ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ГОНЧАРОВ

(1812-1891)

" Когда мучения ревности и вообще любовной тоски дойдут до нестерпимости, наешьтесь хорошенько (не напейтесь, нет, это скверно), - и вдруг почувствуете в верхнем слое организма большое облегчение Это совсем не грубая шутка, это так. По крайней мере, я испытывал это".

Нет, это не из речений незабвенного Ильи Ильича Обломова, это житейский совет его литературного " отца" Ивана Александровича Гончарова, данный им в письме молодому другу Ивану Льховскому, хотя и вполне в обломовском духе. Не случайно Обломова считали сокровенным " я" самого Гончарова. Таких сближений можно найти множество. Из романа " Обломов": " Он опять поглядел в зеркало. " Этаких не любят! " - сказал он". Из письма Гончарова: " Когда... я взглянул в зеркало на себя, я мог только закрыть глаза от ужаса" Вот оно, " унижение" по-русски, которое паче гордости. И того, и другого, конечно, любили, и, добавим, не самые худшие женщины. Да что женщины! Илья Ильич Обломов, " голубиная душа", обаял не одно поколение русских читателей, несмотря на то что словом " обломовщина" ругаются, его произносят как диагноз русского национального типа Вот даже такой критик " с направлением", как Добролюбов, гневно запустивший в национальный обиход понятие этой самой обломовщины, и тот не устоял перед обаянием Ильи Ильича: " Нет, нельзя так льстить живым, а мы еще живы, мы еще по-прежнему Обломовы.."

Но то, скажете вы, прошлый век! Что ж из того, разве не стукнет сладко ваше сердце, разве не померещится что-то очень знакомое, когда вы дочитаете знаменитый роман хотя бы до таких слов: " Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку.. к разлитому в мире злу, и разгорится желанием указать человеку на его язвы, - и вдруг загораются в нем мысли... потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, -...он, движимый нравственною силою... с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и, вдохновенно озирается кругом... Вот, вот стремление осуществится, '! обратится в подвиг... Но, смотришь, промелькнет утро, день уж клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова.. Обломов тихо, задумчиво переворачивается на спину... с грустью провожая глазами солнце, великолепно садящееся за чей-то четырехэтажный дом. И сколько, сколько раз он провожал так солнечный закат! "

Да, скажем мы и на исходе XX века, знакомое... что-то здесь очень и очень

Иван Александрович Гончаров родился 6 (18) июня 1812 года в Симбирске в семье зажиточного купца, неоднократно избиравшегося городским головой. В пятидесятилетнем возрасте бездетный Александр Иванович, овдовев, женился вторым браком на матери будущего писателя, девятнадцатилетней Авдотье Матвеевне Шахториной, тоже из купеческого звания. Она подарила мужу четверых детей. Когда Ивану исполнилось девять лет, отец умер. Воспитателем сирот стал их крестный отец - помещик Николай Николаевич Трегубов, отставной моряк и надворный советник. Старый холостяк, он обожал детей и оставил о себе у писателя самые нежные воспоминания, как человек " редкой, возвышенной души, природного благородства и вместе добрейшего, прекрасного сердца".

Начальное обучение Иван Гончаров получил в частном пансионе священника отца Федора (Троицкого). Там пристрастился к чтению: Державин, Жуковский, Тасс, Стерн, богословские сочинения, книги о путешествиях... В 1822 году Авдотья Матвеевна, надеясь, что сын пойдет по стопам отца, определила его в Московское коммерческое училище Промаявшись там восемь лет, Иван уговорил мать написать прошение о его увольнении, и в 1831 году поступил на словесное отделение Московского университета. В следующем году состоялась его первая публикация в журнале " Телескоп" - перевод нескольких глав из романа Эжена Сю " Атар-Гюль". Трудно сказать, было ли это проявлением литературных амбиций или просто формой заработка. В одно время с ним в университете учились Герцен, Огарев, Белинский, Лермонтов, и кажется странным, что он остался с ними незнаком. Впрочем, по его словам, учился он " патриархально и просто: ходили в университет, как к источнику за водой, запасались знанием, кто как мог...".

После окончания университета Гончаров вернулся в Симбирск, попробовал служить секретарем канцелярии у губернатора, но, не найдя соответствующей своим интересам среды, через год уехал в Петербург и поступил на службу в Министерство финансов переводчиком. Читая его письма той поры о трудностях жизни " с мучительными ежедневными помыслами о том, будут ли в свое время дрова, сапоги, окупится ли теплая, заказанная у портного шинель в долг...", убеждаешься в буквальности известной фразы Достоевского, что вся русская литературы вышла из гоголевской " Шинели". В свободное время он много писал - " без всякой практической цели", потом бесчисленными черновиками топил печь, испытывая болезненные сомнения в своем даре. Позже он заметит: "...литератору, если он претендует не на дилетантизм... а на серьезное значение, надо положить на это дело чуть не всего себя и не всю жизнь! "

Подрабатывая уроками, Гончаров попал в дом известного академика живописи Николая Аполлоновича Майкова - как учитель русской словесности и латыни его детей, среди которых были будущие поэт Аполлон Майков и критик Валериан Майков. Застенчивый Иван Александрович был принят в их семействе как равный (Майковы принадлежали к древнему дворянскому роду, еще в XV веке его прославил преподобный Нил Сорский, в миру Майков). В их доме образовался своеобразный художественный салон, и молодой преподаватель, неожиданно обнаруживший большую начитанность и талант рассказчика, стал в нем едва ли не законодателем литературного вкуса. Здесь он познакомился с юным поэтом Владимиром Бенедиктовым, начинающим писателем Иваном Панаевым, выступал как поэт (анонимно) в рукописных журналах кружка Майковых " Подснежник" и " Лунные ночи". Одно из своих стихотворений той поры " Тоска и радость" в пародийном виде будет подарено им впоследствии герою " Обыкновенной истории" Александру Адуеву.

Судя по всему, Гончаров долго сомневался в себе как в писателе: написанный в 1842 году " физиологический очерк" " Иван Савич Поджабрин" он не спешил публиковать, а начатый роман " Старики" так и остался неоконченным, хотя его всячески подбадривал в письмах близкий приятель В.А. Солоницын: " Вы... только по лености и неуместному сомнению в своих силах не оканчиваете романа, который начали так блистательно. То, что вы написали, обнаруживает прекрасный талант".

Уверенность в своих силах Иван Гончаров обрел благодаря знакомству с Белинским, которого очень высоко ценил как критика и трибуна, хотя в политических взглядах они не сходились. Гончаров признавался, что " никогда не увлекался юношескими утопиями в социальном духе идеального равенства... не давал веры... материализму - и всему тому, что любили из него выводить". Однако это не помешало ему в 1945 году " с ужасным волнением" передать на суд критику роман " Обыкновенная история", как не помешало и Белинскому его оценить. По свидетельству Ивана Панаева, тот " был в восторге от нового таланта" и тут же предложил рукопись опубликовать. Роман вышел в 1847 году в самом популярном журнале того времени " Современник" и, что называется, попал в диалог времени о романтиках и реалистах.

В своем романе Гончаров никого не обличал, он просто показал молодого дворянина Александра Адуева, провинциала, приехавшего в Петербург с тетрадкой стихов, локоном возлюбленной и смутными мечтами о славе, которого столичная жизнь " успокоила" выгодной женитьбой и чиновничьей карьерой. Действительно - обыкновенная история. Однако в этой истории критика увидела исторический симптом: беспомощные идеалисты-романтики 1830-х годов, которых Белинский называл " Ленскими", уходили в прошлое, а на их место приходили люди более трезвого склада.

Одновременно с романом Гончарова вышел более " революционный" роман Герцена (Искандера), в название которого был вынесен вечный для России вопрос " Кто виноват? " И надо отдать должное Белинскому как критику, который судил о литературе по художественным признакам (следующий " властитель дум" Чернышевский в своих оценках уже будет более " партиен" ). Сравнивая эти два произведения, Белинский писал: " В таланте Искандера поэзия - агент второстепенный, а главный - мысль; в таланте г. Гончарова поэзия - агент первый и единственный... К особенным его достоинствам принадлежит, между прочим, язык чистый, правильный, легкий, свободный, льющийся".

Опубликованный в 1848 году в " Современнике" " Иван Савич Поджабрин" вызвал неодобрительные отзывы. В следующем году там же вышла глава " Сон Обломова" из начатого романа. Это была многообещающая заявка, но весь роман читателям пришлось ждать еще десять лет.

Неожиданно писатель соглашается на должность секретаря при адмирале Е.В. Путятине и 7 октября 1852 года вместе с ним отправляется в кругосветное плавание на фрегате " Паллада". Он побывал в Англии, Японии, " набил целый портфель путевыми записками". Очерки о путешествии публиковал в различных журналах, а позже выпустил отдельной книгой под названием " Фрегат " Паллада" (1858), которая была встречена с большим интересом.

Крымская война, начавшаяся в 1853 году, прервала плавание, и Гончаров через Сибирь (где побывал у декабристов Волконских, Трубецких, Якушкина и др.) вернулся в Петербург и продолжил службу в Департаменте столоначальником. В набросках у него уже были два романа - " Обломов" и " Обрыв", но работа над ними почти не продвигалась. Спасти писателя " от канцеляризма, в котором он погибает", взялся ¦" итератор и цензор А.В. Никитенко. С его помощью в 1855 году Гончаров поступил на должность цензора в Петербургский цензурный комитет. Это несколько скомпрометировало Гончарова в глазах литераторов. В. Г. Короленко вспоминал: " В этом ведомстве в свое время перебывало много писателей. Но между тем как СТ. Аксаков, например, все-таки боролся за литературу, цензору Никитенку литература действительно кое-чем обязана, - Гончаров был самым исполнительным и робким чиновником". О нем даже ходили такие куплеты:

" О ты, что принял имя Слова, / Мы просим твоего покрова: / Избави нас от похвалы / Позорной " Северной пчелы" / И от цензуры... Гончарова1" (Это не совсем справедливо. По настоянию Гончарова вышли в свет ранее запрещенные цензурой произведения Лермонтова " Боярин Орша", " Ангел смерти", без единой помарки им была допущена в печать повесть Достоевского " Село Степанчиково и его обитатели" и многое другое, а что касается его резких отзывов о публицистическом направлении " Современника" и " Русского слова" с их " ребяческим рвением... провести в публику запретные плоды... жалких и несостоятельных доктрин материализма, социализма и коммунизма", так это были его искренние убеждения, которым он никогда не изменял.)

Литературная работа наконец стронулась с места вследствие удивительных, прямо скажем, событий. Летом 1857 года Гончаров уезжает " на воды" в Мариенбад и оттуда шлет своему другу Льховскому письма весьма несвойственного для него содержания: " Волнение мое доходит до бешенства... я едва могу сидеть на месте, меряю комнату большими шагами, голова кипит..." И далее сообщает, что собирается отправиться с некоей дамой " во Франкфурт, потом в Швейцарию или прямо в Париж, не знаю: все будет зависеть от того, овладею я ею или нет". Вот такая, невероятная для его натуры, решительность!

В то время русскому писателю, уже зачисленному в классики, исполнилось сорок пять лет, он был закоренелый холостяк, характер имел, мягко говоря, размеренный, постепенный, облик.. Да вот как он сам себя описал в финале " Обломова": "...литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами". Достоевский в одном из писем обрисовал его еще более выразительно: " Джентльмен.. с душою чиновника, без идей и с глазами вареной рыбы, которого Бог будто на смех одарил блестящим талантом". А тут вдруг. " Едва выпью свои три кружки и избегаю весь Мариенбад с шести до девяти часов, едва мимоходом напьюсь чаю, как беру сигару - и к ней..."

Кто же " она", возбудившая столь сильные чувства в апатичном литераторе? Признание отыскалось в письме Гончарова к Ю.Д. Ефремовой из того же Мариенбада: " ..сильно занят здесь одной женщиной, Ольгой Сергеевной Ильинской, и живу, дышу только ею.. Эта Ильинская не кто другая, как любовь Обломова". Трудно поверить, что литературная героиня могла вызвать столь сильный огонь в крови. Позже в письме тому же Льховскому Иван Александрович, как-то по-мальчишески заметая следы, будет уверять, что, когда он писал Ольгу Сергеевну, ему и в голову не приходила Елизавета Васильевна. Вот, пожалуй, и разгадка.

С Елизаветой Васильевной Толстой Гончаров познакомился в доме райковых еще в бытность свою учителем Начинающий беллетрист пожелал четырнадцатилетней Лизоньке в ее альбоме " святой и безмятежной будущности", подписавшись - де Лень (хотя " гения лени" Обломова еще и в замысле не было). Через десять лет, в 1855 году, он снова встретился с ней у Майковых и между ними завязалась " дружба" (именно на таком определении их отношений он настаивал). Писатель водил ее в театры, посылал ей книги и журналы, просвещал в вопросах искусства, в ответ она давала ему читать свои дневники, он говорил ей, что их отношения похожи на историю Пигмалиона и Галатеи...

Когда Елизавета Васильевна уехала домой в Москву, вдогонку ей понеслись письма. (Ее ответные письма Гончаров перед смертью сжег, его же послания через двадцать лет после смерти писателя были опубликованы и вызвали настоящую сенсацию как еще один, но уже настоящий, роман Гончарова.) В одном из них он послал ей целую главу из романа " Pour et contre" (" За и против" ), который якобы в то время писал, и сообщал, что только от нее зависит, чем этот роман разрешится.. А суть романа он объяснял так: его некий (вымышленный) приятель, влюбленный в Елизавету Васильевну, поверяет ему, Гончарову, свои чувства, писатель же выступает между ними не более чем объективный посредник и летописец...

Словом, осторожнейший Иван Александрович настолько " залитературил" свою любовь к Елизавете Васильевне, что из этого ничего по-житейски путного не вышло, зато вышел наконец " Обломов". Роман, который не писался десять лет, был завершен в Мариенбаде за 7 недель, благодаря еще раз пережитому чувству, передоверенному сокровенному герою Илье Ильичу Обломову, а Елизавете Васильевне русская литература обязана замечательным образом Ольги Ильинской.

В окончательной редакции " Обломов" был опубликован в 1859 году, и его успех, как писал автор, " превзошел мои ожидания". И.С. Тургенев пророчески заметил: " Пока останется хоть один русский, - до тех пор будут помнить Обломова". Л.Н. Толстой писал: " Обломов - капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Обломова и перечитываю его еще раз..." В России тех лет не было ни одного самого заштатного городка, где бы не читали, не хвалили " Обломова" и не спорили о нем. В огромной критической литературе о романе центральное место принадлежало статье Николая Добролюбова " Что такое обломовщина? ". Он писал " Давно уже замечено, что все герои замечательнейших русских повестей и романов страдают оттого, что не видят цели в жизни и не находят себе приличной Деятельности. Вследствие чего они чувствуют скуку и отвращение от Всякого дела, в чем представляют разительное сходство с Обломовым" - и для примера приводил так называемых " лишних людей": Онегина, Печорина, Рудина...

Позволю себе высказать один аргумент в их защиту, подсказанный тем же " Обломовым". Каждый из названных Добролюбовым героев, как и Илья Ильич, в той или иной степени является alter ego писателя. Их голосами озвучены сокровенные мысли и взгляды творцов, их создавших. Все особенности их поведения - рефлексии, депрессии и перепады, вполне объяснимые в случае творческой личности, в рамках обыденности делают из них то, что критики назвали " умной ненужностью". Творца оправдывает творение. Писатели, поделившись с героями своим талантом, не поделились с ними своей профессией, оттого и вышли их герои в " лишние люди". А революционно-демократическая критика поспешила их типизировать и на их основе поставить диагноз всей русской жизни, которую, по их мнению, следовало революционно переустраивать. Как тут не согласиться с мыслью Василия Розанова, высказанной после 1917 года: " Собственно, никакого сомнения, что Россию убила литература" (" Апокалипсис нашего времени" ).

Тот же Розанов сказал свое слово в защиту " обломовщины" (возможно, это и есть объяснение интуитивной симпатии многих поколений к поведенческой честности Ильи Ильича): " Не правильнее ли будет думать, что " обломовщина" - это состояние человека в его первоначальной непосредственной ясности: это он - детски чистый, эпически спокойный, - в момент, когда выходит из лона бессознательной истории, чтобы перейти в ее бури, в хаос ее мучительных и уродливых усилий ко всякому новому рождению..."

Следующие десять лет ушли у Гончарова на завершение романа " Обрыв". Он вышел в журнале " Вестник Европы" в 1869 году, а в 1870-м - отдельным изданием. Произведение, затронувшее такие новые явления в российской жизни, как нигилизм и эмансипация женщины, вызвало бурные споры в критике и не менее бурную популярность у читателей. " За очередной книжкой " Вестника Европы", где печатался роман, " посланные от подписчиков" ходили с раннего утра, как в булочную, толпами", - вспоминал современник.

" Обрыв" остался последним художественным произведением великого романиста. Гончарову было отпущено Богом еще двадцать лет жизни, но в печати он почти не выступал, по своей врожденной скромности считая себя устаревшим и забытым писателем. В 1870 году Сергей Михайлович Третьяков заказал портрет Гончарова художнику Крамскому для своей галереи. Писатель отказался: "...Я не сознаю за собой такой важной заслуги в литературе, чтобы она заслуживала портрета, хотя и счастлив простодушно от всякого знака внимания, оказанного моему дарованию (умеренному)... Во всей литературной плеяде от Белинского, Тургенева, графов Льва и Алексея Толстых, Островского, Писемского, Григоровича, Некрасова - может быть - и я имею некоторую долю значения, но взятый отдельно и в оригинале и на портрете я буду представлять неважную фигуру..." (и тут незабвенный Илья Ильич: " Он опять поглядел в зеркало. " Этаких не любят! " - сказал он" ) Только через четыре года Третьякову удалось его уговорить.

Дмитрий Мережковский, тем не менее, отмечал особое место Гончарова в плеяде великих русских писателей. По мнению критика, литература со временем все больше отходила от стройного пушкинского миросозерцания, от его гармонии к вопросам разлада, Гончарова же он считал продолжателем пушкинской традиции: " По изумительной трезвости взгляда на мир Гончаров приближается к Пушкину. Тургенев опьянен красотой, Достоевский - страданиями людей, Лев Толстой - жаждой истины, и все они созерцают жизнь с особенной точки зрения. Действительность немного искажается, Как очертания предметов на взволнованной поверхности воды. У Гончарова нет опьянения. В его душе жизнь рисуется невозмутимо-ясно... Трезвость, простота и здоровье могучего таланта имеют в себе что-то освежающее".

Иван Александрович так и не завел семьи. Когда в 1878 году умер его слуга Карл Трейгут, оставив вдову с тремя малолетними детьми, писатель взял на себя заботу о них - эти дети были обязаны ему и воспитанием, и образованием. За несколько лет до смерти Гончаров печатно обратился ко всем своим адресатам с просьбой уничтожить имеющиеся у них письма и сам сжег значительную часть своего архива. Только благодаря потомкам Карла Трейгута, бережно сохранившим до наших дней личные вещи писателя и при их участии в 1982 году в Ульяновске (Симбирске) был открыт литературно-мемориальный музей Гончарова.

Умер Иван Александрович Гончаров 15 (27) сентября 1891 года в Петербурге и был похоронен в Александро-Невской лавре; в 1956 году его прах перенесен на Литераторские мостки Волкова кладбища.

Любовь Калюжная

ЧАРЛЗ ДИККЕНС

(1812-1870)

Диккенс нуждался в больших успехах, чтобы обрести уверенность в себе. Он знал мрачное детство, нищету, унижения, насмешки... Он должен был добиться успеха, и он его добился.

Когда Чарлз Диккенс впервые решился встретиться лицом к лицу с соотечественниками, знающими его только по книгам, чтобы выступить с чтением своих произведений, залы брали приступом Во время его посещения Америки залы оказывались малы, и ему предложили для выступления церковь в Бруклине. С амвона он читал " Приключения Оливера Твиста".

" Когда отец уезжал в Эмс или работа не позволяла ему делать это самому, он просил мою мать читать нам сочинения.. Диккенса - этого " великого христианина", как он называет его в " Дневнике писателя". Во время обеда он спрашивал нас о наших впечатлениях и восстановлял целые эпизоды из этих романов Мой отец, забывший фамилию своей жены и лицо своей возлюбленной, помнил все английские имена героев Диккенса, и говорил о них, как о своих близких друзьях", - вспоминала Любовь Федоровна Достоевская.

Когда Диккенс ушел из жизни, Лондон пришел в смятение, как после проигранного сражения. Англичане похоронили своего любимого писателя в Вестминстерском аббатстве рядом с Шекспиром Большего выражения признательности быть не могло

Чарлз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в местечке Лендпорт близ Портсмута в семье портового чиновника. Чарлз был школьником, когда отец разорился и попал в долговую тюрьму. Мальчик оставил учебу и устроился на фабрику, изготовляющую ваксу, чтобы зарабатывать семье на пропитание. Крайняя нищета не позволила ему получить сколько-нибудь серьезное образование

Вырвавшись из мрачного детства, Диккенс устроился на работу парламентским стенографом и однажды, с целью подзаработать, попробовал написать несколько маленьких очерков. Они были опубликованы, и Чарлз начал сотрудничать с газетой в качестве судебного репортера Тут-то удача и постучалась в его жизнь.

Начинающие издатели подрядили известного художника Роберта Сеймура сделать серию рисунков, комически обыгрывающих приключения спортсменов-любителей. В то время шутили, что люди, не умеющие загнать лису, всегда стремятся выдать себя за сельских джентльменов- знатоков этого дела. К рисункам надо было написать подтекстовки (что-то вроде нынешних комиксов) Понадобился автор без амбиций, которому можно было бы заплатить поменьше. К тому же он должен был безоговорочно выполнять указания художника. Диккенс за это взялся. Через некоторое время случилось несчастье - Сеймур застрелился. Диккенс к тому времени уже приобрел авторитет у нанявших его издателей и сам выбрал нового художника, которому уже он диктовал сюжеты. Он придумывал новых героев, остроумные реплики, забавные приключения. Комическая история о завсегдатаях " Пиквикского клуба", подписанная псевдонимом Боз, выходила ежемесячными выпусками по шиллингу штука и вскоре приобрела небывалую популярность.

Так мистер Пиквик, комический мыслитель и неудачливый, но трогательный благодетель человечества появился на свет, а затем стал главным героем знаменитого романа Диккенса " Посмертные записки Пиквикского клуба" (1837)

В мировую литературу Чарлз Диккенс вошел как замечательный юморист и сатирик.

Через год был опубликован новый роман набирающего известность Диккенса - " Приключения Оливера Твиста" (1838). История мальчика, родившегося в доме призрения и обреченного на скитания по мрачным трущобам Лондона, тронула сердца читателей Тем более что маленький герой, невольно втянутый в преступления грабительской шайки, в конце концов находит богатых покровителей Диккенс вообще был мастером оптимистических финалов.

Тему униженного детства писатель продолжил в романе " Жизнь и приключения Николаса Никльби" (1839). Эта страшная история также имела благополучный конец.

Став писателем, Диккенс ни с кем не боролся, не потрясал основ, не посягал в богоборческом экстазе на роль Творца, как это часто случается с большими писателями, стремящимися создать мир заново Казалось, что он принимал мир таким, каким его создал Всевышний, и с наивным простодушием верил, что справедливость обязательно восторжествует.

К двадцати пяти годам Чарлз Диккенс обрел прочную славу романиста. По воспоминаниям, в пору молодости он был необычайно артистичен, обладал обаянием и жизнерадостностью, слыл щеголем и любил пустить пыль в глаза. Испытания, перенесенные в детстве, выработали у него твердую волю и уверенность в том, что он обязательно станет " выдающимся человеком". Едва взявшись за перо, он сразу окрестил себя " неподражаемым".

Думается, основания для этого у него были. Диккенс проявлял талант во всем, за что брался: сделался первоклассным стенографом, будучи судебным репортером, основательно изучил судопроизводство, став журналистом, освещал избирательную кампанию по всей стране, а в дальнейшем проявил себя как один из самых удачливых издателей.

Не повезло ему только с первой любовью. В девятнадцать лет Диккенс влюбился в Марию Биднелл. Ее отец, лондонский банкир, принадлежал к кругу состоятельных людей, и молодой человек без гроша в кармане, навещающий дочь, не мог вызвать у него свадебного энтузиазма. В конце концов и Мария склонилась к тому, что Диккенс - не лучшая партия.

Казалось, что отвергнутый жених быстро утешился, вскоре женившись на дочери журналиста - Кэйт Хогарт, с которой прожил двадцать лет, обзавелся десятью детьми, приобрел всемирную известность и огромное состояние. И только знаменитый роман " Дэвид Копперфилд" (1850), напоминающий некоторыми подробностями жизнь самого Диккенса, рассказывает о сердечной ране главного героя, пережившего безответную любовь. Это можно было бы считать художественным вымыслом, если бы у истории Диккенса и Марии Биднелл не было довольно оригинального продолжения.

Через двадцать с лишним лет писатель, заласканный славой и отягощенный семьей, неожиданно получает от нее письмо и, что удивительно, не ленится тут же отправить пылкий ответ: "...вдруг узнал Ваш почерк, и непостижимая власть прошлого захватила меня. Двадцати трех или двадцати четырех лет как будто и не бывало! Я распечатал Ваше письмо в каком-то трансе, совсем как мой друг Дэвид Копперфилд, когда он был влюблен". Начинается пламенная переписка " Я глубоко уверен в том, что если я начал пробивать себе дорогу, чтобы выйти из бедности и безвестности, то с единственной целью - стать достойным Вас", - пишет он. Договоры о встрече, меры предосторожности - Мария замужем, Диккенс тоже не свободен, но его больше заботит то, что он человек опасный: "...со мною нельзя показываться в общественных местах, ибо меня знают все".

Наконец первая встреча состоялась - чтобы стать последней. Вскоре Мария, притязающая на продолжение, получает письмо, исполненное в неожиданной стилистике: " Скоро я уезжаю, еще не знаю куда, не знаю зачем, обдумывать еще неизвестно что".

Теперь известно что - после встречи, в том же 1855 году, Диккенс начал писать роман " Крошка Доррит": главная героиня Флора Финчинг, некогда возлюбленная Артура Кленнема, вышла замуж за другого, а через двадцать лет они снова встретились. " Флора, когда-то высокая и стройная, растолстела и страдала одышкой, но это было еще ничего. Флора, которую он помнил лилией, превратилась в пион, но это бы еще тоже ничего. Флора, чье каждое слово, каждая мысль когда- то казались ему пленительными, явно стала болтлива и глупа. Это уже было хуже..." - размышлял разочарованный герой Диккенса, а может, и он сам. Но мы забежали слишком вперед. Вернемся к Чарлзу Диккенсу, которому не исполнилось еще и тридцати лет.

С 1842 года начинается новый период в его творчестве - с более жестким взглядом на окружающее. В тридцать лет Диккенс достиг всего, о чем могут только мечтать честолюбивые молодые люди, но в его произведениях появляются мрачные предощущения, что надежды окажутся обманутыми, а идеалы недостижимыми. Он едет в Америку, надеясь, что в Новом Свете найдет общество, свободное от традиций и наследственных недостатков, которые начали его раздражать в родной Англии. Нигде Диккенса так не чествовали, как в Америке, но когда он затронул вопрос о международном авторском праве (на американских изданиях своих романов он мог бы составить капитал), на него обрушилась пресса. Он невзлюбил Америку и написал " Американские заметки", осуждающие делячество и низкий интеллект американцев. В этой же тональности разочарований написаны " Жизнь и приключения Мартина Чезлвита" (1844), " Домби и сын" (1848).

К вершинам творчества Чарлза Диккенса относятся такие романы, как " Дэвид Копперфилд" (1850) - автобиографический " роман самовоспитания" и " Большие надежды" (" Большие ожидания"; 1861) - роман-биография как жанр с блестящей детективной завязкой и с " антиостровным" пафосом: " Как раз в то время мы, британцы, окончательно установили, что и мы сами, и все в нашей стране - венец творения, а тот, кто в этом сомневается, повинен в государственной измене".

Всего Диккенс написал 15 романов, несколько книг очерков, повестей, рассказов, также ряд пьес. К концу жизни в его характере стала проявляться неудовлетворенность своим положением, хотя со времен Вальтера Скотта никто из профессиональных писателей не жил богаче, чем Диккенс, и никто не был столь популярен. Им овладели беспокойство, страсть к переменам, в чем, видимо, сказывалась психологическая усталость.

Диккенсу, столько раз в своих романах пропевшему гимн радостям семейного очага, стало казаться, что его брак не задался с самого начала, что он обрек себя на жизнь со скучной и неинтересной женщиной (собственно, ей некогда было становиться интересной - за пятнадцать лет она родила ему десятерых детей). После двадцати лет совместной жизни он порывает с женой и сходится с восемнадцатилетней Эллен Тернан из талантливой семьи актеров, но догнать юность ему не Удалось. Эллен не принесла ему ни большого счастья, ни покоя.

В последние годы, несмотря на все ухудшающееся самочувствие, Диккенс героически продолжал испытывать свою волю: выступал с чтениями произведений, почти " беспрерывно писал. Последний роман " Тайна Эдвина Друда" остался незавершенным.

8 июня 1870 года у Диккенса случилось кровоизлияние. Вечером следующего дня великого писателя не стало.

Любовь Калюжная

МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ

(1814-1841)

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: