне, например, рагу, я буду рад. Оно ведь вкусное, да?

Я открыл банку с рагу своим швейцарским офицерским ножом, проделал то же с банкой со спагетти и поставил их на огонь. Сегодня мои карманы ломились от купюр, что было одним из самых приятных чувств за весь этот день. Я достал деньги и, не особо стараясь их полностью развернуть, пересчитал. Получилось аж 147 долларов, и я начал считать в уме, что даётся мне с превеликим трудом:

– Тааак, посмотрим… четыре и 2 в уме… ух ты, выходит 49 полётов! За сегодня мы с Флитом преодолели стодолларовый рубеж! А ты, наверное, больше двух сотен заработал. Ты же в основном берёшь по два пассажира, да?

– В основном, – ответил он. – Слушай, насчёт того учителя, которого ты всё ищешь…

– Да никого я не ищу, я деньги считаю! Ты хоть понимаешь, что я могу неделю на эти деньги прожить! Представляешь, целую неделю не делать ничего!

Он взглянул на меня, улыбнулся и сказал:

– Будь добр, передай мне рагу, когда вдоволь накупаешься в своём денежном море.

 

3.

Огромные толпы обтекали одного-единственного человека, как непостижимо бескрайний океан. И когда этот несчастный, казалось бы, должен был захлебнуться в нём и пойти ко дну, он прошёл сквозь него, насвистывая песенку, и исчез в неизвестном направлении. И вот, людское море сменилось морем зелёной травы, на которое опустился бело-золотой Трэвел Эйр. Из кабины выбрался пилот и поставил на землю рядом с самолётом небольшой плакат: «Полёты за 3 доллара».

Было три часа ночи, когда я проснулся. Я помнил все детали этого странного сна и почему-то был от этого счастлив. Открыл глаза и увидел этот же самый большой и реальный Трэвел Эйр, стоящий рядом с Флитом.

Шимода сидел всё в той же позе на своём спальнике, как и тогда, при нашей первой встрече, прислонившись к левому колесу своего самолёта. Я не видел его чётко в деталях, но я чувствовал, что он именно там.

– Эй, Ричард, – тихонько позвал он из темноты. – Теперь-то ты понял, что происходит?

– Что? О чём ты говоришь?  – сонно ответил я, всё еще будучи во власти сна, и почему-то не удивляясь тому, что Дон не спит.

– Твой сон про парня, толпы и самолёт, – терпеливо объяснил он. – Ты же хотел знать, кто я и откуда взялся, так вот теперь ты знаешь. Помнишь, об этом еще в газетах писали: «Дональд Шимода, механик-Мессия, американский авиатор, исчез на глазах у двадцатипятитысячной толпы? »

И я вспомнил, что однажды читал эту новость на первой странице какой-то газеты одного маленького городка в Огайо.

– Дональд Шимода?

– К твоим услугам. Теперь тебе не придётся больше гадать. Можешь спокойно спать дальше.

Но я ещё долго лежал в темноте и размышлял обо всём этом, прежде чем заснул.

– Слушай, а разве так можно?... никогда не думал, что.. ведь когда ты выбираешь быть Мессией, ты же устраиваешься на работу Спасителя всего мира, так? Никогда в голову не приходило, что можно просто так взять и уйти!

Я сидел на верхнем обтекателе и разговаривал со своим странным другом.

– Дон, будь добр, кинь-ка мне ключ девять на шестнадцать!

Он порылся в ящике для инструментов и кинул мне ключ, который, подобно всем другим ключам этим утром, завис в метре от меня, лениво переворачиваясь в воздухе. Но стоило мне коснуться его, как этот обыкновенный хромованадиевый авиационный ключ тут же приобрёл свой привычный вес. Хотя, эти ключи не были самыми обыкновенными. С тех пор, как у меня сломался дешёвый ключ семь на восемь, я понял, что пора обзавестись новым инструментом и купил себе самый лучший набор, о котором только можно мечтать. Это был ключ «Снэп-Он», а каждый механик знает, что это уже не какой-нибудь там обычный гаечный ключ. И, хотя стоят они как золотые, зато в руке лежат идеально и не сломаются, что бы ты с ними не вытворял.

– Конечно, можно бросить всё что угодно, если вдруг захочешь. Можешь даже перестать дышать, – он ради развлечения крутил в воздухе отвёртку.

– Ну а я уволился с работы Мессии. И если тебе покажется, что я защищаюсь, то это только потому, что я, возможно, действительно немного защищаюсь. Но уж лучше так, чем делать работу, которую ненавидишь, ведь истинный Мессия ничего не ненавидит и волен делать, что захочет и идти, куда ему вздумается. Впрочем, это так же верно и для всех других людей, ведь все мы дети Бога или воплощённые идеи Великого Разума, или называй, как хочешь.

Я сидел на обтекателе и подтягивал болты цилиндров. «Би-5» – надёжный мотор, но вот эти болты вечно расслабляются, и их нужно подтягивать каждые 100 миль пробега. И, конечно же, самый первый из них оказался отвёрнут аж на целую четверть, и я был рад, что додумался их все проверить сегодня утром еще до полётов.

– Да, Дон, но разве тебе не кажется, что работа Мессии отличается от другой работы? Ну, представь, например, что однажды Иисус бросил бы всё и стал, как и раньше, вколачивать гвозди? Ну а может это только звучит так странно…

С минуту он молчал. Видимо, пытался понять, что я хотел этим сказать.

– И что ты этим хочешь сказать? Странно, что он не ушёл сразу, когда люди только начали звать его Спасителем. Вместо этого он подошёл к этому с точки зрения логики: хорошо, я Сын Божий, но ведь вы тоже дети Бога. Да, я Спаситель, но ведь все вы тоже Спасители, значит вы тоже, как и я, можете творить чудеса. Что уж тут непонятного?

На обтекателе было очень жарко, но я совсем не чувствовал, что делаю какую-то работу. Обычно, чем сильнее я хочу что-то сделать, тем меньше я называю это работой. Сейчас же я был рад, что теперь цилиндры не отвалятся в полёте.

– Ну давай, скажи, что тебе нужен ещё один ключ, – произнёс Шимода.

– Нет, не нужен мне ещё один ключ. И вообще, Шимода, я настолько духовно продвинут, что считаю все эти твои трюки всего лишь проделками души среднего уровня развития. Ну или начинающего гипнотизёра.

– Гипнотизёра, да? Ух, как же жарко! Ну, уж лучше быть гипнотизёром, чем Мессией. И почему же я не знал, что это будет такая скучная работа?

– Нет, знал, – философски заметил я. – Он только усмехнулся на это.

– Дон, неужто тебе ни разу не приходила в голову мысль, что ты просто-напросто не сможешь уже вернуться к обычной жизни? А? – теперь он уже не смеялся.

– Ты, конечно прав, – ответил он, поправляя волосы. – Стоит мне задержаться дольше, чем на пару дней на одном месте, и все вокруг уже знают, что я не такой как все: стоит кому-то всего лишь прикоснуться к моему рукаву, как они излечиваются от рака на последней стадии, а всего лишь через неделю все эти люди уже обступают меня всё время увеличивающейся толпой. Зато, благодаря этому самолёту я постоянно двигаюсь, и никто не знает кто я, откуда и куда направляюсь.

– Знаешь, Дон, тебе будет ещё сложнее, чем ты думаешь.

– Да ну?

– Ага. Наш мир движется от материального к духовному. Очень медленно, но это движение захватывает всех жителей планеты, и мне кажется, что они тебя в покое просто так не оставят.

– Всем этим людям нужен не я, а только чудеса, которые я творю. А уже этому-то я могу научить кого-нибудь другого, пусть он и будет Мессией. И, конечно, не буду говорить ему насколько это унылая работа. Да и, в конце концов, нет такой проблемы, от которой нельзя было бы сбежать.

Я спрыгнул с обтекателя на землю и начал подтягивать разболтавшиеся болты на третьем и четвёртом цилиндрах.

– Ты, ведь, процитировал Снуппи?

– Я буду цитировать любые высказывания, в коих есть правда, спасибо.

– Тебе не сбежать, Дон, неужто ты не понимаешь? А что если я прямо сейчас начну поклоняться тебе? Что если мне надоест чинить самолёт, и я стану молить тебя, чтобы ты вылечил его своим волшебством? А что ты скажешь, если я пообещаю отдавать тебе каждый заработанный цент, чтобы ты только научил меня парить в воздухе, а если ты не согласишься, я пойму, что должен начать молиться тебе, о, Святой Дух, ниспосланный облегчить мою ношу?

Он лишь улыбнулся. Мне кажется, он так и не понял до конца, что ему не сбежать. Как же вышло, что я это понимал, а он нет?

– Слушай, Дон, а для тебя такой же маскарад, как в индийском кино, устраивали? Ну, благовония, миллиарды тянущихся к тебе рук, золотые платформы, украшенные серебряными орнаментами, чтобы ты стоял на них во время проповедей?

– Нет, ещё до того, как попросить эту работу, я знал, что уж этого я не вынесу, поэтому и выбрал родиться в Соединённых Штатах, и мне достались только толпы.

Я видел, что ему больно это вспоминать, и я уже тысячу раз пожалел, что затеял этот разговор. Он же сидел на траве и продолжал, глядя куда-то сквозь меня:

– Я хотел только донести до них такую простую вещь: если ты уж так сильно хочешь счастья и свободы, то её не нужно искать где-то, всё лежит внутри тебя. Только скажи, что у тебя что-то есть и веди себя так, будто оно твоё, и ты это получишь. Скажи мне, Ричард, ну что в этом, чёрт возьми, такого сложного? Но большинство из них меня даже и не слышали, они требовали только чудес. Для них я был чем-то вроде автогонок, куда все ходят поглазеть на аварии и разбитые машины. Сначала это очень огорчало, потом стало неимоверно скучно. Понятия не имею, как другие Мессии могли такое вынести.

– Ну знаешь, если всё это описывать так, то эта работа действительно перестаёт быть такой заманчивой.

Я затянул последний болт и убрал инструменты.

– Ну что, куда летим сегодня?

Он подошёл к кабине моего самолёта, провёл рукой над насекомыми, размазанными по ветровому стеклу, и они ожили и разлетелись. Теперь-то я понял, что стекло его самолёта всегда будет чистым, а двигатель будет работать как часы.

– Я не знаю, куда мы полетим дальше.

– Что? Ты же ведь знаешь прошлое и будущее, я уверен, и ты точно знаешь, куда мы полетим дальше.

Он тяжело вздохнул.

– Да, но я стараюсь об этом не думать.

Подтягивая цилиндры, я думал: «Хм, если я буду летать с этим парнем, всё точно будет хорошо! », но интонация, с которой он сказал это своё «Я стараюсь не думать об этом», пробудила в моей памяти воспоминания о судьбе других Мессий. И, хотя мой разум отчаянно кричал: «Взлетай, поворачивай на юг и убирайся как можно дальше от этого человека! » – я всё же остался, потому что летать одному очень одиноко, и я был рад, что, наконец, встретил человека, который в состоянии отличить элерон от вертикального стабилизатора.

Лучше бы я повернул на юг, но после взлёта мы направились на север, а потом полетели на восток, навстречу тому самому будущему, о котором старался не думать Дональд Шимода.

 

4.

– Слушай, Дон, а откуда ты всё это знаешь? Ты где-то учился, или мне только кажется, что ты так много знаешь? Неужто ты сам всё это постиг на практике? Должны же быть какие-нибудь там курсы или что-то типа того?

– Мне дали одну книжку.

Я повесил только что постиранный шёлковый шарф на канат расчалки самолёта и тупо уставился на него.

– Книжку? Да ладно!

– Ну да. Руководство для Спасителя. Это что-то вроде Библии, только для Мастеров. Где-то она у меня завалялась, если хочешь – поищу.

– Да, да! Хочешь сказать, что всё это написано в обыкновенной книге?!

Он немного порылся в багажном отделении Трэвел Эйра и подал мне небольшой томик в обложке из чего-то наподобие замши.

На обложке было написано: «Карманный справочник Мессии. Напоминания для продвинутых душ».

– Никакое это не руководство для Спасителя, тут написано «Карманный справочник Мессии»!

– Да я уже точно не помню, – и он стал собирать вещи вокруг самолёта, будто нам было пора улетать.

Я пролистал книгу, которая оказалась сборником афоризмов и кратких пояснений.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: