ТЕМА КРАСОТЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ДОСТОЕВСКОГО

Во всём творчестве Достоевского нитью прослеживается поиск нравственного идеала писателя. Буквально в каждом его произведении можно найти ответ на вопрос: что же для Достоевского есть красота? Её формулировка всегда трактуется писателем по-разному, благодаря чему можно заметить изменение его эстетического и нравственного мировоззрения, которое всегда было динамичным. Впервые описание своего «положительно прекрасного человека» он сформулировал в 1955 году в «Зимних заметках о летних впечатлениях», которое положило начало возникновению идеи романа «Идиот»: «Надо жертвовать, чтобы отдавать всё, и даже желать, чтобы тебе ничего не было выдано взамен за это обратно, надо, чтобы оно было в натуре, бессознательно, одним словом, чтоб было братское, любящее начало — надо любить» [8]. Вспоминая о проблеме амбивалентности красоты, мы задаёмся вопросом: является ли это истинным и единственным идеалом Достоевского?

 

АМБИВАЛЕНТНОСТЬ КРАСОТЫ

Тему двойственности прекрасного можно найти буквально в каждом произведении Достоевского. Проблема дуализма красоты, возникнувшая у писателя в результате проверки шиллеровской идеи о гармонии добра, красоты и истины, в первую очередь связана с картиной Ганса Гольбейна «Мёртвый Христос в гробу» (см. Приложение 1). Это полотно стало своеобразным камертоном романа «Идиот». Мышкин видит копию картины в доме Рогожина, а сам писатель впервые на выставке в августе 1867 года. Жена Достоевского вспоминала: «Картина произвела на Фёдора Михайловича подавляющее впечатление, и он остановился перед ней как бы пораженный… В его взволнованном лице было то испуганное выражение, которое мне не раз случалось замечать в первые минуты приступа эпилепсии» [5]. Именно это своё первое впечатление Достоевский высказал устами Мышкина, который повторяет слова писателя: «Да от этой картины у иного вера может пропасть!» [9]. Князь «мельком взглянул на неё, как бы что-то припоминая, впрочем, не останавливаясь, хотел пройти в дверь. Ему было очень тяжело и хотелось поскорее из этого дома» [9]. Действительно, всё в этой картине  было необычным: формат, назначение, образ Христа. Если обычно его привыкли видеть спокойным, умиротворённым и нетронутым тлением, то на этом полотне он был изображён со всеми признаками страданий, с ранами, следами от ударов, полуоткрытыми глазами и судорожно застывшим ртом. Христос Гольбейна не воскресает, потому что художник не считает верным преобладание души над физическим телом и уверен, что духовные усилия человека бесполезны, потому что есть только понятие жизни и понятие смерти. Тело для него – всего лишь плоть, подчинённая законам природы. Но Достоевский убеждён, что Христос – воплощение красоты как залог спасения, вечности и торжества духа. Христос обязан нести в себе высший идеал, неподвергающийся мирским законам. Своё несогласие с художником писатель передаёт не только через слова князя: картина на стене Рогожина служит символом потери Парфёном веры в Бога. «Пропадает и то» – подтверждает он слова Мышкина. Но, тем не менее, будучи глубоко поражённым картиной, Достоевский провозглашает Гольбейна великолепным художником и поэтом.

Такой двойственностью Достоевский наделяет не только красоту, но и многих своих персонажей: Николая Ставрогина, Родиона Раскольникова, Настасью Филипповну. Некоторые исследователи приписывают черты раздвоенности даже христоподобному князю Мышкину, обращаясь к теме его недуга. Николай Богданов в статье «Священная болезнь князя Мышкина — morbus sacer Федора Достоевского» обращает внимание на достоверность описания эпилепсии главного героя «Идиота». В этом чувствуется автобиографичность романа, так как Достоевский описывал свою болезнь, сопровождавшую его почти всю жизнь. Богданов связывает с заболеванием князя некоторые его черты – резкую смену настроения, депрессивные состояния, рассеянность, и делает акцент на дисгармонию, присутствующую в характере героя: сочетание детского простодушия с замкнутостью в себе [1].

Тем не менее, Достоевский наделил Мышкина эпилепсией не с целью показать некую раздвоенность его внутреннего мира, а чтобы обозначить символ его страданий, жизненного опыта и способности не только воспринимать чужое горе, но и сопереживать другим, что ещё больше связывает князя с его прототипом – Иисусом Христом.

Двойственностью Достоевский наделил даже сам Петербург, который предстаёт перед нами городом контрастов, городом-оборотнем. Если в раннем творчестве писателя Петербург наделён жестокой красотой, то в позднем он переполнен мрачными зданиями, таинственными каналами, обшарпанными дворами-колодцами, душными улицами и трактирами. Город находится где-то между сном и явью, между мечтаниями и реальностью, заставляя своих обитателей жить призрачной жизнью.

Одна из граней амбивалентности красоты затрагивается и расшифровывается в романе «Братья Карамазовы». «Дмитрий Карамазов противополагает два типа красоты: идеал Мадонны и идеал Содомский» [18]. В его размышлениях это означало сочетание в женщине внешней привлекательности с внутренней порочностью. Эта же мысль появляется и в романе «Идиот». «Такая красота — сила <...> с этакою красотой можно мир перевернуть!» – произносит Аделаида, впервые увидев Настасью Филипповну. Для князя же в первую очередь встаёт вопрос доброты: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!» [9]. Это говорит о двойственности красоты, которая может служить двум разным силам: и добру, и злу; которая способна спасать и способна нести дьявольскую, страшную силу. Рассмотрим её амбивалентность на примере женских персонажей Достоевского.

«В «Преступлении и наказании» встречаем Соню Мармеладову и Дуню Раскольникову. Это противоположности. Кроткая, самоотверженная, смиренная Сонечка подчиняет свою судьбу божьей воле и в любой ситуации выбирает служение ближнему во исполнение евангельских заповедей. Дуня не такая. Гордая и самолюбивая красавица, она, прежде всего, ищет своего пути, глубоко чувствует нанесённую ей обиду, строит свою жизнь по собственному разумению» [3].

Действительно, Соня – воплощение христианского идеала, тогда как Дуня ближе к современному романтическому. Два таких типа женских персонажей можно найти в каждом романе из «пятикнижия» писателя – «кроткий» и «гордый». К первому относится скромная Дарья Шатова из «Бесов»; терпеливая жена Версилова в «Подростке»; юродивая мать Ивана и Алёши Карамазовых. Все они стоят в одном ряду с Соней Мармеладовой, и все они – воплощение истинно русской христианской души. Второй тип – это страстная Лиза Тушина из «Бесов»; Аглая Епанчина и Настасья Филипповна из «Идиота»; Грушенька, Лиза Хохлакова и Катерина Ивановна из «Братьев Карамазовых». Они близки к Дуниной страстности и чувствительности. Оба типа, как правило, подвержены страданиям, однако первый, будучи приближенным к христианскому идеалу, более склонен к смирению с ним и самопожертвованию. Эти два типа, неизменно присутствующих в романах Достоевского, ещё раз подтверждают теорию писателя о дуализме красоты.

 

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: