ГЛАВА IV. ЦЕРКОВЬ В IX – XI ВЕКАХ

Общая характеристика эпохи

Внутри рассматриваемого периода, охватывающего целых семь столетий церковной истории, объективно выделяются две значительные эпохи – соборная (325-787 гг.) и послесоборная (787-1054 гг.). Если в первую эпоху основной вопрос церковной жизни касался выработки единого вероучения, разрешения догматических споров, борьбы с непрестанно сотрясающими Церковь ересями, то во вторую эпоху церковная жизнь, главным образом, была сосредоточена на проблеме взаимотношений, с одной стороны, с государственной властью, а с другой стороны, была омрачена все более усиливающимся дистанцированием Рима и Константинополя.

Крупнейшей и наиболее развитой во всех отношениях державой воистину вселенского масштаба, на рубеже I и II тысячелетий была Византийская империя. Начиная с VII столетия пониятие «восточная Церковь» стало фактически синонимично понятию «Константинопольский патриархат». Действительно, с появлением в это время на мировой арене ислама три остальные восточные патриархата – александрийский, антиохийский и иерусалимский – пали под оружия мусульман, оставив их предстоятелям одни лишь патриаршие титулы и лишив их всяческой власти.

С другой стороны, византийская теория симфонии властей возвышала статус Константинопольского патриарха и в общественном сознании самой Византии.

Воздействие Церкви на византийское государство и общество в духе идей христианства и его требований, реализующее ее высокое назначение, в эпоху, наступившую после Вселенских соборов, было довольно результативным, поскольку само общество того времени было особенно доступно для религиозных идей. Присутствие религиозного начала в общественном сознании раннесредневековой ойкумены было не только желательным, но и решительно необходимым. Вся жизь византийского общества была пронизана религиозными интересами, хотя уже и не в такой мере, в какой мы могли это наблюдать в эпоху первых христианских поколений.

Однако, при всей своей внешней религиозности, византийское общество носило в себе очень много задатков болезненной, патологической жизни, ненормального развития. Религиозность была чем-то отдельнм от жизни: религиозность сама по себе, а жизнь саама по себе. Между ними не было того единения, той тесной связи, которая рождала бы истинно облагороженную, высоко нравственную жизнь. Удивительно, но наряду с, казалось бы, господстующим в общественном сознании религиозным началом история Византии того времени поражает обилием, избытком нравственных недугов, которые составляли самую выдающуюся сторону в положении общества. Эти патологические явления были, с одной стороны, существенным препятствием для Церкви в осуществлении ее миссии, а с другой стороны, той культурно-исторической средой, в которой приходилось жить, дейстовать и руководить церковному телу.

Действительно, рассматриваемые столетия в истории Византийской империи характеризуются нетвердостью, расшатанностью государственных основ, атмосферой своеволия, отсутствием взаимного доверия правительства, армии и народа, какой-то нездоровой напряженностью всех сторон общественной жизни. Каждый пользовался минутой счастья и, хотя искал большего, но редко находил.

На рубеже тысячелетий в Византии сконцентрировалось максимальное число массовых возмущений, бунтов, бесчисленных переворотов и заговоров. В отношении народа к императорскому трону повторились печальные времена Римской империи: императоры всходили на него часто для того, чтобы тотчас же оставить его с бесчестием. Перевороты, приводившие теперь к престолу большую часть императоров, действовали крайне деморализующим образом, как на правительство, так и на народ.

Неустойчивость правительств часто была следствием либо очередного каприза народа, либо очередной перегруппировки сил в политических или армейских лагерях. Ни то, ни другое, разумеется, не добавляло авторитета высшим эшелонам власти, оказавшимся на «политическом олимпе» порой в силу случайного стечения обстоятельств.

Известно, что из 109 императоров, управлявших Византийской империей за всю ее почти тысячелетнюю историю, только 34 окончили свой жизненный путь естественным образом; остальных же, в большинстве своем, постигла либо насильственная смерть, либо тяжелое увечье. Причем, как это чаще всего и бывает в истории, «генеральными штабами» заговоров становились, как правило, сами императорские дворцы, где располагались покои нетерпеливых жен, сыновей и других близких родственников императоров, томившихся в ожидании того счастливого момента, когда очередная царственная особа освободит вожделенное место.

Заговоры и первороты, с одной стороны, пагубно отражались на нравственном уровне народа, а с другой стороны, они развивали в правительстве неслыханную жестокость. Для заговорщиков изобретались самые изысканные казни; причем каждое новое правительсво, стремясь отбить охоту искать приключения у потенциальной оппозиции, считало своим долгом превзойти в варварстве своих предшественников. Наиболее популярными мерами борьбы со своими политическими противниками были лишение имущества, оскопление (кастрация) для мужчин и заточение в монастырь для женщин, отрубание конечностей, отрезание носа и ушей, ослепление и прочие виды членовредительства.

Все это неизбежно создавало атмосферу всеобщей подозрительности и культ деспотизма, которым и славилась Византия рубежа тысячелетий. Императоры, испытывая постоянно страх перед завтрашним днем, доходили до того, что короновали своих наследников во младенческом возрасте, что не мешало им, однако, относиться с подозрительнотью и к последним и по мере взросления детей, применять к ним зачастую жесточайшие репрессивные меры.

При дворе непрестанно царила удушающая атмосфера интриг, борьбы противоборствующих аристократических партий, на корню уничтожающая всякую попытку утверждения на олимпе власти здоровых элементов. Одаренный, талантливый политик, не связанный по рукам и ногам узами тесных корпоративных интересов имел немного шансов самостоятельно пробить себе дорогу к трону и уж тем более на сколько-нибудь значительный срок укрепиться на престоле. Сложившаяся ситуация стала причиной того, что в Византийской империи, начиная с Константина Великого и до самого ее падения более чем где-либо в государствах старого или нового мира и лучшие государственные мужи и превосходнейшие полководцы зачастую становились жертвами придворных махинаций, коренившихся в низменной зависти и ненависти.

Неудивительно, что деморализованное, дестабилизированное и перманентно перевозбужденное бесконечными политическими неурядицами византийское общество налету подхватывало едва заметное дуновение ветра революционных перемен и всегда было легким на подъем против правительства, чем-то неугодившего толпе. Объектом всенародного возмущения нередко являлась и церковная власть в лице константинополького первосвятителя; причем, интересен тот факт, что главными разжигателями пожара демонического гнева толпы, как правило, являлись монахи, недовольные политическим курсом патриарха. Кровожадность их при этом не останавливали ни угроза возможного наказания по административной линии в случае подавления бунта, ни святительский сан избранной ими жертвы. Как правило, возникавшие мятежи сопровождались слепыми жестокими погромами владений родственников свергнутых правителей, неизбежно переходившими за границы родственных связей и крушащими на своем пути особняки любых более или менее зажиточных граждан.

Вряд ли можно предполагать, что в сложившихся условиях абсолютной расшатанности каких-либо государственных устоев уровень нравственного сознания общества будет сколько-нибудь высоким. Напротив, эпоха рубежа тысячелетий характеризуется отсутствием в Византийской империи всяческих нравственных принципов. Чего стоит только вспомнить о нашумевших «подвигах» императора Михаила III, превратившего свою резиденцию в очаг распутства и доходившего в компании своих псевдо-митрополитов до гнуснейшего пародирования евхаристического тайнодействия.

Как и во всякую эпоху смутного времени, характеризующуюся неуверенностью в грядущем дне и нравственной распущенностью, Византийское общество того времени было переполнено языческими идеями, суевериями, оракулами, магическими обрядами, астрологией, прорицателями, волшебниками и проч.

Итак, все вышеизложенное достаточно красноречиво свидетельствует о тех существенных препятствиях, которые встали в описываемую эпоху перед Церковью при выполнении ее исконного назначения. Чтобы оставаться достойной своего высокого призвания, Церкви следовало выдвигать нравственные требования, идущие коренным образом вразрез с общим настроением народа, а значит, зачастую и противопоставлять себя общественному мнению той эпохи.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒