II. Региональный лидер как «крепкий хозяйственник»

В ходе предшествующего анализа мы выявили, что региональное политическое лидерство – это особый тип политической деятельности в том смысле, что система ее культурного опосредования обладает спецификой по сравнению с аналогичной системой, например, политической деятельности на федеральном уровне. Эта специфика прежде всего проявляется на уровне социокультурной легитимации: обосновывая свое право на лидерство, региональный политик в первую очередь апеллирует к региональной идентичности граждан. Причем «образ регионального лидера» оказывается важнейшим средством такого рода легитимации. В этой главе мы попытаемся проанализировать контекст, в котором используется данный образ: с чем он сопоставляется, связывается, и, чему противопоставляется в процессе политической коммуникации. Ответив на указанные вопросы, мы сможем более точно определить специфику этого третичного артефакта, который, как мы выяснили играет важную роль в опосредовании политической деятельности на региональном уровне. Далее, осуществив анализ его смыслового контекста, мы постараемся выйти за рамки отдельного образа («образа лидера»), чтобы начать реконструкцию целостной “картины мира”, аспектом которой данный образ выступает.

Итак, кто же он – региональный политический лидер? Как он сам определяет свое амплуа? Как его определяют другие? В чем видятся ему и другим особенности этого типа лидерства?

В интервью журналу «Власть» один из наиболее известных сегодня российских губернаторов Д. Аяцков так подвел итоги кампании по выборам глав исполнительной власти субъектов Федерации:

 

«Избиратели проголосовали за политиков, сумевших утвердить собственную репутацию крепких хозяйственников и управленцев, ставящих экономику выше идеологии» [33].

 

Подобным образом оценил свое избрание губернатор Ленинградской области В. Густов, заявив в интервью журналу «Российская Федерация»:

 

«Мне не политиком доверено быть, а хозяйственником» [34].

 

Рязанский губернатор В. Любимов, чье избрание было оценено всеми наблюдателями как победа коммунистической оппозиции (то есть событие, имеющее отчетливый политический смысл) сразу после вступления в должность постарался отмежеваться от политического характера своего поста и придать ему смысл поста хозяйственного:

 

«Вступая в должность губернатора, я поклялся выражать интересы всего населения рязанщины. Более того, потребовал от своих новых назначенцев своей команды оставить свои политические пристрастия дома и, если угодно, заниматься политикой в нерабочее время, ни в коем случае не используя официальный статус... Мои принципы: профессионализм и опыт, понимание нынешней социально-экономической ситуации людьми, которые будут работать со мной» [35].

 

Общим в приведенных выше высказываниях являются ярко выраженное противопоставление образов «политика» и «крепкого хозяйственника», дополняемое не менее отчетливым стремлением региональных политических лидеров определить себя как «крепких хозяйственников и управленцев». Эти противопоставление и самоидентификация тесно увязываются самими региональными руководителями с возможностью выступать в качестве представителя всей региональной общности, что, например, хорошо видно в высказывании В. Любимова.

Схожая система образов зафиксирована и в общественном сознании. По данным Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в феврале 1997 г., на вопрос: «Как вам кажется, кого в основном этой осенью (имеется ввиду осень 1996 г., когда прошла наиболее крупная серия выборов глав исполнительной власти субъектов РФ, – В. Н.) выбирают на посты губернаторов? » – российские граждане ответили следующим образом [36].

 

Таблица 5. Определение жителями РФ своего восприятия выборных глав исполнительной власти субъектов РФ (ответ на вопрос: «Как вам кажется, кого в основном этой осенью выбирают на посты губернаторов? »)

	Варианты ответа	Число респондентов, выбравших данный вариант (%)
1	политиков	26
2	крепких хозяйственников	41
3	затрудняюсь ответить	33
	нет ответа	0, 3

 

Сама постановка вопроса (в виде противопоставления двух образов) и распределение ответов (2/3 респондентов видят смысл и могут определиться в рамках данного противопоставления) демонстрируют, что указанная система образов присутствует не только в самоопределении региональных политических лидеров, но и в определении оценивающих их жителей регионов. При этом отчетливо доминирующим является образ регионального лидера как «крепкого хозяйственника».

На основании анализа политической риторики и данных социологических опросов мы можем утверждать, что на сегодняшний день определение региональных политических лидеров как «крепких хозяйственников и управленцев» является превалирующим и в сознании политической элиты, и в общественном сознании в целом.

Здесь необходимо отметить, что использование этого образа для описания характера регионального политического лидерства – глубоко парадоксально. Действительно, обозначение главы исполнительной власти региона (и в широком смысле регионального лидера) деполитизированным «крепким хозяйственником» никак не вытекает из характера его социальной роли. Пост главы исполнительной власти субъекта Федерации и члена высшей палаты парламента заведомо предполагает исполнение специфически политических функций. Кроме того, как показывает исследование биографий избранных руководителей, проведенное Центром регионального анализа и прогнозирования Российской академии государственной службы, такое определение большей их части на основании фактов биографий также не вполне оправдано (см.: таблицу 6) [37].

Таблица 6. Динамика распределения глав исполнительной власти субъектов Федерации по типам карьер (до и после выборов 1996-1997 гг.)

Тип карьеры	До выборов (%)	После выборов (%)
«Партийные функционеры»	21	26
«Директора»	17	13
«Администраторы»	16	15
«Преподаватели»	13	8
«Хозяйственники»	11	13
«Прагматики»	11	11
«Прорабы»	6	6
«Комсомольцы»	5	8

 

Как следует из приведенных выше данных, наиболее высокая положительная динамика между до- и послевыборным состоянием отмечалась в группах «партийных функционеров» и «комсомольцев» [38], то есть типах карьер, связанных не столько с хозяйственной, сколько с политической деятельностью. Число «хозяйственников» несколько возросло, зато количество представителей иных «хозяйственных» типов карьер либо осталось на прежнем уровне («прорабы»), либо уменшилось («директора»). Сократилось также количество лидеров с преимущественно административным карьерным опытом («администраторы»).

Таким образом, «очевидное» определение регионального политического лидера как «крепкого хозяйственника и управленца» не имеет под собой достаточных рациональных оснований: функции главы исполнительной власти субъекта Федерации предполагают активное участие в политической деятельности, по крайней мере, на федеральном уровне; занятие этого поста также сопряжено с политической деятельностью (проведение избирательной кампании, политическая мобилизация союзников); наконец, карьерный опыт победителей также свидетельствует об активном участии в политической деятельности в прошлом.

Возникает закономерный вопрос: почему же при всех обстоятельствах региональный политик стремится уйти от определения себя как политика и утвердить имидж «крепкого хозяйственника»? Можно предположить, что последний образ, в отличие от первого, в контексте осуществления политической деятельности на уровне региона служит эффективным средством легитимации деятельности политика. Однако, если это действительно так, то в чем заключается легитимирующий потенциал подобного «бегства от политики»? Чтобы ответить на последний вопрос, постараемся выявить смысл противопоставления «хозяйственника» и «политика» в высказываниях региональных лидеров. Следует отметить, что они достаточно четко прослеживают взаимосвязь между «бегством от политики» и своим региональным статусом. Это, например, хорошо видно в следующем высказывании ярославского губернатора А. Лисицына.

 

«И в правду, нет худа без добра, чрезмерная политизация федеральных властей, кадровая чехарда в Москве обернулась возможностью для регионов самим для себя вырабатывать стратегии выживания и развития» [39].

 

В этом высказывании достаточно отчетливо прослеживается противопоставление федерального уровня власти с присущими ему непродуктивной политической борьбой, нарастанием беспорядка («чехарда»), с одной стороны, и пространства региона, в котором осуществляется необходимая и продуктивная деятельность («выживание и развитие»), с другой. Далее в том же интервью противопоставление «хозяйства» и «политики» переносится в плоскость противопоставления конкретных социальных ролей. Обозначая характер своей деятельности как сугубо хозяйственный и управленческий, А. Лисицин так определяет следующий связанный с ним императив:

 

«Для административной работы достаточно одного условия: она должна вестись вне идеологии, в интересах всех граждан, в интересах дела».

 

Отметим, как в этом высказывании «дело» (ассоциирующееся с хозяйственной деятельностью) противопоставляется «идеологии» (ассоциирующейся с политической деятельностью) и объединяется с «интересами всех». Таким образом, противопоставление хозяйственной и политической деятельности и, соответственно, «хозяйственника» и «политика» создает в региональном контексте вполне определенный тип легитимации власти. Заниматься «хозяйствованием» – значит обустраивать свой регион, противостоять беспорядку и хаосу. Эта деятельность объединяет всех  жителей региона. Напротив, «заниматься политикой» означает раскалывать жителей региона по идеологическому или партийному принципу, разрушать единство региональной общности, тратить ее энергию на бесполезную политическую борьбу, мешать осуществлению хозяйственной деятельности. Тем самым образ деятельности регионального лидера, передаваемый метафорой «хозяйствование», придает смысл (и таким образом осуществляет функцию социокультурной легитимации) политической деятельности на региональном уровне.

Сами региональные лидеры вполне отчетливо связывают функцию упорядочения регионального пространства с деятельностью регионального лидера. Именно так характеризует смысл деятельности главы региона кемеровский губернатор А. Тулеев:

 

«Можно рубаху на себе рвать, а можно сосредоточенно работать, исходя из высшей цели представителя области – ее рационального обустройства» [40].

 

Здесь, как и в предыдущих высказываниях, «истинный представитель» региональной общности занимается «рациональным обустройством» региона (или хозяйствованием). Он противопоставляется человеку, дающему несбыточные обещания (в контексте высказывания – другим кандидатам на пост главы региона – «политикам»).

В дополнение к приведенным выше примерам отметим, что о тесной связи образа «крепкого хозяйственника» и образа представителя региональной общности свидетельствуют и данные осуществленного в предыдущей главе анализа рекламных материалов региональных избирательных кампаний. Как мы помним, функция «защитника региона» в них тесно ассоциировалась с функцией защиты местного производителя и шире экономическим «упорядочиванием» территории региона.

 

* * *

 

В проанализированных выше текстах противопоставление «крепкого хозяйственника» и «политика» оказывается сопряженным с целой системой бинарных оппозиций. Оно ассоциируется с противопоставлением федерального центра (Москвы) и регионов, а также противопоставлением «порядок» - «хаос». Образ регионального лидера как «крепкого хозяйственника и управленца» тем самым отсылает к более широкой «картине мира», в которой пространство региона противопоставляется иной пространственной области («Москва», «столица», «центр»). Последняя ассоциируется с деструктивной по своей природе «политикой», в то время как деятельность региональных лидеров сосредоточена на упорядочивании регионального «мира» посредством «хозяйствования». Этим объясняется, на наш взгляд, стремление регионального лидера представить себя как «крепкого хозяйственника и управленца»

Приведенная выше цепь суждений представляет собой гипотетическую конструкцию. Однако она вполне может быть использована нами для дальнейшего анализа. Во-первых, в ее рамках мы получаем вполне логичное обоснование легитимирующей силы образа «крепкого хозяйственника». Во-вторых, она вполне соответствует избранной нами модели культурного опосредования политической деятельности, поскольку позволяет перейти от отдельного, фиксируемого в политической коммуникации образа к «картине мира» регионального сообщества.

Осуществленный анализ дает нам основания для некоторых предположений относительно содержания данной «картины мира». Тот факт, что весьма существенным для нее оказывается противопоставление «порядка» и «хаоса», выраженное также в противопоставлении «пространства» региона «запредельному» пространству столицы может свидетельствовать о мифологическом характере этой картины.

Действительно, как отмечается во многих исследованиях архаических культур, оппозиция «космос» – «хаос» является центральной для мифологического описания мира [41]. Следующая часть исследования будет специально посвящена проверке этой гипотезы в отношении региональной «картины мира». Но прежде мы остановимся на тех аспектах образа регионального политического лидера, которые могут рассматриваться как компоненты мифологического описания.

Прежде всего следует отметить, что в контексте регионального «образа мира» описание «крепкого хозяйственника» по ряду черт оказывается близким к образу так называемого культурного героя. В ходе предшествующего анализа материалов региональных избирательных кампаний мы выявили, что важнейшим в описании регионального лидера является утверждение его роли «защитника и покровителя» региональной общности и, в первую очередь, ее «простых людей». Уже это описание приписывает региональному лидеру некоторые героические функции.

Кроме того известно, что в мифе функции героя тесно связаны с упорядочиванием пространства общины (народа). Герой расширяет пространство общины, территорию, соразмерную человеку, понятную и доступную для дальнейшего освоения. Он защищает эту территорию от врагов и чудовищ. Он привносит в мир людей новшества и изобретения, делающие их жизнь более легкой и гарантированной.

 

«Миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления, будь то всеобъемлющая реальность, космос или только ее фрагмент: остров, растительный мир, человеческое поведение или государственное установление. Это всегда рассказ о неком «творении»...»[42].

 

В индустриальном обществе, понимающем и оценивающем себя через призму экономики, хозяйственная функция предстает как выражение творческого начала. В этой связи «крепкий хозяйственник» представляет собой образ наиболее соответствующий образу культурного героя в классической мифологии.

Стремление к «хозяйственному обустройству» региона как основной цели своей деятельности декларировалось многими, кандидатами, а впоследствии и избранными губернаторами. Причем в ряде случаев такого рода проекты переустройства приобретали вид своеобразной космогонии «в пределах одного отдельно взятого региона». Строительство портов в Ленинградской области, провозглашенное В. Густовым, «превращение Курской области во второй Кувейт», заявленное А. Руцким, и иные подобные сверхпроекты выражают стремление не просто получить хозяйственную отдачу. Их цели гораздо шире – коренное переустройство регионального пространства, изменение регионального мира, а также статуса региона в рамках страны.

Выявленные параллели еще не могут быть признаны окончательными свидетельствами того, что образ регионального лидера, возникающий в процессе региональной политической коммуникации, представляет собой образ мифологический, то есть образ возникающий в процессе мифологизации и архаизации общественного сознания. Вместе с их вполне достаточно для выдвижения подобного рода гипотезы. Ее мы более подробно рассмотрим ниже.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: