АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ ПЛАТОНОВ

(1899-1951)

Андрей Платонов был человеком неразговорчивым и грустным Однажды литератор, имя которого забыто, настолько яростно убеждал его, будто сам он пишет не хуже, если не лучше, что ангельское терпение Платонова лопнуло: " Давайте условимся раз и навсегда, - воскликнул он: - вы пишете лучше. Лучше Но только чернилами. А я пишу кровью".

Андрей Платонов, начавшийся как писатель в 1919 году, возвращался к русскому читателю в два этапа: во время хрущевской " оттепели" и в период перестройки. И в том, и в другом случае фигура его была подсвечена искажающими облик политическими юпитерами. На наше* памяти энтузиасты перестройки име нем Платонова побивали совете* власть и делали из него едва ли нА диссидента, что абсолютно противоречит положению вещей.

Проза Платонова - это Словно " проросших в мироздание корней"! Диссидентом по своему душевному устройству он никак быть не мог. Щ рождению принадлежащий к самом " революционному классу" - пролетариату, он и сам пережил револю| ционный экстаз. " То, что буржуазр нам враг, - известно много лет. Но что она враг страшнейший, могущественнейший, обладающий безумным упорством в сопротивлент что она действительный властелин социальной вселенной, а пролетариат только возможный властелин... - это нам стало известно из соб| ственного опыта", - писал Платонов в 1921 году (" Всероссийская колымага" ).

Как художник, он сумел показать из недр революционную стихию, эту кипящую человеческую магму, из которой вываривалось что-то* новое, а как мыслитель сумел придать ей философскую притчевость. " Плоть от плоти", он был тем не менее европейски образованным человеком. Юрий Нагибин (с его отчимом писателем Рыкачевым Платонов близко общался) свидетельствует: " С ним было всегда гипнотически интересно. Он прекрасно знал все, что делается в мире литературы, в мире искусства, в мире точных наук. Неудивительно, что он все знал про паровозы да и про технику вообще, но он был " у себя дома", когда речь заходила о фрейдизме, о разных космогонических теориях или о нашумевшей книге Шпенглера " Закат Европы". Помню его спор с моим отчимом о знаменитом и несчастном Вейнингере, пришедшем к самоубийству теоретическим путем. Я слушал его соткрытым ртом... В области литературы у него тоже не было белых пятен. Он чувствовал себя одинаково легко в мире Луция Аннея Сенеки и Федора Достоевского, в мире Вольтера и Пушкина, в мире Ларошфуко и Стендаля, Вергилия и Лоренса Стерна, Грина и Хемингуэя. Его нельзя было обескуражить каким-то именем или теорией, новым учением или модным течением в живописи. Он знал все на свете! И все это, как у большинства настоящих людей, было золотыми плодами самообразования".

В своем великом романе " Чевенгур" (1929) Платонов показал стронувшийся, перевернувшийся после семнадцатого года мир, где всё сорвалось с мест и понеслось, где каждый захотел взять чужую, более значительную роль - " Кто был ничем, тот станет всем! ": деревенская повариха называет себя " заведующей коммунальным питанием", конюх - " начальник живой тяги"... Есть у Платонова и " надзиратель мертвого инвентаря", и Иван Мошонков переименовавшийся в Федора Достоевского, и Степан Копенкин, который вместо иконки Божией Матери зашивает в шапку портрет Розы Люксембург... Все начальники, все при должностях, сменили богов, бросили привычные занятия. А что? Буржуи расстреляны, плохих людей больше нет, остались только хорошие - все ждут немедленного коммунизма... " Ты что за гнида такая, - возмущается Копенкин, - сказано тебе от губисполкома закончить к лету социализм! "

" Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно " в баню сходили и окатились новой водой". Это - совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар", - писал Василий Розанов в ноябре 1917 года (" Апокалипсис нашего времени" ).

Андрей Платонов никак не мог быть диссидентом, он был летописцем новейшей истории - времени " строительства коммунизма в одной отдельно взятой стране". Подчинив себя языку эпохи, он художественно закрепил языковую стихию новой реальности: лексику лозунгов, митингов, декретов, канцелярий - авангардную лексику. Когда авангард (а авангард - это то, что в первый раз) проникает во все сферы жизни и становится нормой - это ад. И Платонов нам это светопреставление убедительно показал.

Андрей Платонович Платонов (настоящая фамилия Климентов) родился в Ямской Слободе на окраине Воронежа 20 августа (1 сентября) 1899 года. Его отец, машинист паровоза, был довольно известным в городе лицом, о нем как о талантливом изобретателе-самоучке не раз писали местные газеты. Мать, простая, глубоко верующая женщина, сумела передать сыну христианское мироощущение. Андрей был старшим из одиннадцати детей. Учился в церковно-приходской школе и городском училище. С 14 лет начал работать - рассыльным, литейщиком на трубном заводе, помощником машиниста. Литературные наклонности обнаружились у него довольно рано - с 12 лет сочинял стихи. После революции, в 1918 году, поступил в железнодорожный политехникум на электротехническое отделение. Воодушевленный новыми идеями времени, участвовал в дискуссиях Коммунистического

союза журналистов, публиковал статьи, рассказы, стихи в Воронеже" газетах и журналах (" Воронежская коммуна", " Красная деревня", " Железный путь" и др.).

В 1919 году как рядовой стрелок железнодорожного отряда, а также как " журналист советской прессы и литератор", участвовал в Гражданской войне, получив боевое крещение в стычках с белыми частям" Мамонтова и Шкуро.

В 1920 году в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд пролетарских писателей, где Платонов представлял Воронежскую писательскую организацию. На съезде проводилось анкетирование. Ответы Платонова дают представление о нем, как о честном (не сочиняющем себе " революционное прошлое", как другие) и довольно уверенном в своих силах молодом писателе: " Участвовали ли в революционном движении, где и когда? " - " Нет"; " Подвергались ли репрессиян до Октябрьской революции?.." - " Нет"; " Какие препятствия мешал> или мешают вашему литературному развитию? " - " Низшее образование, неимение свободного времени"; " Какие писатели оказали на вас наибольшее влияние? " - " Никакие"; " Каким литературным нан правлениям сочувствуете или принадлежите? " - " Никаким, имен свое".

Андрей Платонов короткое время был кандидатом в члены РКП(б), | но за критику " официальных революционеров" в фельетоне " Душа ловека - неприличное животное" в 1921 году был исключен как " шаткий и неустойчивый элемент". В этом же году вышла его первая книга^ (брошюра) " Электрификация", а в следующем году в Краснодаре сборник стихов " Голубая глубина".

На какое-то время Платонов оставляет литературный труд и полис стью отдается практической работе по специальности (пролетарский писатель, по его мнению, обязан был иметь профессию, а творить " в свободные выходные часы" ). В 1921-1922 годах он состоит предсе- j дателем Чрезвычайной комиссии по борьбе с засухой в Воронежской' губернии, а с 1923 по 1926 год в Воронежском губземуправлении работает губернским мелиоратором, заведующим работами по электрификации сельского хозяйства. Из сохранившегося удостоверения, выданного Платонову, известно, что " под его непосредственным административно-техническим руководством... построено 763 пруда... 315 шахтных колодцев... 16 трубчатых колодцев, осушено 7600 десятин... построены 3 сельские электрические силовые установки". Это были не насильственные трудовые подвиги, а последовательная материализация взглядов Платонова, которые он изложил еще в " Российской колымаге": " Борьба с голодом, борьба за жизнь революции сводится к борьбе с засухой. Средство победить ее есть. И это средство единственно: гидрофикация, то есть сооружение систем искусственного орошения полей с культурными растениями. Революция превращается в борьбу с природой". Позже как человек технически образованный и одаренный (имеющий десятки патентов на свои изобретения) он увидит экологическую опасность такой " борьбы".

В 1926 году Андрей Платонов на Всероссийском съезде мелиораторов был избран в состав ЦК Союза сельского хозяйства и лесных работ и переехал с семьей в Москву. К тому времени он был женат на Маше Кашинцевой. С ней он познакомился в 1920 году в Воронежском отделении пролетписателей, где она служила. " Вечная Мария", она стала музой писателя, ей посвящены " Епифанские шлюзы" и многие стихи, которые слагал Платонов на протяжении всей жизни

Работа в ЦК Союза сельского хозяйства не заладилась. " Отчасти в этом повинна страсть к размышлению и писательству", - признавался в письме Платонов. Около трех месяцев он работал в Тамбове заведующим подотделом мелиорации. За это время написаны цикл повестей на русские исторические темы, фантастическая повесть " Эфирный тракт" (1927), повесть " Епифанские шлюзы" (о петровских преобразованиях в России) и первая редакция " Города Градова" (сатирическое осмысление новой государственной философии).

С 1927 года Платонов окончательно поселяется в Москве, и следующие два года, пожалуй, можно назвать самыми благополучными в его писательской судьбе, чему немало посодействовал Григорий Захарович Литвин-Молотов. Член Воронежского губкома и редколлегии воронежских " Известий" (он и привлек молодого Платонова к работе в местных газетах), Литвин-Молотов затем возглавил издательство " Буревестник" в Краснодаре (где вышел платоновский сборник стихов), а с середины 1920-х годов стал главным редактором издательства " Молодая гвардия" в Москве. Именно там были изданы два первых сборника рассказов и повестей Платонова. Сохранилось несколько писем, в которых Литвин-Молотов разбирает произведения Платонова (в рукописях) и обнаруживает хороший литературный вкус, хотя и пытается удержать писателя в берегах здравого смысла (учитывать цензуру).

В это время Андрей Платонов создает новую редакцию " Города Градова", цикл повестей: " Сокровенный человек" (попытка осмысления Гражданской войны и новых социальных отношений глазами " природного дурака" Фомы Пухова), " Ямская слобода", " Строители страны" (из которой вырастет роман " Чевенгур" ). Сотрудничает в журналах " Красная новь", " Новый мир", " Октябрь", " Молодая гвардия", выпускает сборники: " Епифанские шлюзы" (1927), " Луговые мастера" (1928), " Сокровенный человек" (1928), " Происхождение мастера" (1929).

Московская литературная жизнь воодушевила сатирическое перо Платонова на несколько пародий: " Фабрика литературы" (написанная для журнала " Октябрь", но опубликованная там лишь в 1991-м), " Московское общество потребителей литературы. МОПЛ", " Антисексус" (диалог с ЛЕФом, Маяковским, Шкловским и др.).

1929 год был назван " годом великого перелома" - шло раскулачивание деревни. Перелом произошел и в литературной судьбе писателя - критики РАППа разгромили его рассказы " Че-Че-О", " Государственный житель", " Усомнившийся Макар" (статьи В. Стрельниковой " Разоблачители социализма" и Л. Авербаха " О целостных масштабах и частных Макарах" ). " Усомнившийся Макар" был прочитан и самим Сталиным, который, в отличие от следующих вождей, читал все мало-мальски заметное, - он не одобрил идеологическую двусмысленность и анархичность рассказа. В глазах литературных функционеров это приравнивалось к приговору. Немедленно был рассыпан набор доведенного до верстки романа " Чевенгур".

Платонов искал заступничества у Горького. Алексей Максимович, высоко ценивший его как художника, но понимавший ситуационную " неуместность" провидческого " Чевенгура", осторожно писал ему, прочтя рукопись: " Человек Вы - талантливый, это бесспорно... Но, при неоспоримых достоинствах работы Вашей, я не думаю, что ее напечатают, издадут. Этому помешает анархическое Ваше умонастроение, видимо, свойственное природе Вашего " духа". Хотели Вы этого или нет, - но Вы придали освещению действительности характер лирико-сатирический, что, разумеется, неприемлемо для нашей цензуры".

Осенью этого же года Андрей Платонов, по заданию Наркомата земледелия, много ездит по совхозам и колхозам Средней России. Впечатления от увиденного складываются в сюжет повести " Котлован", над которой он начинает работать. " Сюжет не нов, повторено страданье" - эпиграф, сохранившийся в черновиках повести, подтверждает, что от первого впечатления писатель не отступил, рассказав об " апокалипсисе коллективизации" на " апокалиптическом" языке. " Котлован" и пьеса " Шарманка", завершенные в 1930 году, при жизни Платонова опубликованы не были. Вышедшая в 1931 году в журнале " Красная новь" повесть-

хроника " Впрок" только поддала жару в критическую топку, которая " переплавила" немало писателей и то же попыталась сделать с Платоновым. Повесть назвали клеветой на " нового человека" и " генеральную линию" партии.

Андрей Платонович вынужден был направить письма в центральные газеты с признанием своих ошибок, но ответов не получил, как не получил ответа и на свое письмо к Горькому, в котором писал: " Это письмо я Вам пишу не для того, чтобы жаловаться, - мне жаловаться не на что... я хочу сказать Вам, что я не классовый враг, и сколько бы я ни выстрадал в результате своих ошибок, вроде " Впрока", я классовым врагом стать не могу и довести меня до этого состояния нельзя, потому что рабочий класс - это моя родина, и мое будущее связано с пролетариатом... быть отвергнутым своим классом и быть внутренне все же с ним - это гораздо более мучительно, чем сознать себя чуждым... и отойти в сторону".

Наступившая изоляция не заставила Андрея Платонова бросить перо. Он пишет народную трагедию " 14 Красных Избушек" - о голоде в русской провинции, к которому привел " великий перелом". Командировки от Наркомата земледелия по колхозам и совхозам Поволжья и Северного Кавказа дали писателю материал для повести " Ювенильное море" (1932).

С 1931 по 1935 год Платонов работал старшим инженером-конструктором в Республиканском тресте по производству мер и весов. В 1934 году вместе с группой писателей побывал в Туркмении. По следам этой поездки написаны повесть " Джан", рассказ " Такыр", статьи " О первой социалистической трагедии" и др. При жизни писателя опубликован лишь " Такыр".

Следующая книга рассказов (после 1929-го) вышла в тревожном 1937 году - " Река Потудань", куда вошли такие классические произведения, как " Фро", " Июльская гроза", " В прекрасном и яростном мире". Парадоксально, но именно это время тщательного отслеживания неблагонадежных спровоцировало появление первого и единственного при жизни писателя монографического исследования его творчества. Им стала большая обличительная статья А. Гурвича " Андрей Платонов" в журнале " Красная новь" (1937, № 10). Прослеживая творческую эволюцию писателя, Гурвич определил, что основой художественной системы Платонова является " религиозное душеустройство". По сути верно, но на фоне " безбожной пятилетки" это было политическим доносом. Платонов ответил Гурвичу в " Литературной газете" 20 декабря 1937 года статьей " Возражение без самозащиты".

Задуманная Платоновым книга, вослед Радищеву, " Путешествие из Ленинграда в Москву в 1937 году" значилась в планах издательства " Советский писатель" на 1938 год. Писатель проехал по маршрутам Радищева и Пушкина, собрал материал, но книга не вышла. В 1938-м его пятнадцатилетний сын Тоша (Платон) по навету был арестован и осужден по статье 58/10 - " за антисоветскую агитацию". Освободили его лишь в 1941 году благодаря хлопотам Михаила Шолохова (в то время депутата Верховного Совета СССР), который дружил с Платоновыми. Из заключения Тоша вернулся со злой чахоткой и через два года умер. Это горе Платонов не изжил до конца своих дней.

До начала Великой Отечественной войны Андрей Платонов сотрудничает с журналами " Литературный критик" и " Литературное обозрение", пишет книги " Размышления читателя" и " Николай Островский". Набор " Размышлений" под ударами критики был рассыпан, а рукопись " Островского" затребовал ЦК ВКП(б), где она и сгинула. Платонов вынужден был зарабатывать на жизнь книгами для детей. В издательстве детской литературы вышла книга " Июльская гроза", пьесы же, написанные для Центрального детского театра - " Избушка бабушки", " Добрый Тит", " Неродная дочь" - при жизни писателя так и не увидели сцены.

Война застала Платонова в Москве. Юрий Нагибин вспоминает: "...к нам зашел Андрей Платонович. Он был совершенно спокоен. Испуганная мама бросилась к нему со словами: " Андрей Платонович, что же будет? " Он посмотрел так удивленно: " А что?.. Россия победит". - " Но как?? - воскликнула мама. - Немцы уже в предместьях Москвы! " Платонов пожал плечами. " Как? Я не знаю, как. Пузом1"

С 1942-го и до конца войны Андрей Платонов был фронтовым корреспондентом газеты " Красная Звезда", выпустил четыре книги военной прозы: " Одухотворенные люди" (1942), " Рассказы о Родине", " Броня" (обе - 1943), " В сторону заката солнца" (1945). Вернувшись в мирную жизнь, он снова оказался в положении литературного изгоя: цензура зарубила книгу " Вся жизнь", опубликованный рассказ " Семья Ивановых" (" Возвращение" ) - о том, что война калечит человека не только физически, но и нравственно - критика объявила клеветой на солдата-героя, Центральный детский театр не принял пьесу о Пушкине " Ученик Лицея"...

В последние годы жизни, тяжелд больной (прогрессирующий туберкулез), Платонов зарабатывал на хлеб переложением народных сказок. Материально его поддерживали Шолохов и Фадеев, который когда-то " по должности" обрушивался на " Усомнившегося Макара". Шолохов помог и с изданием книг сказок " Финист - Ясный Сокол", " Башкирские народные сказки" (обе - 1947), " Волшебное кольцо" (1949). Жил Платонов во флигеле Литературного института имени А.М Горького. Кто-то из литераторов, увидев, как он метет двор под своими окнами, запустил легенду, будто он работал дворником.

Андрей Платонов уходил из жизни непризнанным. Один из самых значительных писателей XX века, главные свои произведения - роман " Чевенгур", повести " Котлован", " Ювенлльное море", " Джан" - он не увидел опубликованными. Когда в хрущовские шестидесятые робко стали появляться первые платоновские книги (еще не главные), в каждом интеллигентском доме красный угол занимал портрет Хемингуэя, который в своей Нобелевской речи называл Платонова среди своих учителей.

В 1951 году Андрей Платонов ушел из жизни. Похоронен он на Ваганьковском кладбище рядом с сыном.

Любовь Калюжная

ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭ

(1899-1961)

Уильям Фолкнер называл своего соотечественника и ровесника Эрнеста Хемингуэя великим, потому что "...он всегда писал о том, что знал. Делал он это превосходнейшим образом, но никогда не пытался достичь невозможного".

Действительно, Хемингуэя можно считать родоначальником литературы осознанных возможностей, когда писателю не " мешает писать Лев Толстой". Он научил не бояться недоступной высоты и покорил весь мир волевым стилем своей " мужской прозы", свободной в выборе тем, наконец иллюзией, которую давали его книги, - что так, при условии самодисциплины, сможет писать каждый. Хемингуэй раскрепостил творческое начало человека.

" Ровесник века Эрнест Миллер Хемингуэй., так повлиял на советскую литературу шестидесятых, что без преувеличения можно сказать: роддом советских писателей- шестидесятников - западная литература, и в первую очередь он сам. Надо ли, думаю, рассказывать то, что мои сверстники знают наизусть? О, мы прошли эпоху Хэма. Был ли интеллигентский дом без его портрета: трубка, борода, свитер. Ходили под Хэма, писали под Хэма. То, что он сам учился у Платонова, Тургенева,

Чехова, - тогда как-то не воспринималось", - писал в год столетия со дня рождения Эрнеста Хемингуэя Владимир Крупин в статье с символическим названием " Игра с жизнью".

В самом деле, творческое поведение Хемингуэя воспринимается как игра с жизнью. Когда читаешь его знаменитую книгу " Праздник, который всегда с тобой", - блистательное руководство для начинающего литератора - представляется, что сначала Хемингуэй увлекся образом писателя, его ролью, а потом научился его мастерству.

Вполне осознанно, с жесточайшей дисциплиной, Хемингуэй принялся за изучение искусства и техники письма, поселившись в Париже, среди представителей многонациональной художественной богемы, которые обосновались в этой артистической Мекке, чтобы пополнить ряды писателей, художников, скульпторов, танцовщиков... " Вырвавшись из необъятных прерий, - писал Форд Мэдокс Форд, - молодая Америка затабунила Париж. Она обезумевала, словно стадо жеребят, перед которым сняли барьер, отделявший сухое пастбище от зеленого лужка".

Среди этого художественного карнавала Хемингуэй, ежедневно сидящий в кафе за чашкой остывшего кофе, осваивал мастерство писателя, записывая карандашом в блокнот: " Не волнуйся. Ты писал прежде, напишешь и теперь. Тебе надо написать только одну настоящую фразу. Самую настоящую, какую ты знаешь". И в конце концов я писал настоящую фразу, а за ней уже шло все остальное... я решил, что напишу по рассказу обо всем, что знаю. Я старался придерживаться этого всегда, когда писал, и это дисциплинировало". И ему удалось написать обо всем, что он успел узнать.

Эрнест Миллер Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в пригороде Чикаго Оук-Парке, в тех местах, которые Синклер Льюис в свое время критиковал за отсутствие романтики и откуда, тем не менее, вышел миф об успехе " среднего американца". Отец Хемингуэя был доктором. В 1928 году, когда его сын писал роман " Прощай, оружие! ", он застрелился в своем кабинете из старого смит-вессона. Но до этого было далеко, а пока семья, состоящая из четверых детей, вела ничем не выделявшуюся жизнь в Оук-Парке, а лето проводила в северной части штата Мичиган, где еще жили индейцы и природа давала простор для героических фантазий будущего писателя.

Родители надеялись, что после окончания школы Эрнест, по семейной традиции, поступит в университет. Однако в 1917 году, за месяц до его выпускных экзаменов, Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, которая шла в Европе. Американские газеты призывали молодежь надеть военную форму и идти " защищать цивилизацию от варварства гуннов". Военная романтика не обошла стороной и Хемингуэя - он собрался немедленно ехать за океан, но его энтузиазм натолкнулся на жесткое сопротивление родителей.

Хемингуэя отправили к дядюшке в Канзас-Сити, где он устроился репортером в газету " Стар". " Я отвечал за небольшой район... - вспоминал писатель то время. - Здесь я познакомился с темными личностями, брал интервью у знаменитостей..." Несмотря на вполне нескучную жизнь, первое же объявление о том, что Американский Красный Крест вербует добровольцев для отправки в Италию, побудило его подать заявление на призывной пункт. Весной 1918 года Хемингуэй отплыл в Европу и попал на итало-австрийский фронт.

В Италии он служил шофером санитарного автомобиля, получил тяжелое ранение в ноги, был награжден, провел три месяца в миланском госпитале. После войны некоторое время служил зарубежным корреспондентом газеты " Торонто стар" на Ближнем Востоке.

Годы писательского ученичества Эрнеста Хемингуэя прошли в основном Париже, где он жил до 1928 года. Первую, собственно хемигу-эевскую книгу - " В наше время" (1924) предваряли несколько публикаций: в американском журнале " Поэтри" вышло шесть его стихотворений (1923), в марте того же года журнал " Литл ревью" опубликовал шесть прозаических миниатюр, а чуть позже в парижском издательстве Р. Мак-Элмона вышла первая книга Хемингуэя " Три рассказа и десять стихотворений".

И только сборник " В наше время" заставил заговорить об Эрнесте Хемингуэе как о писателе. В рассказах, составивших эту книгу, уже зрели семена будущих его знаменитых романов. Сцены провинциальной американской жизни, увиденные глазами мальчика, противопоставлены ярким и жестоким картинам хаоса военной и послевоенной Европы, которые предстоит когда-нибудь увидеть каждому мальчику.

В Париже " маститая" Гертруда Стайн сказала однажды начинающему Хемингуэю как представителю молодежи, побывавшей на войне: " Вы - потерянное поколение". - " Вы так думаете? " - спросил я. - " Да, да, - настаивала она. - У вас ни к чему нет уважения. Вы все сопьетесь..."

Весной 1925 года там же, в Париже, Хемингуэй познакомился со ставшим уже знаменитостью Скоттом Фицджеральдом, его сверстником по поколению (в " Празднике, который..." он уделил до назойливости много места алкоголизму этого замечательного писателя, будто доказывая на нем правоту Гертруды Стайн), вместе они побывали в Испании, где Хемингуэй посетил фиесту. В этом же году он начал работать над первым своим романом " И восходит солнце" (1926), который принес ему известность Этот роман определил и направление, в котором будет развиваться дарование писателя

Однако настоящим успехом Хемингуэй был обязан следующему своему роману - " Прощай, оружие1" (1928) Он сделал ему имя и отвел роль " пророка" своего поколения, хотя сюжетно это " история успеха" американского юноши со Среднего Запада, который играл в футбол, охотился, работал газетным репортером, побывал на войне, был ранен и награжден, жил в Латинском квартале Парижа и к тридцати годам написал блестящий бестселлер Однако мир жестокости на войне, с такой беспощадностью описанный в романе, уже намекал на будущих героев Хемингуэя, которые почти всегда будут поставлены перед гибе-. лью или катастрофой, но именно перед лицом поражения умеющие принимать бойцовскую стойку

Интересно проследить, к каким ситуациям и персонажам обращается в своих произведениях Хемингуэй " Обычно к тем, которые затрагивают тему жестокости, - пишет Роберт Пен Уоррен, точно и лако-'. нично охарактеризовавший мир хемингуэевских героев - Это - утопающий в алкоголе и безнравственности мир романа " И восходит солнце", это мир хаоса и насилия романов " Прощай, оружие1" и " По ком звонит колокол", это эпизоды-вставки в сборнике рассказов " В наше время", и пьеса " Пятая колонна" это - мир спорта в рассказах " Пятьдесят тысяч", " Мой старик", " Непобежденный", " Снега Килиманджаро", это преступный мир рассказов " Убийцы", " Дайте рецепт, доктор" и романа " Иметь и не иметь" И даже если ситуация, обрисованная в его произведениях, не соответствует ни одному из предложенных типов, она, как правило, связана с отчаянным риском, за которым маячит душевное или физическое поражение"

Населяют этот мир " настоящие мужчины", прошедшие каждый свою школу жестокости Они, как правило, не склонны к внешнему проявлению чувств или афишированию внутреннего разлада - рефлексии Все они поклоняются культу ощущений, поэтому в их любовных историях обычно нет ни прошлого, ни будущего Они не ощущают Бога над головой, на которого могли бы уповать, зато имеют свой кодекс самодисциплины И только способность следовать своему кодексу в этом Богом оставленном мире придает смысл их жизни Может быть, поэтому с возрастом, чувствуя уходящие силы, Хемингуэй все чаще говорил о своей поглощенности идеей смерти

Последняя, трагическая схватка " настоящего мужчины" с жизнью показана Хемингуэем в его лучшем рассказе " Старик и море"

В 1954 году Эрнесту Хемингуэю была присуждена Нобелевская премия

Осенью 1960 года у писателя появились первые признаки психической депрессии Несколько раз он лежал в клинике Началась жизнь, столь непохожая на мир его героев

Утром 2 июня 1961 года на Кубе, где находился последний дом писателя, Эрнест Хемингуэй покончил с собой выстрелом из охотничьего ружья Игра с жизнью закончилась поражением

Любовь Калюжная

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться: