Глава 9. Что нам делать теперь?

 

 

Энджел молча направила синюю Барракуду вниз от Потреро Хилл.

Первые несколько кварталов никто из нас не говорил ни слова.

Мы тупо смотрели в окна, пока ехали обратно в центр.

В доме Танака мы в итоге нарушили молчание.

Мы попытались узнать, когда именно миссис Танака говорила с Ником, что именно он ей сказал, что рассказал о своём местоположении и о том, с кем он находится. Мы попытались выяснить всё, что она согласилась рассказать нам про его так называемую новую работу и нового работодателя. Мы попытались узнать, сколько раз они говорили за последние два месяца, говорил ли с ним кто-то из других членов семьи, и упоминал ли Ник, когда он вернётся в Сан-Франциско.

Блэк прочёл её, конечно же.

И я тоже.

Однако мы оба не смогли определить ничего точного.

Воспоминания людей не похожи на воспоминания видящих. Им недостаёт кристальной ясности и точности воспоминаний видящих. Им недостаёт внимания к деталям, не говоря уж о запоминании каждого произнесённого слова и тона голоса. Ни я, ни Блэк не смогли без сомнений определить, когда случился телефонный звонок, и уж тем более, говорила ли она на самом деле с Ником. Мы точно не смогли подтвердить большинство деталей, которые, по её словам, поступили из этого звонка.

Очевидно, что с кем бы ни говорила Юми Танака, этот кто-то был зол на меня и Блэка.

Он чувствовал, что мы его обидели, а возможно, даже предали.

Что бы он ни сказал Юми, это определённо заставило её тоже разозлиться на меня и Блэка.

Мой разум кружил вокруг этих утверждений, пытаясь разделить их на части и осмыслить.

Я даже не могла понять, то ли я чувствовала из-за этого робкую надежду или счастье, или хоть отдалённое облегчение. По большей части я ощущала себя парализованной.

Я так сильно хотела, чтобы это было правдой — чтобы Ник оказался жив, чтобы он работал на какой-то высокооплачиваемой работе, чтобы он просто оказался зол на нас за то, что мы бросили его в той темнице, а затем на дереве на острове Мангаан. Чтобы он не сгорел и не оказался убит вампирами.

Я хотела верить в это, но всё это казалось неправильным.

Что-то во всём этом не то.

Мы все ощутили неправильность того, что она нам сказала. Думаю, Блэк почувствовал это ещё отчётливее меня, но мы не говорили об этом первые несколько кварталов по дороге к центру.

Даже если Ник каким-то образом жив, я не могла осознать свои чувства по этому поводу.

Я даже не могла решить, должна ли я злиться, что Ник не позвонил мне или Энджел. Неужели он был настолько в ярости, что попросил Брика забрать его оттуда? Что он просто бросил нас и позволил нам считать его погибшим?

Неужели он действительно позволил бы, чтобы мы с Энджел считали его мёртвым?

Неужели он поступил бы так с Энджел?

Я могла понять, что он злился на меня, но как он мог поступить так с Энджел? Энджел вместе с ним застряла в том ужасном месте на острове Мангаан. Разве он не захотел бы узнать, в порядке ли она, Ковбой, а также Декс, Мика и Элис?

Я отчаянно старалась услышать голос Ника через разум Юми Танака.

Я попыталась услышать в нем знакомого мне Ника, как-то почувствовать его через неё, но то, что вышло, показалось мне... странным.

Это не был не-Ник.

Но это и не был Ник.

— Вампиры?

Я посмотрела на Энджел, которая наконец-то нарушила тишину, воцарившуюся в салоне авто.

Она не отводила взгляда от ветрового стекла, поджав губы. Мы ехали по 7-й в сторону Маркет, и её взгляд метнулся к светофору и пешеходам, как только мы выехали на более оживлённый перекрёсток с Мишн Бульвар.

Блэк медленно покачал головой.

— Нет.

Он бросил на меня извиняющийся взгляд, затем посмотрел на Энджел.

— Я правда так не думаю, Эндж, — сказал он.

Она продолжала вопреки его словам, притворившись, будто Блэк не понял, что она имела в виду.

— Это могли быть другие вампиры? — упорствовала она, глядя в зеркало заднего вида на Блэка, который сидел позади нас. — Брик? Один из его приятелей? Позвонили, чтобы убедить нас, будто Ник всё ещё жив? Вампиры ведь умеют подражать голосам людей, верно? Разве ты не говорил мне, что они так умеют? Что они могут почти со стопроцентной точностью воспроизвести отдельно взятый голос?

Воцарилось молчание.

Затем Блэк пожал плечами, крепче стиснув мою ладонь. Он просунул руку между двумя сиденьями, чтобы крепко держать меня за руку, лежавшую на моих коленях.

— Но кто? — выпрямившись, он наклонился в пространство между сиденьями, затем прислонился плечом ко мне и повернулся, чтобы посмотреть на Энджел. — С чего бы им это делать, Эндж?

Энджел фыркнула.

Ни капли юмора не содержалось в её голосе или мрачном взгляде, не отрывавшемся от дороги впереди.

— Ну я не знаю, Квентин. Может, чтобы поморочить тебе голову? — язвительно отозвалась она. — Зачем они вообще что-либо делают? Разве Брик не живёт с одной-единственной целью выносить тебе мозг? — покосившись и заметив мой хмурый взгляд, она тоже нахмурилась. — Ой да брось, док. Ты знаешь, что Брик запал на твоего мужа. Вероятно, в представлении этого мудака это всё флирт.

Я помрачнела, но не могла поспорить.

Черт, да она, наверное, права.

— Я права, — сказала она, словно услышала мои мысли. — А что ещё, чёрт подери? Или вы действительно думаете, что Брик предложил Нику какую-то высокооплачиваемую работу в Нью-Йорке? А Ник... что? Позволяет нам считать его погибшим? Звонит своим родителям, чтобы троллить нас на расстоянии? Хоть что-то из этого напоминает вам того Ника Танаку, которого мы знаем?

Нахмурившись, я покосилась на Блэка, который ответил таким же хмурым взглядом.

— Или вы думаете, Брик всё ещё удерживает его где-то в плену? — переспросила Энджел. Её глаза выдавали, что она сама всё ещё прокручивает в голове варианты. — Вы думаете, он укусил Ника и заставил его совершить звонок? Чтобы заставить нас перестать искать его?

Тишина сгустилась.

Подумав о возможностях, вытекающих из этого, я поморщилась.

Однако в этот раз я ответила ей.

— Раньше я так не думала, — призналась я. — Я бы никогда не пошла в дом Танака, если бы не посчитала, что он наверняка мёртв. Теперь?

Я взглянула на Блэка, затем на Энджел, и покачала головой.

Тихо щёлкнув языком, я сглотнула.

— Я честно не знаю. Что, если он жив? Что, если Ник является рычагом давления, как мы думали изначально? — вновь тяжело сглотнув, я посмотрела в окно. — Или что, если он просто нравится Брику? Что, если Брик решил оставить его себе?

Энджел посмотрела на меня.

Я видела в её глазах бушующий конфликт.

Я понимала, что она так же боялась надеяться, как и я сама.

— Тогда это значит, что он всё ещё жив, — сказала она наконец. — Он не мёртв.

И вновь Блэк нахмурился.

Я чувствовала, что что-то во всех вариантах, которые мы перечисляли, не даёт ему покоя. Он поглаживал мои пальцы и внутреннюю сторону руки, всё ещё прислоняясь к моему сиденью, всё ещё хмуря лицо и стискивая зубы.

Энджел по другую сторону от него тоже хмурилась, явно всё ещё размышляя.

— Мы уверены, что он не вампир? — спросила она.

Блэк тихо щёлкнул языком и покачал головой.

— Это крайне маловероятно, Эндж. Я могу придумать полдюжины других вариантов, которые в сто раз вероятнее.

— Например? — выразительно поинтересовалась Энджел.

— Например, — прямо ответил Блэк. — Я могу представить, что он в руках Счастливчика. Насколько мы знаем, Брик заключил с Чарльзом какую-то сделку. Ник мог быть её частью, — выдохнув, он провёл пальцами по волосам и пробормотал: — Хотя, по правде говоря, в таком случае я не понимаю, почему мы всё ещё ничего не слышали от него. Если только он не выжидает момент. Может, ждёт, когда мы предпримем что-то против него. Или он планирует опять предложить мне работу.

Воцарилось очередное молчание.

В этот раз его нарушила я.

— Что ж, мы знаем, что миссис Танака говорила совсем не это, — мой голос зазвучал жёстче. — Ник никогда бы не уехал вот так просто, не взялся бы за какую-то новую крутую работу в Европе, даже не сказав нам, что он жив.

Я посмотрела на Энджел, поджав губы.

— Он бы не поступил так с тобой, Эндж, — добавила я. — Может, со мной и с Блэком, но с тобой он так не поступил бы. Если он на кого и зол, то на нас двоих. Практически это и сказала миссис Танака. Похоже, она удивилась, что ты вообще пришла с нами.

Помедлив, я перевела взгляд между ними.

Я стиснула зубы, увидев печальный, обеспокоенный взгляд Блэка.

Я не пыталась интерпретировать, что он значит.

По правде говоря, я не хотела знать.

— Ник не настолько жесток, — сказала я, опять посмотрев на Энджел. — Ник не такой. Даже если он был действительно зол на нас... даже если ему было больно, если он чувствовал себя преданным, даже если ему надоела вся эта история с видящими и вампирами... он не позволил бы нам считать его погибшим. Он бы так не поступил. Он был не таким.

Осознав, что только что говорила о нем в прошедшем времени, я содрогнулась.

Это причинило боль, от этого стало сложно дышать.

Обхватив руками своё туловище, я поморщилась, чувствуя, как эта боль в груди обостряется до жаркой вспышки в солнечном сплетении.

— Он бы так не поступил, — пробормотала я, прикусив губу. — Он бы так не сделал, — я посмотрела на Энджел. — Ты думаешь, он обошёлся бы так с нами? Серьёзно? С чего бы Нику поступать так с нами? С тобой?

Энджел нахмурилась.

Медленно крутя руль, пока мы миновали очередной перекрёсток, она не отводила взгляда от улиц Сан-Франциско.

Мгновение спустя Блэк выдохнул.

Поднеся мою руку к своим губам, он поцеловал мою ладонь, затем ближе прислонился ко мне, сплавляя свой свет с моим. Теперь его свет ощущался скорее как ласка, словно он терпеливо разглаживал какую-то часть меня, успокаивал без слов, мыслей и доводов рассудка.

— Мы все знаем, что Ник бы этого не сделал, — грубовато сказал он. — Он не поступил бы так с тобой, и он точно так же не поступил бы подобным образом с Энджел, — он помедлил, всматриваясь в мои глаза. — Ты слышала Юми. Он любит тебя. А с любимыми людьми так не поступают.

Я сидела, глядя в окно Барракуды.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь впитать его слова, пытаясь сделать так, чтобы они ощущались реальными. Я знала, что он говорил.

Я знала, на что указывал Блэк.

Это вина.

Чувство вины лишало меня объективных взглядов на Ника и на саму себя. Мой разум обезумел от чувства вины, так что я представляла Ника, который видел меня в том же свете, в каком я воспринимала саму себя. Я представляла Ника, который винил меня так, как я сама винила себя.

— В любом случае, — продолжил Блэк ещё тише. — Настоящий вопрос не в этом, док.

Когда я обернулась, он взглянул на меня. Его лицо находилось всего в нескольких дюймах от моего.

Я встретила его спокойный взгляд, стараясь расслабиться, позволить этому его разгорячённому свету сделать то, что он пытался сделать — расслабить мышцы моего тела, которые по большей части сжались в тугие узлы. Часть меня хотела закричать.

Другая часть меня хотела расплакаться.

Подавив обе эти реакции в своём свете, я ещё крепче скрестила руки на груди и стиснула зубы.

— А в чём настоящий вопрос? — ворчливо спросила я.

Мягко щёлкнув языком, Блэк посмотрел через ветровое стекло, на котором начинал моросить дождик. Его золотые глаза прослеживали маленькие капельки, которые скатывались по наклонному стеклу косыми линиями из-за ветра.

— Что нам делать теперь? — просто сказал он.

Мы с Энджел обе нахмурились.

Посмотрев друг на друга, мы помрачнели ещё сильнее, но ни одна из нас не сказала ни слова.

По правде говоря, сомневаюсь, что у кого-то из нас имелся хороший ответ.

Глава 10. Лэндс-Энд

 

 

— Вставай. Сейчас же, Мири.

Я заворочалась, но не слишком сильно.

Я не настолько проснулась, чтобы слишком глубоко задумываться над этим, но я совершенно точно надеялась, что он не всерьёз. Что он, как и в несколько предыдущих дней, сдастся после нескольких попыток и уйдёт.

Однако Блэк не сдавался. Он не ушёл.

Не в этот раз.

— Давай, дорогая, — его голос сделался нежным, всё упорнее притягивая меня. — Вставай. Хватит уже. И так прошло слишком долго времени.

Я несколько дней спала допоздна.

Такое чувство, будто я проспала несколько дней кряду.

Я определённо спала слишком много.

Думаю, я пребывала в отрицании причин этого — в отрицании происходившего со мной, но в то же время не могла заставить себя подумать об этом.

Когда я открыла глаза, снаружи было темно.

— Ночь же, — проинформировала я Блэка, который стоял у оранжевой соляной лампы, которая с комода освещала лишь часть его тела. Соляная лампа принадлежала мне, но теперь он включал её каждую ночь и каждое утро, когда мы вставали.

Он говорил, что это идеальное освещение для траханья.

Однако сейчас он не выглядел так, будто готов меня соблазнять.

Он одет в одежду для прогулки. Черные шорты, облегающая футболка, напоминавшая те, которые носили велосипедисты, браслет-нарукавник, который считал шаги, пульс и кучу других вещей, о которых я даже не утруждалась спрашивать у него. В последнее время он опять серьёзно зациклился на тренировках.

Большую часть времени он оставлял меня в покое.

Ну, до сих пор.

— Иди без меня, — сказала я, глубже зарываясь под одеяло. — Мне всё равно никогда за тобой не поспеть. У меня тело-буррито.

Он рассмеялся.

Я уминала буррито практический каждый вечер после нашего возвращения. Иногда я даже посылала кого-то из людей Блэка в свою любимую такерию в Мишн-дистрикте, если не могла отвлечься от дел в офисе.

Чаще всего я ходила сама.

В последнюю неделю или около того я много ходила.

Иногда я ходила часами, не имея в голове чёткого пункта назначения.

— Чушь, — сказал он, всё ещё улыбаясь, однако эта улыбка сделалась слегка хищной. — Если уж на то пошло, ты всё ещё слишком худая. И ты идёшь со мной. Так что поднимай свою задницу. Или я буду добавлять по миле за каждую минуту, которую ты пролежишь ленивым увальнем.

Я издала очередной вялый стон.

Я знала, что он прав насчёт худобы, но это не значит, что я в состоянии угнаться за ним на его безумной пробежке в пятнадцать миль на самоубийственной скорости.

— Это будет не пятнадцать миль, — заверил он меня.

Я фыркнула, признавая поражение и откидывая одеяло.

— Ну конечно. Значит, будет четырнадцать с половиной миль.

Он рассмеялся, тихо щёлкнув языком, и уселся на скамеечку воле комода. Я привела себя в вертикальное положение, пока он завязывал шнурки кроссовок для бега, стоивших, наверное, восемьсот баксов.

— Там ночь, — проворчала я, глядя в окно на горизонт центра Сан-Франциско. — Ещё даже не рассвет. Настоящая ночь.

— И что? — спросил он. — Я бы предпочёл побегать сейчас. Там тихо.

— И темно.

— И тихо, — повторил он с лёгким предостережением в голосе. — Давай, док. Я оставил тебя в покое на несколько дней. Ты слишком много спишь. Ты всего избегаешь. Ты начинаешь избегать меня. Тебе это нужно. Даже больше, чем мне.

Нахмурившись, я не ответила.

Но я хотела поспорить с ним.

Правда, хотела — настолько сильно, что прикусила язык, подумав о вещах, которые могла бы сказать. Но ещё сильнее я не хотела слушать, как он что-то говорит обо мне, о том, как много я сплю или почему, и что он об этом думал, или о чем я не говорила с тех пор, как мы вернулись после визита к Юми Танака.

Чтобы избежать всего этого, я поднялась на ноги.

Встав возле матраса, я поморщилась, быстренько потянувшись и постаравшись сфокусировать взгляд, тогда как моё тело орало мне возвращаться в постель.

Вместо этого я заставила себя подойти к комоду, встав возле Блэка, когда он начал завязывать шнурки на втором кроссовке. Я начала рыться в ящике со своей спортивной одеждой, всё ещё моргая и пытаясь сфокусировать взгляд на одежде.

Примерно через двадцать минут мы оба шагали к выходу из здания на Калифорния-стрит.

Блэк был совершенно бодрым.

Блэк был... раздражающе бодрым.

В отличие от его первоклассного снаряжения для бега, я натянула рваные шорты и толстовку поверх поношенной футболки. Кроссовки были приличными, но не шли ни в какое сравнение с его обувью. Я всё ещё кое-как фокусировала взгляд. Перед выходом из пентхауса я ничего не успела сделать, кроме как пописать, сбрызнуть лицо водой, убрать волосы в хвостик и нанести немного дезодоранта.

Обычно я бегала с музыкой, но сейчас для этого не было настроения. Если быть честной, то мне не хотелось эмоциональности, которая сопровождала музыку, будь то плохие или хорошие эмоции.

Блэк мотнул головой в северную сторону, в направлении залива.

— Давай, — просто сказал он.

Обречённо смирившись, я перешла на лёгкий бег одновременно с ним.

Обычно мне нравилось бегать.

Это моё время для размышлений, наедине с собой... тихое время, как он и сказал.

Мне даже нравилось бегать с Блэком.

Его ноги длиннее, и он сам чертовски быстрый, но и я довольно быстрая просто потому, что бегала уже много лет. Обычно он не церемонился с правдой, так что я поверила ему, когда он заявил, что я задаю для него хороший темп — даже лучше тех, с кем он бегал регулярно, включая Ковбоя и Декса.

Однако сегодня я сильно сомневалась, что сумею поспеть за ним.

Я не выходила на пробежку с тех пор, как мы побывали в Париже, и то тогда это было для того, чтобы сжечь некоторую тревожность и печаль, которую Блэк пытался выбить из меня прямо сейчас.

Но я знала Блэка.

В этот раз он не позволит мне соскочить с крючка.

Кроме того, он прав. Пробежка — это лучше, чем четвёртый день подряд валяться в постели до десяти утра. Это лучше, чем таращиться в потолок нашей спальни, пытаясь придумать способы провести день так, чтобы избегать Энджел, Джема и всех, кто мог захотеть поговорить о Нике или просто напоминал мне о нём.

Блэк повернул налево, когда мы добрались до Эмбаркадеро, уводя меня в сторону Пирса 39 и Рыбацкой пристани, затем западнее, к Форту Мейсон.

Странно находиться в таких популярных среди туристов местах в три-четыре утра, когда всё закрыто.

К тому времени я довольно сильно вспотела, но в то же время чувствовала себя лучше.

Первые несколько миль вверх по Эмбаркадеро каждый мускул в моём теле кричал так сильно, что я забеспокоилась — ведь перед этим я даже не потрудилась сделать растяжку, не говоря уж о разминке. К тому времени, когда мы добрались до Жирарделли-сквер, а затем и до Форта Мейсон, я как-то нашла свой ритм в этом хаосе затёкших рук и конечностей, а также в тумане, опустившемся на мой мозг с тех пор, как мы сдались в поисках Ника и вернулись из Европы.

«Мы не сдались, док», — пробормотал голос.

Подумав об этом, я пожала плечами, и мой мысленный голос прозвучал прямо.

«Я сдалась, — послала я. — Я сдалась, Блэк. Я решила, что он мёртв».

Поначалу Блэк ничего не ответил.

Поддев меня своим разумом, он удлинил шаги, заворачивая направо сразу после того, как мы добежали до улиц Лагуна и Бич.

Он ускорил темп, направляя нас в сторону гавани.

«Ты всё ещё так думаешь? — послал он, как только бухта Сан-Франциско вновь оказалась справа от нас. — Ты всё ещё считаешь, что он мёртв, Мири?»

Я прикусила губу.

При этой мысли нахлынули эмоции, какофония причин, по которым Ник мог и не мог быть мёртв. Я слышала, как все мои мысленные голоса сражаются за эфирное время, за пространство, за мои эмоции, но я не верила ни одному из них. Я верила именно тихой части себя, жившей где-то в центре моей груди.

«Да, — послала я после некоторой паузы. — Да, я так думаю. Я думаю, он мёртв».

Блэк не ответил.

Ещё несколько секунд мы бежали в тишине. Лишь ровное биение сердца в груди и тяжёлое дыхание эхом отдавались в моих ушах.

Какая-то часть меня жалела, что я всё-таки не взяла музыку. Но даже теперь я знала, что мне нужна эта тишина.

«Я знаю, это нелогично, — добавила я, когда Блэк так ничего и не сказал. — После слов его матери я должна испытывать надежду. Я должна стать счастливее. Мы должны вернуться в Европу, искать его. Но не думаю, что мы найдём его там, Блэк. Не знаю, убил ли его кто-то нарочно, или мой дядя или Брик убили его случайно. Не знаю, узнаем ли мы когда-нибудь, что именно с ним случилось, но я думаю, что наш единственный шанс найти его — это найти Брика. А Брик не вылезет из укрытия, пока он не будет чертовски готов».

На мгновение печаль в моей груди и голове исказилась, превращаясь в холодную ожесточённую ярость.

Она свернулась во мне металлическими змеями.

«Я хочу заполучить этого сукина сына, — послала я. — Совсем как ты, после Луизианы. Я хочу его, Блэк. Может, даже сильнее, чем ты тогда».

Я подумывала послать больше, как-то пояснить.

Я этого не сделала.

Не было необходимости.

Блэк помнил Нью-Йорк. Он помнил кошмары после освобождения из той тюрьмы, и то, как он сделался одержим охотой на Брика. Он помнил месяцы тщательного планирования, которые он устроил всем нам, и всё для того, чтобы выманить вампирского короля из укрытия.

Я знала, что Блэк понимал.

«Я понимаю, — осторожно послал он. — Я правда понимаю».

Он помедлил.

«Ты думаешь, Брик убил его, Мири?»

Я снова прикусила губу, не замечая, какую боль это причиняет.

Подумав, я покачала головой, когда мы добежали до краёв Пресидио, где бульвар Марина сворачивал налево. По тычку Блэка мы выбрали Мейсон-стрит, побежав вдоль Крисси-филд в сторону Форт-Пойнт.

Вокруг всё ещё было темно хоть глаз выколи.

Меня поразило, что я никогда раньше не делала этого, даже несколько лет назад. Будучи женщиной, я не могла бегать одной по городу посреди ночи, даже со спутником-мужчиной. Это было бы небезопасно.

Когда Блэк бежал рядом со мной, и мы оба наблюдали за пространством вокруг нас с помощью своего живого света, я даже и не думала, что мы можем быть в опасности.

Странная мысль.

«Я не знаю, — послала я, запоздало отвечая Блэку, пока мы бежали во тьме. — Я знаю, что Брик как-то причастен к исчезновению Ника. Я знаю это».

Прикусив губу, я добавила:

«Я также не думаю, что Брик просто «случайно» оставил Ника на том дереве, потому что он не смог вынести его ранее с остальными или ещё что. Если Ник и мёртв, то он погиб не таким образом. Брик забрал его... куда-то. Не знаю, забрал ли он его для того, чтобы превратить в какую-то вампирскую марионетку, как они сделали с девушкой дяди Чарльза, или же Брик собирался удерживать его для шантажа и убил случайно. Не знаю, то ли Ник звонил миссис Танака, то ли это вампир притворялся Ником, то ли Ника загипнотизировали, чтобы он сказал ей все эти вещи, и они где-то держат его прикованным к полу...»

Я поморщилась, подавляя прилив тошноты, подступившей к горлу.

Единственное лекарство от этой тошноты — ярость.

К счастью, её-то у меня сейчас в избытке.

«...Я просто знаю, что за этим стоит Брик, — закончила я мгновение спустя. — Я это чувствую. Черт, да я чую это. Брик это сделал. Может, он взял Ника в плен, а Ник слишком сильно боролся. Может, Ник только кажется мне мёртвым, потому что он слишком одурманен вампирским ядом, заперт где-то с Бриком и его приятелями-вампирами там, где они обычно скрываются».

Я фыркнула, и эта ярость ещё жарче разгорелась в груди.

«И это ещё лучший сценарий, правда. Что Ник где-то жив, от него кормится и ежедневно насилует кучка вампиров-психов».

Блэк не ответил.

Однако я ощутила от него проблеск боли.

В то же время он не спорил со мной.

«Не знаю, зачем, — продолжила я, может, потому что мне нужно было поговорить об этом или просто замять то, что я только что сказала. — Я не знаю, зачем или куда он его забрал, или с кем он сейчас... но бл*дь, я знаю, что Брик это сделал. Это он стоит за всем этим, Блэк. Он удерживает Ника. Во всяком случае, удерживал раньше».

Не замедляя темпа, я повернула голову, взглянув на Блэка в темноте.

«И я знаю, что Энджел права, — добавила я. — Это как-то сводится к тебе. Он сделал это, потому что он чего-то хочет от тебя. Он думал, что Ник поможет ему получить это».

В моём разуме или в мыслях, которые я ему адресовала, не было обвинений.

Во всяком случае, там не было обвинений в адрес Блэка. И всё же мои собственные мысли разъярили меня, хоть я и не могла сказать, почему.

Однако это не совсем правда.

Я знала, почему.

Не только миссис Танака винила меня.

Я тоже себя винила.

Не Блэка — себя.

На острове Мангаан это я почувствовала, что с Ником что-то пошло не так. Это у меня то и дело возникали дурные предчувствия, тревожные сигналы, предостерегающие сирены, ярко-красные бл*дские флажки над головой, сообщавшие, что Ник в опасности. Я время от времени ощущала эти предостережения и сигналы на протяжении нескольких дней, черт, да может, даже недель, учитывая, насколько сбилось моё ощущение времени. Я чувствовала их большую часть того времени, что мы с Блэком были вместе в том бунгало, и я ничего не сделала.

Я ни черта не сделала.

Я знала, что что-то не так.

Я знала, что Ник в опасности, задолго до того, как Ярли и Мэнни пришли на наши поиски, и мы наконец что-то предприняли. Я это чувствовала. Я чувствовала, что это как-то связано с Ником, хоть я и не понимала, что именно я чувствую.

Я время от времени говорила об этом Блэку.

Я просила его послать кого-нибудь.

Но по большей части? Я трахала своего мужа до полусмерти. По большей части я дрейфовала между приступами пожирания еды от личного мишленовского шефа Блэка и сном в обнажённом виде на полу бунгало с кондиционером.

Блэк не чувствовал то, что чувствовала я.

Блэка нельзя винить во всём этом. Это моя вина.

Я это сделала.

— Нет, — Блэк схватил меня за руку.

Он резко остановился посреди дороги, и я тоже остановилась, даже не успев сообразить.

— Нет, — прорычал он, всматриваясь в моё лицо.

Вокруг всё ещё было темно, не считая единичных фонарей. Я видела его лицо в слабом оранжевом свете ближайшего фонаря — особенно выделялись его глаза, отражавшие на меня золотой свет.

— Нет! Чёрт подери. Мири...

Он повысил голос от раздражения, смешанного с какой-то беспомощностью.

— Мири, тогда мы были не в состоянии помочь кому-либо. Ни Нику. Ни Энджел. Ни Ковбою. Никому.

Я нахмурилась, невольно стискивая зубы.

Я покачала головой, но он заглушил меня.

— Мы были не в состоянии! — рявкнул он. — Мири... связывающиеся видящие не просто так уединяются. Это потому что они не могут находиться в обществе других людей. Это потому что от них нельзя ожидать рационального поведения. От них вполне можно ожидать безумных, беспечных, безрассудных поступков. И уж точно они не в состоянии руководить кем-либо. Из-за нас погибло бы ещё больше людей.

Он легонько тряхнул меня за руку.

— Ты этого не делала. Ты не забирала Ника! Ты не похищала его... и не отдавала вампирам. Черт, да это я позвонил Брику! Я привёз Брика на остров! Если хочешь винить кого-то, вини меня!

— Ты спросил у меня, — я уставилась на него, кусая губу, хотя было адски больно, хотя я уже ощущала вкус крови. — Ты спросил у меня, можешь ли ты позвонить Брику. Я сказала да.

— Мы пытались направить к нему помощь...

— Мы прекрасно вернулись к работе, — сказала я, и мой голос прозвучал громче, грубее голоса Блэка. — Когда Ярли и Мэнни пришли к нам на том пляже, мы были в порядке, Блэк. Это было непросто, но мы прекрасно смогли возглавить команду...

— К тому времени мы завершили бл*дскую связь! — взорвался он, крепче стискивая мою руку. Он понизил голос, но его тон всё ещё напоминал рычание. — К тому времени мы закончили, Мири! Мы всё ещё были слегка одурманенными и чокнутыми, но мы смогли вернуться в реальность, как только осознали, что в этом есть необходимость. Ты не сделала ничего плохого, док! Разве ты не понимаешь? Ярли и остальные не позволили бы нам отправиться в джунгли в таком состоянии. Они, наверное, выстрелили бы в нас обоих транквилизаторами... и были бы правы!

Когда я не ответила, он отпустил мою руку и положил ладони на свои бедра.

Выдохнув, он щёлкнул языком и посмотрел на тёмное поле.

— Бл*дь, Мири... я сомневаюсь, что мы вообще нашли бы их без Ника. У нас ушли бы недели, учитывая то, что говорила мне Кико. Брик и Дориан смогли их почуять. Они охотятся на людей как на еду. Они могут отслеживать их такими физическими путями, которые недоступны нам. Они обошли все помехи этой чокнутой горы и просто следовали за своими желудками, мать их.

На мои глаза навернулись слёзы.

Они пришли из ниоткуда, ослепив меня. Дыхание застряло в моей груди и горле, я задыхалась. Я так и стояла там, всхлипывая и согнувшись над бёдрами, когда Блэк подошёл ближе и обнял меня.

— Gaos, док... мне так жаль, — боль рябью прокатилась по его свету, отразившись в его голосе. — Мне так, так сильно жаль, — он крепче прижал меня к себе, вливая этот свой жар в мою грудь. — Я сделаю всё, что ты захочешь, Мири. Что угодно. Ты хочешь вернуться в Европу?

Стиснув зубы, я покачала головой.

— Мы бы его не нашли, — сказала я, заставив себя сделать вдох. — Мы бы его не нашли, так что это не имеет значения. Нет смысла.

Мой голос прозвучал мёртвым, но слова казались правдивыми. Я знала это. Я знала, что мы его не найдём, хотя и не понимала, откуда мне это известно.

— Мы не найдём Брика, пока он не захочет быть найденным, — сказала я. Я знала, что повторяюсь, но как будто не могла остановиться. — Мы не найдём Ника, пока Брик не позволит. Или пока он не скажет, что он с ним сделал.

Блэк кивнул.

Я чувствовала, что он согласен со мной.

Я также чувствовала, что та боль в его свете усилилась.

Я понимала, что он, как и я, верил в худшее относительно Ника.

Он просто не хотел говорить это.

Стоя там, я позволила себе прильнуть к нему светом и телом.

Я старалась открыться для боли, или как минимум открыться для самого Блэка.

Я знала, что до осмысления всего этого мне ещё очень далеко, и не только потому, что когда я в последний раз чувствовала себя так, я открылась именно Нику. Ник стал первым, кто утешил меня после гибели моей сестры Зои. Моей сестры Зои, которую тоже убили вампиры. Без Ника я бы не выжила.

Руки Блэка стиснули меня ещё крепче.

Я чувствовала в нем любовь, мучение из-за Ника, печаль из-за того, каким беспомощным он ощущал себя в этой ситуации, из-за того, что он никак не мог помочь мне почувствовать себя лучше.

Ещё через минуту он отпустил меня.

Я смотрела, как он делает шаг назад и вытирает слёзы с глаз. Сама я всё ещё не сумела выдавить из себя настоящих слёз. Я пару раз плакала в душе, пока мы были в Европе, но не слишком долго.

Никогда недостаточно долго.

Прочистив горло, Блэк мотнул головой в сторону дороги.

— Пошли, — сказал он грубовато. — Я хочу иметь хороший вид, когда встанет солнце.

Мы находились в западной части города.

Мы не увидим отсюда рассвет — во всяком случае, не слишком хорошо.

С другой стороны, Блэк не говорил «рассвет». Он сказал «хороший вид», так что я предположила, что это не имеет значения. Впереди будут какие-то хорошие виды, даже если мы находились не в той части города, чтобы видеть, как солнце поднимается над кромкой мира.

Что бы там Блэк имел или не имел в виду, я не спорила.

Когда он повернулся и побежал, я просто последовала за ним.

 

Мы наблюдали, как свет поднимается над краем Лэндс-Энда, где находился каменный лабиринт, который начинался за лесистой беговой дорожкой, петлявшей вокруг музея Почётного Легиона.

Мы стояли на песчаном утёсе с видом на океан, прямо там, где океан сходился с бухтой Сан-Франциско и мостом Золотые Ворота. Слева от себя я видела ещё больше утёсов. Я знала, что сразу за ними находятся Сатро Батс, Клифф-Хаус, а затем Оушн-Бич.

Справа от себя я видела более каменистый берег с мостом Золотые Ворота вдали — он отражал свет раннего утреннего солнца.

Глядя с утёсов на бьющие волны, мы просто стояли и ничего не говорили, пока вокруг нас проступал пейзаж.

Я слышала птиц, чьи песни становились громче вместе с восходящим солнцем, смотрела на морских котиков, уже готовых принимать солнечные ванны на камнях. Белые завитки пены поднимались и опадали, разбиваясь о подножье утёсов лишь для того, чтобы откатиться и повторить всё вновь.

Мы простояли там, наверное, минут двадцать.

Мы стояли, пока не перевели дыхание от последних нескольких миль то вверх, то вниз по склонам лесистого побережья, через Пресидио вдоль Чайна-Бич, а затем вниз по прибрежной тропе. Мы стояли там, пока я не начала немножко дрожать, потому что потная одежда похолодела на утреннем ветру и прилипла к влажной коже.

Затем Блэк взглянул на меня и заметил, что я обхватываю себя руками.

— Пошли, — сказал он, на мгновение обхватив ладонью мою шею сзади и помассировав мышцы. — Завтрак ждёт.

Не дожидаясь моего ответа, он развернулся на пятках и трусцой побежал вверх по тропе, которая вела обратно к деревьям. Мгновение спустя я последовала за ним. Как только мы вновь вернулись на главные дорожки для бега вокруг утёсов, он направил нас вправо, в сторону Сатро Батс.

Мышцы моих ног, которые страдали всё то время, что мы стояли на месте, запротестовали, как только я сделала несколько шагов бегом след за Блэком.

Они вновь постепенно разогрелись, когда мы вместе сбежали вниз по холму, пробежали мимо Клифф Хауса, пока не оказались над Оушн Бич.

Вскоре после этого Блэк опять завернул вправо, и мы побежали по самому пляжу, прямо по границе накатывавших волн, где песок был плотнее всего.

К тому времени я по-настоящему устала.

Задыхаясь, я сумела ускориться ровно настолько, чтобы побежать рядом с Блэком, который всё ещё умудрялся выглядеть так, будто с лёгкостью пробежит ещё пятнадцать-двадцать миль.

— Я вот-вот выдохнусь, — сообщила я ему между тяжёлыми вздохами.

Он взглянул на меня и слегка улыбнулся.

— Почти на месте, док.

Прежде чем я успела запротестовать, он сменил направление, и мы побежали по песку обратно к дороге.

Чем мягче и суше становился песок, тем сложнее было по нему бежать, и вот я уже задыхалась, вся вспотела, с трудом поднимаясь по слегка покатой дюне, чтобы выбраться с песка на дорожку.

Наконец, добравшись до дороги, я невольно застонала, когда Блэк широко улыбнулся и кивком головы показал мне следовать за ним на другую сторону улицы.

К тому времени мы уже пробежали мимо западного входа в парк Золотые Ворота.

Рванувшись и силой заставив тело двигаться, я последовала за ним.

Он перебежал через шоссе Грейт, направляясь теперь уже обратно на восток, на Норьега-стрит.

«Я не побегу с тобой до самого Маркета, — сообщила я ему в своём сознании. — Ты беги, если собрался пробежать сегодня полноценный марафон. А я возьму бл*дское такси. Наверняка всю дорогу буду фантазировать о буррито и картошке фри с чили».

Он рассмеялся. Я услышала его и ушами, и в своём сознании.

«Не настолько далеко, док, — послал он, вливая в мою грудь жар. — Почти на месте. Обещаю».

«Ты это давно говоришь», — проворчала я.

Мы пробежали ещё несколько кварталов по Норьега, и я начинала думать, что вот-вот грохнусь от изнеможения. Я уже собиралась остановиться по-настоящему, когда увидела, что Блэк замедляет свои длинные шаги и окончательно останавливается перед стеклянной витриной магазина.

Я остановилась вместе с ним, хотя нас разделяла добрая дюжина футов.

Я стояла на тротуаре, хватая ртом воздух и упираясь ладонями в бедра.

Он наблюдал за моим пыхтением, уперев руки в бока.

Он ничего не говорил, пока я не сумела более-менее привести дыхание в порядок, хотя я всё ещё хватала воздух так, словно в моём баллоне заканчивался кислород.

— Давай, лежебока, — сказал он, широко улыбаясь. — Я голоден.

— Ты дьявол, — сообщила я ему, лишь наполовину шутя.

— Может быть, — отозвался он, вскинув бровь. — Но я знаю лучшее место, где в восемь утра подают черничные вафли.

Всё ещё улыбаясь, он схватился за ручку двери магазина, распахнул её и скрылся внутри.

Мысленно застонав и всё ещё бурча на него себе под нос, я заставила себя перейти на хромающий шаг-бег и последовала за ним.

 

 

По поводу вафель он не ошибся.

Пожалуй, это единственная причина, по которой я не воткнула в него вилку во время еды, когда более-менее отправилась от «терапевтической утренней пробежки» в понимании Блэка.

Я знала, что завтра у меня будет всё болеть.

И, наверное, послезавтра тоже.

— Только если ты опять пропустишь пробежку, — заметил он, запихивая в рот огромную порцию черничных вафель. «...А этому не бывать, милая», — добавил он в моём сознании, принимаясь жевать.

В этот раз я действительно чуть не проткнула ему руку вилкой.

На деле же я лишь рассмеялась.

Он ел вафли как Энджел. Намазывая полсантиметра сливочного масла, а сверху ещё сантиметр кленового сиропа. Он был совершенно бесстыжим в своей избалованности.

— А мне надо стыдиться? — приглушённо поинтересовался он, потому что всё ещё жевал вафли. — Закажи мне ещё кофе, моя секси-леди женушка, и я куплю тебе буррито по дороге домой.

Я снова рассмеялась, хлопнув его по руке, затем махнула официанту.

Хотя кофе был просто фантастическим. Нам не хватило бы по чашке, поэтому мы оба заказали себе по маленькому кофейнику френч-пресса. Я заказала ему ещё один кофейник и принялась за следующий слой вафель на своей тарелке.

У Блэка был отменный вкус на рестораны.

— Нам нужно заглянуть к Кэлу, — сказал он, проглотив вафли и глотнув моего кофе, пока дожидался своей порции. — Он давно зазывает меня поужинать в его ресторане... и привести тебя. Он думает, что после прошлого раза я его избегаю.

Я фыркнула, закатив глаза.

— В этот раз ты будешь угрожать избить его? — спросила я.

— Я постараюсь сдержаться, — он широко улыбнулся, откинувшись на спинку диванчика и потянувшись. — Однако он всё-таки запал на тебя. Он даже по телефону не сумел это скрыть.

Я снова фыркнула, даже не утруждая себя комментированием этого.

Блэк подался к столу, перенёс свой вес на руки и всмотрелся в мои глаза.

— Тебе лучше, док?

Я встретилась с ним взглядом.

Вместо того чтобы ответить на отвали, я задумалась над его вопросом.

После небольшой паузы я кивнула.

— Да, — призналась я.

Он удерживал мой взгляд, и в его золотых кошачьих глазах проступила пытливость.

— Ты знаешь, что хочешь делать сейчас? — спросил он.

Глотнув кофе и не отрывая от него взгляда, я снова задумалась, затем медленно кивнула.

— Да.

Он ждал, сложив руки перед собой на столе. Он уже расправился со своей огромной порцией вафель. Пустая тарелка с плавающим сиропом оказалась отодвинута в сторону вместе с посудой от сосисок и бекона, которые он тоже мгновенно умял.

— И? — подтолкнул он, когда я не заговорила. — Собираешься поделиться, любовь моя?

— Это не совсем... этично, — произнесла я.

— Я весь внимание.

Выдохнув, я поймала себя на том, что скопировала один из его взмахивающих жестов рукой и откинулась на диванчик, держа в другой руке чашку кофе.

— Ладно. Тогда я скажу вот что: мы поставим прослушку на все телефоны Танака, — сказала я, глотнув кофе. Я выдержала его взгляд, поигрывая кофейной чашкой, которую поставила обратно на столик. — Мы получим все записи предыдущих звонков и выясним, откуда поступил тот звонок, о котором говорила Юми, а также посмотрим, не получится ли созвониться с Национальной Безопасностью или другими органами, которые могут нам что-то сообщить. И мы пошлём видящих, чтобы прочли членов семьи Танака. Всех. И его сестёр тоже. И его отца.

Блэк моргнул.

Выражение его лица не изменилось.

— Ты можешь сделать это, дорогой? — невинно поинтересовалась я, затем подняла кофейную чашку и отпила глоток, похлопав ему глазками. — Твои приятели в Пентагоне записывают все международные звонки, верно? Я знаю, что они не заглядывают в эти записи без оснований, но ведь у них есть эти записи, верно?

В глазах Блэка заискрило лёгкое веселье.

— Верно, моя прекрасная жена.

— Так что? — спросила я, пожимая плечами и делая ещё один глоток кофе. — Мы отследим все контакты. Мы послушаем оригиналы, где получится. Затем пошлём наших людей за Бриком.

— А затем?

Я поставила кружку. Мой голос оставался спокойным, хотя челюсти сжались.

— Затем мы выкачаем из него всю кровь, — сказала я. — И будем сдирать с него кожу, пока он не скажет нам, что именно он сделал с Ником.

Воцарилось молчание.

В уголках губ Блэка заиграла лёгкая усмешка.

Откинувшись назад, он положил руку на спинку дивана и отпил большой глоток кофе.

— Я определённо тебя испортил, — заметил он.

Я пожала плечами.

— Это на пользу.

— То, что я тебя испортил?

— Конечно.

Он усмехнулся, качая головой.

— Возражения будут? — мой голос прозвучал чуть резче. — Мне не грозит нотация, Блэк? О том, что вампиры тоже люди, и...?

— Хочешь поплавать? — спросил он с бухты-барахты.

Когда я умолкла и уставилась на него, он улыбнулся мне, потягивая свой свежезаваренный кофе и изучая моё лицо. Я ничего не сказала, а он лишь пожал плечами.

— За нами заедет машина, — сказал он. — Но не хочешь сначала прыгнуть в океан? Знаю, будет холодно, особенно после Таиланда, но я не против, если ты за.

Посмотрев на него, я подавила очередной смешок.

— Значит, нотации будут позже? — уточнила я.

Он покачал головой, аккуратно поставив свою кружку кофе.

— Никаких нотаций, любовь моя. Я говорил тебе... решение за тобой. Я стопроцентно на твоей стороне, как бы ты ни захотела разобраться с этим. Все мои ресурсы в твоём распоряжении. Включая контакты, которые остались у меня в Пентагоне...

— Но что ты сам думаешь? — перебила я, поджав губы.

Воцарилась тишина.

Блэк посмотрел мне в глаза, изогнув губы в лёгкой усмешке.

— Ну... возможно, ты только что наградила меня стояком, — он бросил на меня хищный взгляд. — Это относится к делу? Или лишняя информация?

Я подавила смешок.

— ...И моё предложение поплавать, возможно, имеет слегка скрытые мотивы, — добавил он, стиснув мою руку на столе и подтянув меня поближе. — Возможно, я намекаю на перепих после пробежки, просто чтобы попробовать, каково это будет в Тихом океане... при нулевой температуре... по сравнению с безветренными водами Таиланда. Однако нам придётся остерегаться сёрферов. И акул. У тебя ведь месячные не идут, нет?

В этот раз я расхохоталась в голос.

И даже я услышала в этом смехе облегчение.

Блэк поддержит меня в этом.

Он поддержит меня до самого конца.

Рано или поздно мы найдём Брика.

Мы найдём его, и тогда я вытащу из него правду о том, что он сделал с моим самым давним другом — даже если в процессе я потеряю свою бл*дскую душу.

Глава 11. Мягкий подход

 

 

Наоко смотрел через железные решётки клетки. Он обхватывал их ладонями, сжимал пальцы до побеления костяшек, стискивал их до боли.

Он гортанно рычал.

Ничего не мог с собой поделать.

К этому времени он едва осознавал, что делает это.

Голод скрутил его внутренности, от сильного желания его тошнило. Его член сделался твёрдым. Слюна наполнила его рот. Клыки до боли удлинились, отчего желание лишь ухудшалось настолько, что ему отчасти хотелось впиться этими клыками в собственное запястье.

Он не мог отвести взгляда от сцены, разворачивавшейся перед ним.

Он не мог зажать уши, чтобы не слышать раздававшихся звуков, тошнотворно чувственного чавканья и сосущих звуков, которые как будто наполнили всю комнату с высокими потолками.

Он ощущал головокружение. Он чувствовал себя одурманенным, затерялся в столь мощном желании, какого никогда не испытывал.

Ему хотелось закричать на другого вампира.

Нет, ему хотелось взреветь на него, разорвать его на куски.

Он хотел кидаться на решётки клетки, пока не истечёт кровью.

Однако он знал.

Он знал, что если скажет хоть слово — если в любой манере повысит голос на этого мужчину, и тем более навредит себе, или станет угрожать ему, или проклинать его — он заплатит за это. Он заплатит за это не болью, потому что такой вариант он предпочёл бы для себя. Он заплатит за это голодом, лишением всего в этой бл*дской клетке.

Раздражение заполонило его сознание, вибрируя в крови, которая пересыхала в его венах.

Раньше его пытали как человека.

Его лишали еды, воды, передвижений.

Его обучали справляться с такими вещами. Его дважды ловили в тылу врага, и ему пришлось применить эти навыки на практике. Даже совсем недавно его поймали на том острове и в некотором смысле пытали, хотя пытки были сравнительно мягкими, если не считать изоляции, темноты, жары, насекомых, жажды.

Ну, и наблюдения, как Джема избивают...

Он бездумно отсек это воспоминание, но оно вернулось секунды спустя. В этот раз оно причудливым образом задержалось, сбивая его с толку.

Его смятение лишь усилилось, когда воспоминание заполнило его сознание, вызывая на его лице гримасу.

Боль рябью прокатилась по его венам.

Боль струилась по нему, смешиваясь с кристально ясными образами, и в его нутре поднялась тошнота. Через считанные секунды на эти образы стало больно смотреть.

Эмоции усилились.

Он впервые отвернулся от кормящегося вампира, ахнув, когда эта боль заполнила его грудь. Он крепче стиснул решётки, затем разжал ладонь и вместо этого прижал её к груди, подавляя резкую, похожую на удар ножом реакцию между рёбер — новую боль, какой он никогда прежде не ощущал.

Такое чувство, будто у него случился сердечный приступ.

Будь он человеком, он бы не сомневался, что у него сердечный приступ.

Дориан перед ним поднял голову.

Уставившись на Ника через решётки, он уронил человеческую женщину, от которой кормился, и позволил ей без сознания упасть на пол. Она обмякла, неуклюже приземлившись на разъехавшиеся колени, и захныкала.

Дориан, казалось, почти не заметил.

Он грациозно подошёл к клетке, затем одним движением присел перед ней.

— Что? — он погладил пальцы Наоко на той руке, что всё ещё стискивала решётки. — Что такое, друг мой? Что происходит?

— Я не знаю, — выдавил Наоко. — Боль.

Он закрыл глаза и покачал головой, пытаясь бороться с этим чувством.

— Что за боль ты чувствуешь? — голос Дориана звучал мягко, уговаривающе. — Это не от крови, юный брат. Что это?

Наоко не ответил. Он мог лишь покачать головой.

У него всё равно не было ответа на вопрос вампира.

Он не мог это осмыслить.

Боль усилилась. Он видел перед своими глазами Джема. Он видел, как голый видящий лежит на чёрном камне, как его пинают, бьют кулаками, швыряют на камни. Наоко вздрагивал от каждого удара, хрипел, хотя больше не нуждался в кислороде для своих лёгких.

— Заставь это прекратиться, — выдавил он полустоном. — Заставь это прекратиться... пожалуйста.

В голосе Дориана слышалось понимание.

— Ты вспоминаешь, — он произнёс это не как вопрос. Его пальцы сделались мягче, нежнее. — Это часть молодого возраста, Наоко. Все твои воспоминания вернутся. Поначалу это происходит постепенно. Ты помнишь информацию, но чувства возвращаются медленнее.

Наоко посмотрел на него.

Он постарался удержать кровавый взгляд вампира, всё ещё с трудом втягивая воздух, в котором он уже не нуждался, всё ещё стискивая свою грудь и морщась от боли. Он видел в кровавых глазах сочувствие, которое ещё сильнее сбивало его с толку, но рассеяло часть его ярости. Он даже подумал, что кровавый оттенок тех глаз немного померк, сделавшись как никогда близким к прозрачному.

— Это потому что мы чувствуем всё намного сильнее, — сказал Дориан, поглаживая его ладонь. Его голос звучал бормотанием, даже тише шёпота. — Мы чувствуем намного больше, мой возлюбленный. Мы не смогли бы справиться с нашими вампирскими эмоциями, если бы вспомнили всё разом. Так что поначалу мы вспоминаем информацию... чувства приходят позднее. Они приходят постепенно, чтобы не ошеломить нас. Они приходят, и мы привыкаем жить тем, кто мы есть на самом деле. Мы привыкаем справляться с полным, неразбавленным спектром наших эмоций.

Дориан повернулся, взглянув на девушку на полу.

Теперь она держалась за шею и хныкала, широко раскрыв глаза от непонимания.

— Они действительно дети, — сказал он мягко. — Живут половинными жизнями. Чувствуют половинные чувства. Они не имеют представления о том, что такое эмоции на самом деле. Они не ведают об их силе.

Он посмотрел обратно на Наоко.

Сочувствие в этих тёмно-красных глазах сделалось более явным.

— Я принесу тебе что-нибудь поесть, — произнёс он таким же мягким тоном. — Ты поешь, и мы поговорим. Ты не против, Наоко?

Молодой вампир к этому времени полулежал на полу клетки.

Он стискивал свою грудь, стараясь думать сквозь боль, стараясь не расплакаться и не разрыдаться. Он не мог полностью осознать слова Дориана. Он не мог осознать, как что-то столь эфемерное, как чувство, могло сотворить с ним такое.

Он вообще не мог придумать название этому чувству.

Он лишь стискивал железную решётку, чтобы Дориан продолжал касаться его.

— Да, — выдавил он.

Слёзы навернулись на его глаза, когда он посмотрел на это прекрасное лицо.

— Да, — сказал он. — Прошу, брат. Пожалуйста.

Он едва выдавил эти слова, когда Дориан уже встал, поднимаясь на ноги.

Наоко и моргнуть не успел, как светловолосый вампир исчез.

Единственное, что свидетельствовало об его уходе — это звук закрывающейся двери и то, что его пальцы уже не поглаживали Наоко.

Он остался один в клетке, стонал от боли, задыхался, не вдыхая и не выдыхая воздух, смотрел на узоры теней, которые огонь отбрасывал на потолок.

Он не мог долго сосредоточиться на виде комнаты.

Образы той пещеры, Джема, крови, воды и исполосованной плоти встали перед его глазами. Он ощущал каждый удар, раз за разом, вздрагивал от пинков, от стонов лежащего ничком видящего, по подбородку которого струилась кровь. Наоко лежал там, парализованный ужасом, страшась за жизнь видящего, страшась за жизнь Энджел, которую любил как сестру.

Он умер бы там.

Бл*дь, он умер бы в той пещере.

Темнота, лязг цепей, вкус крови, укусы насекомых и крыс...

Он хрипел, стараясь дышать. Он не мог дышать.

Он не мог втянуть в лёгкие воздух.

Он помнил драконов.

Он помнил, как ему снились драконы.

Он полулежал там, чувствуя себя сломанным, хрипя без воздуха, парализованный приливом эмоций, приливом ощущений столь интенсивных, что он не мог осознавать ничего, кроме них. Он не знал, как долго он пролежал там, заново переживая каждую секунду тех воспоминаний из пещеры, но уже без смягчения, без онемения, без всех своих предыдущих оборонительных техник.

Где-то в этом промежутке времени, казавшемся ему бесконечностью, он осознал кое-что ещё.

Дориан забрал с собой человеческую женщину.

Наоко был действительно один.

 

 

Он понятия не имел, как долго отсутствовал Дориан.

Воспоминания о пещерах прошли до того, как вернулся Дориан.

Эмоции смягчились, сделались терпимыми.

Наоко всё так же голышом обмяк в клетке, подавляя сдержанную панику, что воспоминания вернутся, или что по нему ударит нечто новое перед тем, как Дориан вернётся.

У него много воспоминаний.

Он мог бы перечислить их.

Он мог описать каждое воспоминание как многогранный бриллиант, находящийся где-то в закоулках его сознания и сохранившийся нетронутым до последней детали. Он помнил факты с потрясающей точностью, но лишь голую информацию, как и сказал Дориан.

Он знал факты своей жизни.

Теперь он намного яснее пересчитывал эти факты и хронологические последовательности в отношении конкретных деталей каждой секунды, что он прожил до сих пор. Наоко помнил даты, имена, лица, места, произошедшие события, действия, которые предпринял он сам, действия и события, свидетелем которых он стал, его собственные реакции и мысли.

Он мог бы перечислить собственные эмоциональные реакции на те события так, как не мог сделать это, будучи человеком...

Но Дориан прав.

Наоко ещё не чувствовал их.

Если Дориан прав и по поводу остального, вскоре это изменится.

Бл*дь, эта мысль приводила его в ужас.

Как и сказал Дориан, люди постоянно жили в тумане. Их чувства приглушены. Их зрение ни на что не годится. Их слух ещё хуже, не говоря уж об обонянии и вкусе. Они существовали наполовину. Испытывали всё наполовину.

Чувствовали наполовину.

В данный момент Наоко завидовал им из-за этого.

Он хотел вернуть себе ту способность.

Он хотел вернуть свои прежние методы справляться с такими вещами, но он уже чувствовал, что здесь, в этом теле, с таким восприятием мира они не сработают. Это всё равно что пытаться впитать весь океан губкой для мытья посуды.

Так что он мог лишь лежать там, одержимо перебирая в голове факты своей жизни, куски, которые он мог даже сейчас бесстрастно перечислить. Он обозревал этот список, смотрел на костяки историй, и в это время намёки в словах Дориана всё глубже и глубже просачивались в его сознание. Чем дольше он думал о словах другого вампира, примерял их смысл к своей человеческой жизни, тем сильнее становился его страх.

Мысль о том, чтобы вспомнить эмоции, жившие за этими воспоминаниями, чтобы пережить их во всей мощи, приводила его в ужас.

Он гадал, может ли это убить его.

С большей вероятностью это сведёт его с ума.

Он всё ещё лежал там, когда дверь почти бесшумно распахнулась.

Однако Наоко услышал звук.

Он легко вскочил на ноги в присевшей позе, чтобы не стукнуться головой о клетку, которая не позволяла ему выпрямиться во весь рост. Он посмотрел через решётки и увидел смотревшего на него Дориана. Вампир на глазах Наоко тепло улыбнулся.

Мгновение спустя Дориан отвернулся, сбросил с плеч длинный плащ и повесил его на вешалку у двери.

Наоко всё ещё всматривался в лицо вампира, пытаясь осмыслить, что скрывалось за пустым выражением, когда вампир повернулся обратно к двери.

Он затащил человека.

Наоко уже знал, что он привёл с собой человека — он это почуял.

Запах был слишком сильным, чтобы списать его на остаточный аромат на одежде мужчины.

В любом случае, Дориан обещал. Он обещал, что покормит его.

Дориан не нарушал своих обещаний.

— Она подойдёт? — спросил вампир.

Старший вампир вытащил девушку из тени возле двери, захлопнув за ними панель. Её огромные карие глаза уставились на Наоко. Они смотрели достаточно сконфуженно, чтобы указывать на то, что её немного одурманили, но всё же бояться она не перестала.

Наоко затвердел от одного взгляда на неё.

Она прекрасна.

Может, двадцать с небольшим, а может, и вовсе только-только вышла из подросткового возраста. Карие глаза, длинные черные волосы, высокие скулы, роскошное тело. Одета в зауженные джинсы и футболку с текстом песни на груди. На ногах красовались розовые кроссовки.

Она выглядела так, будто Дориан вытащил её из панк-клуба, а может, сдёрнул со скейтборда, пока она катилась по улице.

— Она подойдёт, Наоко? — спросил старший вампир. — Не отвечай слишком быстро, — в его голосе зазвучало лёгкое предостережение. — Не слишком жадничай, Наоко, каким бы голодным ты ни был. Ты можешь трахнуть эту, если хочешь, так что убедись, что она тебе по вкусу. Как я и говорил, мы убиваем, имея на то причины. Мы выбираем тех, которых мы забираем по какой-то причине. Мы не убиваем без разбору... как животные.

Язык Наоко разбух во рту.

Вопреки реакции его тела, аналитическая сторона его мозга не упустила другие важные намёки в словах вампира.

Дориан собирался выпустить его из клетки.

Или он собирался запихнуть женщину сюда, к нему.

В любом случае, дверь клетки откроется.

— Наоко?

После небольшой паузы молодой вампир кивнул.

— Она идеальна, — сказал он, говоря вполне искренне. — Совершенно идеальна.

Полные губы Дориана изогнулись в легчайшей улыбке.

Хоть это выражение было едва заметно, Наоко к тому времени знал вампира достаточно хорошо, чтобы знать, что он доставил ему неимоверное удовольствие своим одобрением.

— Ты не против, если я присоединюсь к тебе? — вежливо спросил Дориан.

Наоко посмотрел на него.

Он был так голоден, что невольно нахмурился.

Он не хотел делиться своим убийством.

Взгляд Дориана пробежался по его лицу. Он расстегнул ремень, снял его с пояса, сложил и убрал в ящик. Затем он сбросил туфли, всё ещё всматриваясь в лицо Наоко, и поставил их внизу гардероба.

— Не в поедании её, — пояснил Дориан после небольшой паузы. — Для этого у меня есть несколько других. Я не стал бы красть у тебя эту пищу, Наоко, когда ты прождал так долго. Эту неделю ты вёл себя хорошо.

Закрыв гардероб после убирания туфлей, вампир подошёл к нему и опустился на кресло с толстой обивкой, которое стояло лицом к железным решёткам клетки. Маленький узорчатый столик стоял возле кресла. Налив себе бокал вина, Дориан вскинул бровь и посмотрел в сторону Наоко.

— Кроме того, — добавил он. — Этим вечером я дважды поел. Другие, которых я принёс, могут быть всецело твоими, если пожелаешь. При условии, что будешь хорошо себя вести. Я не знал наверняка, насколько ты голоден.

Наоко озадаченно нахмурился.

Если Дориан не хотел кормиться с ним, чего он хотел?

Вампир ранее упоминал, что они поговорят.

Наоко не возражал и против этого, уже нет.

Вопреки клетке, вопреки всем играм разума, вопреки попыткам выработать у него стокгольмский синдром, с вампиром было на удивление легко говорить. А ещё он не врал ему, насколько мог сказать Наоко. Не пытался исказить его видение реальности, не запугивал его, не играл в психологические игры, которые Наоко презирал ещё при человеческой жизни.

Наоко докатился уже до того, что даже предвкушал их разговоры, хотя он не был слеп и видел, что происходит.

Он знал, что вампир обрабатывает его.

Он знал, что клетка, доброта, контролируемое кормление, попытки сформировать зависимость, завоевать его доверие, обучить его вампирским законам, даже вампирской этике — всё это часть одного и того же психологического поводка.

Они пытались контролировать его.

Брик наверняка хотел взять его под контроль, особенно после той сцены в ночном клубе возле центра. Он, скорее всего, приказал Дориану найти способ успокоить его.

Военный разум Наоко понимал это.

Та же часть его даже питала к этому уважение.

Черт, да он сам проделывал такое в допросах, где на кону стояло очень многое. Как-то раз его обучали этому самому дерьму. Он знал, как вести такую игру.

Он знал, что в этот раз они пытаются сломать его мягко, а не сурово.

Он знал, что разговоры с ним и завоевание доверия — это фундаментальная часть.

Он знал, что привязанность, подарки, постепенное дозволение свободы, разговоры по душам, обучение вампирской биологии, вампирской культуре, вампирской истории... всё это часть одного целого.

Он также знал, что мягкий подход обычно эффективнее.

Однако в этот раз у него не возникало ощущения, что вампир нацелен именно на разговоры.

Возможно, это всё ещё мягкий подход, но это нечто новое.

Всматриваясь в лицо вампира, он, наконец, просто спросил.

— Если ты не хочешь есть её, тогда... присоединишься ко мне в чём?

Вампир выдержал его взгляд, отпив большой глоток вина. Он ничего не сказал, но взгляд его глаз сделался более жарким, более хищным.

Наоко почувствовал это, не зная, как именно он это ощутил.

Он почувствовал достаточно, чтобы понять — как минимум, на примитивном уровне.

Его разум последовал, сообразив, что говорил ему вампир. Или о чём просил. Или выдвигал теоретический вопрос, может быть.

Часть с разрешениями Наоко всё ещё понимал не до конца.

Когда молчание затянулось, Наоко почувствовал, что его грудь сдавило уже в другой манере. Он уставился на вампира почти в неверии, наблюдая, как другой открыто оценивает его реакции по мере того, как в его разум просачивается понимание. Наоко посмотрел на женщину, затем обратно на Дориана.

Он говорил о том, чтобы трахнуть её? Или трахнуть его?

Или трахнуть их обоих?

Он почти уверен, что знал ответ и на этот вопрос.

Однако опять-таки, он не знал, откуда именно ему это известно.

Но как только он осознал это, информация странным образом ударила по нему, скорее сбивая с толку, нежели вызывая отвращение или даже пугая.

Он знал, что вампиры фактически бисексуальны.

Судя по тому, что он заметил, они все такие... что не так уж отличалось от видящих, если верить его познаниям и словам Мири. Она сообщила ему практически будничным тоном, что Блэк был с мужчинами. Очевидно, Блэк много раз был с мужчинами, хотя это по большей части происходило на Старой Земле и, возможно, не по обоюдному согласию.

В то время эта информация удивила Наоко.

Возможно, она даже шокировала его, учитывая то, как он воспринимал Блэка — хотя Наоко как человек не особенно был гомофобом. Большую часть жизни, пока он рос в Сан-Франциско, у него были друзья-геи.

У него были геи-соседи по комнате, геи-начальники, геи-коллеги, геи-одноклассники.

Блэк удивил его сильнее, потому что...

Ну, потому что это Блэк.

Теперь же Наоко реагировал на бисексуальность Блэка лишь пожатием плеч.

Будучи человеком, Наоко говорил себе, что эти отличия мало значат для него. Теперь они по-настоящему значили для него ещё меньше.

И всё же он ничего не знал об этом.

Он также не знал, что это означало для него.

Теперь он более бисексуален просто потому, что его обратили? Он начнёт искать этого, жаждать этого, как он жаждал женщин? Или это проявится просто как безразличие? Он просто перестанет заботиться о том, какого пола его партнёры по сексу?

Он начнёт замечать мужчин так, как замечал женщин?

Странная мысль.

Этот вампир вообще делал ему непристойное положение?

Или просто сообщал о новом положении дел?

Как бы ни выбивали его из колеи возможности, вызванные молчанием Дориана, намёки, которые Наоко читал в этом молчании, а также то, что это могло значить лично для него, он невольно подумал об этом в свете его заточения.

В основном он думал о том, как может использовать это себе на руку.

Если он нравился Дориану, даст ли это ему власть над вампиром?

Дориан рассмеялся, застав его врасплох.

Подняв взгляд, Наоко увидел, что другой вампир понимающе улыбается ему. Словно он увидел тот самый момент, когда разум Наоко переключился с шока на стратегическую оценку.

— Не дурачь себя мыслью, что ты можешь воспользоваться этой возможностью и опять свернуть мне шею, Наоко.

Наоко напрягся, инстинктивно стиснув решётки клетки.

Дориан лишь улыбнулся, поразив его настоящей улыбкой, вопреки промелькнувшим клыкам. Вампир продолжал ласково смотреть на него, и эта улыбка постепенно просачивалась в его глаза.

— ...Как бы я ни увлёкся моментом, я бы на твоём месте не стал даже пытаться, — весело предупредил он. — Ты один раз застал меня врасплох. Не ожидай, что это повторится... по крайней мере, не в ближайшее время. Теперь я знаю о тебе больше.

Наоко фыркнул.

Он осознал, что всё ещё настороженно смотрит на старшего вампира.

Он не мог определиться, то ли он должен быть испуган, заинтригован, возбуждён или просто выбит из колеи.

Дориан, похоже, позволил ему самому решить в этом вопросе.

— Ты готов выйти из клетки, Наоко? — спросил Дориан.

После секундного колебания Наоко кивнул.

— Готов, — сказал он.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: