Растерявшийся комсомолец молча уставился на меня, видимо задетый за живое тем, что его воровство заметил пленный.

— Ты куда едешь? — зашипел он.

— В Братск.

— Так вот, если машина застрянет, то тебе придется переть на своих двоих до самого Братска! Понял?

— Да.

— Без лопаты нам не обойтись, соображаешь? Час от часу дорогу развозит все сильнее.

— Да.

— А русское слово х... знаешь?

Это грубое ругательство я не рискую вывести по-японски на страницах моих воспоминаний, поэтому даю его в русской транскрипции.

— Знаю.

— Вот ты и есть х...!

Я не хотел обострять ситуацию, но поведение парня, годившегося мне в младшие братья, вывело меня из терпения.

— Можете называть меня как угодно, но лопату положите на место!

— Это почему?

— Потому, что брать чужое безнравственно. Если она так необходима, составьте акт и оставьте его пленному, чтобы он мог оправдаться перед начальством.

«Знает ли молодой гражданин нового государства старинное слово " безнравственный"? » — засомневался я.

Пленные, заметив нашу перепалку, окружили нас и, поняв, о чем идет речь, подняли шум. Лопату в конце концов вернули хозяину. Комсомолец исходил от ненависти ко мне до конца нашего путешествия.

Вечером мы устроились на ночевку под открытым небом. Развели гигантский костер из упавших деревьев. Лейтенант Скиба трижды выстрелил из пистолета в таежную мглу. Все уселись вокруг костра, но ближе к ночи стало нестерпимо холодно. Я припомнил слова Маруси: «Ты не знаешь Сибири! » Допоздна мы разговаривали, чтобы отвлечься от стужи. Из рассказа начальника базы я узнал много интересного о Дальнем Востоке.

От Советской Гавани до Комсомольска-на-Амуре протянута вспомогательная железнодорожная ветка. Продолжалась прокладка автомобильного шоссе вдоль побережья от Совгавани до Владивостока. Отряды японских пленных, работавших в районе Советской Гавани, недавно переброшены куда-то в южном направлении.

— Пожалуй, до конца сентября в Сибири не останется ни одного японца, — заметил Скиба.

«Уж в этом-то году я наверняка попаду домой. Советское правительство официально заявило, что все немецкие военнопленные до конца 1948 года вернутся на родину. А ведь Квантунская армия почти и не воевала с Россией, поэтому предположения Скибы не лишены оснований. Его словам вполне можно доверять, он же говорит об этом не японцам, чтобы приободрить их, а своим, русским», —подумал я.

Комсомолец, заметив мечтательное выражение на моем лице, задиристо произнес:

— Это еще бабушка надвое сказала! Я считаю, что правительство не отпустит военнопленных до тех пор, пока не построят железную дорогу Совгавань — Якутск —Архангельск. Я-то прекрасно знаю, как японцы обращались с русскими пленными в свое время!

— Японцы с русскими пленными?

— Вот именно! На Хасане и Халхин-Голе!

— Мне ничего об этих фактах не известно. Но вы, должно быть, знаете писателя Новикова-Прибоя? Он написал роман «Цусима» о русско-японской войне. Так вот, Новиков-Прибой сам побывал в лагере в городе Китакюсю. Из его воспоминаний легко узнать, насколько корректно японское правительство относилось к пленным. Пишет он и о сердечности простых японцев. Вот так, понятно? Советский прозаик описал все это на русском языке!

Я заметил одобрительную улыбку на лице Михайлюкова...

На следующее утро нам предстоял еще более тяжелый путь. Снег почти растаял, дорога превратилась в рыхлое чавкающее месиво. Скиба написал углем на заднем борту: «Автомобиль " Победа". Автопробег Тайшет — Братск». Тронулись в дорогу, и сразу же стало ясно, что заклинание Скибы не спасет. «Победа» буксовала, колеса тонули в грязи, и мы тщетно пытались вызволить ее из плена. В конце концов грузовик окончательно застрял.

Начальник базы, сидевший в кузове, поднялся на ноги и огляделся по сторонам.

— Вон там, впереди, японцы отдыхают!

Комсомолец отправился позвать их на подмогу. Михайлюков попросил меня пойти следом за ним. Я умышленно не спешил, хотелось посмотреть, как будет вести себя мой «приятель».

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: