Вспомогательный состав судов.

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 77Следующая ⇒

Эта часть судебных учреждений также имеет много общего с прошлым. В Московскую эпоху мы встречаем тех же тиунов (ст. ст. 37, 41 Первого; ст. ст. 26, 62 Второго судебников), что и в предыдущей эпохе. Судят они суд и как тиуны великого князя, в этом случае предел их юрисдикции ограничивается территорией Московского и Новгородского уездов, и как тиуны наместников и волостелей. В последнем случае они судят в том округе, где сидит их " патрон". Компетенция суда тиунов весьма ограничена. Им запрещено ведать отпускные и правые грамоты холопам и беглым; они не дают полных и докладных грамот.

Следующим весьма важным вспомогательным членом суда был дьяк. Дьяки (ст. ст. 1, 26, 27 Первого; ст. ст. 20, 23 Второго судебников) были весьма существенной силой. Во всяком случае их роль как знатоков если не материального, то формального права (практики приказов) не подлежит сомнению. Следующий чин - пристав ( ст. 28 Первого; ст. ст. 20, 23 Второго судебников) или недельщик (ст. ст. 24, 30, 31 Второго судебника), что одно и то же. Приставы назывались недельщиками потому, что должности свои призваны были исполнять по неделям, отсюда и название. Главная их обязанность - произвести необходимые процессуальные действия по обыску (в этом роль их практически не изменилась со времен Псковской судной грамоты), доставить стороны в суд и привести приговор в исполнение. Приговор в Московскую эпоху в отличие от предыдущей исполнялся уже не соглашением сторон, а силой и авторитетом власти. Следующие чины - доводчики (ст. ст. 35, 34 Первого; ст. ст. 26, 48 Второго судебников), основная обязанность которых состояла в доставке сторон и свидетелей по делу в суд. В этом они помогали приставам.

Московскому праву известны были своего рода адвокаты - стряпчие (ст. 13 Второго судебника ). Правда, определенно по их поводу сообщить нечего; известно, впрочем, что обычно в роли адвокатов выступали подьячии, лица, можно сказать, заинтересованные в силу своей работы. Это вызывало сильнейшее раздражение Петра Великого, запретившего состязательный процесс и, следовательно, самих адвокатов. Интересно отметить, что он повторил в своем указе по этому поводу почти те же самые доводы, что и его отец - царь Алексей Михайлович. Последний, как известно, в ходе удачной войны с Польшей из-за Малороссии позволил вновь присоединенным городам сохранить у себя магдебургское право, питейные доходы, выборных судей (лавников) и войта. Но при этом была уничтожена адвокатура.

" А прокуроров никому за себя не нанимать и в суд не посылати, и прокуратором не бытии, а искати и отвечати каждому за себя, чтобы от прокураторских вымыслов в суде неправды не было".

Специальный суд.

Определенным видом суда был особый, так называемый смесной, " вопчий" суд (ст. 59 Первого; ст. 91 Второго судебников). Это хорошо известный по Псковской судной грамоте третейский суд церковных людей со светскими. Сюда же можно отнести упоминавшийся смесной суд между людьми великого князя и людьми его братьев и родственников - других удельных князей. Интересно процессуальное правило ( ст. 30 Второго судебника ), содержащее коллизионную норму (определение подсудности по месту жительства ответчика): " Да и во всяких делах судити смесной суд тому судие, у кого в присуде ответчик"; пошлины же делятся по-старому - пополам. Но второй судья - достаточно пассивный участник процесса.

Следующим видом специального суда можно было бы назвать " откупной суд". Откупной суд - это тот же вид откупа, но откупалась во временное пользование не статья дохода в ее чистом виде: мыто, налоги и сборы, а статья дохода в виде судной пошлины. Само правосудие при этом превращается в исключительно финансовое предприятие. До нас дошла одна из таких откупных грамот - Обонежская грамота 1434 г., выданная новгородским наместником, в которой он уступал " Обонискый суд князя великого". Грамота оговаривала условия откупа: " ино платите им суд князя великого по старине".

Суд эпохи реформ середины XVI в.

Это суд хорошо нам известных губных и земских старост. Происхождение земских и губных учреждений из разряда судных мужей не подлежит сомнению. Понятно, что законодатель утвердил своей властью только то, что сложилось до того в обществе в качестве обычая. Таково происхождение губных. Известно, что люди жаловались правительству, что не могут своей властью ловить и казнить разбойников, поскольку боятся своим самоуправством вызвать недовольство великого князя.

В ведомстве губных старост состояли тяжкие уголовные преступления: разбой, убийства, грабеж, поджег. Губные старосты могли судить без доклада, т.е. решение их было окончательное. Но приговоры губных старост, содержащие в себе наказание в виде смертной казни, должны были, по свидетельству Маржарета, утверждаться Разбойным приказом.

В ведомстве земских учреждений состояли те же виды преступлений, но судили они суд только с доклада, как правило, губным старостой. Существенным отличием земских старост было то, что " гражданский их суд был совершенно неограничен" [Дмитриев. 1859. С. 64]. Они судили гражданские иски без доклада, причем могли выдавать ответчика головой истцу.

Общим отличием суда земских старост от суда губных старост стало по реформе то, что если раньше местный суд был видом кормления, то теперь - родом государственной службы, он вменялся в обязанность выборным от населения старостам.

Система приказного суда.

Последним видом судебных инстанций, получивших особое развитие в XVII в., стали приказы. Легальной основой приказного суда стал уже Второй судебник, но Соборное уложение, в частности его гл. X " О суде", придала ему еще больший порядок. В ст. 1 этой главы читаем: " Суд государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси судить боярам и околничим, и думным людем, и диаком, и всяким приказным людем, и судьям и всякая расправа делать всем людем Московского государьства от большаго до меньшаго чину вправду". Статья 2 постановляла: " А спорные дела, которых в приказех зачем вершить будут не мочно, взносить из приказов в доклад к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси, и его государевым бояром и околничим, и думным людем".

Процесс Московской эпохи.

Судопроизводство Московской эпохи постепенно включает в себя уже начала, малоизвестные предыдущему периоду. Так, состязательность процесса постепенно утрачивается, процесс становится письменным, ст. 28 Второго судебника постановляла: "...и дьяку истцовы и ответчиковы речи велели записывати перед собою". Уложение особо обращает внимание на то, что истцы и ответчики обязаны самостоятельно осуществлять свои процессуальные права (ст. 17 гл. X Соб. ул.). Единство процесса разрушается. Процесс делится теперь на: суд (состязательный процесс) и розыск (обвинительный, инквизиционного типа). Основное различие между этими двумя видами процесса не таково, как между гражданским или уголовным; и тот и другой в равной мере поглощали собой современную классификацию. Однако если в первом случае (суд как таковой) судебная инстанция играла весьма пассивную роль (сродни современной), предоставляя сторонам самостоятельно доказывать свое право, то во втором случае (розыск) суд уже активно занимается вопросом выяснения материальной истины. Таким образом, можно сделать вывод, что обращение к тому или иному виду процесса всецело зависело от интереса государства. Смотря по тому, было ли само государство заинтересовано, замешано в каком-либо деле, учинялся тот или иной вид судебного разбирательства.

Характерным отличием суда и процесса Московской эпохи от процесса, например, Западной Европы (в частности, Польши) было то, что московский процесс не знал сословных ограничений. Суд и процесс долго продолжали сохранять свойства всесословного. Единственно язва сословности (польская зараза) видна при сопоставлении следующих редакций актового материала: " А на кого взмолвит детей боярских человек пять или шесть добрых. или человек пять-шесть добрых целовальников" (ст. 12 Первого судебника); " а на кого взмолвят дети боярские человек десять или пятнадцать добрых или черных людей человек пятнадцать или двадцать добрых же крестьян и целовальников..." (ст. 58 Второго судебника). Видно, что в делах поклепных разница уже обнаружилась, но она еще не существенна. Но весьма показательна редакция ст. 14 Второго судебника (о судебном поединке), в комментарии к которой М.Ф. Владимирский-Буданов авторитетно заметил: " Когда при великом князе Василии Ивановиче (III. - М.И. ) дети боярские не хотели биться с крестьянами, требуя, чтобы противники выставили детей же боярских, то суд принял это за отказ от поля и обвинил детей боярских" [Хрестоматия. 1901. 2: 124].

Стороны процесса.

Сторонами в споре могли быть какие угодно лица, даже холопы, причем последние могли быть не только ответчиками, но и истцами. Впрочем, старое правило об ответственности господ за своих холопов продолжает действовать и в эту эпоху. Возраст тяжущихся не ограничивался. Можно предположить, что лица моложе 10 лет не могли вчинять иски. Женщины обладали равными с мужчинами процессуальными правами. Интересно отметить, что в этот период стороной в споре могло выступать уже государство (казна); государство выступало и в таком виде процесса, как розыск. Тем не менее рудименты круговой поруки, особенно в среде крестьянских мiровъ, давали о себе знать. В последнем случае составлялся род товарищества (ст. 20 Второго судебника). Ограничению в правах подвергались заведомые ябеды (сутяжники). Соборное уложение, например, их предлагало бить кнутом в течение трех дней. Стряпчие (поверенные в делах) приступали к исполнению своих обязанностей без всяких ограничений; legitimatio ad causam им не требовалось. Поверенный истца или ответчика заявлял судьям о факте своего найма стороной.

Судебные доказательства.

Состав судебных доказательств в Московскую эпоху существенно изменяется. Во-первых, изменяется сущность старинных послухов. Они полностью сливаются с видоками процесса времен Русской Правды. Законодатель теперь четко определяет: " А послухом, не видев, не послушествовали" (ст. 67 Первого судебника). Во-вторых, по смыслу ст. 52 того же памятника видно, что послух утратил свою древнюю сакральную сущность как разновидность Божьего суда. Он уже не должен сам биться на поле или выставлять вместо себя наймита. Послух должен быть совершеннолетним. Его показания записывались, после чего назывались " сказкой". Весьма важно было то, что сказка послуха должна была в точности соответствовать показаниям стороны в процессе. В противном случае эта сторона проигрывала дело.

Характерным для русского судебного процесса в это время было то, что послух мог в любой момент отказаться от своих показаний. В одном документе XV в. читаем: "...да пошед мхом полверсты Есюнинские волости старожилец Овдоким Дорофеев, став, тако рек: " яз, господине, на тех межах не бывал, а идти, господине, не ведаю куды". И судиа спросил Есюнинские волости старожильца Овдокима Дорофеева сына: " Сказывал еси мне, что межи знаешь, а ныне по межам почем не идешь? Болен ли еси, или тя кто скупил? Поиди по межам за своим товарием за Тонким за Гридиным сыном". И Овдоким Дорофеев тако рек: " Не болен еси, господине, вижю, а не скупил мя, господине, никто, а не знаючи, господине, межи, как ми идти? " Да и воротился" (А.Ю. 1838. N 20). Впрочем, если послухов было много и показания (сказки) их разнились между собой, дело для них могло кончиться поединком (ст. 15 Второго судебника).

Говоря об институте свидетелей в Московский период, необходимо выделить такой вид показаний свидетелей, как ссылка. Под последней следует понимать непосредственную ссылку стороны в процессе на свидетеля или группу свидетелей. Формализм московского процесса сказывался в том, что таких ссылок на свидетелей могло быть две: " ссылка из виноватого" и " общая ссылка" (общая правда). Под первой подразумевалась высшая сила свидетельских показаний, данных против сославшихся на свидетелей. Истец или ответчик указывали свидетелей, но если эти свидетели свидетельствовали против них, то против такого доказательства по московским понятиям доводов не было. Общая ссылка подразумевала согласованные показания нескольких свидетелей, на которые ссылались стороны в процессе.

Следующий вид доказательств - повальный обыск. Он особенно применялся при такой форме процесса, как розыск. Цель его - приискание прямых улик, например поличного, известного уже Псковской судной грамоте. Важно также, чтобы поличное было изъято из-под замка, в доме обвиняемого: " А поличное то, что выимут из клети из-за замка; а найдут что во дворе, или в пустой хоромине, а не за замком, ино то не поличное" (ст. 11 Белозерской уставной грамоты 1488 г.). Другой стороной обыска и, пожалуй, наиболее его верной стороной была форма поклепа. Суть обыска состояла в опрашивании возможно большего числа людей с целью приискания надлежащей улики в виде не поличного, а оговора-показания. Такова, например, суть ст. 12 Первого и ст. 58 Второго судебников.

Очная ставка, известная и отечественному процессу (" ставити с очи на очи", как тогда говорили), употреблялась в следующих случаях: 1) в делах о служебных преступлениях; 2) в спорах о поместьях и вотчинах; 3) вообще как средство, служащее для проверки истинности показаний свидетелей при обыске (ст. 162 гл. X Соб. ул.). Несомненно также и то, что очная ставка подразумевается под таким действием на суде, как " ставити" (ст. ст. 15, 29, 69 Второго судебника).

Известна также такая форма обыска, как расспрос. Он применялся в делах по розыску беглых холопов и по уголовным преступлениям. Расспрос применялся и по некоторым категориям гражданских дел, например в деле определения судьбы выморочного имущества, если наследодатель оставлял наследство без духовной грамоты (ст. 34 Третьего судебника; кр. ред.). В эпоху Уложения расспрос квалифицируется законодателем как обыскные или как расспросные речи.

Следующим видом доказательства была пытка, применявшаяся исключительно в такой форме процесса, как розыск. Пытка применялась в делах по тяжким уголовным преступлениям, а также в делах о подкупе свидетелей или поверенного. Цель пытки: добиться сведений о соучастниках, а также добиться прямого признания собственной вины (" а пытан тать на себя не скажет" ). Есть мнение, что пытка занесена к нам татарами; однако вряд ли это так, поскольку пытка широко практиковалась в византийском суде и на Западе, унаследовавшим Libri terribiles Юстиниана.

Божий суд продолжает сохранять свое значение и во времена Судебников и Уложения. Прежде всего это такой его вид, как жребий. Сигизмунд Герберштейн свидетельствовал, что жребий осуществлялся при помощи дух восковых шариков, в которых прятались записки с именем истца и ответчика. Шарики бросали в шапку одного из присутствующих на суде судей, стороны по очереди тянули шарики. Во времена Уложения жребий еще применялся по спорам о недвижимости при фактическом равенстве доказательств с обеих сторон (ст. 237 гл. X), в спорах о беглых крестьянах (ст. 34 гл. XI; ст. 115 гл. XX), в спорах духовных лиц со светскими (ст. 4 гл. XIII) и т.д.

Следующий вид Божьего суда - присяга. Присяга существует до сих пор в процессе многих цивилизованных стран. В России, забегая немного вперед, скажем, что, присяга просуществовала до 1917 г. Поскольку на присяге клянутся именем Бога, то большевики-атеисты не могли допустить подобное. Непонятно только, почему с крушением богоборческой власти присяга не была восстановлена в современном процессе. Присяга в московский период осуществлялась в виде целования креста, оформлявшегося как крестоцеловальная запись. Существовало законодательное ограничение, сколько раз человек мог присягать в течение своей жизни, - не более трех раз! Превышение полагалось разрешать либо сыском, либо пыткой (ст. ст. 1 и 2 гл. XIV Соб. ул.). К крестоцелованию допускались иностранцы (только христианских вероисповеданий). В последнем случае присяга осуществлялась по правилам их веры. Присягать можно было только с 20 лет, но Уложение знает исключение, разрешая присягать с 15 лет. Интересно отметить, что московский процесс допускал комбинацию двух видов Божьего суда, когда жребием решался вопрос, какая сторона будет присягать (ст. 4 гл. XIV Соб. ул.). Наказание за принесение ложной присяги было исключительно жестоким. За принесение ложной присяги били кнутом, затем сажали в тюрьму, как правило, на неопределенный срок (ст. 9 гл. XIV Соб. ул.). Помимо этого на преступника налагались меры церковного прещения (ст. 10 гл. XIV Соб. ул.).

Само принесение присяги обусловлено было несколькими обстоятельствами. В случае скрепления показаний свидетелей при поклепе (обыске) (ст. 12, 13, 46 Первого; ст. ст. 16, 25, 58 Второго судебников; ст. 158 гл. X Соб. ул.). В случае необходимости снять с себя обвинение, не доказуемое иными способами (ст. 30 гл. VIII, ст. ст. 22, 126, 154 гл. X Соб. ул.).

Поле как легальное средство доказывания просуществовало в праве до 1600 г.; отменено по указу Бориса Годунова. Тем не менее весьма подробные постановления по поводу поля содержатся в Первом и Втором судебниках, которые можно считать даже своеобразным " Уставом о поле". Процессуально различали три стадии поля: 1) " а дойдут до поля, да не став, у поля помирятся" (ст. 9 Первого судебника); 2) " а у поля став, помирятся" (ст. 10 Первого судебника); 3) " а побьются на поле" (ст. 11 Первого судебника). Все три стадии существенно разнились по величине судебных пошлин, уплачиваемых сторонами. Поле до своей отмены присуждалось по следующего рода делам: о займе, о поджоге, разбое, воровстве, об убийстве. Чаще всего судебным поединком решались споры о недвижимости.

Письменные акты в рассматриваемый период имели еще относительную силу.

Общий ход процесса.

Правильного деления на стадии в принципе еще не существовало, поэтому ход суда легче рассматривать согласно порядку той эпохи.

После определения сторон в споре и места его рассмотрения составлялась и подписывалась челобитная (иск). Основаниями для прекращения дела (отказа в его рассмотрении) были: давность (по разным делам она была весьма обширной, вплоть до 40 лет); смерть истца или ответчика; особые постановления закона. Помимо обычных челобитных процесс знал так называемые явочные челобитные. Этими документами суд уведомлялся о факте нарушения чьих-то прав. По получении и рассмотрении челобитной обыкновенно назначались сроки вызова ответчика в суд и, если надо, свидетелей.

Вызов в суд осуществлял особый чиновник - пристав. Судья выдавал приставу " приставную память" весьма простого содержания. В ней удостоверялись личность пристава, ответчика, указывался род действий, который должен был совершить пристав (например, " дать на поруки" ). Далее указывалась суть дела, например " паханную мою межу он посеял насильством", и основание иска: " по челобитной". По сути это был уже настоящий формуляр - устоявшийся в судебном производстве род акта. Знал процесс в этой стадии и другие акты, впрочем, сходные по содержанию: " срочные отписки", " зазывные грамоты", " наказные памяти" и др.

Отличительной особенностью процесса московского периода было то, что вызов в суд всегда сопровождался таким процессуальным действием, как поручительство со стороны третьих лиц за ответчика в том, что ответчик явится в суд в указанный срок. Например: " Се яз Воронежа города Антоновской пустыни Алексеевского монастыря игумен Иосиф, да яз Троицкой поп Симеон, да яз Рождественский поп Климент. поручилися есмь по воронежскому Благовещенском по попе Евтропию в том, что ему попу Евтропию за нашею порукою во Переславле Рязанском на архиепископье дворе в судном приказе духовных дел стать перед старцем Иовом, да перед приказными людьми", - читаем в одной поручной записи 1664 г.

Процедура дачи поруки называлась тогда " выручить у пристава".

В случае если поручителей не находилось, " на поруки не даются, чинятся сильны", как тогда говорили, пристав сообщал суду о случившемся посредством " доездной памяти". После этого суд снова отправлял пристава к ответчику, но уже с понятыми, при которых тот обязан был дать за себя поруку.

Вне зависимости от формы процесса (суда или розыска) судоговорение осуществлялось непосредственно в присутственном месте. Само судебное разбирательство мало чем отличалось от наших дней. В самом начале разбирательства стороны имели право отвода судей по мотивам их заинтересованности в деле (родственники одной из сторон, сведения о подкупе суда). В ходе опроса сторон судьи оценивали доказательства, которые те приводили. Само разбирательство могло быть прервано по желанию сторон. Перерыв в заседаниях оформлялся " срочной отписной грамотой". Разбирательство могло закончиться таким действием, как " доклад". Докладом разбирательство заканчивалось тогда, когда судьи считали себя некомпетентными в существе вопроса или когда отсутствовала объективная норма права (пробел в законодательстве). Доклад шел в вышестоящую судебную инстанцию: в приказы или в Боярскую Думу.

Вынесение решения осуществлялось исключительно в письменном виде. При этом составлялась так называемая правая грамота. Исполнение решений по гражданским делам осуществлялось выигравшей дело стороной, в случае необходимости проигравшая сторона могла быть выдана " победителю" головой. В исполнении решений по челобитным принимали участие приставы и доводчики. Приговор по уголовным делам подлежал неукоснительному исполнению и осуществлялся всем аппаратом государственной власти.

Процессуальное право Московской эпохи знало особую форму пересмотра дела после вынесенного решения. Это так называемый пересуд. Собственно, пересуд - это название судебной пошлины (ст. 64 Первого судебника). Основанием для пересуда были не те основания, которые сейчас служат, например, поводом к кассации или апелляции; формально основанием для пересуда была ошибка в составлении судебных актов. Сторона могла, сославшись на наличие таких ошибок, заявить, что " суд ему таков не был, как в сем списке написано", и потребовать нового разбирательства. Однако требование это могло быть выдвинуто, если дело шло на доклад.

Другим формальным основанием пересуда мог быть доказанный случай подкупа суда (ст. 3 Второго судебника). Аналогичное постановление - ст. 7 гл. X Уложения. В позднейшую эпоху пересуд становится возможным в случае преждевременного разрешения дела (ст. 116 гл. X Соб. ул.). Известно, что по московскому праву отказ ответчика явиться в суд не мог служить основанием к бесконечному затягиванию разбирательства: в случае неявки другая сторона могла получить " бессудную грамоту", т.е. решение однозначно выносилось в пользу явившейся на суд стороны. Гарантии против злоупотребления этим находим в ст. 123 гл. X Уложения.

Все стадии процесса в ту эпоху были платными, все документы, выдаваемые судом, тоже. Впрочем, выигравшая сторона могла вознаградить себя за счет проигравшей.

Слово и дело.

В русском процессе вплоть до середины XVIII столетия удерживалась такая его форма, как " слово и дело государевы". Произнесший эту сакраментальную фразу мгновенно оказывался в руках властей, которые начинали розыск по этим самым " словам" и " делам". По сути это был розыск по государственным преступлениям (crimen laesae majestatis), к которым, напомним, согласно Уложению (гл. I) относились и преступления против Церкви. Впрочем, обстоятельства этих дел были таковы, что любая оговорка, неосторожное поведение во хмелю могли стать обвинением в " государеве слове". Вот характерный образчик такого дела:

" В нынешнем во 133 году (1625. - М.И. ) декабря в 21 день писали к государю с Воронежа воеводы Иван Волынский да Семен Усов, что декабря в 4 день пришел к ним в съезжую избу Воронежского уезда Карачунского монастыря старец Исайя, а сказал за собою государево дело того ж Карачунского монастыря на шумна Варсанофия да на дьякона Герасима. В нынешнем де во 133 году до Филиппова поста за неделю, призвав его игумен Варсанофий и дьякон Герасим к себе в келью, в келье били, и под пол сажали, и доскою давили и, по доске скачучи и пляшучи, пели: " радуйся, царь Иудейский, твое царствие пришло". И они того игумна Варсонофия против извета старца Исайи расспрашивали, и тот де игумен против извета старца Исайи им ничего не сказал, и их воевод лаял матерны" (Новомбергский. 1911. 1. N 23).

Однако у процесса " слово и дело" была еще одна сторона, еще одна особенность. Дело в том, что содержание под стражей в ту эпоху никак не регулировалось законом. Срок содержания (даже предварительного) зависел от произвола тюремщика (" как государь скажет" ). Как правило, арестанты содержались годами; срок ведения следствия тогда тоже законодательно определен не был (первые попытки к этому делаются только в законодательстве Петра Великого). Поэтому несчастные сидельцы очень часто прибегали к " слову и делу", чтобы заставить тюремщиков ускорить рассмотрение собственного дела. Процесс по " слову и делу" шел быстро, часто заявившего за собой " слово" отправляли в Москву, в Разбойный приказ, где у несчастного, вытерпи он пытки (а пытка была непременным условием " дела" ), появлялся шанс освободиться от обвинения и обрести свободу. Тем более что на допросах от " дела" не оставалось и " слова": обвиняемые просто выдумывали его, надеясь на скорую свободу. Вот характерный пример такого дела:

" В нынешнем во 7154 году (1646. - М.И. ) февраля в 6 день писал к государю царю и великому князю Алексею Михайловичу из Переславля Рязанского Дмитрий Овцын, сказывали де ему тюремные сидельцы, рязанец сын боярский Федотка Короваев да боярина Никиты Ивановича Романова Скопина городка казаки Бориска Воротников Кривой да Захарко Лопаткин, что за ними государево дело; а они ему того государева дела не скажут, а скажут де они про то государево дело на Москве".

И жернова следствия закрутились:

" А с пытки рязанец, сын боярский Федотка Короваев сказал: в нынешнем во 154 году на масляной неделе говорил в тюрьме тюремный же сиделец Ивашко Яковлев, что он на государево дело плюнет; а к какой де речи Ивашко Яковлев то слово молвил, и он Федотка того не слыхивал".

Взялись за Ивашку Яковлева:

" А Ивашко Яковлев в расспросе сказал: пил де он на масляной неделе два дни и вопьяни де молвил он, Ивашко, то невежливое слово; а в какой речи то слово молвил, и он, Ивашко, того сам не помнит, и в той де его вине государь волен".

Дело пошло своим ходом; дальше выяснилось, что всему причина Федотка Кроваев:

" Царю государю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси бьет челом холоп твой из темницы заключенный рязанец Федотка Васильев сын Короваев. В прошлом, государь, во 7153 году (1645. - М.И. ) приехал я, холоп твой, в Переславль Рязанский тебе, государь, креста целовати, и губные старосты Григорий Колемин да Дмитрий Смагин взяли меня, холопа твоего, от крестного целования и посадили в тюрьму без поличного и без язычной молки для своей бездельной корысти, а истца мне, холопу твоему, и по ся место никого нет. Сижу напрасно, помираю нужною, голодною смертью. И в нынешнем, государь, во 154 году, сидючи в тюрьме сказал за собою твое государево слово, и о том воевода Дмитрий Овцын писал к тебе, государь, к Москве в Разряд (Разрядный приказ. - М.И. ). Испросив той отписки из Разряду прислана твоя государева грамота, а велено меня в твоем государеве слове расспросить. И я, холоп твой, супротив твоей государевой грамоты распрашиван; а мне твоего государеву указу, холопу твоему, нет. И я, холоп твой, бил челом тебе, государь, о указе; и думные, государь, дьяки Иван Гавренев да Михайло Волошенинов, дела и отписки слушав, сказали, что в том твоем государеве деле я, холоп твой, оправдался и дела до меня нет".

В итоге появляется решение:

" И как к тебе ся наша грамота придет, а до того будет Федотка разбойное и татиное дело не дошло, и истца ему никого нет, и ты бы его, Федотка, из тюрьмы выпустил с порукою. Да о том к нам отписал с иными наши делы. Писан в Москве лета 7155 (1647. - М.И. ) октября в 20 день" (Там же. N 289).

Даже и тут дело длилось два года!

§ 8. Система источников права Московского государства

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒