Вмешательство стального ларла.

.

.

.

 

Внезапно над Кэботом, полыхнул ревущий поток огня. Мужчина рефлекторно отвернул его голову в сторону и зажмурил глаза, успевшие за мгновение до этого запечатлеть гигантский безголовый торс, нависший над ним, ошмётки рук, разлетающиеся в разные стороны вместе с обугленными обломками копья, наконечник которого, наполовину испарившийся, с негромким стуком упал на поверхность уступа. Торс не кровоточил, пламя высушило, перекрыло и запечатало токи крови внутри этого огромного тела, а голова или точнее то, что от неё осталось, медленно скатывалась вниз за спиной того, что ещё недавно было кюром.

В следующий момент Тэрл услышал шипение мощного энергетического оружия под уступом. Но такое оружие не было разрешено в спортивном мире!

Снизу послышался вой, полный удивления и ярости, который оборвался мгновенно, как могла бы быть выключена машина. Кэбот слышал звуки кюрского языка, в основном неразборчивые, но некоторые ясно артикулированные, другие наполовину произнесённые или оборванные. Переводчики, некоторые из которых, должно быть, всё ещё оставались включенными, ретранслировали эти звуки на гореанском, но получалось что-то совершенно беспорядочное и неразборчивое.

Кэбот изо всех сил задёргался в опутавшей его сети и, перекатившись несколько раз, обогнул огромный, безголовый торс, перегородивший уступ, чтобы посмотреть на то, что происходило у подножия тропы.

Как раз в этот момент вспыхнул новый огненный шнур, конец которого вдруг набух, превратившись в маленькое солнце, взорвавшееся ослепительными брызгами, химическим душем окатившими поверхность скал. Тэрл увидел дымящиеся остатки одного из слинов. Внизу на поляне валялись, пять дымящихся тел, по обгоревшей плоти и почерневшим костям теперь невозможно было сказать кто из них был кем ещё пару мгновений назад. Трое оставшихся охотников бросили на землю своё оружие, что у кюров было символом сдачи, но поток огня всё равно ударил в каждого из них. Все восемь охотившихся на Кэбот были уничтожены. Поляну окружали порядка пятидесяти кюров, вооружённых оружием, запрещённым к использованию в мире развлечений. Двое из них лежали, проткнутые копьями, которыми были вооружены охотники. На земле валялся термический нож, всё ещё пылавший и шипевший. Его обнажил один из прибывших так вовремя кюров, но второй слин, до того прижимавшийся спиной к скале, с диким рычанием прыгнул на него и сомкнул челюсти в его руку. Рука была оторвана, а слин теперь яростна трепал свой трофей. Остальные кюры направили своё огненное оружие на животное.

Рёв кюра, резкий, категоричный, прилетел из леса и стволы оружия были опущены. Из нескольких из уцелевших переводчиков охотников, почти одновременно, до Кэбота донеслось:

- Нет!

Из-за деревьев на поляну медленно и угрожающе вышла машина, сделанная в форме гигантского ларла.

Ларл известен на Горе. Трудно сказать, являлся ли он существом чисто гореанского происхождения, или, как и многие другие формы жизни, включая и людей, было доставлен в этот мир таинственными Царствующими Жрецами, независимо от того, кем или чем они могли бы быть. Экологическая ниша, которую на планете Земля занимали крупные хищники из семейства кошачьих, такие как лев или тигр, на Горе была заполнена ларлом и разнообразными более мелкими хищниками, прежде всего пантероподобных форм. Взрослый гореанский ларл обычно вырастает до семи футов в холке и более чем тысячи фунтов массой. Это гибкий, проворный, агрессивный до свирепости хищник и, в отличие от слина, четвероногий. У него широкий череп, по форме близкий к треугольнику. Огромные клыки и когти довершают устрашающий облик зверя. Но машина, появившаяся из леса, судя по всему, в холке составляла десять - двенадцать футов. О её весе трудно было судить, не зная о её строении, но, несомненно, она была значительно тяжелее настоящего ларла.

Кюры на поляне, опустившие оружие, расступились, давая дорогу механическому ларлу.

Слин, в челюстях которого всё ещё была зажата рука кюра, поднял голову и посмотрел на чужака, появившегося в поле его зрения. Разумеется, зверь не расценивал его как живое существо, звуки и запах были неправильными. Но было заметно, что смотрел на него слин без особой приязни.

Машина, почти по-кошачьи грациозно, проложила свой путь среди лежащих на поляне тел кюров, как охотников, так и тех, кто были убиты ими.

Слин припал к земле, и принялся грызть руку, придерживая свой трофей передними лапами.

Кюр, подвергшийся нападению слина и лишившийся руки, лежал на боку и истекал кровью. Кюры редко склонны помогать друг другу в такой ситуации. Это - вопрос культуры. Основная мысль состоит в том, что, если Ты - кюр, то Ты не нуждаешься ни в чьей помощи. Более того, если кому-то предоставляют помощь, то он может подумать, что к нему относятся, как увечному или калеке. Это, если можно так выразиться, привлекает внимание к его ущербности или слабости, что может быть расценено как позор или оскорбление. Жалость расценивается унижающей достоинство, как того кого жалеют, так и того, кто пожалел. Это не сила. К тому же, всегда найдётся другой, кто сможет занять его место.

- Ларл, - услышал Кэбот, подумав, что этот звук идёт изнутри машины.

Кюры, собравшиеся на поляне, немедленно вскинули своё оружие, и настороженно водя стволами из стороны в сторону, принялись осматривать окрестности.

- Нет, - снова послышалось из машины, теперь точно оттуда, Кэбот был а этом уверен.

Тэрл уже знал, что ларлы встречались в лесном мире, так же как и слины. На этих опасных хищников кюры охотились с примитивным оружием, так же как и мужчины на Горе. Вообще-то, у Кэбота была причина полагать, что и местные люди не только, как могли, защищались от таких животных, но иногда и охотились на них, и даже небезуспешно. Да и кюров убивать им случалось. Архон же носил остатки кюрских ремней.

«Ларла, - подумал Кэбот, - мог привлечь на поляну запах крови».

А затем он увидел его, как должно быть его видели и кюры, также, желтовато-коричневую гибкую фигуру, припавшую к земле среди деревьев.

«Он ждёт, - констатировал Кэбот. – Только непонятно чего он ждет? »

- Слин, - донеслось из переводчиков.

Сначала Тэрл решил, что это было указанием на животное, занятое обгрызанием руки кюра, но эту догадку немедленно опроверг сам слин, внезапно прервавший своё увлекательное занятие и, подняв голову, зарычавший, угрожающе и собственнически.

Припадая к земле, почти касаясь её брюхом, стегая себя хвостом по бокам, к охотничьему слину приблизился его дикий сородич.

«Похоже, не только ларл может почувствовать запах крови», - про себя усмехнулся Кэбот.

Охотничий слин был значительно крупнее дикого, и он был выведен не только исходя из его охотничьих навыков и размера, но и с учётом таких свойств характера, как свирепость и агрессивность. Таких зверей иногда используются в слиновых боях, на которых работает тотализатор. Среди представителей многих видов разумных, в том числе и кюров, бытует убеждение, что дикое животное, так или иначе, превосходит домашнее, но зачастую это неверно. В конце концов, домашнее животное было выведено из дикого, чтобы его превзойти. В целом дикие животные мельче, не столь выносливы, хуже питаются, инфицированы паразитами и меньше живут. А домашнее животное обычно крупнее, лучше питается, дольше живёт, здоровее и тренированнее в том, что касается стойкости, терпения, выдержки, способов преследования, нападения и убийства. Например, собак волкодавов на Земле изначально выводили, чтобы убивать волков.

Охотничий слин снова зарычал на дикого собрата. Тот зарычал в ответ. Под всклоченным спутанным мехом дикого слина хорошо просматривались его рёбра.

«Он сильно оголодал, - заключил Кэбот. – Он так просто не отступит».       

В следующий момент охотничий слин бросился вперёд. Спустя короткое мгновение, визга, рычания, воя, вращающийся комок меха, мелькающих когтей и щёлкающих зубов распался, и дикий слин остался лежать на земле. Его глаза быстро стекленели, лапы беспорядочно дёргались, а из разорванного горла пульсирующей струёй вместе с кровью вытекала жизнь.

Именно в этот момент ларл начал свою атаку.

«Теперь понятно, чего он ждал, - подумал Кэбот, - чтобы остаться один на один с единственным противником, и к тому же таким который может быть усталым или ослабленным предыдущей схваткой. Он думает, что теперь всё мясо достанется ему».

Ларл, конечно, ничего не мог знать о силе энергетического оружия, как и о возможности того, что в отличие от стрел и копий, это оружие могло в считанные мгновения превратить его в немногим более чем гору обгоревшего дымящегося мяса.

Но между победившим слином и тем кто решил предъявить права на его трофей стояла машина.

Слин, не обращая никакого внимания на нависшую над ним угрозу, зарылся мордой в тушу своей добычи, выгрызал внутренние органы, самые желанные для плотоядных животных деликатесы.

Ларл, точно так же, как и слин, не воспринял машину как живое существо, обратив на неё внимания не больше, чем мог бы обратить на скалу или дерево.

Но клыки машины рванули бок ларла, когда тот попытался проскочить мимо. Ларл издал полный гнева рык и, повернувшись и облизав свой окровавленный бок, снова повторил свою попытку.

Результат был тем же, порванный бок и недовольный рёв.

Тогда ларл попытался ударить объект, загородивший ему дорогу, лапой. Лишь скоблящий, скребущий звук его когтей по металлу стал результатом его усилий. От удара, который, мог бы отбросить взрослого мужчину на несколько ярдов с его пути, машина даже не шелохнулась.

Ларл, раздраженный и озадаченный, приблизил свою морду вплотную к машине, пытаясь понять её природу, но пасть машины немедленно, но очень аккуратно, открылась, и металлические челюсти сомкнулись на горле зверя. Ларл даже не сразу осознал случившееся. Ведь он не чувствовал перед собой ничего живого. Но затем его глаза расширились, и он попытался вытянуть свою шею из захвата, но челюсти очень медленно, словно стальные тиски продолжили смыкаться. Ларл зарычал и задёргался, но вскоре из его ноздрей струёй брызнула кровь, его движения быстро стали беспорядочно паническими, но затем начали слабеть, и наконец, совсем прекратились, а его откушенная голова откатилась в сторону.

Кэбот отметил, что тот кюр, что подвергся нападению слина, теперь неподвижно лежал в стороне. Его тело будет оставлено для лесных животных. В таких ситуациях, это расценивается как культурно обоснованный акт. Тем самым, согласно вере кюров, они примиряются и возвращаются к той природе, которая их породила. Подарок жизни – ссуда и долг, именно так к ней относится кюр, как к ссуде, за которую он благодарен, и как к долгу, который необходимо возместить, причём охотно, монетой смерти.

Голова машины поднялась, повернулась в одну сторону, затем в другую.

- Их было только восемь при двух слинах, - доложил одни из кюров.

- Один слин остался, - добавил второй.

Тогда машина подняла свою голову выше, и Кэбот понял, что теперь он был в поле её зрения.

- Ты знаешь, кто я? - спросила машина.

- Думаю да, - ответил Кэбот.

- Ты в порядке? - поинтересовался механический ларл.

- Да, - замерил его Кэбот.

Какое-то распоряжение было передано одному из кюров, и тот поднялся вверх на уступ, поднял сеть, вместе с заключённым в ней Кэботом, и отнёс вниз к подножию. Положив свою ношу у лап машины, кюр отошёл в сторону.

- Закрой глаза, - приказал стальной ларл, и Кэбот послушно зажмурился.

Даже сквозь сомкнутые веки Кэбот смог ощутить вспышку света и тепла, разлившуюся вокруг него. Когда красное сияние перед закрытыми глазами потухло, Кэбот, открыв глаза, встал, неустойчиво покачнувшись, опалённые, пережжённые клочки сети осыпались к его ногам.

Кэбот посмотрел вверх. Голова механического ларла, теперь сидевшего, как мог бы сидеть его природный прототип, была на несколько футов выше его.

- Несомненно, этот слин был натравлен на него, - заметил кюр, поднимая тунику Кэбота, вытащенный из мешка, висевшего на ремне одного из убитых охотников.

- Давайте посмотрим, - предложила машина.

Кюр, державший скомканную тунику, бросил её перед чавкающим слином. Тот посмотрел на неё, затем подполз и, внезапно, словно стряхнув с себя некое наваждение, возможно связанное с событиями на уступе, нападением на кюра, дракой с диким сородичем, утолением голода, уставился на Кэбота и злобно зарычал. Кэбот присел. У него не осталось даже заострённой палки, которой можно было бы встретить нападение зверя. Слин начал стегать себя хвостом по бокам. Колени четырёх задних лап согнулись, рычание стало угрожающим.

- Он собирается напасть, - донеслось предупреждение из одного из переводчиков.

- Нападу я, - послышался бесстрастный голос из чрева машины.

Метал пластин и сочленений блеснул, проносясь мимо Кэбота. Слин прянул назад, поражённый внезапной атакой машины, но та обрушилась на него, сбила с ног, опрокинула, почти выбила дух. Затем механический монстр, прижав слина к земле левой передней лапой, начал медленно опускать правую на корчащегося под ней зверя, почти также медленно, как ещё недавно смыкал свои челюсти на горле ларла. По ушам Кэбота резанул вопль слина, оборвавшийся хрустом его хребта и треском рёбер, переламывавшихся одно за другим. Наконец тело слина было сплющено полностью, внутренности расплескало по траве, а легкие наполовину высунулись из пасти.

Покончив со слином, машина обошла все тела охотников и, сжимая шею каждого своими массивными металлическими челюстями, откусила им головы. Последним с кем была проделана такая процедура бы самый большой из кюров, тот самый который заверил Кэбота в отсутствии враждебности их тёмной миссии к нему лично. Откусив его голову, металлический ларл встал над обезглавленным телом большого кюра, и посмотрел на Кэбота.

- Это, - сказал он, переворачивая труп своей широкой когтистой лапой, - был Калоник, кузен Пирра.

Кэбот кивнул.

- Пирр, враг Мира, - заявила машина.

- Я ничего этого не знал, - развёл руками Тэрл.

Тогда машина схватила огромное тело кюра челюстями, легко подняла, мгновение подержала его в воздухе, озираясь вокруг себя, а затем злобно встряхнула, словно это было не больше, чем горстка тряпок, и отшвырнула далеко в сторону. Труп пролетел через всю поляну и ударился в ствол дерева, росшего не меньше чем в сотне шагов, и упал на землю.

Механический ларл повернулся к отряду кюров и, совсем по-кошачьи присел на бёдра. Сталь его челюстей была красной от крови.

- Слава Агамемнону, Одиннадцатому Лику Неназванного, Теократу Мира, - послышался голос из переводчика, и кюры опустились на одно колено.

Но Кэбот не встал на колени, даже на одно.

Один из кюров заметил это и зарычал.

Кэбот продолжил стоять на ногах.

Тогда Кюр поднял своё оружие.

- Как чувствует себя Тэрл Кэбот, мой друг? – донёсся голос из внутренностей машины.

Кюр снова опустил оружие, а затем, по кивку большой машины, он и все остальные поднялись на задние лапы.

- Я в полном порядке, Лорд Агамемнон, - ответил Кэбот.

- Как получилось, - спросила машина, - что Ты приехал в мир охоты?

- А могу я спросить, - вопросом на вопрос ответил Кэбот, - как вышло, что Вы прибыли следом?

Над поляной повисла напряжённая тишина, нарушенная негромким рычанием одного из кюров.

- Но, несомненно, именно вашему своевременному вмешательству я обязан своей жизнью, - решил не нагнетать ситуацию Кэбот. - Благодарю. Кажется, что благородные охотники приняли меня за человека добычи.

- Это было бы трагедией для нас, - заявила машина.

- Прискорбное недоразумение, - пожал плечами Кэбот.

- Мы отправились в лес, - сообщил стальной ларл, - после того, как получили информацию о, возможно, грозящей тебе опасности от Пейсистрата, человека.

- Значит, я должен быть благодарным и ему тоже.

- Кажется Лорд Пирр, - заметила машина, - допустил ошибку, оказав доверие человеку.

- Боюсь, что я не понимая, - признался Кэбот.

- Ты думаешь, это мудро, доверять человеку? - поинтересовалась машина.

- Трудно сказать, - покачал головой Кэбот. – Тут многое может зависеть от самого человека.

- Пейсистрат предал Пирра, - пояснила машина. - Он решил, что Пейсистрат был его человеком.

- Теперь понимаю, - кивнул Кэбот.

- Но он - мой человек.

- И это понимаю, - усмехнулся мужчина.

- Итак, как Ты попал сюда, мой друг? – снова спросил механический ларл.

- Мне было любопытно, - развёл руками Кэбот. - Я заблудился. Это было неблагоразумно с моей стороны.

- Понятно, - сказала машина.

- А как поживает Лорд Пирр? - полюбопытствовал Кэбот.

- Он был лишен своего разряда, своих владений и движимого имущества, - сообщила машина. - Он в цепях. Тебе больше не надо его бояться.

- Я не сильно разбираюсь в этих вопросах, - признал Кэбот.

- Мы ожидаем, что Ты будешь присутствовать и свидетельствовать на его суде и расследовании его государственной измены.

- Он получит суд? - удивился Кэбот.

- Конечно, - ответила машина. – Или Ты думаешь, что мы - варвары?

Кэбот обвёл взглядом поляну, слина, ларла, пропитавшуюся кровью землю, обезглавленные тела.

- Конечно, нет, - заверил он.

- Лорд Пирр не выше закона, - заявила машина.

- Никто не может быть выше закона, - заметил Кэбот.

- Нет, - сказала машина. – Есть один кто выше закона.

- И кто же это может быть? - осведомился Кэбот.

- Это я, - ответил механический ларл.

- Понятно, - кивнул Кэбот.

.

.

.

Глава 9.

Суд.

.

.

.

Кэбот чувствовал себя украшенной рождественской ёлкой. Его нарядили в пурпурные одежды, опоясали золотым поясом. В ворот туники были вшиты нити рубинов. Это ему ещё удалось отбиться от золотой диадемы. Ну не чувствовал он себя никаким правителем, королём, бароном, Убаром или администратором.

Пейсистрат, также одетый в роскошные одежды, стоял рядом с ним на ступени ниже поверхности платформы свидетелей. Эта платформа, ограждённая поручнем, высотой была футов двенадцать, и достаточно большой и крепкий, чтобы вместить и выдержать нескольких кюров.

В жюри присяжных входили тысяча кюров, расположившихся на ступенях амфитеатра. Лорд Пирр, сидевший в цементной яме и прикованный цепями за конечности и шею, защищал себя сам, но все сказанные им в свою защиту слова, ясные и агрессивные, в действительности, скорее подтверждали его вину. Он отрицал свою вину в измене и настаивал на том, что все его действия были направлены не иначе как на благо народа и Мира.

Доказательство Пейсистрата, взятое через переводчик, прояснило, что Лорд Пирр намеревался взять человека по имени Тэрл Кэбот на охоту в цилиндр развлечений, что при беспристрастном рассмотрении вне всего остального случая, выглядело достаточно невинно. Другое свидетельство прояснило, что Лорд Пирр вернулся из лесного цилиндра без Тэрла Кэбота, и что позднее охотничья партия из восьми кюров, трое из которых приходились Пирру братьями по носителю, а ещё двое братьями по яйцеклетке, высадилась в мир развлечений при двух слинах и была поймана при попытке покушения на жизнь Тэрла Кэбота, уважаемого союзника Агамемнона и уничтожена.

- Ты - человек, Тэрл Кэбот? - переводчик главного обвинителя передал его вопрос.

- Да, - ответил Кэбот.

- Есть предположение, что возможно, - продолжил обвинитель, - что, в это дело вовлечена ошибка, ужасная для обвиняемого, который является кюром.

- Конечно, - поддержал его Кэбот.

- И всё же кажется всецело ясным, что у Лорда Пирра имелись планы покушения на твою жизнь.

- Но какова возможная причина для таких планов? - поинтересовался Кэбот.

- Этот вопрос к делу не относится и должен быть проигнорирован, - заявил судья, который не был видим, но о чьём присутствии можно было судить по сообщениям из динамиков, и чьи слова ретранслировались переводчиком, установленным на ограждении платформы прямо перед Кэботом. Кэбот предположил, что в данном случае телом Агамемнона, фактически был весь зал суда целиком. У него не было ни малейших сомнений в том, что Агамемнон, где бы он не находился лично, мог как видеть так и слышать всё здесь происходящее.

- Мы не должны касаться таких вопросов, - объявил главный обвинитель, - поскольку рассматриваются факты, а не побуждения.

- Хорошо, - понимающе кивнул Кэбот.

- По крайней мере, один факт на лицо, - сказал обвинитель, - эта туника, выданная тебе от щедрот Лорда Агамемнона, Одиннадцатого Лика Неназванного, Теократа Мира, была найдена среди вещей членов охотничьей партии, которая подвергала свидетеля опасности. Посредством этой туники на его след был поставлен слин.

- Разумеется, чтобы найти меня, - заметил Кэбот.

- Не понял, - удивился обвинитель.

- Возможно, что эту партию послал Лорд Пирр, или кто-то ещё, чтобы определить моё местонахождение в лесном мире и, тем самым спасти меня оттуда.

- У нас есть вполне достаточное доказательство того, - сказал обвинитель, движения которого выдавали его гнев, хотя переводчик говорил бесстрастно, - что после определения твоего местонахождения, твоя жизнь оказалась в большой опасности.

- Это верно, - не мог не признать Кэбот. – Но боюсь, что охотники приняли меня за одного из жителей того цилиндра.

- Как такое могло произойти? - спросил обвинитель.

- Дело в том, что я был одет в кожу, а это предлагает человеческую дичь, - пояснил Кэбот.

Некоторые из присяжных заседателей обменялись взглядами.

- Лорд Пирр привёз тебя в цилиндр развлечений и оставил там, чтобы затем его сторонники выследили тебя и убили, - заявил обвинитель.

- А разве, это не предположение? - уточнил Кэбот.

- Это - факт, - заявил обвинитель.

- Предполагается, что должно это должны решить присяжные, - заметил Кэбот.

- Ты что, полон решимости попытаться защитить того, кто планировал тебя убить?

- Но ведь и этот вопрос является предметом рассмотрения жюри, не так ли? - уточнил Кэбот.

- Ты не мог попасть в лесной цилиндр в одиночку, - сказал обвинитель. - Ты не знал коды доступа к шаттлу.

- Я собирался отправиться на охоту с Лордом Пирром, - объяснил Кэбот. – Он дал мне коды, но теперь я их уже не вспомню. Мне следовало подождать его, но я пошёл сам. Вероятно, он пришёл к шлюзу шаттла позже и, не найдя меня, посчитал, что я решил отказаться от охоты и вернулся в своё жилище.

- Что Ты такое несёшь? - возмутился обвинитель.

- Мне было любопытно, - развёл руками Кэбот. – Я отошёл и заблудился в лесу. Это было неблагоразумно с моей стороны.

- То есть Ты считаешь, что Лорд Пирр может быть не виновен во всём этом? – задал вопрос обвинитель.

- Разумеется, - кивнул Кэбот.

Пирр, закованный в цепи, озадаченно уставился на него из ямы.

- Ты чего творишь? – не менее озадаченно прошептал Пейсистрат.

- Каисса, - одними губами намекнул Кэбот.

Пейсистрат, казалось, остался доволен таким его ответом.

Обвинитель отвернулся, и в тот же момент над рядами присяжных заседателей два раза моргнул тусклый свет. Но это мог заметить только тот, кто сидел в ту сторону лицом, возможно, знал куда смотреть, и, по-видимому, ожидал этого. Но Кэбот, благодаря преимуществу его положения на платформе, заметил.

- Свидетель может быть свободен, - объявил обвинитель.

Кэбот спустился с платформы, и Пейсистрат, ожидавший его на ступени ниже, тут же присоединился к нему.

- Присяжные видят, - послышался голос судьи, казалось, звучавший отовсюду в зале, и почти немедленно ретранслированный переводчиком платформы, на гореанском, - что вина Лорда Пирра всецело ясна, хотя в значительной степени обусловлена обстоятельствами. Уклончивые ответы свидетеля, или запутанность его показаний не должны отвлечь ваше внимание ни от обвинений, ни от бесспорных и неопровержимых доказательств, на которых они базируются. Теперь жюри присяжных может принять решение.

- Разве они не будут удаляться на совещание? - полюбопытствовал Кэбот.

- Конечно, нет, - ответил Пейсистрат. – Тогда судья не будет знать, как голосовал каждый из них.

- То есть, вердикт не должен быть анонимным? - уточнил Кэбот.

- Разумеется, - развёл руками Пейсистрат. – Будь это так, и один единственный сумасшедший или дурак, простак, сочувствующий или недовольный мог бы аннулировать или исказить всё разбирательство.

- Значит требуется простое большинство? - заключил Кэбот.

- Нет, - покачал головой Пейсистрат, - вина или невиновность должны быть ясными, так что требуется явное, подавляющее большинство. А на таком суде, как этот, где вовлечены обвинения в государственной измене, вина должна быть ясна абсолютно, здесь требуется, чтобы девять из десяти присяжных заседателей обнажили нож.

- А что если ножи не обнажат больше чем один из десяти? – осведомился Тэрл.

- Тогда обвиняемый оправдан, - ответил Пейсистрат.

Кэбот, окинув взглядом ряды кюров, отметил, что уже многие шестипалые лапы сжались на рукоятях ножей, однако немало было и тех присяжных, которые расслабленно сидели на своих местах и явно не собирались прикасаться к своим ножам.

- Внимание! - призвал голос невидимого судьи.

Присяжные принялись озираться, но местоположение судьи, поскольку голос приходил с множества направлений, так и осталось не выяснено.

- Пирр, - позвал голос.

- Лорд Пирр, - взревел голос из ямы под аккомпанемент яростного звона цепей.

- Искали ли Вы смерти этого человека, именуемого Тэрлом Кэботом?

- Да, - ответил Пирр.

- Похоже, его честь его же и убьёт, - покачал головой Кэбот, стоявший вместе с Пейсистратом у подножия платформы свидетелей.

- А может и нет, - пожал плечами Пейсистрат.

- Говорите ли Вы со всей честностью, как подобает кюру? - уточнил судья.

- Разумеется, - подтвердил Пирр.

- Пусть это будет зарегистрировано, - сказал судья.

- Пусть также зарегистрируют и то, и я это говорю как кюр, - потребовал Пирр, чей голос, доносился из цементной ямы, в которой, он был прикован цепями к кольцам, - что я не виновен в какой бы то ни было измене моего народа и Мира!

Это заявление вызвало заметное оживление в рядах присяжных, поскольку было ясно, что Лорд Пирр, говорил именно как кюр.

- Если я и виновен в измене, - продолжил Пирр, - то это не измена моему народу и Миру, но тому, кто предал честь народа и Мира, обманщику и лгуну, авантюристу и вору, ищущему власти, предавшему ценности, благородства и доблести.

- Как же имя этого врага? - поинтересовался судья.

- Он не может ответить, - прокомментировал Пейсистрат Кэботу, - это запрещено, кощунственно, богохульно, говорить плохо о Неназванном, как и о любой маске, через которую он говорит.

- Пусть присяжные обнажат свои кинжалы, - бросил вызов Пирр.

- У Агамемнона может и не быть большинства, - заметил Пейсистрат, окидывая взглядом ряды кюров.

- Он признался в том, что искал моей смерти, - напомнил Кэбот.

- Для них Ты - животное, - усмехнулся Пейсистрат. – Они могут убить тебя или меня прямо здесь, причём совершенно безнаказанно, точно так же, как можно было бы убить дикого слина в гореанском лесу. Мы даже не домашние животные. Мы не являемся чьей-либо собственностью. За наше убийство никто даже не потребует заплатить компенсацию.

- Значит, это всё не имело особого значения? – удивился Тэрл.

- Ничто не имеет значения, за исключением интереса Агамемнона, - пожал плечами Пейсистрат. – Твоё свидетельство немного омрачило планы Агамемнона. Он ожидал судить на его основе. Фактически, Ты предал его. Присяжные смущены.

- Именно это я и намеревался сделать, - признался Кэбот.

- Ты заинтересован в революции и разброде в Стальном Мире?

- Я полагаю, то моя жизнь будет недорого стоить, - усмехнулся Кэбот, - если Лорд Пирр выйдет на свободу.

- Он не выйдет на свободу, - отмахнулся Пейсистрат. - Но его сторонники, несомненно, запомнят твоё свидетельство.

- Разве Пирр теперь не должен быть оправдан? - удивился Кэбот.

- Оправдан - возможно, но не оставлен в живых, - сказал Пейсистрат.

- Смотри на ножи, - указал Кэбот.

Множество клинков покинуло ножны, но, безусловно, не подавляющее большинство, и каждый из них угрожающе указывал вниз, в яме, в которой Лорд Пирр ждал своего приговора.

- Не думаю, - заметил Пейсистрат, обводя взглядом ряды кюров, - что и Лорда Агамемнона наберутся необходимые голоса.

- Внимание! – пролетел по залу голос судьи.

- Нет, - шепнул Пейсистрат, - у него точно не набралось требуемого числа голосов.

- Голосование закончено! – донеслось их динамиков зала суда. - Этот вопрос будет решен иначе.

 - Это будет арена, - шёпотом сообщил Пейсистрат.

Кюры вложили свои кинжалы в ножны и, беспокойно и нетерпеливо, зашевелились в рядах.

- Кюр против кюра! - выкрикнул Лорд Пирр, закованный, но могучий, глядя вверх и скаля клыки.

- Да, - подтвердил судья, голос которого, казалось, звенел в огромном зале. - Кюр против кюра!

Собравшиеся кюры с радостным воем повскакивали со своих мест. Они были более чем удовлетворены этим результатом суда и вердиктом, объявленным судьёй.

Страсть к правде и поиску правосудия в сердце кюра связана скорее с победой, а не размышлением, с триумфом, а не с голосованием, с кровью, а не с рассудком. Спирали ДНК бросили свои бесчисленные жребии, и Природа, согласно её таинственной воле и пути, приняла и наложила на них свои бесчисленные решения, выражаемые исчезновением и процветанием, поражением и победой, смертью и жизнью. Для кюра это - высшая судебная инстанция и её приговоры – неоспоримы.

Охранники уже теперь начали ослаблять цепи державшие Пирра и готовить его к выходу из цементной ямы, в которой он удерживался ниже присяжных, свидетелей и судьи.

- Его накормят? – полюбопытствовал Кэбот.

- Скорее всего, нет, - ответил Пейсистрат.

Присяжные дружно встали и двинулись к выходу из большого зала.

Главный обвинитель некоторое время смотрел в потолок, но свет больше не моргнул, и он покинул зал суда вслед за остальными.

Спустя очень короткое время Кэбот и Пейсистрат остались в зале одни.

- Дело сделано, не так ли? - уточнил Кэбот.

- Частично, - пожал плечами Пейсистрат.

- Мы сможем увидеть развязку этого вопроса на арене? - осведомился Кэбот.

- Скорее от нас это требуется, - усмехнулся Пейсистрат.

- А что сталось с домашним животным Арцесилы? - поинтересовался Кэбот у Пейсистрата.

- Тебя больше не интересует судьба другой? – удивился Пейсистрат.

- Белокурую женщину, домашнее животное Арцесилы, насколько я знаю, охотники, меня преследовавшие, собирались съесть, - сообщил Тэрл, - и оставили её прикреплённой к дереву около шлюза, но живой, чтобы её мясо осталось свежим к их возвращению. Ключ от её наручников они повесили ей на шею.

- Ты помнишь Гренделя?

- Конечно, - кивнул Кэбот.

- Он искал её в лесном мире и вскорости нашёл. Действительно, около шлюза. Он её освободил.

- Освободил? – удивлённо переспросил Кэбот.

- Чтобы вернуть Арцесиле, конечно.

- Возможно, он пошёл на серьёзный риск, - заметил Кэбот. – Боюсь, что те, кто преследовал меня, воспринимали её уже как мясо, которым они собирались отметить завершение их дела.

Среди кюров отношение к мясу такое же, как среди слинов или ларлов, то есть оно может быть оспорено, причём с яростью. Не стоит покушаться на чью-либо еду.

- Верно, - согласился Пейсистрат, - он многим рисковал. Откуда ему было знать, как скоро возвратились бы охотники, как и о том, не потребуется ли им еда.

- Интересно то, что он подверг опасности себя из-за простой человеческой женщины, фактически, поставив свою жизнь под угрозу, пойдя против обычаев кюров, - сказал Кэбот, - а ведь она для него даже не союзник, а всего лишь простое домашнее животное, причём принадлежащее другому.

- Несомненно, - улыбнулся Пейсистрат.

- Можно только размышлять о его побуждениях, - пожал плечами Кэбот.

- Но формы у этого домашнего животного уж очень хороши, не так ли? - осведомился Пейсистрат.

- Конечно, - не мог не признать Кэбот. - Но он - кюр.

- Только отчасти, - напомнил Пейсистрат.

- Я помню, - кивнул Кэбот.

- Когда он освободил её, она попыталась убежать от него, причём в лес, но он легко настиг её.

- Природа проследила, чтобы такие как она не могли опередить ни мужчин, ни кюров.

- Он был вынужден снова заковать её в наручники, только запястьями вперёд, на руках унести её к шлюзу и силой доставить в Стальной Мир.

- Уверен, она понимала, что он собирается вернуть её Арцесиле, - предположил Тэрл.

- Но она не желала быть возвращённой им, - пояснил Пейсистрат. – Кем угодно, только не им.

- Почему? - удивился Кэбот.

- Она ненавидит его, - пожал плечами Пейсистрат.

- Однако он рискнул своей жизнью ради неё, - напомнил Кэбот.

- Тем не менее, она его ненавидит, - развёл руками Пейсистрат.

- А разве у Арцесилы она не была бы в опасности? - поинтересовался Кэбот. – Ведь она была использована в качестве приманки, чтобы заманить кюров в ловушку и убить их?

- У самого Арцесилы претензий к ней нет, - ответил Пейсистрат, - и всё же для него теперь было бы на практично держать её при себе. Её использовали против кюров. Об этом нельзя забывать. Разве это не может повториться? Она - человек. Кто знает, на чьей стороне окажется её истинная привязанность? К тому же, она теперь частично говорящая, а это в целом работает против неё. Фактически, она ведь могла сама спровоцировать своё использование против кюров. В любом случае, если не он, то его товарищи или кто-нибудь ещё, может потребовать её крови.

- Насколько я понимаю, она была превосходным домашним животным.

- Да, - кивнул Пейсистрат. - И Арцесила, несомненно, по-своему её любил.

- Вот и мне так показалось.

- Но он может получить любую другую, - пожал плечами Пейсистрат.

- Иными словами, она должна быть либо убита, либо отправлена в скотские загоны? – уточнил Тэрл.

- Когда она оказалась перед Арцесилой, то сразу же бросилась на живот, вцепилась своими скованными руками в его ногу, и жалобно плача, принялась целовать и вылизывать его когти, но он остался непреклонным.

- Так что с ней сделают, убьют сразу или отправят в загоны?

- Подозреваю, Арцесила по-прежнему питает к ней слабость, и был рад узнать о том, что она выжила и снова оказалась в безопасности в Стальном Мире.

- Грендель её доставил?

- Конечно.

- Но Арцесила не оставит её у себя.

- Разумеется, нет.

- Тогда, что её ждёт в конечном итоге? - спросил Кэбот.

- Сам Грендель и предложил разумный выход из создавшегося положения, - сказал Пейсистрат.

- И в чём суть его предложения? - заинтересовался Кэбот.

- Он выкупил её, причём она досталась ему за сущие гроши, - усмехнулся Пейсистрат. - Теперь она на его поводке.

- А как она сама к этому отнеслась? – полюбопытствовал Кэбот.

- Она чуть с уму не сошла от недоверия, ужаса, оскорбления, ярости и страдания, - ответил Пейсистрат.

- Но она по-прежнему на его поводке, не так ли?

- Разумеется.

- Замечательно, - улыбнулся Кэбот.

- Он всё же не совсем кюр, - напомнил Пейсистрат. - Она его всегда ненавидела. Впрочем, точно так же ненавидело его и большинство кюров, как урода, монстра и ошибку природы. А теперь она принадлежит ему, и ошейник на её шее - его.

- Он рисковал ради неё своей жизнью.

- А она презирает его, - развёл руками Пейсистрат.

- Нисколько не сомневаюсь, что он будет держать её под превосходной дисциплиной, - заявил Кэбот.

- Ошибаешься, - усмехнулся Пейсистрат. - Она задирает нос и совершенно его не боится.

- И это притом, что она - простое домашнее животное? – опешил Тэрл.

- Вот именно.

- Понятно, - протянул Кэбот.

- Похоже, она задалась целью унизить и подмять его под себя, - сказал Пейсистрат. - Она ведёт себя надменно и мелочно, обращается с ним так, что ни один кюр такого не потерпел бы. Да она даже публично его осмеливается оскорблять и выказывать ему непочтительность. Она не служит ему, не ухаживает за ним.

- Вероятно, её стоило бы наказать, - заметил Кэбот. - Женщины хорошо понимают такие вещи.

- У него рука на неё не поднимается, - пожал плечами Пейсистрат.

- Тогда она будет становиться всё более высокомерной, надоедливой и недисциплинированной, - заключил Кэбот. - Она примет его мягкость, доброту, сдержанность или, чем это может быть ещё, за его слабость.

- Несомненно, - согласился Пейсистрат, - но, в любом случае, она всё ещё на его поводке.

- Я понимаю, - кивнул Кэбот.

- А как её успехи в гореанском? - полюбопытствовал Кэбот.

- Она требует, чтобы её обучение продолжалось, - усмехнулся Пейсистрат.

- Полагаю, что это пойдёт ей на пользу, - заметил Кэбот.

- Она маленькая, мелочная и неблагодарная, - вздохнул Пейсистрат.

- Мне даже жаль, что я услышал это, - признался Кэбот.

- Тем не менее, она всё ещё на его поводке, - напомнил Пейсистрат.

- Интересно, понимает ли она то, что это означает, - усмехнулся Кэбот.

- Вероятно, нет, - ответил Пейсистрат. - Ты хочешь её?

- Нет, - поморщился Кэбот.

- Тебе стоило только слово сказать, и Агамемнон отдал бы её тебе или любому другому, по твоему выбору.

- Лорд Агамемнон щедр, - сказал Кэбот.

- Ты обдумал предложение Агамемнона, сделанное тебе во дворце? - спросил Пейсистрат. - Он проявляет нетерпение.

- Я собираюсь дать ему свой ответ в ближайшее время, - пообещал Кэбот.

- Полагаю, что это будет правильный ответ, - намекнул Пейсистрат.

- Так и будет, - пообещал ему Кэбот.

- Это хорошо, - кивнул Пейсистрат.

Кэбот улыбнулся.

- На твоём месте я не тянул бы с этим слишком долго, - предупредил Пейсистрат.

- Не буду, - заверил его Кэбот.

- Я провожу тебя до твоего дома, - предложил Пейсистрат.

- Возможно, это будет разумно, учитывая мои свидетельские показания, - усмехнулся Кэбот, и они тогда покинули зал суда.

- Мне интересно, - сказал Пейсистрат, - что Ты не проявил интереса к судьбе другой.

- Какой другой? - уточнил Кэбот.

- Я о брюнетке, с которой Ты делил стойло, - пояснил Пейсистрат.

- Помню такую, - кивнул Кэбот. - Она ещё была домашним животным Лорда Пирра, если память не изменяет. Но, насколько я понимаю, он был лишен его ранга, состояния, движимого имущества и прочих благ, ещё до начала слушаний по его делу.

- Результат слушания не вызывал сомнений, - развёл Пейсистрат, - вплоть до неожиданной нерешительности и капризов одного свидетеля.

- Но суд ведь окончен, разве нет?

- Суд - возможно, но не правосудие, - сказал Пейсистрат. - У правосудия свой путь, какой бы дорогой оно не пошло.

- Понимаю, - кивнул Кэбот.

- Для кюров правосудие - ничто, - добавил Пейсистрат, - если оно не является эффективным и быстрым.

- Так что произошло с имуществом Лорда Пирра? – как бы невзначай полюбопытствовал Кэбот.

- Ага, вижу, что тебе интересно! – расплылся в улыбке косианец.

- Ну разумеется, - улыбнулся Кэбот в ответ.

- Движимое и недвижимое имущество было конфисковано, таким образом, став собственностью государства.

- Лорда Агамемнона? – уточнил Тэрл.

- Само собой. Но кое-что из движимого имущества Лорд Пирр успел передать незадолго до своего падения.

- Передать? – переспросил Кэбот

- Да.

- И-и? – вопросительно протянул Тэрл.

- Брюнетку, - сказал Пейсистрат. - Когда Пирр решил, что Ты умрёшь или будешь убит в лесном цилиндре, то эта простая человеческая женщина, простая шлюха перестала его интересовать. В конце концов, он приобрёл её, прежде всего, для того, чтобы спровоцировать тебя.

- И кому же он её отдал? - поинтересовался Кэбот.

- Мне, - ответил Пейсистрат.

- И Ты принял её?

- Разумеется, - кивнул Пейсистрат. – Тебе не кажется, что отказаться от подарка было бы грубостью? А кроме того, какой мужчина не был бы рад принять в дар столь прекрасное домашнее животное?

- То есть тебе её отдали как домашнее животное, а не как рабыню?

- Да, - кивнул Пейсистрат.

- Но она - рабыня.

- Каждым дюймом её тела, каждым волосом на её голове, кажой клеточкой организма, каждой её частью, - подтвердил Пейсистрат.

- То есть на неё ещё никто не предъявил прав, как на рабыню, - заключил Кэбот.

- Нет, - подтвердил Пейсистрат.

- Интересно, - протянул Кэбот.

- Вот и я подумал, что тебе будет интересно, - улыбнулся Пейсистрат.

- И как Ты с ней поступил?

- Отправил в Цилиндр Удовольствий, - пожал плечами работорговец.

- Значит, она будет в безопасности от кюров.

- За исключением тех, которые присматривают за порядком в цилиндре, - поправил Пейсистрат.

- Полагаю, что она хорошо работает, - предположил Кэбот.

- Превосходно, - заверил его Пейсистрат, - и она всё лучше постигает то, что она - рабыня.

Кэбот был доволен сведениями, имевшими отношение к прежней мисс Пим. Чем скорее она окончательно поймёт, что она - рабыня, только это и ничего больше, тем лучше для неё самой. Он предположил, что многие из тех молодых людей, что знали её на Земле, не будут рассержены таким поворотом в её судьбе.

- Немногие в цилиндре говорят по-английски, - заметил Кэбот.

- Девки обучают её гореанскому, - сказал Пейсистрат. - Она быстро схватывает.

- Это хорошо, - кивнул Кэбот.

Для рабыни важно как можно быстрее начать говорить на языке своих владельцев.

- Она очень умна, - похвалил Пейсистрат.

- Хорошо, - сказал Кэбот.

Гореане не любят, когда к их ногам прижимаются губы глупой женщины.

- Разумеется, помимо этого, - продолжил Пейсистрат, - раз уж она - рабыня, ей преподают умения того, как надо ублажать мужчин. Стрекало тут очень помогает.

- Конечно, - усмехнулся Кэбот.

Безусловно, стрекало – очень мощный стимул к усердию и корректировке ошибок или неуклюжести. Его полезность можно также отметить при исправлении ошибок в гореанской грамматике, построениях фраз или так далее, если таковые имели место.

- Единственное, что меня удивляет, - признался Кэбот, - так это то, что на неё до сих пор никто не заявил своих прав.

- И ни один не заявит, - заверил его Пейсистрат.

- Это странно, ведь она весьма миловидна и хорошо выглядела бы в верёвках, или согнувшись у чьих-нибудь ног, и наверняка ушла бы со сцены торгов по хорошей цене.

- И тем не менее, - сказал Пейсистрат, - никто не потребует её себе.

- Конечно, это могло бы быть сделано от имени цилиндра, - предположил Кэбот.

- И даже это не было и не будет сделано, - сообщил Пейсистрат.

- Но на Горе есть множество рабынь, принадлежащих государству, учреждениям, компаниям и так далее.

- Да, только мы не Горе, - напомнил Пейсистрат.

- Есть трудности?

- Некоторые, - подтвердил Пейсистрат. - Еда, кислород, пространство, квоты, отчисления, требования кюров и прочие нюансы.

- Интересно, - хмыкнул Кэбот.

- Она должна быть либо востребована в ближайшее время, либо уничтожена, - предупредил Пейсистрат.

- Почему? - удивился Кэбот.

- Здесь нет лишнего места для ничейных рабынь, - объяснил Пейсистрат.

- Я знаю мир, - усмехнулся Кэбот, - где живут бессчётные тысячи ничейных рабынь.

- Я тоже знаю тот мир, - кивнул Пейсистрат, - но я предпочёл бы говорить о бесчисленных сотнях тысяч, и даже о миллионах ничейных и невостребованных рабынь.

Кэбот предпочёл промолчать.

- Но стоит только нам доставить их на Гор, - продолжил Пейсистрат, - и они быстро оказываются и востребованными, и принадлежащими, и однозначно собственностью рабовладельцев.

- Верно, - не мог не согласиться Кэбот.

Для рабыни это - радость, наконец, найти своего господина, впрочем, так же, как и для владельца наконец увидеть у своих ног его рабыню.

- Выходит, что кому-то придётся заявить на неё свои права, - заключил Кэбот.

- Во сне, когда она спит, прикованная цепью, в напряжении и рыданиях, крутясь и перекатываясь, она выкрикивает твоё имя, - сообщил Пейсистрат.

- Интересно, - протянул Кэбот.

- А разве Царствующие Жрецы не её подсадили к тебе в контейнер на Тюремной Луне? - осведомился Пейсистрат.

- Её, конечно, - согласился Кэбот.

- Нисколько не сомневаюсь, что её изначально подбирали такой, чтобы она была не то, что привлекательной, а непреодолимо привлекательной для тебя, такой, чтобы она стала прекрасной рабыней именно для тебя, настоящей рабыней из твоих фантазий, созданной именно для твоего ошейника, возможно, даже выведенной для твоего ошейника.

- Возможно, - осторожно сказал Кэбот.

- Только, кажется, Царствующие Жрецы просчитались, - заметил Пейсистрат.

- Похоже, что так, - кивнул Кэбот.

Конечно, он не мог разглядеть иного намерения в том, что она оказалась в одном контейнере с ним, кроме как помучить его, заставить разрываться между честью и желанием. Но затем он спросил себя, как можно было желать такую женщину, настолько надменную и высокомерную, настолько одержимую её собственным напускным, эксцентричным самовыражением, так наивно, вычурно и некритически переполненную тщеславием и препонами неестественной, претенциозной, несчастной цивилизации? Но, конечно, она была удачно выточена на токарном станке природы, чтобы дразнить и мучить мужчин, по крайней мере, пока она не стала их уязвимой, беспомощной собственностью.

- Но она, несомненно, рабыня, - заметил Пейсистрат.

- В этом не может быть никаких сомнений, - поддержал его Кэбот.

- А как Ты думаешь, знает ли она сама о том, что она - рабыня?

- В некотором смысле, - пожал плечами Кэбот. - Цепь на её шее, не оставляет ей простора для сомнений относительно этого.

- Но считаешь ли Ты, что она понимает, что эта цепь оказалась на ней законно и правильно, что она ей принадлежит?

- Скорее всего, нет, - ответил Кэбот.

- И Ты думаешь, что она будет бороться с пониманием себя как законной рабыни? - спросил Пейсистрат.

- Вероятно, - пожал плечами Кэбот.

- Ты не интересуешься тем, чтобы заявить права на неё?

- Нет, - покачал головой Кэбот.

- Ну вот и твой дом, - сказал Пейсистрат, останавливаясь у лестницы, ведущей к небольшой вилле, прилепившейся к склону холма, выделенной Кэботу для проживания.

- Да, - кивнул Кэбот.

- Агамемнон ждёт твоего ответа, - напомнил Пейсистрат, глядя вверх на сделавшего несколько шагов по ступеням Кэбота.

- Скоро он его получит, - пообещал Кэбот, поднимаясь по лестнице.

- Кэбот! - позвал Пейсистрат.

Кэбот обернулся и, посмотрев вниз, спросил:

- Что?

- Я приду за тобой в пятом ане, - сообщил косианец.

- Арена? - уточнил Кэбот.

- Наше присутствие обязательно, - развёл руками Пейсистрат.

- Понимаю, - кивнул Кэбот.

- Это зрелище будет не слишком привлекательным, - предупредил Пейсистрат.

- Могу себе представить, - хмыкнул Кэбот.

.

.

.

Глава 21.

Арена.

.

.

.

Кэбота и Пейсистрата препроводили в клетку, установленную на среднем ряду амфитеатра

- Отсюда открывается прекрасный вид, - заметил Пейсистрат.

Дверь клетки захлопнули за их спинами и заперли на замок.

В этот раз Кэбот был одет в простую тунику и сандалии. Богатые, расшитые золотом и рубинами одежды, он оставил дома, на выделенной ему вилле.

- Почему нас держат в клетке? – недовольно осведомился Кэбот.

- Вероятно, потому, что мы - животные, - пожал плечами Пейсистрат, - и принимающая сторона решила, что для нас это будет более всего подобающе. Но возможно, учитывая твои наклонности, ещё и для того, чтобы лишить тебя возможности вмешательства в празднество. А может просто для того, чтобы защищать тебя от некоторых здесь присутствующих, раздражённых твоим выступлением в суде.

- Но тебя тоже держат в клетке, - напомнил Кэбот.

- С точки зрения кюра, я тоже - животное, - развёл руками Пейсистрат. - И разве тебе, любимчику Агамемнона, не стало бы обидно, сидеть в клетке одному, в то время, как я остался бы на свободе?

- В лесу, я узнал от Агамемнона, в тот момент, когда он был в образе металлического ларла, или внутри него, или как-то управляя им дистанционно, что Ты, так или иначе, его человек.

- Мы можем перейти на английский? – поинтересовался Пейсистрат.

- Конечно, - ответил Кэбот уже по-английски.

- Я свой собственный человек, - заявил Пейсистрат.

- А Агамемнон знает об этом?

- Нет, - ответил Пейсистрат, а потом, указав на верхнюю лестничную площадку на той стороне арену, сказал: - Вон смотри, Лорд Арцесила пришёл.

По большей части ряды уже были заполненным, там и тут развевались флаги и вымпелы.

- Я смотрю торговцы появились, - заметил Кэбот, - похоже закуски продают.

- Только не спрашивай из чего они сделаны, - поморщился Пейсистрат.

- Ну хорошо, не буду, - понимающе кивнул Кэбот.

- Музыку слышишь? - поинтересовался Пейсистрат.

Некоторые из кюров в рядах начали как-то странно, то ли двигаться, то ли колебаться.

- Думаю да, - сказал Кэбот, напрягая слух. - Но это не похоже на музыку, скорее это какая-то вибрация, как ветер в лесу, как течение ручья, тихое и отдалённое, а иногда, словно крики схваченных, испуганных животных, и прочие подобные звуки.

- И много чего ещё непонятного, не напоминающего ничего тебе знакомого.

- Верно, - согласился Кэбот.

- Эта вибрация, точнее биение, - сказал Пейсистрат, - предлагает биение сердца кюра, а движения ветра и воды, подразумевают внезапность видения и циркуляцию ускорившейся крови, а визги, жалобы, вопли, стоны вероятно могут напоминать о войне и охоте. Но большая часть их музыки, боюсь, может быть либо просто неразличима для человеческого уха, либо быть буквально неприятной для нашего восприятия. Их ритмы лишь частично могут быть восприняты нами. Возможно, это имеет отношение формированию нервной системы или разнообразным наследственным кодам. Трудно даже представить себе насколько мы отличаемся друг от друга культурно и физиологически, насколько по-разному мы слышим, говорим и даже осязаем.

- Она прекратилась, не так ли? - уточнил Кэбот.

Пейсистрат поднял голову, вслушиваясь.

- Да, - подтвердил он. - Они готовы начинать.

Внезапно загремела дробь мощных барабанов.

- Ай! – вскрикнул от неожиданности оглушённый Кэбот.

- А вот это уже было не трудно услышать, не так ли? - улыбнулся Пейсистрат.

Барабанов было двенадцать. Установлены они были в первом ряду арены, и в каждый били по два барабанщика.

- Это точно, - поморщился Кэбот.

- Двенадцать барабанов, - прокомментировал Пейсистрат. – По числу пальцев на руках кюра.

- А почему по два барабанщика? - полюбопытствовал Кэбот.

- Ну глаз-то у кюра два, - ответил Пейсистрат. – Руки и глаза.

- А я-то решил, что музыка кюров тиха или почти не слышна.

 - Она вовсе не тиха для слуха кюра, - пояснил Пейсистрат. - Но к барабанам не стоит относиться как к музыке. Это - барабаны арены, но есть ещё барабаны войны, служащие для передачи сигналов о перестроениях, атаке и так далее.

Кэбота показалось, что его кровь начала быстрее бежать по венам. Пейсистрат, похоже, тоже был под впечатлением боя барабанов.

- Кажется люди и кюры разделили страсть к барабанами, - заметил Кэбот.

- Барабаны, - сказал Пейсистрат, - говорят с кровью и с сердцем. Они говорят о биении и упорстве жизни.

- Они используются и на Горе, чтобы строить и направлять тарновых всадников в бою, и устанавливать скорость ударов крыльев в полете, - напомнил Кэбот.

- Конечно, - кивнул Пейсистрат.

- Разве этот звук не слишком громок для кюров? - спросил Кэбот.

- Очевидно нет, - ответил Пейсистрат. – Как и раскаты грома, удары волн, треск ломающегося льда на вскрывающейся реке, грохот лавины или извержение вулкана.

- По-видимому, его громкость для них является стимулирующей.

- Да, как и ритм, - кивнул Пейсистрат.

- Они говорят о крови, жизни и возбуждении, - предположил Кэбот.

- У них свои барабаны, - пожал плечами Пейсистрат, - у нас свои.

- Ну да, - согласился Кэбот, - для боя, для марша, для того чтобы задать ритм ударов вёсел, иногда сигнализировать об открытии и закрытии рынков, ворот и так далее.

- А ещё есть тонкие барабаны, требовательные, настойчивые, доводящие до безумия, возбуждающие, чувственные барабаны, - добавил Пейсистрат.

- Верно, - улыбнулся Кэбот.

Мы можем предположить, что, по-видимому, это был намёк на использование барабанов совместно с другими инструментами в качестве аккомпанемента рабскому танцу. Имеется в виду форма танца, в котором разновидность человеческой женщины, рабыня, беспомощная и уязвимая как все рабыни, украшенная, красиво и вызывающе одетая, танцует свою красоту, надеясь, что владельцам понравится она сама и её танец. И если им это не понравится, она знает, что её могут избить, а возможно, и убить.

Барабаны внезапно смолкли. Стали слышны шаги нетерпеливо ожидающих начала кюров, перемещающихся по рядам.

- Начинается? - спросил Кэбот.

- Да, - кивнул Пейсистрат.

- Значит, именно здесь Лорд Пирр будет доказывать свою невиновность в заговоре против Агамемнона, - уточнил Тэрл, - кюр против кюра?

- Да.

- Лорд Пирр – крупный и сильный кюр, - заметил Кэбот. - Агамемнон действительно должен быть храбрым, чтобы встать перед таким противником.

- Несомненно, - согласился Пейсистрат. – Если хочешь, могу купить тебе закуску.

- Нет, - отшатнулся от него Кэбот.

- Смотри, - указал Пейсистрат на покрытую песком арену, раскинувшуюся в нескольких футах ниже их клетки.

Там как раз появился кюр, который, сгибаясь под огромным куском мяса, прошёл к центру арены, где и оставил свою ношу, поспешно ретировавшись за ворота.

Кэбот в гневе вцепился в прутья решётки.

- Это - тарск, - поспешил успокоить его Пейсистрат, и Тэрл отпустил прутья.

В тот же момент, в противоположных сторонах арены, из низких ворот на песок выскочили два больших слина.

- Их морили голодом, - сообщил Пейсистрат.

Оба животных сразу метнулись к мясу. Один из них, оказавшись около угощения первым, ткнулся в него мордой, оторвал кусок и заглотил не жуя. Но уже в следующее мгновение на него набросился второй зверь, и оба животных покатились по песку в безумстве щёлкающих челюстей и мелькании когтей. Моментально пасти обоих слинов покраснели от крови, клочья меха полетели в разные стороны. Но затем, внезапно, одному из них удалось дотянуться до горла другого и полоснуть по нему зубами. Смертельно раненное животное присело, из его горла толчками вырывалась кровь. Вот оно покачнулось, завалилось на бок, дёрнуло лапами и затихло. А победитель занялся отвоёванным мясом.

Кэбот увидел как ожерелья нанизанных на шнурки монет, переходят из одних мохнатых рук в другие.

- Рамар взял мясо уже в шестой раз, - пояснил Пейсистрат. - Он позволяет другому слину добраться до угощения первым и отвлечься на него, а затем нападает.

- Понятно, - кивнул Кэбот.

На арене появился кюр с длинным багром и, подцепив кусок мяса, потащил его прочь вместе с вцепившимся в него слином по кличке Рамар.

После этого на песок вышел крупный кюр с отрезком верёвки в руках и присел в центре, чего-то ожидая.

Вскоре, из ворот в противоположных сторонах арены появились два других кюра и, приблизившись к присевшему в центре зверю, остановились приблизительно в десяти футах от него, и оставаясь друг от друга примерно на таком же расстоянии.

- У них нет оружия, - констатировал Кэбот.

- Они и не должны быть вооружены, - усмехнулся Пейсистрат. – Обрати внимание на более крупного зверя. Видишь кольца на его левом запястье.

- Вижу.

- Он стоит высоко в кольцах, - объяснил Пейсистрат. – За его семенем идёт настоящая охота.

- Не понял, - сказал Кэбот.

- Ты что не видишь, что те две особи перед ним – самки? - спросил Пейсистрат.

- Нет, - мотнул головой Кэбот. – Как их отличить?

- Они меньше, мех более гладкиё, глянцевый и не такой косматый.

- Вижу ещё, что на них ремни по-другому приспособлены, - заметил Кэбот.

- И это тоже, - подтвердил Пейсистрат, похоже, слегка удивленный.

Можно было бы отметить, что у вида Гомо Сапиенсов полы радикально диморфны, анатомически, эмоционально, психологически и так далее. Они очень отличаются и, что интересно, дополняют друг друга. Даже кюр может немедленно отличить человеческого мужчину от женщины. Кстати, кюров порой дико раздражает то, что некоторые люди не могут точно так же немедленно отличить мужчину кюра от женщины. Их даже меньше раздражает, когда люди оказываются не в состоянии увидеть отличия между обычным самцом кюром и его недоминирующим сородичем. Безусловно, в этом случае различия главным образом лежат в поведенческой области. Большинство людей, кстати, никогда не видело вынашивателя или матку кюра, обоих, как полочного, так и стенного вида, поскольку их тщательно прячут и охраняют. Яйцеклетка самки, будучи оплодотворена, подсаживается в матку и развивается внутри неё, позже, где-то между полугодом и годом, младенец, прогрызая себе путь, вырывается на свободу. Некоторые матки погибают после вынашивания одного ребенка, некоторые, более выносливые, могут произвести на свет целых сорок или пятьдесят младенцев. Сама матка не делает какого-либо вклада в генетический код потомства. Матка, по крайней мере, в прежние времена воспроизводила себя партеногенетически, почкованием, если можно так выразиться. Как уже было обозначено ранее в тексте, происхождения более ранних маток покрыто мраком.

Внезапно, с яростным визгом эти две самки бросились одна на другую.

Кюры на ступенях повскакивали с мест и принялись воем выражать поддержку их фаворитке в том, что Кэботу, несомненно, показалось странным и необычным спором. Присевший в центре самец с отрезком верёвки, зажатым в руке, почти не шевелился. Зато две самки с лихвой компенсировали его неподвижность бросаясь друг на дружку, пока, наконец, одна из них не осталась лежать на песке, окровавленная, дрожащая и поднимающая одну лапу в просьбе о милосердии.

- Мужчина кюр никогда не попросит о милосердии, - прокомментировал Пейсистрат. – В этом ещё одно отличие.

- Ну это уже скорее культурное отличие, - сказал Кэбот.

- Разумеется, - согласился Пейсистрат.

- Она же собирается её убить! – опешил Кэбот.

Победительница присела подле своей поверженной соперницы и, жёстко запрокинув её голову, приблизила клыки к её горлу

Одобрительный рёв пробежал по толпам собравшихся. Видимо, с их точки зрения, побеждённая недостаточно достойно боролась.

Снова в жалобной просьбе о милосердии была поднята лапа. Но победительница, поощрённая рёвом трибун, и получившая от неё, если можно так выразиться, лицензию, распахнула свои челюсти и прянула вперёд.

Но рык запрета заклокотал в горле самца, и победительница вынуждена была остановиться, так и не сомкнув зубов. Затем она высокомерно оттолкнула от себя свою поверженную конкурентку и, подпрыгнув на песке, издала вопль триумфа.

Потерпевшая поражение самка кюра отползала на несколько футов в сторону, оставляя за собой полосу окровавленного песка.

А победительница приблизилась к мужчине, который первым делом отвесил ей оплеуху, от которой её развернуло в пол-оборота. А ведь она и так уже была поранена и окровавлена после драки, из которой она вышла победительницей.

- Кажется, - заметил Кэбот, - он не слишком доволен результатом поединка.

- Да нет, - отмахнулся Пейсистрат. – С другой было бы то же самое. Он просто подтверждает своё право доминировать.

- И она не ответила на его удар, - констатировал Кэбот.

- Конечно, - кивнул Пейсистрат. – Если бы он не был доминантом, она бы просто его презирала. Она сама желает его доминирования. Для неё было бы оскорблением, подчиниться любому другому виду мужчины. Какой бы кюрской женщиной она была? Как по-твоему?

- А что, если она ответила на его удар? – поинтересовался Тэрл.

- Я не понял твоего вопроса.

- Что если бы она в ответ напала бы на него? Она всё-таки довольно устрашающее существо, как мы видели.

- Тогда он бы, как минимум, избил её, если не покалечил бы или не убил, - ответил Пейсистрат. - Ты видишь кольца на его запястье? Он получил эти кольца убив мужчин кюров. Смотри.

- Вижу, - кивнул Кэбот.

Самка теперь стояла перед мужчиной, склонив голову и прижав руки к бокам. Кюр обернул веревку вокруг её тела несколько раз, притянув её руки к торсу, а затем, взявшись за оставленный в качестве поводка конец повёл женщину к выходным воротам. Она, пританцовывая, следовала за ним и подвывала поворачивая голову к трибунам.

- Эти звуки свидетельствуют о её радости и триумфе, - объяснил Пейсистрат. - Она одолела свою соперницу и оказалась, по крайней мере, в течение нескольких последующих дней, в руках желанного ею мужчины.

- Думаю, что предпочитаю наши человеческие отношения, - проворчал Кэбот.

- Возможно, они не столь уж отличаются, как это может показаться на первый взгляд, - усмехнулся Пейсистрат.

- Смотри-ка! - воскликнул Кэбот, указывая на арену.

Побеждённая кюрская женщина с трудом поднялась на ноги и прихрамывая поковыляла в сторону выхода. Несколько кюров попытались оказать ей помощь, но та злобно оскалила свои клыки, предупреждая их держаться от неё подальше.

Кюры озадаченно и как-то испуганно посмотрели друг на друга, и затем, уже жалобно, на израненную, истекающую кровью самку. Они ещё раз попытались приблизиться к ней, с явным намерением позаботиться, но снова были остановлены обнажёнными клыками и угрожающим рычанием.

Самцы шарахнулись от неё врассыпную, а затем, под её пристальным взглядом, один за другим, попятились ещё дальше, сгибаясь, словно стараясь казаться меньше в её присутствии.

- Чего это они съёжились? - спросил Кэбот. – Это что, её девки-служанки?

- Это мужчины, - пояснил Пейсистрат. - Они - её свита, им поручено служить ей.

Самка же похромала к выходу в гордом одиночестве, оставляя на песке окровавленные следы, а уже потом за ней потянулась её свита.

- Так это были мужчины? - уточнил Кэбот.

- В некотором смысле, - ответил Пейсистрат. - Это – субординанты.

- Понятно, - кивнул Кэбот.

Снова загрохотали барабаны.

- Это ещё что? - спросил Кэбот морщась от отвращения. – Кто это такие?

Из нескольких нижних ворот на арену криками и плетями выгнали многочисленную толпу необычных существ, жмущихся друг к другу, неуклюжих, запуганных, блеющих и скулящих.

- Уверен, Ты и сам знаешь, - сказал Пейсистрат.

- Они выглядят такими большими, неповоротливыми, судя по всему, откормленными, - заметил Кэбот, всматриваясь вниз.

- Они и есть - откормленные, - подтвердил Пейсистрат.

- Кто это?

- Мясной скот, люди из загонов, - ответил Пейсистрат.

- Они не могут быть людьми, - покачал Кэбот.

- Возможно, Ты прав, - вздохнул Пейсистрат. - Но это - вопрос селекции. Тем самым были закреплены значительные изменения. Вспомни Землю. Многие ли из ваших собак по внешности и повадкам напоминают своего далёкого, быстрого, свирепого, неутомимого предка, серого волка?

- До такого мы не довели бы даже собак, - заявил Кэбот в ярости сжимая кулаки.

- Это потому, что вы не разводили их на мясо, - пожал плечами Пейсистрат.

- Какие - маленькие кюры! - воскликнул Кэбот, увидев высыпавший на песок рой нетерпеливых, косматых фигур.

- Фактически это молодь кюров, - пояснил Пейсистрат. – У многих их них ещё молочные зубы не выпали.

Существа из скотских загонов были плетями согнаны в центр арены, где они столпились что-то испуганно блея.

- Они напуганы и сбиты с толку, - прокомментировал Пейсистрат. - Это очень отличается от безопасности их загонов.

Маленькие косматые фигуры, многие не достигшие даже пяти футов роста и не набравшие и полутора сотен фунтов, окружили толпу сгрудившихся, запуганных существ.

- Именно так кюры хотят, чтобы их молодёжь видела людей, воспринимала людей, думала о людях, - сказал Пейсистрат.

- Они думали бы о людях иначе, если бы повстречались с ними на настоящем поле боя, - проворчал Кэбот.

- Несомненно, - поддержал его Пейсистрат.

- Что они собираются делать? - спросил Кэбот.

- Это своего рода игра, - ответил Пейсистрат. - Дети любят игры. Им нравится резвиться.

- Что они собираются делать? – повторил свой вопрос Кэбот.

- Видишь ленты? - осведомился Пейсистрат.

- Вижу, - буркнул Кэбот. - Но всё-таки, что они собираются делать?

- Убивать, - наконец ответил Пейсистрат. – А лентами они отметят свои убийства. Тот, кто пометит своими лентами больше мяса, тот выиграет корону и бедро жареного тарска.

- Нет! - по-глупому выкрикнул Кэбот.

Внезапно дети кюров бросились на столпившихся, выхватывая людей из кучи, терзая и разрывая их. Скот не защищался, лишь некоторые в панике забегали по арене, неуклюже и неловко, преследуемые стремительно перемещающимися юными хищниками с разноцветными лентами в лапах.

Порой в дело вступал взрослый кюр, ударом плети возвращая того или иного перепуганного человека к центру арены.

- Не стоит жалеть их, друг мой, - попытался успокоить Тэрла косианец. – Фактически, они не являются человеческими существами. Они даже не понимают того, что происходит. Всё чего они сейчас хотят, так это только того, чтобы их возвратили в их загоны и к их корытам.

Послышался оглушительный визг одного из толстяков, в которого сразу три мохнатых юнца вцепились своими незрелыми клыками.

- Это приучает их к убийству, - пояснил Пейсистрат, - к вкусу крови, удобным и экономичным способом.

Кэбот встряхнул прутья клетки.

- Осторожно, - предупредил Пейсистрат. - Кюры смотрят.

Но Кэбот, не обращая на него внимания, снова тряхнул решётку, разумеется, бесполезно.

- Ты ничего не сможешь сделать, - постарался успокоить его Пейсистрат. – Просто не бери в голову. Это всего лишь игра.

- Почему они не сопротивляются? - крикнул Кэбот. – Они же крупнее своих противников.

- Они - мясной скот, - развёл руками Пейсистрат.

По трибунам то и дело прокатывался рёв удовольствия и радости, когда того или иного человека, неспособного даже убегать, ошарашенного и блеющего валили с ног и убивали.

- Не бери в голову, - сказал Пейсистрат. - Это - то, для чего их вывели.

- Смотри! - воскликнул Кэбот. - Один схватил нападавшего на него!

- Этого не должно было случиться! – покачал головой Пейсистрат. - Это не по правилам!

- Очевидно, существо этого не знает, - заметил Кэбот.

Внизу на арене, один из представителей мясного скота, наполовину ослеплённый его же собственной кровью, сдавил свои толстые пальцы на маленьком косматом горле.

- Разве ребёнка не должны спасать? - поинтересовался Кэбот. – Он же его убьёт.

- Не волнуйся об этом, - сказал Пейсистрат. – Как не волнуются об этом другие.

Бледное, тучное существо разжало пальцы, позволив обвисшему телу подростка упасть на песок. Его горло пока он глупо озирался по сторонам, похоже, сам не в силах постичь того, что произошло, было вскрыто небрежным ударом когтистой лапы взрослого кюра, подскочившего к нему.

- Этого, - пояснил Пейсистрат, - нельзя помечать лентой. Он не считается.

- А что насчёт детёныша? - спросил Кэбот.

- Он позволил себя поймать. Потерпел неудачу. О нём просто забудут.

- Неужели это не трагедия? - удивился Кэбот.

- Нет, если это не испортило игру, - сказал Пейсистрат.

Всего один или двое из выгнанных на арену всё ещё оставались в живых.

- Всё, теперь всё кончилось, - наконец, констатировал Пейсистрат. – Видишь вон того? Это - победитель. Крупный экземпляр. На его счету пять помеченных лентой животных. Это довольно неплохой результат, но бывало и больше.

Кэбот наблюдал, как маленькую, золотистую корону, очевидно, сделанную из чего-то наподобие бумаги, водрузили на голову победителя. По трибунам прокатились аплодисменты взрослых кюров, ритмичные удары рук по бёдрам. Кэбот предположил, что жареное бедро тарска, мясо которого кюры вообще-то предпочитают человечине, он получит позже.

- Когда встретятся, Лорд Пирр и Лорд Агамемнон, кюр против кюра? - осведомился Кэбот.

- Скоро, - ответил Пейсистрат. - Но сначала проведут несколько поединков между животными. Может купить тебе, что-нибудь из закусок?

- Нет, - мотнул головой Кэбот.

Поединки животных на деле оказались боями между людьми, по-разному вооруженными. Некоторые из них были людьми из игрового цилиндра, которых поймали там сетями, но большинство были гладиаторами, настоящими убийцами, выведенными специально для дикости, и воспитанными для арены.

- Они – говорить умеют? - полюбопытствовал Кэбот.

- По большей части, - кивнул Пейсистрат.

- И на каком языке? - уточнил Кэбот.

- На том, в который настроены большинство переводчиков, - пожал плечами Пейсистрат. – Просто умение говорить полезно в их контроле, управлении и обучении. Впрочем, некоторые, остаются не говорящими. Иногда говорящих и неговорящих выставляют друг против друга. Если это групповые бои, то та команда в которой бойцы умеют говорить, имеет преимущество.

- Несомненно, - согласился Кэбот. – А на какой язык здесь настроены большинство переводчиков?

- На гореанский, конечно, - ответил Пейсистрат.

- Это хорошо, - кивнул Кэбот.

Шла уже вторая половина дня, обеспеченного зеркалами, направлявшими свет внутрь цилиндра, когда, к изумлению Кэбота, на арене появились две фигуру, очень хорошо ему знакомые. Первым наполовину согнувшись, шёл широкоплечий и сильный кюр, настороженно водивший мордой из стороны в сторону. Это был Грендель. Второй фигурой, шедшей следом на цепном поводке, как приличествует домашнему животному кюра, раздетой догола, если не считать высокого ошейника, оказалась хорошо знакомая ему блондинка. Её подвели к некой точке около центра арены. По трибунам прокатился неодобрительный гул. Кюры встретили эту пару свистом и рычанием. Внезапно в центре арены из песка появилась круглая цементная платформа, примерно пять футов диаметром. В центре этой платформы имелось тяжелое железное кольцо, прикреплённое к вмурованной в бетон пластине. Цепь блондинки была прикреплена к этому кольцу.

По жесту Гренделя блондинка опустилась на четвереньки, и цепь легла горкой под её ошейником.

- Почему её поставили на четвереньки? - полюбопытствовал Кэбот.

- А разве это не подобает домашнему животному? - усмехнулся Пейсистрат.

- Это верно, - согласился Кэбот.

- Или рабыне? - добавил Пейсистрат.

- Само собой, - не мог не признать Кэбот.

Рабынь иногда держат на четвереньках, запрещая вставать на ноги, питаться из мисок на полу без использования рук, ходить на поводке на четвереньках и так далее. Этот режим или строгость иногда налагаются на них в качестве наказание, а иногда как часть их обучения, или просто чтобы напомнить им, что они - рабыни, домашние животное их хозяев. Иногда девушке приказывают опуститься на четвереньки и принести плеть господину, удерживая инструмент зубами. Позже ей предстоит в напряжении ожидать, будут ли её ласкаться или бить.

- А что собственно происходит? - спросил Кэбот.

- Многие кюры, - ответил Пейсистрат, - хотят её крови. Она считается ответственной за разгром, который произошёл в лесу, с охотничьей партией Лорда Арцесилы. Если Ты ещё не забыл, тогда были убиты несколько кюров.

- Что такое припоминаю, - ухмыльнулся Кэбот.

- Грендель отказалась продать её тем, кто желает ей вреда, - пояснил Пейсистрат.

- Вреда? - переспросил Кэбот.

- Одни хотят убить её, введя через иглы медленно действующий яд, который сделает её смерть мучительно долгой, другие предпочитают скормить её уртам или слинам, третьи предлагают бросить её в кусты-пиявки, кому-то нравится идея зажарить её живьём и съесть и так далее.

- Понятно, - протянул Кэбот.

- Ему уже предлагали шнурки со столькими монетами, что ни Ты, ни я не отдадим столько за хорошую рабыню.

- А ведь она всего лишь домашнее животное.

- Вот именно.

- Похоже, он любит своё домашнее животное, - покачал головой Кэбот.

- Он - дурак, - буркнул Пейсистрат. – И теперь он умрёт.

- Насколько я понимаю, если он хочет спасти её и оставить себе, то ему придётся защищать её?

- Естественно, - подтвердил Пейсистрат. - И толпа будет не на его стороне.

- Как это будет происходить? - осведомился Кэбот.

- Ему предстоит бороться с семью поединщиками, - ответил Пейсистрат, - любой из которых может легко убить его, поскольку все они – кюры.

- А разве он сам не кюр?

- Кюр, - согласился косианец, - но лишь отчасти.

- Возможно, - хмыкнул Кэбот, - он даже больше чем кюр.

- Когда бой будет окончен, - сказал Пейсистрат, - девушка достанется поединщикам, которые сделают с ней всё, что они захотят.

- Если они победят, - поправил Кэбот.

- А что, в этом могут быть какие-то сомнения? - спросил Пейсистрат.

- Удачу на войне так же трудно предсказать, как дожди на Ананго, - заметил Кэбот.

- Ставлю шнурок с монетами на поединщиков, - предложил пари Пейсистрат.

- Против чего? - поинтересовался Кэбот. – Против моей жизни?

- Конечно, нет, - отмахнулся Пейсистрат. - Кроме того, твоя жизнь, в данный момент, всё ещё представляет интерес для Агамемнона.

- Весьма слабая защита, - усмехнулся Кэбот.

- Возможно, Ты знаешь об этом больше чем я, - пожал плечами Пейсистрат.

- Так, что я должен выставить против твоих монет?

- Например, одну из твоих ниток рубинов, - предложил Пейсистрат.

- Хм, шнурок монет против нити рубинов кажется странным пари, - улыбнулся Кэбот.

- Верно, - признал Пейсистрат. – Тогда я поставлю дюжину шнурков монет и добавлю домашнее животное.

- Домашнее животное?

- Брюнетку, - уточнил работорговец.

- Оставь её себе, - отмахнулся Кэбот.

- Итак, пари? - спросил Пейсистрат.

- Подозреваю, что Ты знаешь о ценности рубинов больше, - заметил Кэбот, - чем я понимаю в ценности твоих монет.

- Возможно, - улыбнулся Пейсистрат. – Так мы заключаем пари?

- Ладно, - протянул руку Кэбот. - Пари.

- Даже жалко, забирать твои рубины с такой лёгкостью, - проворчал Пейсистрат, разбивая руки.

- Поединщики! - сказал Кэбот, указывая вниз.

Из ворот, расположенных справа от них, на песок вышли семь крупных кюров, затянутых в ремни военной сбруи. Каждый их них был вооружён длинным, толстым, металлическим шестом порядка десяти футов длиной и дюйма три диаметром. Для многих людей такое орудие было бы трудно поднять, уже не говоря о том, чтобы владеть им. Однако кюры были в состоянии играть таким шестом как палкой, или как мускулистый крестьянин мог бы управляться со своим крепким хватким посохом, оружием, которое, в умелых руках могло противостоять мечу.

Толпа аплодировала и ревела, отдельные зрители подпрыгивали на месте, выражая своё удовольствие от числа и вооружения претендентов. В действительности, некоторые из вышедших на арену были известны толпе своими успехами в кольцах, а пара даже считалась чемпионами.

Поединщики повернулись к трибунам и, подняв своё простое оружие, поприветствовали толпу, которая взревела ещё громче в знак одобрения.

- Грендель должен драться без оружия? - поинтересовался Кэбот.

- Что, уже боишься за свои рубины? - усмехнулся Пейсистрат.

- Должен ли он драться безоружным? – повторил свой вопрос Тэрл.

- Нет, конечно, - ответил Пейсистрат, - это будет не по-кюрски, в этом не было бы чести.

- Смотри! - указал Кэбот.

Ещё один шест был вручён кому-то из бойцов претором арены или чиновником. Тот одним мощным движением ткнул своим собственным оружие вниз, вогнав его в песок приблизительно на четыре фута, а затем, высокомерно, швырнул полученный шест в сторону Гренделя. Пролетев больше полутора сот футов он, подобно копью воткнулся в песок прямо перед Гренделем, который тут же склонился над ним, попытавшись выдернуть.

Гул развлечения пробежал по толпе.

- Видишь, - указал Пейсистрат. – Я же говорил, что он кюр только частично. Шест слишком тяжёл для него. Он едва может поднять его. Прощайся со своими рубинами, дружище Кэбот.

Эти слова косианца вызвали улыбку на лице воина.

Один из вышедших на арену кюров взревел и, поднимая за собой фонтаны песка, помчался к Гренделю. Он держал своё оружие над головой, обхватив обеими руками.

Наверное, большинству людей покажется удивительно то, что столь крупное существо может двигаться с такой скоростью.

Но Кэбот был знаком с такой их особенностью, впрочем, так же, как и Грендель.

Блондинка взвизгнула, а над амфитеатром повисла мёртвая тишина, словно кто-то выключил звук.

Поединщик, мех на груди которого внезапно вымок от крови, ошарашено шагнул назад, а затем сел на бёдра и тупо уставился на песок.

Дюймов восемнадцать одного конца шеста Гренделя было окрашено кровью.

- Скорость удара и его внезапность помогли ему в этом! - воскликнул Пейсистрат, с любопытством глядя на арену.

- Он так же силён как кюр, - заметил Кэбот, - возможно, даже сильнее.

- Это была уловка, - с укоризной заявил Пейсистрат.

- Конечно, военная хитрость - элемент не новый во время боя, - усмехнулся Кэбот.

- Зато другие теперь будут более осторожными, - сказал Пейсистрат.

- Верно, - согласился Кэбот.

- А рубины, - добавил Пейсистрат, - скоро будут моими.

- Трудно предсказать дожди на Ананго, - пожал плечами Кэбот.

- Летом не трудно предсказать, что дождь пойдёт через одну или две недели, - заметил Пейсистрат.

- Или через семь недель?

- Ага, - кивнул Пейсистрат.

- А поединщики не могут навалиться на него всем скопом? - поинтересовался Кэбот.

- Это было бы не по-кюрски, - объяснил Пейсистрат. – В этом не было бы благородства.

- Это хорошо, - улыбнулся Кэбот.

Следующий кюр уже приближался осторожно, держа своё оружие готовым к обороне. Грендель выступил вперёд, заняв позицию между своим домашним животным и противником.

Толпа на трибунах замерла подавшись вперёд, не отрывая глаз от арены.

Бой оказался более интересным, чем это ожидалось.

Второй боец ударил шестом по нисходящей, однако Грендель отразил удар, но, не приняв всю его силу на себя, а отведя его в сторону. Тем не менее, соударение было мощным, сопровождающимся гулким звуком и снопом искр. Блондинка испуганно вскрикнула и отползла назад, пока не была остановлена натянувшейся цепью.

- Удары по шестам передаются ладоням, - заметил Кэбот, - со временем это ослабляет руки того, кто блокирует удары, конечно, это произойдёт к третьему или четвертому бою.

Ещё несколько обменов ударами, каждый из которых сопровождался звоном и искрами, и поединщик отскочил назад.

Грендель не стал преследовать его. Несомненно, он хотел оставаться поблизости от своего домашнего животного, не позволяя нападающему проскользнуть мимо себя. В конце концов, целью бросивших вызов была, прежде всего, кровь женщины, месть ей, тогда как уничтожение её презираемого ими защитника, было по большому счёту необязательным.

Грендель и его второй противник, отошедший на несколько ярдов, присели, не сводя глаз друг с друга.

Кэбот со своего места мог видеть движения легких этих двух животных.

Поединщик вдруг начал ухаживать за собой, но при этом, продолжая держать Гренделя в поле зрения. Так продолжалось в течение нескольких минут. Оба бойца оставались почти неподвижными.

Толпа затихла, набравшись терпения. Кюры – существа терпеливые, особенно на охоте.

Внезапно нападавший взревел и бросился вперёд, на вставшего в оборонительную стойку и приготовившегося встретить атаку Гренделя. Но, когда до него остались считанные футы, кюр, вдруг отвернул в сторону, и зацепив песок своей когтистой ногой швырнул его в Гренделя. Облако летящих частиц могло бы ошеломить и ослепить тарлариона. Но Грендель, который словно ожидал эту хитрость, поднырнул под поток летящего абразива и махнул своим шестом горизонтально, в каких-то нескольких дюймах от песка. Стальной прут врезался в голени не ожидавшего такого поворота событий кюра. Рёв боли пронёсся над ареной. Поединщик, кости ног которого, очевидно были перебиты, выронив оружие, как подкошенный рухнул на песок. Лишь в этот момент облако подброшенного песка накрыло Гренделя и его домашнее животное, осыпав их и даже цементную платформу, покрыв спину, плечи и волосы блондинки.

Грендель встал, медленно и демонстративно подошёл к своему, более неспособному встать противнику, смотревшему на него вверх и поднявшему руки в попытке защититься. Но удар стального шеста пробил, и столь ненадёжную защиту, и кости черепа кюра. Возможно, с такой же лёгкостью молоток разбил бы кожуру лармы. Затем он не торопясь подошёл к первому нападавшему, всё также беспомощно сидевшему на песке и ударил торцом шеста в основание его черепа.

- Он - кюр, - выдохнул Пейсистрат.

- Или человек, - добавил Кэбот.

Меж тем, Грендель повернулся и обвёл взглядом пятерых оставшихся поединщиков.

Рёв гнева пролетел по трибунам.

- Толпа рассержена, - прокомментировал Кэбот.

- Но не Гренделем! - воскликнул Пейсистрат. - Посмотри!

Четверо из пяти оставшихся бойцов двинулись вперёд все вместе.

- Если я не ошибаюсь, это не по-кюрски, - заметил Кэбот.

- Ты не ошибаешься, - поддержал его Пейсистрат. - Это точно не по-кюрски.

Толпа выла от гнева, но эти четверо как ни в чём ни бывало, продолжали движение, а затем начали расходиться в стороны, окружая Гренделя. Разумеется, он не мог защитить свой животное больше чем с одной стороны.

Блондинка закричала и, вцепившись своими маленькими руками в цепь, принялась отчаянно дергать её. Это было бесполезно, конечно. Было решено, что она должна оставаться на этом месте, и у неё не было возможности его отменить. На гореанских аренах красивые рабыни обычно служат призами для победителей. Их приковывают цепями к местам, на которых они должны ждать результата состязания. Однако в данном конкретном случае призом служила кровь женщины.

- Ну всё, теперь рубины точно мои, - буркнул Пейсистрат, в голосе которого звучало уже не торжество, а раздражение.

- Вспомни о дождях на Ананго, - напомнил Кэбот.

- Не будь глупцом, - упрекнул его Пейсистрат.

Грендель внезапно оставил свою позицию поблизости от прикованной к платформе блондинки и метнулся к ближайшему из нападавших, который оказался, то ли слишком нетерпеливым, то ли несколько неблагоразумным, но на несколько ярдов опередил остальных. Произошёл быстрый обмен ударами оружия, но, ни один из них не достиг цели. Но вдруг шест поединщика вылетел у того из рук и упал на песок позади Гренделя. Тот медлить не стал и воткнул своё оружие в живот его противника, буквально подняв наколотого кюра над песком, и отбросил его тело в сторону.

- Он силён даже для кюра! – восхищённо воскликнул Пейсистрат.

- Он - больше чем кюр! – заявил Кэбот.

Одновременно, воспользовавшись ситуацией, другой кюр бросился к блондинке, на бегу замахиваясь шестом, намереваясь одним ударом покончить с этим делом. Девушка заверещала. Грендель обернулся и метнул своё оружие, примерно так же, как меньшее существо могло бы бросить копьё. Шест вошёл в спину угрожавшего блондинке кюра, а вышел из его груди. Зверь споткнулся, и с грохотом рухнул на живот. Выпавшее из его рук оружие зазвенело по цементу слева от испуганного домашнего животного. И в тот же самый момент боковой удар стального прута достиг цели, попав по левой руке Гренделя. Его рука дёрнулась и повисла плетью, став совершенно бесполезной в бою. Грендель вскочил на платформу, намереваясь подобрать оружие, свой или упавший шест того, кто собирался ударить блондинку. Но между ним и его целью уже стоял один из нападавших, с занесённым для удара оружием.

Грендель присел на песок.

Блондинка отползла на всю длину цепи.

- Он не видит нападающего за его спиной! – простонал Пейсистрат.

- Он видит тень, - сказал Кэбот. - Он знает о нём! Он видит его тень!

- Почему он не двигается? - спросил Пейсистрат.

- Ещё не время, - ответил Кэбот, не отрывая глаз от центра арены.

- Тень пропала! - воскликнул Пейсистрат.

- Угол наклона зеркал поменяли, - констатировал Кэбот. – Похоже не все его противники находятся на арене.

- Грендель не осмелится повернуться спиной, - заметил Пейсистрат. - если он это сделает, то противник, что стоит между ним и блондинкой, нанесёт удар.

- Он и не собирается поворачиваться, - успокоил его Кэбот. – Они его снова они недооценивают.

- Как так? – удивился Пейсистрат, который, вцепившись в прутья, тоже, не отрываясь, смотрел вниз на арену.

- Они забыли о его слухе, - пояснил Кэбот. – Он у него такой же острый как и у кюров.

Независимо от того, что стало подсказкой, изменение давления лапы на песок, чтобы получить опору для удара, вдох перед нанесением удара, еле различимый скрип ременной сбруи, возможно, даже перемещение ладони по шесту, чтобы на более сухое место, но Грендель отшатнулся и тяжёлый стальной шест ударил в песок в каком-то футе от него. Грендель мгновенно вскочил на ноги, обернулся и, захватив удивлённого кюра, напавшего на него со спины, выставил его перед собой, как щит между ним и нападавшим, стоявшим около платформы. Тот рванулся было вперёд, но теперь остановился с занесённым для удара шестом.

- Почему он не ударил? - спросил Пейсистрат.

- Ему нужен чистый удар, - объяснил Кэбот. - Если его оружие завязнет в песке или в теле другого кюра, оно может быть захвачено Гренделем.

- Он мог бы обезглавить их обоих одним ударом, - заметил Пейсистрат.

- Грендель, пожалуй, мог бы, - усмехнулся Кэбот. - Но я не думаю, что это по силам обычному кюру.

Грендель, медленно поднял левую рука, наверняка, это причинило ему дикую боль, обхватил ей горло кюра, которого он держал перед собой, и мощным ударом кулака в шею переломил тому позвоночник. Таким ударом он мог бы сбить с ног тарлариона. Грендель отпихнул от себя обмягшее тело своего бывшего врага и остался лицом к лицу с шестым поединщиком, и последним из четырех, которые решили нападать вместе.

Седьмой кюр пока не вмешивался, оставаясь сидеть около дальней стены, неподалёку от ворот, через которые он вместе с остальными вышел на арену.

Шестой боец теперь кружил вокруг Гренделя, по-прежнему остававшегося безоружным и не имеющего возможности дотянуться до шеста, поскольку тем самым он подставлялся под удар. Всё что ему оставалось, это держаться лицом к противнику, не выпуская его из виду.

Наконец кюр остановился между Гренделем и его домашним животным. Было ясно, что при всём своём желании он не мог повернуться и напасть на блондинку, поскольку тем самым подставил бы свою спину под удар Гренделя.

Они оба присели на песок приблизительно в четырёх или пяти ярдах друг от друга и уставились, что называется глаза в глаза.

Спустя некоторое время поединщик снова начал своё осторожное движение, потихоньку смещаясь вбок, по-видимому, желая занять такую позицию, чтобы держать в поле зрения и Гренделя, и его домашнее животное. Его когтистые ноги едва отрывались от песка, возможно опасаясь споткнуться о цементную платформу, расположенную позади него.

- Боюсь, что у него есть возможность нанести чистый удар, - пробормотал Пейсистрат. - Это - только вопрос времени, когда он ударит.

- Выглядит так, - сказал Кэбот, - что рубины уже твои.

- Признаться, не уверен, что хочу их, - проворчал Пейсистрат.

Конечно, почти невозможно, не имея ничего, что можно было бы выставить перед собой, избежать бокового удара такого оружия.

- Смотри, - удивился Пейсистрат. - Грендель отступил к платформе. Кажется, он хочет умереть рядом с этой неблагодарной, никчёмной стервой, за которую он вышел на бой и за которую он сейчас умрёт.

Трибуны затихли.

Наконец, Грендель остановился и замер перед платформой.

- Он принимает свою судьбу и ждет её безропотно, - заключил Пейсистрат.

- Боюсь, что да, - согласился с ним Кэбот.

- Он - кюр, - заявил Пейсистрат.

- И человек, - поправил его Кэбот.

Шестой поединщик с довольной гримасой поднял своё оружие и отсалютовал им Гренделю. Этот жест был встречен одобрительным ропотом трибун и хлопками по бёдрам.

- Он принимает его как достойного противника, - прокомментировал Пейсистрат.

- Похоже, Грендель, наконец-то, может почувствовать себя отмщённым, - заметил Кэбот.

Шестой поединщик размахнулся и отправил вперёд свой тяжёлый шест по пологой, широкой дуге внутри которой стоял Грендель.

- Ай-и! - воскликнул Кэбот.

Этот удар мог пробить стену, срубить небольшое дерево. Но не пробил и не срубил, и теперь два зверя боролись за контроль над оружием.

Грендель схватил шест в полёте. Его две массивных передних лапы сжимали стальной прут, как и лапы его ошеломлённого противника.

Рёв удивления и восторга волной прокатился по амфитеатру.

Постепенно, дюйм за дюймом Грендель начал подтягивать оружие ближе и ближе у себе.

- Кюр должен отпустить захват! - сказал Кэбот. – Ещё немного и он окажется слишком близко к Гренделю!

Но кюр поступил неблагоразумно и отказался отдать своё оружие. Неужели он действительно думал, что борьба сейчас шла за обладание оружием? Неужели до него не дошло, что борьба перешла в ту фазу, когда решалось, кому жить и кто должен умереть?

 Внезапно Грендель выпустил шест и, выбросив вперёд свою мощную когтистую правую лапу, вогнал указательный палец в левый глаз кюра, а большим пальцем зацепился за его челюсть позади клыков. Затем рука Гренделя пошла вверх, запрокидывая голову кюра и открывая его горло свои челюстям. Быстрый выпад, и Грендель присел, склонившись над дрожащим в агонии, умирающем телом. Кровь стекала на грудь с его челюстей.

Полный ужаса женский визг разнёсся над ареной.

Грендель повернулся и окинул блондинку пристальным взглядом. Его длинный тёмный язык высунулся из пасти и слизнул кровь, оставшуюся на клыках.

Девушка упала на цементное основание, закрыла голову руками и отчаянно задрожала.

Грендель же, поднял с песка один из упавших шестов и, повернувшись к только что убитому им кюру, поднял оружие, салютуя своему недавнему противнику.

- Он проводил его как достойного врага, - сказал Пейсистрат.

На трибунах повисла мёртвая тишина, а затем некоторые из кюров ударили по бёдрам, признавая этот жест уважения к представителю своего вида, пусть и исходящий от того, кого они до сего момента считали не кюром, а не больше, чем уродом, неудачно выведенным животным, отвратительным монстром.

Воздух в амфитеатре вздрогнул от рокота барабанов, и все глаза обратились к седьмому поединщику, который только теперь поднялся из своего прежнего полусогнутого положения и выпрямился во весь почти десятифутовый рост.

- Он огромен, - выдохнул Кэбот.

- Это чемпион, Магнум, - сказал Пейсистрат. - Руф Магнум.

- Его так беспокоит кровь домашнего животного? - удивился Кэбот.

- Нет, конечно, - ответил Пейсистрат. – Его просто наняли.

- То есть, у него нет никакого личного интереса к данному вопросу?

- Никакого, - подтвердил Пейсистрат, - в отличие от других поединщиков. Его единственный интерес здесь состоит в том, чтобы убить Гренделя и забрать причитающуюся ему плату, после чего другие могут делать с домашним животным всё что им вздумается.

- И он - чемпион?

- Высокий чемпион, - добавил Пейсистрат. – Вон сидишь два кольца на его левом запястье?

- Вижу.

- Они золотые, - сообщил Пейсистрат.

- Смотри, - указал Кэбот. - Он откладывает большой шест.

- Точно, - кивнул Пейсистрат.

- Он собирается драться с Гренделем без оружия?

- Нет, - покачал головой Пейсистрат.

Как раз в этот момент к седьмому претенденту приблизился претор и вложил в его огромные лапы гигантский топор, с рукоятью около десяти футов длиной, и с двусторонними лезвиями на каждом конце. Таким топором, да ещё в таких руках, одним ударом можно было обезглавить ларла, а тремя или четырьмя перерубить самого огромного удава Гора, гигантского хитха.

- Благородно ли это? - спросил Кэбот.

- Очевидно, это было решено некой более высокой силой, - мрачно сказал Пейсистрат.

- Агамемнон?

- Несомненно, - буркнул косианец.

Чемпион Руф Магнум легко взмахнул большим топором, перекинул его из лапы в лапу, проверяя баланс, а затем, удовлетворенный результатом, посмотрел через арену, туда, где напряжённом ожидании стоял Грендель.

Блондинка лежала на платформе, крошечная, жалкая, дрожащая фигурка, белая на сером фоне цемента. Кэбот не был уверен, смогла бы она сейчас, хотя бы пошевелиться, даже если бы очень захотела, это сделать. Тэрл до белых костяшек сдавил прутья.

- Ты ничего не можешь сделать, - сказал Пейсистрат, положив руку ему на плечо.

- Темнеет, - внезапно заметил Кэбот.

- Зеркала! - воскликнул Пейсистрат. - Они поворачиваются!

Свет, который прежде лился на арену, теперь гас, словно наступала ночь, постепенно, но в неестественном темпе.

- Он должен напасть, он должен атаковать немедленно, пока ещё есть немного времени! - выкрикнул Пейсистрат.

- Боюсь, что уже совсем нет времени, - покачал головой Кэбот.

- Ставни закрываются! - указал Пейсистрат.

- Я ничего не вижу! - сказал Кэбот.

- Я тоже!

- Ставни закрылись? - спросил Кэбот.

- Я не знаю, - ответил их темноты голос Пейсистрата.

- Если и есть свет, то я не могу его увидеть, - проворчал Кэбот.

- Как и я, - буркнул Пейсистрат.

С трибун послышался нетерпеливый гул.

- Они могут видеть! – догадался Кэбот.

- Чемпион пошёл к нему! - предположил Пейсистрат. - Я уверен в этом!

- Бесчестие! - выкрикнул Кэбот.

- Верно, - сердито бросил Пейсистрат. – В этом нет ни грамма чести.

И тут на арене раздался рёв. Так могло реветь испуганное животное.

- Подними свой переводчик! - крикнул Кэбот.

Пейсистрат завозился в темноте.

- Выше! Ещё! - потребовал Кэбот. – Направь на арену его на арену!

- Свет! Свет! - ретранслировал переводчик. - Я ничего не вижу! Свет! Я не вижу!

- Это - Грендель, - заключил Пейсистрат. - Он испуган! Он сбит с толку! Он ничего не может видеть!

- Превосходно! - воскликнул Кэбот.

- Что? – не понял Пейсистрат.

- Мы видим в нём кюра, - объяснил Кэбот, - но они-то расценивают его как человека! Как человека!

- То есть, они думают, что в темноте он ослеплён, беспомощен и жалок?

- Вот именно, - усмехнулся Кэбот, говоря с тем, что для него было непроницаемой темнотой.

- Но он вскрикивает в ужасе! - сказал Пейсистрат.

- Но так ли это? - сказал Кэбот.

- Эх! – негромко выдохнул Пейсистрат.

- Ещё недавно казалось, - напомнил Кэбот, - что он медлительный и тяжело раненный.

- Ай-и! - воскликнул Пейсистрат.

- Боюсь, наши большие, жестокие опять друзья просчитались, - усмехнулся Кэбот.

В этот момент ставни снова начали открываться, а зеркала поворачиваться, постепенно возвращая свет на арену.

- Плакала моя дюжина шнурков монет, - проворчал Пейсистрат.

 Ниже, стоявший с поднятой левой рукой, на которой теперь красовались два золотых кольца, Грендель издал победный вой.

Одна из его когтистых ног попирала грудь его врага, а правая рука сжимала тяжёлый тупой шест, который примерно на четыре фута ушёл в песок, сначала пройдя сквозь массивную шею кюра, разорвав горло и пришпилив его к арене. Тело Руфа Магнума дёргалось, разбрасывая песок, а руки бесполезно царапали толстый металлический прут.

- Он всё видел! - заметил Пейсистрат.

- Точно, - кивнул Кэбот.

Грендель, запрокинув голову, выл в победном триумфальном кюрском крике.

Гробовую тишину, первоначально повисшую над трибунами, нарушил удар чьей-то ладони по бедру, затем другой, а потом их стали тысячи. Кюры в одобрении лупили себя по бёдрам.

 - Он снял два золотых кольца с запястья Руфа Магнума, - отметил Пейсистрат.

- Они теперь его по праву, - сказал Кэбот.

- В наступлении темноты я вижу руку Агамемнона, - заявил Пейсистрат.

- В конце концов, здесь всё в его власти, - согласился Кэбот. - Конечно, это не могло быть сделано без его разрешения, а то и прямого приказа. Только каков мог быть его интерес в данном вопросе? Какое ему дело до домашнего животного и мести за пошедшую не так, как надо охоту?

- Лично я предполагаю, - проговорил Пейсистрат, - это скорее имеет отношение к Гренделю.

- С какой стати? - поинтересовался Кэбот.

- Эксперимент, результатом которого стал Грендель, окончился полным провалом, - пояснил Пейсистрат. - Грендель оказался не тем, кого люди смогли бы принять своим лидером. Такие провалы не слишком хорошо сказываются на мнении о проницательности и стратегическом таланте Лика Неназванного, а от таких жалких свидетельств своих неудач принято избавляться.

- Понимаю, - кивнул Кэбот.

- И внутри этого мира уже чувствуется некое напряжение, - добавил Пейсистрат.

- Я заметил это, - поддержал его Кэбот.

- В цилиндрах поселилась измена, - сообщил Пейсистрат. – Соответственно, во дворце отдаются мрачные приказы.

- Ветры власти порой дуют весьма своенравно, - хмыкнул Кэбот.

- Того, кто захватил власть, почувствовал её вкус, не так то легко убедить отказаться от неё, - усмехнулся Пейсистрат.

- Всё как у людей, - пожал плечами Кэбот.

- А ведь есть и другой эксперимент, результат которого ещё не определён, - добавил Пейсистрат.

- Какой же? - полюбопытствовал Кэбот.

- Я про вербовку лидера из числа людей, которому будут доверять мужчины, воина, явного чемпиона, героя, того, за кем люди, должным образом мотивированные, последовали бы охотно и без сомнений, того, кто возглавит армии, идущие на штурм Сардара.

- Понятно, - хмыкнул Кэбот.

- Агамемнон обеспокоен задержкой твоего ответа, - предупредил Пейсистрат.

- Он скоро у него будет, - заверил его Кэбот.

Грендель выдернул свой шест из горла своего противника, и швырнул его на песок. Затем он обернулся и, зайдя в цементную платформу, отстегнул цепь белокурого домашнего животного от кольца и медленно повёл девушку с платформы, сначала на песок, и потом через арену к одним из дальних ворот. Блондинка всё время перемещалась на четвереньках.

Двое дежурных с баграми подцепили безвольное тело чемпиона, и поволокли его по песку к другим воротам.

- Ну вот, теперь блондинка в безопасности, - сказал Кэбот.

- Здесь, ни один человек не может быть в безопасности, - заметил Пейсистрат, но его голос потонул во внезапном рокоте барабанов.

- Что это? – спросил Кэбот.

- Кульминация этого дня, - пожал плечами Пейсистрат.

Из дальних ворот вывели кюра, спотыкающегося под массой тяжёлых цепей, и, подгоняя горячими железными прутьями, погнали к центру арены.

- А вот и Лорд Пирр, - констатировал Пейсистрат.

- Кажется, он болен, - заметил Кэбот.

- Скорее он просто ослаб от голода, - предположил Пейсистрат.

Служащие освободили кюра от цепей и оставили его в одиночестве стоять в центре арены. Расстояние скрадывало его размеры, и Пирр казался довольно маленьким.

- Или, не исключено, - добавил Пейсистрат, - что он может быть ослаблен потерей крови.

- Не понял, - удивлённо посмотрел на него Кэбот.

- Выкаченной из его вен, - пояснил Пейсистрат. – Так что никакой видимой раны не осталось.

- Тем не менее, - сказал Кэбот, - он – по-прежнему опасный противник. Агамемнон не лишён храбрости, если решился встать перед таким врагом, кюр против кюра.

- Возможно, - не стал отрицать Пейсистрат.

- Каким будет оружие? – осведомился Тэрл.

- Никаким, - ответила Пейсистрат.

- Вообще никаким?

- Рука против руки, клык против клыка, - сказал Пейсистрат.

- Тогда он, действительно, храбр, - заключил Кэбот.

- Возможно, - пожал плечами Пейсистрат.

- Наверное, было бы лучше выставить против Лорда Пирра какого-нибудь чемпиона, - предположил Кэбот, - вместо того, чтобы рисковать собой, Ликом Неназванного, на арене.

- Агамемнон даст бой, кюр против кюра, - сказал Пейсистрат.

- Достойный Лорд для Мира, - сказал Кэбот. – Могу только поприветствовать его.

 Снова загрохотали барабаны, и головы сидевших на трибунах кюров повернулись к участку высокой стены, ниже и слева от того места, где была установлена клетка, в которой стояли Кэбот и Пейсистрат.

В стене распахнулись две мощных двери. Через такие ворота мог бы спокойно пройти тарларион.

Несколько мгновений ничего не происходило.

- Ай-и! – ошарашено протянул Кэбот.

В портале появилось нечто, шириной порядка восьми - десяти футов и высотой все двадцать, что выглядело как гигантский металлический кюр, по крайней мере, тело, голова и все пропорции, за исключением размера, в точности совпадали. Блики света вспыхивали на металлических пластинах и клыках огромного искусственного животного. Внезапно, острые, подобные кривым ножам когти, в фут длиной, вероятно, выброшенные освобождёнными от стопоров пружинами, выпрыгнули на всеобщее обозрение.

- Это - тело Агамемнона, - сухо прокомментировал Пейсистрат.

Огромная металлическая голова с пылающими как огонь глазами, повернулась из стороны в сторону и, чуть наклонившись, замерла, словно всматриваясь в фигуру стоявшего на арене Лорда Пирра.

Затем, медленно, шаг за шагом, тяжёлая фигура приблизилась к Пирру, который спокойно стоял на своём месте, не делая ни единого движения, чтобы убежать или защититься.

Одна из металлических лап перечеркнула наискось воздух, и на груди и щеке Лорда Пирра появились тонкие полосы, быстро набухшие кровью.

Ещё дважды механический монстр взмахнул рукой, но кюр, возможно, прилагая все свои силы, остался стоять на ногах.

- Он пытается заставить его драться, - прокомментировал Пейсистрат. – Смотри, Лорд Арцесила покидает своё место на трибуне.

Вслед за ним потянулись и другие кюры.

Металлическое животное снова и снова било Пирра, похоже, всё больше и больше приходя в неистовство, иногда отбрасывая на ярды окровавленное тело.

Но Лорд Пирр, снова и снова, поднимался на ноги и не прилагал ни малейших усилий к тому, чтобы убежать или защититься.

- Почему он не борется? - спросил Кэбот.

- Он борется, - сказал Пейсистрат.

- Где же он борется? - удивился Кэбот.

- Здесь вовлечено очень много того, что Ты просто не понимаешь, - пожал плечами Пейсистрат.

- Безусловно, - раздражённо буркнул Кэбот, - что ещё он мог сделать в такой ситуации?

- Агамемнон хочет принудить его к борьбе, чтобы он бросался, выл и в бесполезной ярости царапал металл.

- Однако для кюров не характерно отказываться от борьбы, - заметил Кэбот, - какой бы невероятной ни казалась победа.

- Но он борется, - сказал Пейсистрат.

- Что-то я этого не замечаю, - проворчал Кэбот.

- Конечно, он борется, только по своему, - объяснил Пейсистрат. – Более того, он побеждает Агамемнона, демонстрируя, что такой бой ниже его достоинства, фактически насмехаясь над таким абсурдным соревнованием, проясняя всем, кто ещё не понял, что Агамемнон, приняв это тело и присвоив себе его преимущества, отбросил все отговорки или претензии на честь.

- Теперь понимаю, - кивнул Кэбот.

- Тем самым Лорд Пирр наносит мощный удар по его целям.

- Я смотрю, очень многие покинули трибуны, - заметил Кэбот.

- От отвращения, - хмыкнул Пейсистрат.

- А ведь они должны были встретиться кюр против кюра, - покачал головой Кэбот.

- Но этого не произошло, - развёл руками Пейсистрат.

- Это точно, - не мог не согласиться Кэбот.

В какой-то момент показалось, что Пирр был готов напасть на гигантскую, бронированную машину, столь долго мучившую его. Он вскочил с песка и в гневе завыл, но затем, словно опомнившись, снова опустил руки и спрятал когти.

Он опять неподвижно замер посреди арены, стоя с высоко поднятой головой.

- Он демонстрирует своё презрение к Агамемнону, - прокомментировал Пейсистрат.

И тогда гигантская машина, словно переполнившись яростью, сомкнула свои челюсти на талии Пирра и, подняв его над песком, в бешенстве принялась трясти им в воздухе. Даже на трибунах можно было услышать хруст ломающихся костей и рвущейся плоти. Кровь хлынула из глаз и рта кюра. Обрывки меха и капли крови долетели даже до зрителей. И затем Агамемнон отшвырнул от себя безжизненное почти разорванное надвое тело и, отвернувшись, покинул арену.

Пейсистрат и Кэбот смотрели на останки Лорда Пирра.

- Он был кюром, - заявил Кэбот.

- И он победил, - добавил Пейсистрат.

- Трибуны почти опустели, - заметил Кэбот.

- Праздник закончился, - констатировал Пейсистрат.

- Да уж, - вздохнул Кэбот.

- Агамемнон будет недоволен таким результатом, - сказал Пейсистрат. - Теперь он будет опасен втройне.

- Почему он до сих пор не свергнут? - поинтересовался Кэбот.

- Он - Одиннадцатый Лик Неназванного, Теократ Мира, - развёл руками Пейсистрат.

- Понимаю, - кивнул Кэбот.

- Теперь Ты его уже не приветствуешь? - осведомился Пейсистрат.

- Нет, - ответил Кэбот.

Пейсистрат ударил кулаком по прутьям решётки и крикнул:

- Эй, выпустите нас!

В ответ на его требование подошёл кюр, отпер дверь клетки, и мужчины покинули амфитеатр.

.

.

.

Глава 22.

Пага.

.

.

.

- Паги, Господин? - спросила рабыня.

Кэбот посмотрел вверх, но перед глазами словно повис какой-то туман.

- Неужели Ты её не узнаёшь? - осведомился Пейсистрат.

Кэбот протёр глаза и попытался сфокусировать зрение.

- Не узнаю, - заплетающимся языком проговорил Кэбот.

- Мы сохраняем её девственность для тебя, - сообщил Пейсистрат.

- Девственная рабыня? - хихикнул Кэбот.

- Белый шёлк, - заверил его Пейсистрат. – В любое время, когда пожелаешь, можешь затащить её в альков, бросить на меха среди цепей, закрепить на месте и научить её подмахивать.

Рабыня заметно вздрогнула.

- А разве я этого ещё не сделал? - удивился Кэбот.

- Нет, - мотнул головой Пейсистрат.

- А я думал, что сделал, - пробормотал Кэбот.

   В ответ рабыня кинула на него сердитый взгляд. Она что, была для него не больше, чем одной из многих рабынь?

Впрочем, да, это было всё, чем она теперь была.

- Нет, - поводил перед лицом пальцем Пейсистрат, - то были другие, другие.

- Не помню, - пожал плечами Кэбот.

- Ты был пьян в стельку, - объяснил Пейсистрат.

- Так у меня её что, не было? – уточнил Кэбот.

- Нет, - мотнул головой Пейсистрат.

- Сколько времени я уже здесь? – икнув, спросил Кэбот.

- На данный момент, Ты пьёшь с нами уже три дня, с небольшими перерывами на сон.

- Я помню арену, - медленно проговорил Кэбот. – Мне там не понравилось.

- Немногим, кто там был, это понравилось, - заверил его Пейсистрат. - Ты пил, чтобы забыть, слишком много и слишком долго, но такое не забывается.

- Нет, - признал Кэбот, язык которого заплетался. - Не забывается.

- Возможно, - предположил Пейсистрат, - самое время вспомнить.

- Нет, - угрюмо буркнул Кэбот.

- Разве Ты не из Воинов? - осведомился Пейсистрат.

- Был когда-то, - пробормотал Кэбот.

- Всегда, - поправил его Пейсистрат.

Кэбот попытался разглядеть рабыню.

- На ней не ошейник, я прав? - спросил он, озадаченно.

- Это монеты, - пояснил Пейсистрат.

- Это что, за каждое её использования, после того как её открасношелковали? - поинтересовался Кэбот. – Значит, эти монеты принадлежат её хозяину?

- Она же не монетная девка, - усмехнулся Пейсистрат. - Если бы она была таковой, то к её шее была бы прикована коробка для монет, к которым она сама не смогла бы добраться.

- Тогда почему на её шее шнурки с монетами? - полюбопытствовал Кэбот.

- Это полезно, чтобы напоминать ей, что она - рабыня, что у неё есть экономическая ценность, что она может быть куплена и продана и так далее. Пусть привыкает думать о себе, как о собственности, как о предмете подобном монетам.

- Понятно, - кивнул Кэбот.

- Там двенадцать монетных шнурков, весь твой выигрыш, - пояснил Пейсистрат. - С арены.

- Они мне не нужны, - пробурчал Кэбот.

- Тем не менее, они твои.

- Тогда почему они на её шее?

- Я же тебе говорил, - напомнил Пейсистрат. – Я ещё собирался добавить её к монетам.

- Это - она?

- Да.

- Та самая брюнетка?

- Она самая.

Рабыня выпрямила спину, подняла голову и отвела взгляд, натянув на лицо маску раздражения, отсутствия, незаинтересованности, холодности, презрения и даже скуки.

Она не была настроена доставлять удовольствие рабовладельцам.

Насколько же наивной она была!

Неужели она не понимала, что не смогла бы не доставить им удовольствие? Каким бы образом она, в своём безжалостном, беспомощном подчинении их желанию, не доставила бы им удовольствия? Как смогла бы она не доставить им удовольствие, если бы они проявили терпение, и она была бы неизбежно превращена в извивающийся, умоляющий инструмент наслаждения, уязвимый и безнадежно зависящий от прикосновения мужчины?

- Берегись, рабыня, - предупредил Пейсистрат.

 - Да, Господин, - испуганно пролепетала она.

- Мне она не нужна, - отмахнулся Кэбот.

У рабыни от такого заявления перехватило дыхание. Она немного отползла назад и ошеломлённо уставилась не него, похоже, не веря своим ушам.

Неужели мужчина мог не хотеть её? Она отползла ещё немного. Натянутое на её лицо выражение скуки, незаинтересованности и всего такого, теперь куда-то испарилось. Оно сменилось смущением, испугом и недоверием. Как это могло быть? Она не ослышалась? Она, которая, вполне возможно, считала себя самой красивой женщиной, которую она когда-либо видела, она, которая сознавала себя мучительно желанной, которая наслаждалась, обманывая мужчин, отвергая и мучая их, теперь стояла на коленях перед мужчиной, совершенно уязвимая, теперь рабыня во власти рабовладельцев, со шнурками монет на горле, а он не закричал от удовольствия от перспективы её использования, грубо не схватил её за волосы, чтобы немедленно не тащить внутрь одного из маленьких, закрытых шторками, освещенных масляной лампой альковов.

С ней что-то не порядке? Неужели она не была привлекательна? Разве она была не такой, что могла сделать любого мужчину своей игрушкой? Или это теперь она стала игрушкой, с которой мужчины могли бы хотеть играть или не играть?

Похоже, она не могла осмыслить происходящего. На мгновение её охватило раздражение, которое тут же сменилось испугом, ужасным испугом.

Теперь она стала рабыней. Беспомощной рабыней! Что если на неё никто не заявит прав? Что будет с нею сделано в этом случае? К тому же она теперь знала, что в этом месте её красота не была чем-то необычным. Здесь, она была всего лишь рабыней, одной среди многих.

Рабыни, знаете ли, выбраны за их красоту. Ошейники, что красуются на их шеях далеко не так легко заслужить.

Кроме того, здесь она оказалась перед мужчинами, причём такими мужчинами, которых на Земле она встречала только в своих мечтах, мужчинами волевыми и сильными, мужчинами, перед которыми такие как, она могли быть всего лишь рабынями.

Но почему он не хотел её?

Она хотела, чтобы на неё заявили права.

На неё должны заявить права!

Она должна была чьей-то!

И она знала, что в случае необходимости она будет просить о том, чтобы на неё заявили права!

Несмотря на её отговорки, принесённые с Земли, цепляться за которые к настоящему времени, знаете ли, стало бесполезно и даже небезопасно, она теперь была очень отличающейся от той, кем она была прежде.

Даже, несмотря на девственность, в её животе уже начали ощущаться странные шевеления. Излияния страсти, готовности, желания доставлять удовольствие, в этом столь неестественном, и одновременно столь естественном месте, начали сокрушать её намеками подчинения и экстаза.

Здесь, в этом месте, её притворство, её отговорки, бравада, показное безразличие и прочая чушь, внезапно показались бессмысленными и абсурдными даже ей самой.

А что будет, если рабовладельцы не захотят принимать их?

Здесь она была не такой, какой она была на Земле.

Эти мужчины, скорее всего, не станут проявлять к ней терпение.

Здесь, среди настоящих мужчин она нашла себя женщиной и рабыней.

И она знала, что такие мужчины ожидают от рабыни многого.

И она должна стремиться, отчаянно и рьяно, чтобы они остались ею довольны!

Каким парадоксальным ей все это казалось. Здесь, где её тело в любой момент могло оказаться в цепях, она обнаружила свои потребности, столь долго отрицаемые, отчаянно и даже жутко подавляемые, раскованными. Здесь им позволили появиться и свободно выбежать на дневной свет природы. Здесь она могла быть радостным, бесстыдным животным, которым она, как рабыня, по сути, и была.

Фактически, эти потребности должны были появиться. И их можно было заставить развиваться дальше. Этого хотели мужчины. Они хотели, чтобы она превратилась в беспомощную жертву своих потребностей, настолько, что стала бы полностью зависимой от их властного милосердия.

А что насчёт этих новых желаний, этих поразительных последствий освобождения её самого глубинного «Я»?

Это такие желания! Острые, настойчивые, непреодолимые, подавляющие! Как похожи они были на пытку и экстаз одновременно!

Она уже теперь ощущала, что могла стать их пленницей настолько, что тяжёлые цепи показались бы невесомыми. Она была бы заперта в них надёжнее, чем в тяжёлых цепях! Насколько же глубоко они бросили бы её во власть мужчин!

Впервые в своей жизни, и не во сне, а наяву, она поняла, как женщина может вставать на колени перед мужчиной и прижимать губы, нежно, кротко, признательно и покорно, к его ногам, благодаря его за ошейник и удовольствие, которое он ей предоставил.

Также, она начала подозревать, что она, связанная, могла бы понять и с благодарностью приветствовать даже удар плети, столь неподобающий свободным женщинам, но подтверждающим для неё её статус как предмета и собственности, чего-то, что является подходящим объектом для приложения плети, чего-то, что кому-то принадлежит.

Она уже начала подозревать, каково это могло бы быть - быть женщиной и рабыней.

И, поскольку Царствующие Жрецы, в их жестокой мудрости, выбрали её за её желанность и особенность для такого мужчины, как Кэбот, фактически подобрали её, чтобы быть не только непреодолимо желанной для него, как рабыня для господина, но и чтобы он со своей стороны был непреодолимо желанен для неё.

И вот теперь, когда она, совершенно беспомощная, стояла перед ним на коленях, он не принял её. Он отказался от её приобретения.

Она, необъяснимо для неё, была отвергнута! Слезы изумления, смущения, шока, страха, страдания и беспомощности заполнили её глаза, обожгли их и побежали по её щекам.

- Боюсь, что Ты напугал её, - заметил Пейсистрат.

Кэбот только пожал плечами. В конце концов, какое ему дело до чувств рабыни?

- Прекрати ныть, - бросил Пейсистрат рабыне.

- Да, Господин, - всхлипнула та.

- Ты хочешь, чтобы я повесил эти монеты на столб? - осведомился Пейсистрат.

- Можешь делать с ними всё, что тебе захочется, - вяло махнул рукой Кэбот.

- Ты просто убьёшь себя, если выпьешь ещё немного, - предупредил Пейсистрат. – С мужчинами такое случается.

- Это будет иметь какое-то значение? - спросил Кэбот.

- Это будет иметь огромное значение, - заверил его Пейсистрат.

- Так это - действительно она? - уточнил Кэбот, пытаясь сфокусировать взгляд на рабыне.

- Мы уже подготовили для неё ошейник, - сообщил Пейсистрат. – Гравировка на нём гласит: «Я - собственность Тэрла Кэбота».

- Но мне она не нужна, - пробормотал Кэбот.

Девушка задавила рвущееся наружу рыдание.

- Если она останется невостребованной, - предупредил Пейсистрат, - то от неё придётся избавиться и очень скоро.

Казалось, что девушка сейчас заговорит или даже закричит, но она промолчала. Несколько раз она уже была избита стрекалом за то, что заговорила без разрешения. Это - одна из первых вещей, которые изучает рабыня, то, что ей не всегда разрешается говорить, когда и как она пожелает. Она - рабыня.

- Ну так, пусть кто-нибудь другой заявит на неё права, - угрюмо отмахнулся Кэбот.

- Никто не потребует её себе, - развёл руками Пейсистрат.

- Она что, похожа на тарлариона? - спросил Кэбот.

- Её волосы слишком коротки, - сказал Пейсистрат.

- Ну да, они короткие, - согласился Кэбот, наклоняясь вперёд.

- Поставь кубок, - приказал Пейсистрат стоящей на коленях рабыне. – Разведи колени. Шире! Выпрями спину!

- Да, Господин! – прошептала она.

- Быстро, шлюха! – бросил работорговец. - Живее!

- Да, Господин! – всхлипнула девушка.

- Сдвинь монеты в сторону, - велел Пейсистрат, - так, чтобы мы могли исследовать твою грудь.

- Да, Господин! – повторила она глотая слёзы.

- Она неплоха, - прокомментировал Пейсистрат.

- Возможно, Ты прав, - не стал спорить Кэбот.

- Думаю, - усмехнулся Пейсистрат, - что немногие спутают её с тарларионом.

- Я хочу паги, - заявил Кэбот. – Пагу мне!

- Ты захотела плети? - прикрикнул Пейсистрат на несчастную, дрожащую рабыню.

- Нет, нет! - вскрикнула девушка, которой, судя по всему, уже приходилось чувствовать плеть.

- Встать! – бросил он. - Позы!

Рабыня подчинилась немедленно. Казалось, что она уже успела изучить кое-что из того, чем должна быть рабыня. Такие, как она, рабыни, повинуются немедленно и без сомнений. Потому, что они - рабыни.

Очевидно, ей уже преподали кое-какие навыки, которыми должна владеть рабыня.

И, конечно, позировала она хорошо. Возможно, так же она демонстрировала себя в своих снах.

- Достаточно, - бросил Пейсистрат.

- Да, Господин, - выдохнула брюнетка, и замерла перед мужчинами, ожидая, что ей отдадут команду вернуться в прежнее положение.

- Похоже, она понимает кое-что о своём теле, - хмыкнул Кэбот.

- Ну так используй её, - предложил Пейсистрат.

- Нет, - отказался Кэбот, медленно покачав головой.

- Многие мужчины заплатили бы за неё хорошие деньги, - сказал Пейсистрат. - Возможно, даже целых два серебряных тарска.

- Так оставь её себе, - предложил Кэбот.

- Она - хорошо сложенная шлюха, - похвалил её Пейсистрат.

- Так же, как тысячи других, - пожал плечами Кэбот.

- Признаться, думал, что она могла бы быть для тебя особенной, - вздохнул Пейсистрат.

- Нет, - мотнул головой Кэбот.

- Насколько я знаю, - сказал Пейсистрат, - от Арцесилы и от многих других, именно её подсадили к тебе в камеру на Тюремной Луне.

- Это правда, - подтвердил Кэбот.

- Уверен, что это не было простой случайностью. Её тщательно подобрали для тебя, подобрали Царствующие Жрецы, и, несомненно, подошли к подбору с большим вниманием, со всей своей проницательностью и на научной основе, найдя такую, чтобы страсть к ней была бы непреодолимой для тебя, шлюху из твоих снов, такую, что ради обладания ей, Ты мог бы переступить через свою честь.

- Всё может быть, - раздражённо буркнул Кэбот.

- Царствующие Жрецы жестоки, - вздохну Пейсистрат.

- Это верно, - согласился с ним Кэбот.

- Она ведь англичанка, не так ли?

- Англичанка, - кивнул Тэрл.

- Умная, высокообразованная и всё такое?

- Да.

- С соблазнительной фигурой?

- Несомненно.

- И чрезвычайно красивая?

- Возможно.

- К тому же, насколько я понимаю, сама признавшая себя рабыней.

- Верно, - кивнул Кэбот, - она сама произнесла необходимые слова на Тюремной Луне.

- И теперь, - продолжил Пейсистрат, - она может достаться тебе за просто так. Она - товар, и я уверяю тебя, вопросы чести больше не вовлечены в это ни в малейшей степени.

- Согласен, - кивнул головой Кэбот.

- То есть Ты забираешь её, - заключил Пейсистрат.

- Нет, - снова мотнул головой Кэбот.

- Уверен, Ты хочешь держать её в своих руках, - сказал Пейсистрат.

Кэбот покачал головой.

- Но Ты же хотел бы увидеть её у своих ног, растянувшуюся на животе, облизывающей и целующей, скулящей и просящей, - предположил Пейсистрат.

- Она - тщеславная, холодная, надменная стерва, - заявил Кэбот.

- Нет, Господин! - неосторожно вырвалось у рабыни.

Она больше не пряталась за фасадом презрения, скуки и тому подобных масок. Теперь была тогда полна жизни и уязвима.

Брюнетка, едва осознав, что произнесла эти слова вслух, мгновенно, в диком испуге, опустила голову. Несомненно, она боялась быть избитой.

- Подними голову, шлюха, - приказал Пейсистрат, и рабыня немедленно подняла голову.

- Присмотрись к этому горлу, всмотрись в это лицо, - предложил Пейсистрат. – За это можно дать даже два с половиной серебряных тарска!

Трудно размышлять об этих вопросах, но кажется ясным, что она была красавицей с точки зрения понятий её вида. Безусловно, неволя для неё пока была в новинку, и она только начала получать потребное обучение, соответственно мало что знала о главной заботе рабыни, касающейся служения мужчинам её вида и самоотверженного, интимного и отчаянного удовлетворения их потребностей.

- Ну вот и оставь её себе, - в очередной раз отказался Кэбот.

- Разумеется, - задумчиво проговорил Пейсистрат. - Рабские огни в этом прекрасном маленьком животике разжечь ещё не успели.

- Я могу говорить, Господин? - спросила рабыня, и дождавшись разрешающего кивка Пейсистрата, призналась: - Я боюсь, Господин, что я уже чувствую такие огни.

- И когда это проявилось впервые? - поинтересовался Пейсистрат.

- На Тюремной Луне, - срывающимся голосом ответила брюнетка, - в тот момент, когда я признала себя, ясно и публично, рабыней.

- Ты ещё понятия не имеешь о том, каково это, чувствовать рабский огонь, - отмахнулся от неё Пейсистрат.

- Да, Господин, - прошептала рабыня.

- Другие девки тебе преподавали что-нибудь об интересах мужчин? - осведомился Пейсистрат.

- Немного, Господин, - ответила она, застенчиво потупив взгляд.

- Но позировала Ты неплохо, - похвалил мужчина.

- Спасибо, Господин, - шёпотом поблагодарила девушка.

- А теперь, - усмехнулся он, - мы посмотрим, можешь ли Ты танцевать.

- Пожалуйста, нет, Господин! – внезапно всхлипнула брюнетка, явно чем-то напуганная.

Но Пейсистрат уже махнул рукой музыкантам, и те потянулись к своим инструментам.

- Нет, Господин, пожалуйста! – взмолилась она. - Я даже не знаю, как надо танцевать!

- Все женщины знают, как надо танцевать, - заверил её Пейсистрат. – И убедись, что монеты хорошо звенят.

- Пожалуйста, нет, Господин! – заплакала рабыня.

- Она - смазливая шлюха, - прокомментировал Пейсистрат.

- Я хочу пагу, - сердито буркнул Кэбот.

Пейсистрат снова сделал жест музыкантам, и те коснулись воспоминаний о Горе, о его реках и озерах, его дорогах, долинах и горах.

- Танцуй! - приказал Пейсистрат.

И рабыня начала танцевать. Как могла. Переполненная страхом перед плетью. Страхом за свою жизнь. Она танцевала для удовольствия мужчин, надеясь, что они останутся довольны, надеясь, что они, увидев, насколько она красива и желанна, будут добры к ней. Но затем, охваченная внезапным отчаянием своих внезапно пробудившихся потребностей, и стала танцевать как та, кем она была, как рабыня.

- Достаточно, - бросил Пейсистрат.

Музыканты отложили свои инструменты, и рабыня без сил рухнула на пол, и затряслась от рыданий.

- Ты прав, - сказал Пейсистрат. – Толку от неё не много.

Рабыня, лежала ничком и плакала. Её миниатюрное тело сделало всё, что могло, чтобы попытаться понравиться мужчинам. Конечно, они знали, что она не была танцовщицей, по крайней мере, не обученной танцовщицей, той, которая одним тонким движением могла бы довести мужчину до безумия от вожделения. Монеты, свисавшие с её шеи, тихонько брякнули по настилу.

- Паги! – потребовал Кэбот.

- С тебя хватит, - отрезал Пейсистрат.

- Паги! - повторил Кэбот.

- Паги ему, - подтвердил Пейсистрат, жестом подзывая рабыню.

Та быстро вскочила на ноги и поспешила к их маленькому столу, опустилась на колени и подняла кубок.

- Ты ведь даже не можешь толком увидеть её, не так ли? - уточнил Пейсистрат.

Можно было не сомневаться, что фигура рабыни, увешанной монетами, которые были её единственным предметом одежды, расплывалась перед его глазами.

- Это - действительно она? - неуверенно спросил Кэбот.

- Да, - ответил Пейсистрат.

- А почему никто не потребовал её себе?

- Я запретил это, - объяснил Пейсистрат. - Я приказал.

- Так отмени его, - предложил Кэбот.

- Нет, - сказал Пейсистрат.

- Почему нет?

- Существуют квоты, - напомнил он. – А она невостребованная.

- Надеюсь, Ты понимаешь, какой у меня здесь статус, - сказал Кэбот. - Я просто не могу принять рабыню.

- Твой статус, насколько я понимаю, - перешёл на английский язык Пейсистрат, - состоит в том, что Ты мог бы стать хозяином человеческого Гора, что у тебя могли быть армии, дворцы, богатства, сотни рабынь.

- А она, значит, часть искушения, я правильно понял? - осведомился Кэбот.

- Возможно, - не стал отрицать Пейсистрат.

- Я хочу паги, - заявил Кэбот.

- Это - вопрос чести, не так ли? - спросил Пейсистрат.

- Вот ещё! – буркнул Кэбот. - Это клетка. Это та же арена.

- Должен ли я сообщить Агамемнону, что Ты отклоняешь его предложение?

- Ты можешь делать всё, что пожелаешь, - пожал плечами Кэбот.

- Не пей больше, хотя бы не сейчас, - попросил Пейсистрат.

- Паги! - потребовал Кэбот.

- Вспомни арену, - сказал Пейсистрат.

- Паги! - в ярости загремел голос Кэбота.

Рабыня быстро прижала кубок к телу, как её учили, как бы связывая металлическую, твердую жёсткость кубка и огонь напитка с мягкостью, готовностью, теплом и желанностью её тела, тем самым поясняя, что предлагаются оба товара, что и напиток, и женщина представлены на выбор господина. Внезапно, в тот момент, когда металлический край прижался к её животу, у девушки перехватило дыхание. Это было почти символом того доминирования, которому она подвергалась. Рабыня поражённо посмотрела вниз в рябящую поверхность жидкости в кубке. Пейсистрат улыбнулся. Не поняла ли она в это мгновение, что огненный напиток в кубке, тоже был своеобразным символом, но другого огня, того, который мог бы гореть в мягкости живота рабыни?

Тогда девушка подняла кубок к губам и медленно целовала его, кротко глядя на Кэбота поверх края, а затем склонила голову между протянутых вперёд рук, предлагавших ему кубок.

- Не надо, - попросил Пейсистрат.

Но Кэбот уже потянулся и схватил кубок. Немного паги выплеснулось на правое бедро рабыни.

- Как Ты предпочёл бы умереть? - спросил Пейсистрат. – Подозреваю, что даже тарскопас, не захотел бы умирать вот так.

- Это не имеет значения, - отмахнулся от него Кэбот. – Что поделаешь.

- Ты ведь из Воинов, - напомнил Пейсистрат.

- Был когда-то, - пьяно усмехнулся Кэбот.

- Тем не менее, - сказал Пейсистрат.

- С этим ничего не поделать.

- Посмотри в кубок, - предложил Пейсистрат. - Тебе нравится то, что Ты там видишь?

- Нет, - признал Кэбот.

- Это - Ты?

- Да.

- Нет, - покачал головой Пейсистрат. – Пага лжёт.

- Как она может лгать? - спросил Кэбот.

- Она обманывает тебя, она предаёт тебя.

- Пага никого не может предать, - заявил Кэбот, очень медленно, старательно, выговаривая слова.

- Не может, - согласился Пейсистрат, - но она может показать тебе того, кто предает себя.

- Я – это он, - заплетающимся языком проговорил Кэбот.

- Ты, действительно, он, - кивнул Пейсистрат. – А теперь встряхни кубок, и посмотри туда снова.

Кэбот взболтал жидкость в кубке и снова всмотрелся в её поверхность. Лично я полагаю, что в той рябящей, волнующейся жидкости, не было ничего, что можно было бы увидеть, за исключением, возможно, бликов, струй и тонких течений.

- Что Ты видишь теперь? - поинтересовался Пейсистрат.

- Арену, - медленно проговорил Кэбот.

- Значит, Ты ничего не забыл?

- Да, - ответил Кэбот. - Я этого не забыл.

И Тэрл медленно, тонкой струйкой, вылил пагу на стол, наблюдая, как жидкость сбегала со стола на пол.

- Шлюха, - бросил Пейсистрат.

- Да, Господин? – отозвалась рабыня.

- Пошла вон!

- Да, Господин, - вскрикнула она и, подскочив на ноги, в звоне монет, убежала от стола.

Кэбот отшвырнул кубок от себя, и тот загремел по полу в нескольких футах от них. Вдруг мужчина завалился на бок рядом с краем стола.

- Проконтролируй, чтобы он проспался, - приказал Пейсистрат одному из своих людей.

.

.

.

Глава 23.

Поляна.

.

.

.

В этом месте трава, колыхавшейся на слабом ветру, была длинной, мягкой, сочной и зелёной.

Кэбот пошевелился. Он явно находился не в Цилиндре Удовольствий.

Мужчина не открывал глаз. Он чувствовал вес железа на своих запястьях и лодыжках.

Потом послышался звук перемещённой цепи. Что-то склонилось над ним, и мужчина почувствовал, как чьи-то мягкие губы прижались к его губам. Она запомнила это, подумал он.

Наконец, он открыл глаза, и увидел прямо перед собой голубые зрачки девушки. Она немного отстранилась, всего на несколько дюймов.

Её вычистили, вымыли, причесали и надушили. Пожалуй, она была достойна сада удовольствия Убара. Вот только он не был Убаром.

Он оттолкнул её в сторону, насколько мог, и девушка заскулила, озадаченно и раздражённо.

Тогда мужчина сел и уставился на неё. Его правое запястье было приковано к левому запястью девушки, а его левое к её правому. Такая же картина наблюдалась и с их лодыжками.

Мужчина сердито тряхнул цепями, и она вскрикнула от причинённой ей боли.

«Кандалы вязки, - подумал он. – Кандалы вязки! »

Девушка попыталась приблизиться к нему, но он снова оттолкнул её от себя.

- Ты - рабыня, - сказал мужчина.

- Нет, конечно! – воскликнула она.

- Тогда Ты - домашнее животное, принадлежащее Гренделю.

- Нет, - мотнула головой девушка, - меня у него забрали.

- Тогда чьё ты теперь домашнее животное? - спросил он.

- Я не домашнее животное, - заявила она.

- Где твой ошейник? - поинтересовался мужчина.

- Нет у меня никакого ошейника, - сердито буркнула девушка. - Я не домашнее животное.

- Тогда кто Ты? - уточнил он.

- Я - свободная женщина, - ответила она.

- Хм, свободная женщина в цепях, - насмешливо хмыкнул мужчина.

- Да! – не скрывая раздражения, крикнула девушка.

- Тебя назвали? - осведомился он.

- Я сама выбрала себе имя, - надменно заявила она. - Я назвала себя «Убара».

- Это не имя, - сообщил ей Тэрл. - Это - титул.

- Разве это не означает Великую Женщину, Великолепную Женщину, Самую важную из Женщин? – спросила девушка.

- Твой гореанский всё ещё оставляет желать лучшего, - заметил он.

- Это предлагает такие понятия, не так ли? – настаивала блондинка.

- Возможно, - уклончиво ответил мужчина.

- Тогда я - Убара, - заявила она.

- Многие Убары, - усмехнулся Кэбот, - закончили тем, что были завоеваны, раздеты, научены пресмыкаться, лизать и целовать, как самые презренные из рабынь.

- Тогда, каким должно быть моё имя? - полюбопытствовала блондинка.

- Ты желаешь благородное, рафинированное, достойное, возвеличивающее и ценное имя, не так ли?

- Разумеется, - подтвердила девушка.

- Тогда, - задумался мужчина, - как насчёт Бины?

- Отлично, - расплылась она в улыбке. - Я - Бина!

Тэрл решил, что это будет хорошей кличкой для представления её с аукционной площадки. «Бина» по-гореански – это рабские бусы, обычно не более чем раскрашенные деревянные шарики, которыми низкой рабыне будет подходяще разрешить украсить себя. Кроме того - это весьма распространённое имя среди низких рабынь.

Девушка улыбалась, удовлетворённо и высокомерно.

Он тоже улыбался, но только насмехаясь над её высокомерием.

- Нас приковали друг к другу цепями, - заметил мужчина, - в таком тихом, приятном месте. А в стороне я вижу немного вина, а также несколько ларм, виноград и ломти свежего хлеба.

- Мы должны размножаться, - сообщила она.

- Почему? - поинтересовался мужчина.

- Таково желание наших правителей, - объяснила Бина.

- Мне они не правители, - усмехнулся он.

- Тебе не нужно бояться за свою честь, - сказала она, - поскольку я не протестую и разрешаю тебе прикасаться ко мне.

- Я просто в шоке от твоей щедрости, - усмехнулся он. – Не пойму только с чего бы это?

- Так решили правители, - сказала блондинка.

- Понятно, - кивнул Тэрл.

- Я мало что знаю об этих вещах, - призналась она, - о размножении, и всём таком, но думаю, что даже если бы была бы против Ты, в конечном итоге, мог бы реализовать своё желание, тем или иным способом.

- Вполне возможно, - согласился Кэбот. - В конечном итоге. Всё же, я всего лишь человек.

- Я вижу, - сказала она.

- Ну тогда иди в мои руки, - пригласил мужчина.

Девушка подползла к нему, и Тэрл, приобняв её руками, подержал так в течение нескольких мгновений.

 - Ой, - внезапно раздался её удивленный возглас, и блондинка задрожала.

- Что-то не так? – осведомился он.

- Н-нет, - неуверенно ответила она. - Это приятно.

Затем она потёрлась об него, и Тэрл прикоснулся к ней.

- О-ох! - пораженно выдохнула девушка.

- А Ты - горячее маленькое животное, - не без удовольствия констатировал он.

- Я не понимаю этих ощущений, - призналась блондинка.

Тогда Тэрл отстранил её от себя. Девушка попыталась снова приблизиться к нему, но он придержал, не дав сделать этого.

- Я не понимаю, - пробормотала девушка.

- Грендель, - сказал Тэрл, - любит тебя, но Ты, похоже, даже не понимаешь этого. Ради тебя он рисковал своей жизнью на арене, выступив против серьёзных противников.

- Это было его личное желание, так поступить, - отмахнулась она. - Он - монстр. Лучше прижми меня снова!

Но мужчина сердито оттолкнул её от себя.

- Ты часто заставляла его страдать, - добавил Кэбот.

- Конечно!

- Я так понимаю, что Ты никогда не была не протестующей с ним, если можно так выразиться, как и не позволяла ему, так сказать, прикоснуться к тебе.

«Как трагична судьба мужчин, оказавшихся во власти свободных женщин, - подумал он, - во власти их тщеславия и прихотей, их мелочной природы, их жестокости и раздражительности. Неудивительно, что они делают их рабынями, а после этого делают с ними всё, что им вздумается. И что интересно, женщины, поставленные на то место, которое им назначено природой, оказываются довольны и счастливы, они словно расцветают в своих ошейниках. В отличие от большинства свободных женщин они по-своему гордятся тем, что были найдены достойными того, что мужчины взяли их в свои руки, достойными того, чтобы принадлежать. И они будут стремиться к тому, чтобы быть хорошими рабынями. Впрочем, им просто не оставили иного выбора. Но они рады тому, что не имеют никакого выбора».

- Разумеется, нет, - фыркнула блондинка. - Он не кюр, и он не человек. Он - уродливое животное.

- Неужели он, взяв в руки плеть, не проследил, чтобы Ты ухаживала за ним, тщательно и усердно?

- Нет, конечно, - возмутилась она.

- И он никогда не трогал тебя, не наказывал?

- Нет, конечно, - повторила блондинка.

- А как же на арене? Поводок, твои позы?

- Представление, - усмехнулась она, - спектакль для толпы, иначе они могли выскочить на арену и порвать нас обоих.

- Он любит тебя, - заключил Кэбот.

- Это – глупость с его стороны, - заявила блондинка.

- Да, - не мог не согласиться Кэбот, - это действительно глупость.

- Я презираю его, - сморщилась она. - Я пренебрегаю его желаниями. Я публично унижала его. Я заставила его страдать, каждый день и каждую ночь.

- И всё же, - покачал головой Кэбот, - он любит тебя.

- Он - дурак, - фыркнула девушка.

- Вот и я тоже так думаю, - вздохнул мужчина. – Даже будучи чемпионом на арене, могучим и опасным, можно быть дураком в другом месте, в маленьких мягких руках женщины.

- Я заставила его страдать, - зло бросила она.

- Почему? - осведомился Кэбот.

- А мне так захотелось, - заявила блондинка. - Он - животное. А теперь потрогай меня снова, как Ты это делал!

- Ты требуешь этого? - уточнил Тэрл.

- Да! - воскликнула она.

- Нет, - отрезал Кэбот.

Девушка попыталась было приблизиться сама, толкая к нему своё тело, но он снова удержал её на расстоянии вытянутых цепей.

Он должен был сопротивляться её красоте и мягкости, исходящему от неё аромату, пьянящему не хуже крепкой паги, теплу её нетерпеливого, возбуждённого тела.

- Ты должен продолжать дотрагиваться до меня, - потребовала блондинка. - Ты пробудил во мне странные ощущения. Я не понимаю их. Продолжай это! Продолжай!

- Ты - горячее маленькое животное, - усмехнулся мужчина.

В этот момент ему пришло в голову, что, несомненно, она не случайно оказалась в одном контейнере с ним, так же, как и брюнетка.

Наверняка, Царствующие Жрецы подошли к этому вопросу с почти математической точностью.

- Продолжай! – требовала она.

- Возможно, теперь, пришла твоя очередь немного пострадать.

- Мы должны размножаться! – воскликнула блондинка.

- Почему это? – полюбопытствовал Тэрл.

- Таково желание наших правителей!

- Они мне не правители, - напомнил мужчина.

- Мы должны размножаться! – закричала девушка. - Если мы не сделаем этого, они пошлют меня в скотские загоны!

- По крайней мере, Ты пойдёшь туда как свободная женщина, - усмехнулся Тэрл.

- Дурак! – выкрикнула она.

- А почему они хотят, чтобы мы размножались? - поинтересовался Кэбот.

- Они хотят получить человека-убийцу для арены, - ответила блондинка, - ещё одного гладиатора.

- Понятно, - протянул Кэбот

- Возьми меня! – крикнула она.

- Я делаю это только по собственному желанию, - сказал Кэбот, - а не по требованию кого-либо другого.

- Ты вызвал недовольство Агамемнона, - закричала на него девушка. - Ты закончишь с вою жизнь в ужасе, казнённый самым отвратительным способом.

- И мне не позволят умереть на арене?

- Конечно, нет, только не с честью, это будет что-нибудь долгое и унизительное, то, что сможет удовлетворить оскорблённую гордость Агамемнона.

- Для меня было бы бесчестием поступать согласно его желаниям, - пожал плечами Кэбот.

- Дурак, дурак, дурак! – заплакала девушка.

- Да, - не стал спорить с ней Кэбот, - но дурак честный – это дурак с честью, и лучше быть таким дураком, чем быть Агамемноном со всей его практичностью и хитростью, со всей его мудростью и проницательностью.

- Я не понимаю тебя! – воскликнула она. - Ты безумен! Безумец! Сумасшедший! Будь я рабыней в ошейнике, избитой и брошенной к твоим ногам, Ты бы меня наверняка использовал!

- Несомненно, - признал Кэбот, - при условии, что тебе дали рабское вино. Это - то, для чего они нужны.

- Я не хочу идти в скотские загоны! - зарыдала блондинка.

- Не думаю, что такое может произойти, - успокоил её Кэбот. - Надо быть полными идиотами, чтобы отправить тебя в загоны. Скорее они приковали бы тебя цепью в бараках, где под наблюдением кюров могли бы скрестить тебя с потомственным гладиатором. Они не нуждаются во мне.

- Ты сделал со мной что-то, - всхлипнула она. - Ты что-то затронул во мне! Я не понимаю этого! Никогда прежде у меня не было таких ощущений! Я страдаю!

- Ты возбуждена, - объяснил Кэбот. - Ты просто не знакома с тем, что происходит в твоём теле, но тому есть простое объяснение. Ты разогрелась, и очевидно довольно сильно. Это всё очень естественно. И это результат твоего здоровья и энергичности.

- Я боюсь, что не смогу выдержать этого! - призналась девушка.

- Подобный жар, точнее гораздо больший жар, явление довольно обычное среди рабынь, - пожал он плечами.

- Я не рабыня! - заявила она.

- Впрочем, это после того как в их животах уже разожгли рабские огни.

- Я не рабыня!

- Конечно, нет, - кивнул Тэрл.

- Я не смогу выдержать этого! - пожаловалась блондинка.

- Несомненно, это неприятно, - признал Кэбот. - Иногда рабыни жалуются и вопят от своих потребностей, особенно, когда сидят в клетках перед продажей.

Это довольно распространённое явление, лишать красно-шёлковых рабынь контактов с мужчинами перед тем, как выставить их на продажу, иногда в течение многих дней. С каким же нетерпением после этого они в своих цепях ждут возможности подняться на сцену торгов. Как жалобно они протягивают свои маленькие, закованные в цепи запястья к толпе, умоляя купить их, обещая предоставить мужчинам всю свою нежность. Таким образом, их разожжённый аппетит, столь ясно и очевидно продемонстрированный, как и их обнажённая красота, ну а кто согласился бы купить одетую женщину, зачастую значительно поднимает их цену.

- Я не рабыня! – крикнула блондинка.

- Конечно, нет, - не стал разочаровывать её он. - Мужчины, разумеется, те из них, что остались неприрученными, мужественными, тоже знают, что такое лишения и потребности. Безусловно, у них имеется значительное преимущество, так как они могут просто воспользоваться рабынями в тавернах или других подобных заведениях.

- Я не рабыня!

- Конечно, нет, - повторил Кэбот.

- Я прикована к тебе цепями, близко, неразрывно, беспомощно, кандалами вязки! – всхлипнула девушка. – Возьми меня! Используй меня!

Кэбот окинул её пристальным взглядом.

- Возьми меня! – крикнула она. - Используй меня!

- Не делай этого, - раздался голос за его спиной.

Кэбот обернулся и столкнулся взглядом с Гренделем.

- Зачем Ты пришёл? - осведомился Кэбот.

- Чтобы убить тебя, - спокойно ответил Грендель.

.

.

.

Глава 24.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: