В ВОРЬЁНЕЖЕ НАЙДЕНА КВАРТИРНАЯ МУМИЯ

Все эти годы соседи скончавшейся в своей квартире женщины, так и не дожившей до пенсии, с чистой совестью полагали, что она куда-то уехала. Был человек - и нет человека. Так бывает. И очень часто бывает, так зачем зря шум поднимать?

За это время тело умершей каким-то неизвестным науке образом превратилось в настоящую мумию.

Квартира была заперта, балкон скрывали деревья. Но вот кто-то из наблюдательных соседей - наконец-то, по прошествии стольких лет - заметил, что дверь на балкон приоткрыта. Выждав несколько дней, люди обратились в домоуправление и милицию.

Прибывшие на место сотрудники милиции вскрыли дверь и обнаружили в квартире на диване мумифицированный труп женщины. Она скончалась семь лет назад. Об этом свидетельствовали чеки, этикетки на протухших в холодильнике продуктах, газеты, платёжные квитанции в дЖЭК-потрошитель и последние записи в дневнике умершей.

- То, что труп мумифицировался в домашних условиях, - небывалая редкость, - сообщил нашему журналисту старший следователь СУ СКП по Совковому району Ворьёнежа Исаев-Штирлиц. - Возможно, этому способствовал многолетний сквозняк, создаваемый открытой балконной дверью... - И, помолчав, добавил озадаченно, - Или ещё какая чертовщина. Наш выездной паталогоанатом после осмотра трупа водки попросил.

Назначена проверка, труп отправлен на экспертизу. Но по всем признакам первичного осмотра на месте, смерть женщины наступила по естественным причинам.

Интернет-агентство непроверенных сплетен " Лайф-в-кайф Ньюс"

 

Из уездного МОРГа судебно-следственной экспертизы мумия таинственным образом исчезла, равно как и соответствующая запись из журнала приёма невостребованных трупов. Директор МОРГа отнёсся к пропаже мертвецки-спокойно, лишь философски пожал плечами:

- Это ж Ворьёнеж...

 

ОРИЕНТИРОВКА НА РОЗЫСК

2.

Скверное настроение выедало циррозную печёнку старшему оперуполномоченному по служебно-розыскным мероприятиям капитану милиции Почкину с утра - после того, как он побывал на оперативном совещании у начальника райотдела. Сначала всё шло как обычно: сдача-раздача закрытых и свежевозбуждённых уголовных дел, разбор полётов - кто сколько в клювике за неделю налетал, показательная дисциплинарная дрючка нерадивых... И прочая говорильня, известная заранее вдоль и поперёк.

Почкин на оперативке лениво дремал в своём дальнем углу стола, маскируя сон открытыми глазами и рукой, черкающей время от времени на автопилоте бессмысленные каракули в блокноте. За долгие годы службы и не таким финтам обучиться можно. Совесть старшего опера за прошлую неделю была чиста и не давала повода ждать вздрючки.

Неделя у Почкина прошла так себе - вяло, много нудной писанины и прочей обязательной рутины. Но свою производственную норму, отдаваемую на Верх в конвертике, он наработал. Сверх нормы тоже кое-что накапало: и жене пасть ненасытную заткнуть, и на водку с пивом в пятницу, и в кубышку, о существовании которой не знал никто в семье Почкина. А если бы узнали - поубивал бы собственными руками из табельного ствола. Не для них столько лет коплено.

Но на Верх свои кровно заработанные порохом, мозолями, геморроем и кровью, капитан Почкин отстёгивал без сожаления. Понимал: Система даст прокормиться тем, кто кормит её. И защитит в случае непредвиденного цейтнота.

Капитан не любил Систему. И уж тем более, не поклонялся ей. Но кормил вертикаль власти своего ведомства честно. Знал - берут все, часть его копеек, отстёгнутых в Общак ментовско-татарского ига доходит до самого главного мурзы Порешида Жмургалиева.

Почкин не был злодеем и негодяем, не был аморален и меркантилен. И под нарисованную СМИшниками категорию " оборотень в погонах" не вписывался. Он просто был рационалом-прагматиком и вовремя успел адаптироваться. Прогнувшись - не сломался как большинство из тех, с кем начинал службу, а подстроился и смирился с неизбежностью новой реальности. Он давно уже не пытался ни оправдывать себя, ни анализировать творящееся вокруг, хотя видел сущность Системы, прячущейся за лживыми телезаверениями двуликого карлика, породившего, вскормившего и расплодившего эту дрянь понятий, перечеркнувших закон. За тот червонец с хвостиком, что нынешний ГлавПахан оттарабанил на галерах Власти, мутировало всё: этика, законы, мораль, жизненные ценности и принципы.

Будучи человеком неглупым и образованным, капитан МВД Почкин все эти чудовищные мутации не мог не замечать, но индивидууму и человеку Почкину на всё давным-давно стало глубоко наплевать, а сверху ещё и насрать. Потому что Почкин просто пытался выжить - как все на этой сумасшедшей территории исторических экспериментов и абсурдов.

Когда-то Почкин был другим. И не только потому, что не поверил бы даже себе, что когда-нибудь он сможет легко и непринуждённо брать взятки и отпускные, подкидывать наркоту подозреваемым, уничтожать важные улики, фальсифицировать уголовные дела, отмазывать конченых бандитов и крышевать подпольный бизнес... Когда-то Почкин даже Почкиным не был. По свидетельству о рождении и по первому паспорту, ещё тому - серпастому и молоткастому, он родился, вырос и получил юридическое образование на потомственную милицейскую фамилию отца и деда. Суровую, но профессионально красивую - Поп о чкин. Поп о чкин с ударением на второй " о".

Если раньше, при прежнем режиме на милиционера и поглядывал кто-то косо, то всё равно с уважением. А сейчас просто ненавидят. Ненавидят априори: " Моя милиция меня не бережёт, а стрижёт и стережёт". И ненавидят все: даже когда что-то просят, даже когда деньги в руку сами суют и умоляют - помоги, отмажь, подмажь, скости, вытащи, забудь, разрули, ускорь, пугани, засади...

Всё потому, что к власти пришли педерасты - считал Поп о чкин. Капитан называл их именно так, не по-простецки - как менты и воры - " пидорасы", а именно пренебрежительно-унизительно " педерасты". Чтоб отдавало от высокого штиля интеллигентской гнильцой. Ненавидеть прожектёров перестройки Почкину было за что. Сменились нравы, и фамилия Поп о чкин стала ударять не по почкам, а по самолюбию её хозяина. Когда вокруг одни педерасты - во власти, в телеящике, в фаворе, в джипах, в саунах с дорогими девками, в кабинетах высоко над головой и в шоколаде - поневоле начнёшь слышать в своей фамилии смещение ударения к первой " о" - П о почкин. Тьфу, такой срам для потомственного мента. Сын тоже плакал - в школе его Голубым Щенком, а папу Голубым Мундиром дразнить начали.

Благо, Поп о чкин внутри Системы работал. Коллеги с пониманием отнеслись. Заявление на смену фамилии и замены паспортов для всей семьи без тягомотины и бесчисленных взяток получилось сделать. И потомственный мент Поп о чкин, не пожелавший мутировать в П о почкина стал Почкиным. Такое вот фамильярное самообрезание.

Было у Почкина собственное тайное пристрастие. Не сказать, что постыдное, но если бы в их райском отделе прознали про Почкинскую тайну - он, наверное, сгоряча застрелился бы. Хотя именно это пристрастие помогало ему психологически удержаться в милиции и не спиться.

Мент Почкин обожал читать иронические детективы мадам Динь-Донцевой, хотя при свидетелях нарочито-брезгливо обзывал её не иначе как бабской пейсательницей. Глотал жадно, как горячие пирожки - с той же скоростью, с которой ухитрялись эти романы стряпать литературные негры, нещадно ЭКСМОплуатируемые под крышей популярнейшего среди домохозяек бренда.

Возвращаясь домой мимо книжного киоска каждый раз Почкин с надеждой поглядывал на витрину. Если в продаже появлялась очередная новинка мадам Динь-Донцевой, капитанское сердце радостно ёкало. Почкин покупал книжонку в дешёвом клееном переплёте, а в придачу - чекушку водки и два литра порошкового пива " Три Президента". Торопливо шагал домой и за несколько часов ночного сидения на кухне употреблял: водку, пиво и детектив. Заканчивалось всё одновременно. Одуревший от ерша и чтива Почкин шатаясь плёлся в спальню, осторожно - не дай Бог разбудить давно храпящую супругу - нырял под одеяло и мгновенно выключался. Утром просыпался с похмельной головной болью. Сюжет за остаток ночи из памяти выветривался полностью. На работу тащился злой, невыспавшийся и разбитый. Но пустопорожнее чтиво менту помогало. Во всех проглоченных следователем Почкиным детективах убивали легко и много, не менее легко и быстро эти убийства раскрывались - между поеданием эклеров и выводом собак посрать. Вся эта словесная чешуя странным образом помогала потом некоторое время Почкину смотреть на ментовскую реальность совсем другими глазами, иронично-отстранённо.

А иначе на эту сволочную работу никаких нервов не хватит. Вон сколько сослуживцев спивается... Или вообще с катушек съезжает.

...У напарника Овсюкова нервы не выдержали - забухал, стрелять начал... кучу народу положил в " Копейке"...

...Самый ценный из оперов отдела - Феня Ботало - заработался, от переутомления бдительность потерял... Тут же прокурорские чайки этого баклана на взятке хапанули, с поличными. Уже на зону оформляют...

...И Жора Синельников не вовремя с катушек съехал - в Кащеенко загремел. Говорят, безнадёжен, не оклемается. Хлебно-информационный ручеёк иссяк. Кликухи своих осведомителей никто вслух не произнесёт лишний раз. А через Жору такие хвосты на Тверьской отскочили. В чью пользу сейчас шлюхи фонари подпирают - неизвестно, бардак в районе полный.

И новых то нет - сейчас молодёжь если и идёт, то в ОМОН-овцы. Или в ЧОПу. И идут только отмороженные поголовно после Табуреткинской армии - такие как прикомандированный к их райотделу взводный командир Сенька Отмочиди со своими дуболомами. С периферии бегут, где жрать нечего и безнадёга запойная - Тварь, Резань, Ворьёнеж, Просратов... Генофонд и необходимый интеллектуальный минимум ещё в перестройку родители пропили. Дубинкой махать, распевая хором " Эх, дубинушка, ухнем! " мозгов больше чайной ложечки не надо. Вот и стригут их в ОМОН-овцы...

Только-только очередную унизительнейшую оплеуху проглотил Почкин с коллегами - переименование ментов в понтов... Рождённые революцией окончательно мутировали в порождённых резолюцией... Из революционеров в - тьфу! - полюционеры... И тут нате вам, с Верхов опять прилетело, на утренней оперативке приказ был зачитан: найди им святого, живого или мёртвого. Срочно. Он что там, хором уху ели?

Столько дел... Дел невпроворот - кабинетный сейф от висяков ломится. А кто прикрывать-закрывать эти дела будет? ЕГЭнутый стажёр-недоросль Сашок из Пушкина? И бордели с пятницы не доены, коммерсы не стрижены...

Найти безупречно чистого, найти с абсолютно не замаранной совестью, найти святого... Почкина передёрнуло. Где?! Мо$ква не резиновая, моральных уродов и без этого мифического святоши выше любой ментовской крыши! Это ж чисто-конкретный глухарь.

 

ЧУДО

2.1.

Три дня соседки судачили, что Вальки-стервы не видать на вечерних дворовых сходках. На пятый начали опасливо поглядывать в сторону распахнутого окна на втором этаже. На седьмой, когда по подъезду поползла невыносимая вонь и сквозь тучи мух не стало видно света, догадались вызвать участкового.

Понятым стало плохо при виде разлагающего тела, в котором деловито копошились опарыши.

Сбежав от трупа подальше, бабки понесли весть по поселку: Валька померла. Спилась, грешная, и ведь сколько пролежала на страшной жаре - ни дочь, ни сын, ни внуки не спохватились... Одна-одинёшенька прахом исходила.

Через полчаса во дворе стало не протолкнуться. Вороний базар галдящих баб прервало появление аккуратного микроавтобуса.

- Наконец-то, - буркнул участковый и, вытирая лоб грязным платком, вылез из УАЗика.

Но рано радовался.

Микроавтобус оказался от фирмы ритуальных услуг, поспешившей окучить родственников усопшего.

Участковый брезгливо скривился и вернулся в машину. Гиены чёртовы. Хрен вам тут обломится. Ни копья не заработаете. Родственнички будут рады голой Вальку закопать и быстренько забыть. Единственное - повод напиться. Но говорить всего этого участковый гробовщикам не стал - пусть помаются в надежде.

Тем временем бабий гвалт возобновился. Подходили всё новые и новые люди. Каждого новенького брали в плотное кольцо и рассказывали, рассказывали, рассказывали...

- Три дня не появлялась... А потом - пять, а потом - семь!

- А окно открыто... И - тишина!

- А вонища!..

- Перебрала, видать... Или на палёнку нарвалась…

- Черви уже к соседям снизу на головы с потолка падали...

- Долежалась... Гнить уже начала... А натекло из неё сколько...

- Дети-то, дети, вот и рожай, расти...

- И ведь не старая ещё...

- Болела она... Онкология у ней...

- Маринка сразу участкового вызвала, когда опарыша в волосах у себя нашла...

- Да не могут опарыши на теле жить...

- Что-то труповозка не едет... Гробовщики-то сразу тут как тут...

- Могут, ещё как могут, сама видела - кишмя кишат...

Участковый парился в УАЗе. Любопытствующие мигрировали по двору вслед за теньком, спасаясь от палящего солнца. Чужеродный микроавтобус, слишком белый и чистенький, терпеливо ждал на отшибе, под тополем.

Изнывая от духоты, бабы обмахивались газетами, счетами за коммунальные услуги, подолами... Но не расходились, ждали труповозку. Хоть участковый говорил, что ни черта они не увидят, ведь тело в мешке будет, всё равно, а вдруг мешок забудут или кончатся, ну бывает же так! Тогда можно будет глянуть на страшную покойницу, чуть ли не сгнившую в собственной квартире... Это ж сколько разговоров, на сколько дней драмы.

- А Дусю тоже давно не видать.

- Это которую?

- Да с третьего дома.

- С фермы?

- Не, в садике работала, у Мишки моего нянечкой была... Да знаешь ты её!

- А-а, худая такая, лет за восемьдесят? В панаме вечно ходит?

- Ну, она...

- Так она с нами и не сидела никогда.

- Зато ходила мимо каждый день, то в магазин, то ещё куда-то на Мо$ква-реку. Всё травки собирала.

- Точно-точно, травки. Я к ней ходила, она мне кашель сняла тогда.

- Ага, она и детей отварами разными поила. В ее группе и не болели, почитай, никогда.

- И давно ее не видно?

- Да уж дней десять, наверное.

- Не, я к ней неделю назад ходила, она мне катаракту обещала убрать.

- Да ты что?! А что не убрала?

- Дык не было её...

- Так сходи, заодно и проверишь.

- Ой, страшно одной, бабы, вдруг она, как Валька, окочурилась, и черви по ней ползают...

- Так ты ни черта почти не видишь, что тебе черви?

- И вправду, сходи, Глаша.

- А мы тебе расскажем потом, если машина приедет, как Вальку выносили. В подробностях.

Бабы агрессивно уломали Глашу. Грузно опираясь на палку, старуха медленно поплелась по улице, ловко обходя все давно известные выбоины и ямы. Вот здесь осторожнее надо - тут как-то так хряпнулась, чуть не всю морду снесла. Вот ведь напасть - каракатица эта глазная, свету белого лишила. Хотя свет-то видно, вот его детали - совсем плохо различимы.

Бабьё проводило Глашу жалостливыми взглядами до угла:

- Мало того, что слепнет, так ещё и еле ползает. А в такую даль по жаре плестись, с её-то весом.

И разговоры вернулись к червивой покойнице.

 

2.2.

Глаша тем временем дотелепалась до железнодорожной линии, прислушалась, прошла переезд и ещё медленнее пошла дальше. Эту дорогу она знала хуже - редко сюда ходила. Да и что ходить на Грабиловку? Сплошная пьянь да рвань. Дуся тут жила, как белая ворона. Хотя в девках оторвалась по полной.

Шалава была первостепенная, сколько жён из-за неё слезами умылось, сколько раз ей бабы морду в кровь разбивали. И самогонка у Дуси всегда водилась, и мак на огороде рос лесом. Мужики в двери ломились, под кем только Дуська не визжала поросёнком на всю округу. Такое про неё рассказывали, прости Господи...

Потом как-то враз отрезало. Дуська поставила крепкие ворота, заперла их на пудовый замок, завела собаку - огромного кобеля, да не на цепь, по двору бегал, даже в дом вхож был. Не подступишься. Кое-кто пробовал по привычке к Дуське забраться - возвращались покалеченные. Слухи ходили - собаку ту ни отрава, ни пуля не берет. Так постепенно и заросла тропа в веселый дом.

А Дуська на работу устроилась - в садик, простой нянечкой. Да куда б ещё без образования. Справедливости ради: дети любили Дуську - страсть. Мамой Дусей звали. Так и липли к ней. И она их жаловала, ох жаловала, баловала. И лечила, точно, было такое... Но лечила только детей. Взрослых начала своими травами поить уже когда на пенсию вышла. Вот и Глаше обещала зрение поправить. Глаша не особо верила, но деваться-то было некуда - хоть какая надежда.

Кое-как, утопая по щиколотку в песке, доплелась Глаша до Дусиного дома.

Массивная калитка оказалась открыта. Осторожно отворив, Глаша заглянула во двор, словно могла что-то разглядеть. Но она больше прислушивалась - не бежит ли страшный пес, чтобы задрать незваную гостью.

Но чуткий слух полуослепшей женщины не уловил ни единого звука. На улице орали коты, стрекотали ставшие модными в это лето газонокосилки, перекрикивались бабы, ржали поддатые мужики, чавкали шашлыками приезжие дачники. Но здесь, за Дусиным забором, все звуки, словно обрезались. Тишина.

- Дуся! - крикнула Глаша в эту тишину. - Дуся! Ты здесь?

И, шагнув назад, прикрыла калитку. И снова тишина. Ни голоса в ответ, ни собачьего лая или топота. Выждав несколько минут, Глаша перекрестилась и шагнула-таки во двор.

Дверь дома тоже была распахнута настежь, словно хозяйка ждала гостей. Глаша с опаской переступила порог.

- Дуся!

В прихожей было прохладно. Вошедшей с жаркой улицы Глаше стало вдруг хорошо-хорошо в этой прохладе, что она на миг забыла, зачем пришла.

Для чего-то прикрыв залепленные бельмами глаза, постояла в умиротворяющей тишине и свежести.

- Господи, хорошо-то как! - вырвалось невольно. - Дуся, хорошо-то у тебя, не жарко, покойно.

Наконец сообразив, что тишина затянулась, Глаша вошла в комнату:

- Ау, хозяйка! Пошто двери-то открыты? И собаки не видать...

Глаша, выставив вперед руки двинулась вперед. Шкаф, стол, стул, телевизор, кровать... Рука коснулась чего-то гладкого, холодного, длинного...

Еще не совсем понимая, в чем дело, Глаша отпрянула, открытой ладонью вбила обратно в глотку рванувшийся наружу крик, зажмурилась и перекрестилась: свят-свят-свят.

Насмелившись, Глаша открыла глаза: на высокой кровати, утопая в перине, лежала сухонькая старушка в белой ночной рубашке.

Спокойное строгое лицо не отражало ни муки, ни боли, ни скорби... По решительно сжатым губам Глаша словно прочитала: так надо. Маленькие руки свободно вытянуты вдоль тела ладонями вверх. И Глаше вдруг страшно захотелось вложить свою руку в эту ладонь. Глаша порывисто шагнула к Дусе, но споткнулась и чуть не упала: у кровати неподвижно лежала собака. Тот самый грозный пес, наводящий ужас на всю округу. Он и по ту сторону жизни охранял хозяйку...

- Дуся, - снова позвала Глаша, все еще надеясь, что Дуся просто спит. - Эх, Дуся, а ведь обещала...

Глаше стало так горько, словно Дуся обманула ее, нарочно уйдя из жизни, чтобы Глаша до конца дней своих осталась слепой. Слезы затуманили комнату, лежащая на перине Дуся размылась, собака стала серым прикроватным пятном.

Вытирая слезы, Глаша вдруг медленно начала соображать... И с криком кинулась на улицу.

Забыв про свои восемьдесят лет, про больные ноги, лишний вес и одышку, Глаша неслась по Грабиловке, поднимая ногами фонтаны песка и обжигая горячим воздухом легкие и глотку, верещала на ультравысоких тонах и неимоверных децибелах:

- ЧУ-У-УДО-О-О! ЧУ-У-УДО-О-О!!!

 

2.3.

Едва она влетела в родной двор, небо резко потемнело, набухло, и очередной Глашин вопль заглушил сокрушительный удар грома. Бабы брызнули по подъездам.

Следующие минут пятнадцать хлестал непроходимый дождь, ослепительные молнии долбили землю, от оглушительного грома дрожали стекла, ветер гнул и трепал деревья, словно букетики.

Когда неистовый ураган стих так же внезапно, как и возник, бабьё осторожно полезло на улицу. До нитки промокшая Глаша сидела на вкопанной в землю крашеной покрышке, глядя в разъясняющееся небо и беспрестанно твердила:

- Чудо... Чудо...

Суету вокруг нетленной Дуси Глаша помнила смутно. Она все гадала: по ком рыдала в тот день природа? По вечно пьяной, но больной Вальке или по распутной праведнице Дусе? Господи, ну как же жить-то надо?!

Но краем уха Глаша слышала, что Дусину смерть пытались держать в тайне, и достаточно долго это удавалось. К телу усопшей отшельницы ходили целыми семьями, домами и улицами. Многие, как и Глаша, исцелялись, едва прикоснувшись к неприкрытым Дусиным ногам. Но говорили об этом шепотом: о чуде кричать нельзя, вон, Глашка крикнула, так какой страх случился - крыши посрывало, деревья поломало, машины молниями побило...

Да и прознают кому не надо, увезут святую покойницу, где ж от недугов избавляться?

 

2.4.

Но несмотря на все предосторожности, Дусю-таки увезли - месяца через три. Говорят, нехорошо увезли, тайно - ночью. Подъехала чёрная машина, чёрные люди разогнали всех, вынесли Дусю, закинули в катафалк, но бережно так закинули. И словно не было Дуси.

Вот только собаку взяли - нет? Или кто-то из ходоков прибрал, хотя - зачем кому-то мёртвая, да ещё и нетленная собака?

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: