Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Откройтесь перед другими — перспектива наизнанку.
Дэниел Эверетт Как уже рассказывалось во второй главе, в декабре 1977 года Дэниел Эверетт со своей женой Керен и двумя детьми прибыл в глухую, удаленную деревушку в амазонских дебрях Бразилии. Здесь им предстояло провести следующие годы жизни — без малого двадцать лет. Деревня принадлежала туземцам племени, равномерно рассеянного по области, носящей название Пираха, племя тоже называлось пираха. Эверетта направили сюда после окончания Летнего института лингвистики — христианской организации, готовившей будущих миссионеров.
Руководство института считало племя твердым орешком, а язык туземцев — почти не поддающимся расшифровке и одним из самых сложных для изучения иностранцем. Веками пираха вели очень замкнутую жизнь, не смешиваясь с другими племенами и противясь любым попыткам ассимилировать их. Они так долго существовали в полной изоляции, что в конце концов не осталось никого вне племени, кто понимал бы язык пираха и мог с ними объясниться. После Второй мировой войны к пираха несколько раз направляли миссионеров, но наладить общение не удавалось: несмотря на профессиональную подготовку и незаурядные лингвистические способности, эти люди отзывались о языке пираха как о головоломном и исключительно трудном для понимания.
Дэниел Эверетт был одним из самых способных и многообещающих среди лингвистов, проходивших обучение в Институте лингвистики. Предложение отправиться к пираха и попытаться разгадать их тайну вызвало у него взрыв воодушевления. Родители его жены в свое время были миссионерами где-то в Бразилии, и детство Керен проходило в среде, не особо отличавшейся от поселения пираха.
Семья отправилась на место с радостью, и в первые же месяцы Эверетт, казалось, добился успехов. Ему удалось понять отдельные слова, и он даже мог объясняться короткими фразами. Работал он без устали и постоянно носил при себе на поясном ремне библиографические карточки.
Жизнь в племени давалась довольно трудно, хотя пираха держались миролюбиво. Дэниелу было приятно общаться с туземцами, и он надеялся, что они приняли его. Однако вскоре он почувствовал, что не все так гладко.
Часть методики Института лингвистики состояла в погружении в туземную культуру — считалось, что это создает оптимальные условия для изучения языка. Миссионеров, по сути, бросали на произвол судьбы, предоставляя им осваиваться среди туземцев без какой-либо опоры. Эверетт, сам того не желая, держался с пираха не на равных, ощущая свое превосходство над отсталым народцем. Осознал он это далеко не сразу, а только после нескольких случаев, происшедших в деревне.
Начать с того, что, прожив среди пираха всего несколько месяцев, его жена и дочь заболели малярией и чуть не умерли. Дэниела неприятно поразило полное отсутствие сочувствия со стороны туземцев. Немного позже супруги изо всех сил старались вытянуть заболевшего туземного ребенка. Сами пираха были уверены, что ребенок не выживет, и усилия белых людей воспринимали как досадную помеху. Через несколько дней ребенок умер — пираха влили ему в горло алкоголь. Как ни пытался Дэниел найти оправдание этому поступку, он не мог преодолеть неприязнь. В другой раз мужчины племени без всякой видимой причины, но под воздействием алкоголя искали его, чтобы убить. Дэниел спрятался, угроза миновала, и ничего подобного впредь не происходило, однако этот случай породил беспокойство за безопасность семьи.
Но гораздо сильнее всех тревог было его разочарование от самих пираха. Эверетт много читал о туземцах бассейна Амазонки, и пираха на фоне других явно недотягивали по всем меркам, да и вообще казались какими-то странными. У них практически отсутствовала материальная культура — не было сколько-нибудь серьезных орудий труда, художественных ремесел, не было ни нарядов, ни украшений. Если женщине требовалась корзина, она обходилась парочкой пальмовых листьев — переплетала их на скорую руку, использовала раз-другой, а потом выбрасывала за ненадобностью. Пираха не придавали значения вещам и ничего не сохраняли. Ритуалов и обрядов тоже было немного, а фольклор и мифотворчество, насколько мог судить Эверетт, практически отсутствовали.
Однажды Дэниел проснулся, услышав шум. Пираха пребывали в возбуждении — насколько миссионер понял, в деревню явился дух, живший на облаках, и предупредил туземцев, что в джунгли сегодня ходить опасно. Дэниел долго всматривался в ту сторону, куда смотрели пираха, но ничего такого не увидел. В эту минуту пираха напоминали ему то ли подростков-бойскаутов, то ли компанию хиппи — никчемное племя, каким-то образом утратившее свою собственную культуру, если она вообще существовала.
Все нарастающее напряжение было связано и с неудачами в его собственной работе. Эверетт немного продвинулся в изучении языка, но, удивительно, чем больше слов и фраз он выучивал, тем больше возникало вопросов и неясностей. Ему казалось, что он освоил определенное выражение, но тут же выяснялось: оно означает что-то совсем другое или его значение намного шире, чем он мог представить. Подрастающие в деревне малыши легко и свободно осваивали язык — ему же, лингвисту, столько времени живущему среди пираха, он не давался. Но однажды случилось то, что, как вспоминал впоследствии Дэниел, оказалось переломным моментом.
Тростниковая крыша дома, где жила его семья, прохудилась, ее нужно было подновить, и он обратился за помощью. Вроде бы он жил в довольно тесном контакте с пи- раха, однако никогда еще не ходил с ними в джунгли. На этот раз ему пришлось отправиться в самую глубь — именно там можно было собрать материал, пригодный для ремонта. В этом коротком походе ему внезапно открылись новые, совершенно неожиданные черты пира- ха. Сам он шел по джунглям, производя много шума и оступаясь, а индейцы, казалось, скользили по зарослям, не задев ни единой веточки. Отстав, Дэниел остановился, чтобы перевести дух. До него донеслись странные звуки — пираха явно переговаривались, только вместо слов раздавался свист. Миссионеру стало ясно, что в джунглях эти люди пользуются другой системой коммуникации, идеально закамуфлированной под звуки леса. Превосходный способ обмениваться информацией, не привлекая к себе внимания, а для охоты настоящая находка!
Теперь Эверетт стал чаще сопровождать пираха на вылазках в джунгли, и его уважение к ним все возрастало. Они видели и слышали то, чего не замечал он сам, — ядовитых змей, признаки чего-то необычного или подозрительного. Время от времени, даже не в сезон дождей, выпадали осадки, и туземцы, будто обладая шестым чувством, всегда знали о приближении дождя заранее. (Да что там погода, пираха каким-то непостижимым образом за несколько часов узнавали, к примеру, о предстоящем прибытии самолета, — Эверетт представить не мог, как им это удается! ) Каждый квадратный дюйм джунглей, каждое растение эти люди знали как свои пять пальцев. По виду пузырей или ряби на реке они мгновенно понимали, упал ли в воду камень или под водой прячется опасное животное. Пираха были хозяевами джунглей, здесь они обладали властью, которой он, Эверетт, не мог почувствовать, наблюдая за туземцами в деревне. Осознав это, он начал понимать, что жизнь и культура пираха, на первый взгляд казавшаяся примитивной, на самом деле была полной и богатой. За сотни лет пираха выработали уклад, идеально соответствующий суровым условиям, в которых им приходилось жить.
Теперь те же инциденты, которые раньше возмущали или огорчали его, предстали в новом свете. Живя бок о бок со смертью, ежедневно сталкиваясь со всякого рода опасностями, которыми кишели джунгли, эти люди выработали стоическое к ним отношение. Они не могли позволить себе тратить время и силы на то, чтобы подолгу убиваться или сопереживать. Зато они инстинктивно чувствовали, что кто-то умирает, — так, они точно знали, что младенец, с которым возились супруги, обречен, и почли за благо облегчить ему смерть. Мужчины вознамерились было убить Эверетта, услышав, что он осуждает их за выпивку. Они решили, что он, как и его предшественники, будет навязывать им свои суждения и попытается взять над ними власть. У них имелись основания для таких выводов и такого поведения, но Дэниел смог понять это лишь по прошествии времени.
Эверетт теперь все больше участвовал в жизни племени — ходил с пираха на охоту и рыбную ловлю, собирал корни и плоды и т. д. И он, и его жена участвовали в совместных трапезах с туземцами, все больше общались с ними и таким образом все лучше узнавали культуру пираха. Сдвинулось с мертвой точки и изучение языка, хотя сам Эверетт не сразу осознал это. Теперь этот процесс был намного более естественным, меньше опирался на лингвистические исследования и больше — на постижение языка изнутри, через жизнь рядом с туземцами и полное погружение в их культуру. Эверетт начал думать и рассуждать как пираха, он заранее предвидел их реакцию на вопросы некоторых западных визитеров; теперь ему открылось их чувство юмора и стали понятны истории, которые они любили рассказывать, сидя у костра.
Открывая для себя многие аспекты культуры пираха, все глубже погружаясь в их жизнь, он замечал все больше интересных особенностей языка этого народа. До тех пор Эверетт был приверженцем царившей в лингвистике теории Ноама Хомского. Согласно Хомскому, в основе всех языков лежит набор сходных основополагающих грамматических принципов. Это явление было названо им «универсальной грамматикой». По мнению Хомского, универсальная грамматика закреплена на генетическом уровне в определенных структурах мозга. Согласно этой теории у каждого из нас знание языка врожденное. Однако, чем больше времени Эверетт жил среди пираха, тем больше убеждался, что их язык не вписывается в эту систему. В языке пираха нет цифр и вообще не разработана система счисления. Они не имеют слов для обозначения цвета, но могут довольно точно описывать цвет короткими фразами, сравнивая между собой реальные предметы.
Согласно теории универсальной грамматики, основной чертой, свойственной всем языкам, является так называемая рекурсия — образование придаточных предложений; в пример можно привести предложение: «Пища, которую ты ешь, вкусно пахнет». Эверетт, как ни старался, не смог найти у пираха ничего похожего. Они выражали подобные мысли простыми утвердительными предложениями типа: «Ты ешь пищу. Эта пища вкусно пахнет». Подобных исключений из универсальной грамматики при ближайшем рассмотрении оказалось гораздо больше.
Продолжая знакомиться с культурой пираха, Эверетт находил ее все более осмысленной и разумной — в результате изменилось и его восприятие языка. Однажды, например, он услышал новое слово, значение которого пираха объяснили так: «Что в твоей голове во время сна». Вроде бы это означало сновидение. Но слово произносилось с определенной интонацией, к которой пираха прибегали, желая сообщить о чем-то новом. Продолжив расспросы, Эверетт понял, что для туземцев сновидение — особая форма реального переживания, а не фантазия. Сон был для них такой же действительностью, как и все то, с чем они сталкивались во время бодрствования. Число подобных примеров росло, и у Эверетта начала складываться теория, названная им «принцип непосредственного переживания». Это означало, что для пираха имеет значение только то, что происходит здесь и сейчас или произошло с кем-то, кто может лично поручиться, что все так и было.
Подобная концепция объясняла отсутствие в языке пи- раха обозначений цвета и чисел — подобные абстракции в принцип непосредственного переживания не вписывались. Вместо рекурсий пираха оперировали простыми утверждениями, описывая то, что видели сами. Теория Эверетта полностью объясняла отсутствие у пираха материальной культуры, мифов о Сотворении мира и историй о чем-то, что происходило в далеком прошлом. Такая необычная форма культуры развилась у них как идеально подходящая к среде обитания и полностью отвечала их потребностям — эти люди существовали в настоящем, погруженные в непосредственную реальность, и были совершенно счастливы. Это помогало им психологически быть выше всех сложностей существования. Поскольку они не нуждались ни в чем, выходящем за пределы непосредственного переживания, не было и слов для описания чего-либо подобного.
Теория Эверетта стала плодом многолетнего погружения в культуру пираха. Сложившись, она пролила свет на многие вещи, казавшиеся необъяснимыми. К их пониманию невозможно было прийти и даже приблизиться, наблюдая за туземцами со стороны, даже если такое внешнее наблюдение длилось бы месяцы и годы.
Вывод, в которому пришел Эверетт и который вызвал брожение в среде специалистов, занимающихся вопросами лингвистики, гласил, что культура оказывает воздействие на развитие языка, переоценить которое трудно, и что языки отличаются один от другого гораздо сильнее, чем представлялось до сих пор. Хотя общие черты у всех языков человечества несомненно есть, однако и речи не может быть ни о какой универсальной грамматике, значение которой перевешивало бы значение культуры того или иного народа. Прийти к такому выводу, подчеркивает Эверетт, можно исключительно благодаря годам обстоятельной работы в «полевых условиях». Те, кто, сидя в кабинетах, делают обобщения на основании универсальных теорий, не видят целостной картины. Чтобы разглядеть индивидуальные черты и отличия, необходимо погрузиться в культуру народа, стать его частью. Поскольку это, как правило, требует слишком серьезных усилий, основополагающая роль и важность культуры в формировании структуры языка и познании мира до сих пор не оценена в полной мере.
Чем глубже погружался Эверетт в жизнь пираха, тем больше она меняла его самого. Он не только убедился в несостоятельности передовых теорий в лингвистике, но и разочаровался в своем миссионерском служении. И то и другое было попыткой навязать пираха чужие ценности, чужую жизнь. Эверетт видел, что проповедь Евангелия и обращение пираха в христианство может полностью разрушить их собственную культуру, складывавшуюся тысячелетиями, идеально подходящую к условиям жизни и делающую их счастливыми людьми. Размышляя об этом, он сам утратил веру в христианство и в конце концов оставил Церковь. Встретившись с чужой культурой и глубоко восприняв ее, Дэниел понял, что не готов говорить о превосходстве какой бы то ни было идеи или системы ценностей. Подобное представление, считает он, есть не что иное, как иллюзия, возникающая из-за поверхностного, стороннего взгляда на действительность.
Для многих исследователей в ситуации, близкой к обстоятельствам Дэниела Эверетта, естественной реакцией было бы полностью положиться на знания и представления, приобретенные за время обучения. Это означало бы внимательно наблюдать за пираха, как и делал Эверетт в самом начале, вести подробные записи и пытаться втиснуть жизнь незнакомого племени в рамки имеющихся лингвистических и антропологических концепций. Такой исследователь публиковал бы статью за статьей в престижных научных журналах и в результате получил бы солидную должность в каком-нибудь академическом институте. Но в конечном счете он так и остался бы сторонним наблюдателем, а значительная доля выводов оказалась бы лишь подтверждением априорных догадок. Бесценные сведения о языке и культуре, которые удалось обнаружить Эверетту, остались бы попросту незамеченными. Можно только предполагать, как часто подобное уже случалось в прошлом и сколько тайн туземных народов было утрачено из-за такого поверхностного подхода.
Отчасти подобное тяготение к стороннему взгляду со стороны объясняется предвзятым мнением, если не сказать предубеждением многих ученых. Изучение предмета извне, утверждают они, позволяет сохранить объективность. Но о какой объективности может идти речь в ситуации, когда исследователь смотрит сквозь призму множества условностей, допущений и готовых теорий? Реальность пираха можно было познать, только непосредственно участвуя в их жизни. При этом наблюдатель не скользит по поверхности и не воспринимает происходящее сугубо субъективно. Ученый способен участвовать в событиях изнутри, но при этом сохранять логику и трезвость научного мышления. Эверетт ведь не слился с пираха, не стал одним из них, а держался достаточно отстраненно, чтобы сформулировать принцип непосредственного переживания. Чтобы решиться на такой шаг, как жизнь внутри племени, ему потребовалось немалое мужество. Он постоянно подвергался физической опасности, разделяя с пираха жизнь в джунглях. Отстаивая свою позицию, он был вынужден вступить в нешуточную конфронтацию с другими лингвистами, со всеми вытекающими из этого последствиями, включая проблемы с будущим устройством на преподавательскую работу. У Эверетта произошел и кризис веры, он глубоко разочаровался в христианстве, которое так много значило для него в молодости. Но он пошел на все, движимый желанием познать реальность. Двигаясь таким нетривиальным путем, ученый сумел овладеть фантастически сложной языковой системой и, проникнув в сущность культуры пираха, сделать неоценимые выводы как относительно ее, так и относительно роли культуры в целом.
Важно понять: нам не дано постичь в полноте то, что переживают и испытывают другие люди. Мы всегда остаемся по эту сторону, заглядывая внутрь, и именно это порождает столько недоразумений, конфликтов, непонимания. Но интеллект человека во многом определяется деятельностью зеркальных нейронов, дающих нам возможность поместить себя на место другого, влезть в чужую шкуру и представить их переживания. Постоянно находясь рядом с людьми и пытаясь проникнуться их ощущениями, мы достигаем большего понимания, начинаем смотреть на мир с их точки зрения, но это требует и больших усилий с нашей стороны. Для нас настолько естественно приписывать другим людям свои взгляды, воззрения и системы ценностей, что мы порой и сами не замечаем, что делаем это. Если же речь идет об изучении другой культуры, необходимо активизировать все наши возможности к эмпатии и жить жизнью этих людей — только так можно преодолеть естественную страсть к проецированию своего опыта на других, только так можно пробиться к реальности их ощущений и переживаний. Для того чтобы это произошло, мы должны преодолеть врожденный страх перед другими и их непохожестью на нас. Нужно без предубеждения войти в их верования и систему ценностей, узнать их мифы, познакомиться с их мироощущением. Постепенно деформирующая линза, через которую мы их сначала увидели, начинает выпрямляться, изображение выправляется и проясняется. Глубже проникая в инаковость других, чувствуя то, что чувствуют они, мы можем постичь, что именно делает их другими, и лучше познаем человеческую природу. Это относится к целым народам, отдельным людям и даже авторам книг. Как однажды написал Ницше: «Стоит тебе начать мысленно мне противиться, как ты перестаешь ощущать мое состояние и, следовательно, слышать мои доводы! Тебе должно стать жертвой той же страсти».
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-08; Просмотров: 140; Нарушение авторского права страницы