Потом, прочихался от дыма и со словами –

 - Слава богу ни в кого не попал! Кто его знает, чем эта дура была заряжена! - снова перекрестился. На то, что преследующие их всадники тоже стреляют в воздух, Нюра со страха не обратила внимания. Появились всамделишные цыгане верхом и на кибитках. И пока Нюра их внимательно рассматривала, куда-то запропастился Георгий. Вместе с ним, исчез и его конь. Кибитка превратилась в обыкновенную телегу. Вместо коня в нее были впряжены мерно вышагивающие и при этом не перестающие жевать жвачку, быки. Быки? Нюре захотелось перекреститься. Как быстро они превратились в коров. Что она быков от коров, что ли отличить не может! Как пить дать, коровы! Одна из них пегая, со сломанным рогом. Как у соседей, а другая повернулась, озорно подморгнула ей ярко красным глазом и прокричала голосом Карпушихи –

 - Ты чего это разоспалась! Просыпайся, жених приехал! - Нюра почувствовала, что её сильно трясут за плечи и стягивают одеяло - какой жених? Какая свадьба!

Холодно! Как ей холодно! И этот страшный, бородатый мужик с агитационного плаката снова кричит…. Хорошо еще голосом Карпушихи –

- Да просыпайся ты, чумурудная! Храпишь как мужик после бани! Жених с Иваном Максимовичем второй самовар чаю допивают. Дружки со сватьями не утерпели и ушли на станцию, смотреть как трактора разгружают. Их, трактора эти, чай, не каждый день привозят. Одевайся быстренько! И порумяниться не забудь! Если опять уснешь, ей богу холодной водой окочу! Пеняй тогда на себя…

Приезд жениха обычно сопровождался одним или несколькими выкупами. Чем же цыган хуже! Выкупили уже и вход в дом, и ворота тоже выкупили. Даже дверь, и ту выкупили. Старался жених. Старались дружки. Но Нюра ничего этого не видела, она все на свете проспала. Георгий запретил будить.

Особенно старались, когда подметали дорогу возле дома, по которой поедет свадебный поезд. Это для того, чтобы под ноги молодым не бросили предмет, на который могла быть наведена порча. Тщательно следили, чтобы никто не нарушил чистоту дороги и не перебежал путь свадебному поезду. Не забыли сделать подношение местному колдуну, в качестве которого выступила знахарка Карпушиха. Колдун мог нарочно прийти к поезду и стоять там, пока не получит достаточный подарок. А раз уж Карпушиха обозначилась, не гоже другим колдунам в чужое дело встревать.

Нюру выкупали со знанием дела. Весело и сноровисто. Подружки, попытались было, подсунуть вместо нее, закрытую платком соседскую бабку, семидесяти годов от роду. Дружки жениха проявили бдительность. Лопуховских на мякине не проведешь! Не из таковских, что бы калым на ветер выбрасывать. Тичелмские парни и молодые мужики, под всеобщий хохот, для поддержания веселья, попытались было подбросить на дорогу предметы, похожие на наговоренные, туда, где должны пройти молодые. Получили по сусалам и успокоились. Одного, особо рьяного, заставили трижды подмести тропинку от дороги до дома. Но все это происходило, беззлобно как-то, скорее отдавая дань традиции.

Родители невесты на скорую руку благословили молодых иконой. И так вон, как задержались! Пора и честь знать! Оглашая окрестности громкими криками и выстрелами из ружей, свадебный поезд, окутанный густой Тичелмской пылью умчался.

Глава 7.

СОН, НАКАНУНЕ СВАДЬБЫ.

 

К свадьбе готовились загодя. Готовился цыган. Готовились в доме невесты. Что не говори, а все же, любимую, младшенькую замуж выдают. Кто виноват, что судьба у нее так сложилась? Бог даст и у Нюры все наладится!

Свадьба дело хлопотное, затратное. Но сколько не готовься, сколько не проверяй, все ли предусмотрели, самое важное всегда на последок остается не сделанным. Как не вертись, как не крутись, а одного дня обязательно не хватит. А уж про последнюю ночь и говорить нечего. По этой причине, в доме Нюры, ночью, предшествующей свадьбе, было не до сна. Не до сна было и самой Нюре. Ей почему-то, как раз накануне свадьбы, в очередной раз расхотелось выходить замуж. Потом она примеряла свадебное платье и ей снова захотелось …. Потом платье у нее отобрали, а ей самой посоветовали убраться куда-нибудь подальше со своими –

- Хочу замуж. Не хочу замуж. Раньше нужно было думать!

 Раиса Кирилловна пекла пироги и коптила гусей и уток. Попутно с этим отглаживала Нюрино свадебное плате и отчитывала мужа за какую – то очередную провинность. Тот, в свою очередь, понимающе кивал головой и не обращая внимания на замечания жены, продолжал дегустировать свою фирменную настоечку на ста травах.

 - Не ударять же, перед гостями, в грязь лицом. Почитай, все деповские нагрянут, и еще столько же поселковских. Человек сто, если не больше - рассуждал Иван Максимович и продолжал навещать чуланчик, где были до поры припрятаны запасы горячительного.

Оно конечно же, на трезвую голову сподручнее такие дела решать, но больно уж хороша настоечка! Тем более, столько всего недосказанного…. А настоечка так развязывает язык. Троих сестер выдавали замуж до Нюры и ровно три раза слышала она историю про-то, как отец собственноручно расстроил свадьбу своей будущей жены, матери Нюры, с заезжим лихим гусаром, переговорив по-мужски, сначала со священником, а затем и с самим женихом. Но, Нюре хорошо известно, что это не более чем художественный вымысел. Никакой разбираловки с переходом на личности не было. Священник сам отказался венчать гусара, ведущего разгульный образ жизни. Тот сильно не расстроился, нанял тройку и в тот же, день укатил из Тичелмы в неизвестном направлении. Сколько тогда горьких слез пролила Раиса Кирилловна, одному богу известно. Но, отдать должное отцу Нюры, он не растерялся и вовремя заслал сватов. А правильность этого решения подтвердило время. Рассказывалась ли эта история накануне ее первого замужества Нюра как ни силилась, вспомнить не могла. Да что там, эта история! Без всякого сожаления, само замужество выдрала она из своей памяти, так и хочется сказать, с кровью. Только совсем бескровно это воспоминание из ее памяти выдиралось. Словно отпаренная в бане кожа на месте старого пяточного мозоля. Нюра потихонечку забралась на печку, прогнала кошку, укрылась лоскутным одеялом, потянулась, сладко зевнула и крепко уснула….

Со стороны железнодорожного вокзала слышались приглушенные расстоянием крики, сопутствующие прибытию важного эшелона, возня, звуки настраиваемых духовых инструментов. Ждали прибытия эшелона с сельскохозяйственной техникой. Несколько тракторов предназначались для вновь организуемых коммун района. В их числе трактор для Лопуховского товарищества. За него пришлось закрыть церковь и переоборудовать ее помещение под зернохранилище. Ни коня, ни воза! Это сколько же, на такие площади зерна нужно насобирать! По нашим никудышным почвам, совсем бестолковое занятие. Через год недороды! А они все туда же! Догоним и перегоним!

- Перегоняльщики, «твою дивизию»! – роптали Лопуховские мужики. Но супротив нонешней власти разве попрешь!

А эшелон, про который телеграфировали с соседней станции, все не шел и не шел…. Народ устал… ждать. А ведь обещали, что с минуты, на минуту!

За заботами и хлопотами не заметили, как дому тихо подкатила кибитка, запряженная вороным жеребцом, известным своей прытью далеко за пределами Лопуховки. Кибитка напоминала цыганскую только внешне. Тканевый тент в виде шатра и телега. Шатер в кибитке цыгана был из добротного льняного полотна с кистями и цветами. Да и сама телега обладала неоспоримыми преимуществами перед убогими цыганскими собратьями. В ней явно просматривались веяния нового времени. Железный ход, рессоры и обутые в каучуковые шины колеса. Чем не городская пролетка? Георгий еще летом посылал за ними в Нижний Новгород на ярмарку. А уж соединить все это воедино особого труда не составило. Нюра про это знала, но о том, как здорово у Георгия получилось, даже не догадывалась. Смущало другое. Кибитка хоть и была чертовски красива, хоть и появилась ни свет, ни заря, была одна. Ни подобающей торжественному случаю свиты, ни лихих наездников, дружек не было. Срамотища!

 - Это, наверное, потому, что я во второй раз выхожу замуж - пригорюнилась Нюра – кому порченая жена в радость?

 - Батюшки светы! - всплеснула руками Раиса Кирилловна. Куда бечь, куда бечь! Никого же, нет. Да брысь, ты проклятущая! Какого бельмеса тебе нужно. Почти цельную селедку охамячила и опять под ногами путаешься! Брысь тебе говорят! Иван, Нюрка! Скорее за соседями! За свахой бегите! Где Карпушиха! Снова чего не так сделаем! Где мои новые чулки? Где подружки? Где, где, где….

 Но куда – то бежать и что-то делать было поздно. Со словами –

 - Прости! У цыган верхами крадут невест. Ты же пока еще не цыганка, поэтому пришлось на кибитке приезжать.

Георгий подхватил Нюру на руки, откинул полог, бережно усадил Нюру и легко запрыгнул сам. Свежее сено, длинноворсный ковер и больше ничего, из вещей внешне Нюре знакомых. А еще в кибитке присутствовало какое-то очень странное и очень большое, просто огромное ружье. Она такую пушку видела в книге про разбойника Кудеяра. Знатное это было ружье. К грубо оструганному ложу, прикреплен ствол, с раструбом на конце, толщиной в руку взрослого человека. Курок и хомуты, при помощи которого крепится ствол, так окислились, что было понятно – ружью лет двести, если не больше.

 -А, это еще зачем? - удивилась Нюра – вроде бы воевать ни с кем не собирались?

 -Это ты про мою абрекузу? Да так, на всякий случай! - усмехнулся цыган в обвислые усы– вдруг разбойники нападут! Или, чем, смолокурам не приглянемся. С ружьецом–то оно поспокойнее.

Жеребец безо всякого понукания рванул крупной рысью. Не прошло и четверти часа, а кибитка уже приближалась к лесу, расположенному между Большой Тичелмой и Лопуховкой. Там издавна работала артель смолокуров. Люди суровые, малообщительные, с ранней весны и до поздней осени они гнали деготь. Жгли березовые чурки в огромных ямах, готовя древесный уголь. Тяжелая и грязная работа накладывала на весь их быт специфический отпечаток. Как не мойся, а копоть и сажу так просто не смоешь. Да и кто сказал, что они слишком уж старались отмыться. Пади, и в баню то ходили только по праздникам. В поселке говорили, что смолокуры не только водятся с чертями, но и еще крадут маленьких детей. Слух этот пустили скорее всего сами взрослые, чтобы дети не ходили в лес, изобилующий болотами, ядовитыми змеями и диким зверьем, без присмотра. Нюра давно уже выросла, а ходить в этот лес опасалась. А вдруг и правда! А вдруг …. И словно в подтверждение ее мыслей как безмолвные тени на опушке леса появились всадники.

- Ой, Царица небесная, Матерь Божья -смолокуры! - тонюсенько взвизгнула Нюра.

И не успела она вымолвить эти слова, они уже мчались вдогонку с гиканьем и оглушительным свистом. От страха Нюра спряталась за спину жениха. Вот тут – то она и поняла, зачем Георгий припас свою страшную абрекузу.  Цыган, в свою очередь, троекратно перекрестился, со скрипом, похожим на визг не смазанной дверной петли взвел курок, тщательно прицелился и пальнул.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: