Финансово-податное управление.

⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 77Следующая ⇒

Татарское влияние на местное управление и административное деление страны проявилось в том, что оно привело к установлению правильной податной системы. Можно сказать, что монголо-татары стали родоначальниками создания в Великороссии правильной системы финансово-податных единиц. Прежние уезд, волость, пятина или погост утеряли свой смысл; теперь они расписываются специальными чиновниками (дозорщиками) на особые округа: сохи и выти. Сохи, как правило, были на черных, т.е. государственных, землях, а выти - на частных, но на тех, на которых сидели юридически свободные крестьяне. Соха (выть), в свою очередь, подразделялась на более мелкие единицы: разрубы или разметы, которые состояли из трех категорий плательщиков налогов. Сами эти разряды именовались " костками". Именно с сохи (выти) платилась основная масса налогов, которые при Орде представляли собой следующую номенклатуру: 1) десятинное, 2) пошлина, 3) тамга, 4) подплужное, 5) ям, 6) подводы, 7) мыт, 8) мостовщина, 9) ловитва ханская, 10) корм, 11) запрос, 12) число, 13) сбор рати, 14) дары, 15) доходы, 16) поклонное. И это еще не все, были и другие виды податей. Насколько много видов податей из татарской перекочевало в московскую систему, видно из следующего перечисления сборов: 1) мыт, 2) костки, 3) тамга, 4) осмичее, 5) мостовое, 6) десятинное, 7) подорожное (ям), 8) побережное, 9) зроное, 10) гостиное, 11) явленное, 12) весче и т.д. Единственный род пошлин, который не брали татары и который сохранялся за русскими князьями всегда, - судные пошлины.

Далее, татары занесли на Русь такое явление, как " тархан". В общем смысле тархан - это иммунитет. В переводе с монгольского " тархан" означал " кузнец", " мастеровой", " вольный человек". Известный специалист по государственному строю Золотой Орды И.Н. Березин приводит одну из легенд монгольского эпоса для объяснения происхождения этого общественного института. Когда-то " остатки истребленного врагами монгольского племени укрылись в долине Эргэкэ-Хон, откуда по четырехвековом пребывании размножившееся монгольское племя вышло на прежние кочевки только благодаря догадливости одного кузнеца (тархана), расплавившего часть горы для открытия прохода" [Березин. 1850. С. 5]. Есть, правда, и другая версия, которая утверждает, что Темуджин (Чингисхан) в молодости, пребывая у врагов в рабстве, работал кузнецом, и в знак милости к профессии, которая спасла его от голодной смерти, он освободил всех кузнецов от обязанностей вообще платить какие-либо подати. Современные арабские писатели особо отмечали в своих известиях о Золотой Орде: " Тархан значит у них место, изъятое от податей" (Тизенгаузен. 1884. С. 301).

Тарханные грамоты, выданные вначале всему русскому духовенству, были восприняты русской податной системой. Изначально рассматривая тархан как приманку для того или иного удельного князя (боярина), чтобы привлечь его на службу к великому князю Московскому, правительство вскоре озаботилось полным искоренением этого института. Наличие иммунитета (priva lex) шло, естественно, вразрез с политикой централизации государства. Второй московский судебник предписал: " Торханных впредь не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех" (ст. 43). Но сила привычки оказалась сильнее распоряжения власти. Единственно, что смогли тогда добиться, - это то, что тарханами стали называть грамоты, не дававшие обельного (полного) освобождения от податей. В конце века правительство тем не менее еще решительнее пошло в наступление на финансовые привилегии населения. Третий судебник (1589 г.) еще раз повторил запрет выдачи тарханных грамот. Но из положения ст. 45 гл. XVIII Соборного уложения видно, что тарханы сохранили свое действие для населения " Казанского государства и всех понизовых городов".

Наместничье правление.

Исторически слово " наместник" связано со словом " посадник". Причем " наместник" вместо " посадник" встречается со второй половины XII столетия. Под 1148 г. читаем в Никоновской летописи: князь Глеб Юрьевич " шедшее взяша град Курск и тамо посажающе по всей земле курской наместники своя" или " того же лета (1148 г. - М.И. ) князь Ростислав Юрьевич переа Городец, и вниде вон, а по градом посажа наместники своя" (ПСРЛ. Т. IX. С. 177, 179). Эта традиция не прерывалась и во времена монголо-татарского ига. В Двинской уставной грамоте 1397 г. великого князя Московского Василия I читаем: " Коли кого пожалую своих бояр, пошлю наместником к ним в Двинскую землю, или кого пожалую наместником из двинских бояр".

Юридическая природа наместничества коренится в своеобразной ментальной конструкции, присущей пока еще архаичному типу мышления. Для такого мышления власть обязательно должна быть персонифицирована, ее абстрактное восприятие (в виде идеи государства) пока еще невозможно. Персонификация эта достигается в личности монарха, его личность - через его слуг на местах. Другая составляющая юридического понимания данного явления обусловлена общим характером управления в то время. Это характер выше был определен как дворцово-вотчинный. Режим дворцово-вотчинного управления реализуется через слуг великого князя на местах. Слуг этих необходимо содержать (кормить), обязанность эта возлагается на местное же население. Не случайно в бюрократическом языке московских канцелярий появляются выражения: " дати кормление", " отпустити на кормление", под которым и понимается то, что великий князь отдает своему наместнику часть дохода с определенной местности.

Таким образом, институт наместничьего правления является сложносоставным, композиционным, в котором, надо это признать, пока еще видно преобладание частноправового над публичным. Естественно, что при таком положении дел сама форма назначения на кормление носила характер частного акта - наместник, уезжавший на кормление, более всего походил на вотчинника, вступающего во владение своей вотчиной, ему даже выдавалась особая послушная грамота: что-то вроде инвеституры. Чуть позже население в качестве гарантии от произвола наместника получает право жаловаться (бить челом) на притеснения кормленщика. Последнее очень хорошо видно из уставных грамот, в которых права наместников строго ограничены, хотя бы уже тем, что содержат точный перечень поборов, которые наместник может брать в свою пользу с населения.

Кормление, изначально бывшее бессрочным, вскоре становится срочным. Срок варьируется от одного до трех лет. Интересно также и то, что это ограничение срока позже будет распространено на воевод. Правда, оговорку о сроке наместники смогли обойти тем, что кормление очень часто передавалось от отца к сыну и дальше - к внуку. Нередки были случаи, когда кормление супруга продолжала использовать его вдова. Свое право наместничества можно было подтверждать в суде великого князя. В качестве примера можно привести любопытную челобитную от 1499 г. Ивану III от костромского наместника Якова Захарьина. В ней челобитчик просит великого князя разделить его наместничество с наместничеством другого - боярина Судимонта, поскольку в Костроме, где они оба сидели в наместниках, им " сыту бытии не с чего".

Прохождение службы в наместниках регулировалось общим правилом той эпохи - местничеством. При оставлении наместничества кормленщик обязан был созвать своих людей отовсюду, куда перед этим он их расставил, чтобы освободить корм людям нового наместника.

В компетенцию наместника входила:

- финансовая деятельность. Наместник участвовал в сборе податей и даней в пользу великого князя;

- военная деятельность. Иногда эта деятельность целиком поглощала наместника, и он, собственно, больше ничем и не занимался;

- дипломатическая деятельность. Наместник должен был выполнять эту миссию, особенно тогда, когда сидели в пограничных наместничествах;

- исполнение частных поручений великого князя. Они могли быть совершенно разного рода, например смотр царских невест, как это случилось в 1546 г.;

- судебная деятельность. Наместник был главным местным судьей. Со временем судебная деятельность наместника становится решающей, среди самих кормленщиков выделяются профессиональные судьи - волостели, в чьем ведении находился весь местный суд. Вообще вопрос о характере должности волостеля до конца не может быть понят из анализа самого актового материала < 1>. В большинстве актов наместник и волостель упомянуты вместе и как равные величины. Например, Белозерская уставная грамота (1488 г.) говорит: "...сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей" (ср. ст. 24 Второго судебника). Тем не менее смысл постановлений, касающихся волостеля, сводится к тому, что последний отправляет местный суд. Таким образом, вероятно предположить, что в волостелях мы видим первую робкую попытку отделить суд от администрации в России. Но и это, увы, только лишь предположение.

--------------------------------

< 1> Дореволюционная историография исходила из предположения, что разница между наместником и волостелем лежит в разном объеме их территориальной компетенции: наместник правит всем дворцом (уделом), волостель - только частью его.

Наместничье управление исчезает в России в середине XVI в. Основная причина - крайняя неэффективность этого института.

" Вниде в слух благочестивому царю, что многие грады и волости пусты учинили наместники и волостели изо многих лет презрев страх Божии и государские уставы, и много злокозненных дел на них учиниша, не быша им пастыри и учители, но сотвориша им гонители и разорители" (ПСРЛ. Т. XIII. С. 267).

Нельзя сказать, что правительство прозрело, что называется, внезапно. Еще в Двинской уставной грамоте (1397 г.) читаем: " А над кем учнят продажу сильно, а ударит ли на них челом, и мне князю великому велети стати перед собою на срок; а не станет, ино на того грамота бессудная и пристав мой доправит". Однако почти сто лет спустя ситуация нисколько не меняется. Белозерская грамота (1488 г.) гласит: " А кому будет белозерцом и волостным обида от наместников и от волостелей и от тиунов и обида от доводчиков, и они сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей. А через ею мою грамоту кто что на них возьмет, или чем изобидит, бытии тому от меня великого князя в казне".

Волостель исчез сразу вместе с наместником: " И повеле государь во градех и волостех розчинити старосты и сотские, и пятидесяцкие, и десяцкие, - замечает Никоновская летопись, - и з страшным и грозным запрещением заповедь положити, чтоб им рассуждати промеж разбои и татбы и всякие дела, отнюдь бы никоторая вражда не именовалася, также ни мзда неправедная, ни лживое послушество" (ПСРЛ. Т. XIII. С. 268). По этой реформе наместники и волостели отдали все свои судебные полномочия губным учреждениям. Воеводы, занявшие место наместников, судом почти не занимались.

Воеводское правление.

Надо заметить, что одной из черт, связывающих воевод с прошлым, в частности с наместничеством, является по-прежнему не изжитый в московской жизни институт кормления. Вроде бы он должен был исчезнуть вместе с кормленщиками уже в 1556 г., но само явление это продержалось невообразимо долго - до тех пор, пока в России не была установлена система регулярной выплаты жалованья чиновникам, т.е. до времени Екатерины Великой. Правда, надо заметить, что при Петре Великом правительство пыталось внести ясность в этот вопрос, устанавливая оклады для чиновников высшего и среднего звена < 1>. Но преемники Петра отошли от этого правила. Екатерина I установила в одном из своих указов платить жалованье одним только воеводам, президентам коллегий и некоторым категориям приказных, остальным же довольствоваться велено было от дел.

--------------------------------

< 1> Точнее, при Петре I была установлена в виде жалованья система акциденций (accidentia) - доходов от дел: кто сколько даст. При Петре II акциденции распространили даже на Таможню. Екатерина Великая, как сказано, уничтожила это безобразие. Но акциденции продержались в присутственных местах Лифляндии вплоть до воцарения Александра I.

Злоупотреблений при правлении воевод было не меньше, если не сказать больше, нежели при правлении наместников. Нормы, карающие поборы, беспрерывно встречаются в актовом материале от Судебников до Соборного уложения и далее. Нередко правительство прибегало к репрессиям, устраивая отдельные заставы на путях возвращения воевод с воеводства. На заставах ведется безжалостный сыск, отбирается все нечестно нажитое. Но и эта мера скорее жест отчаяния. Нетрудно догадаться, что начальникам таких застав тоже что-то перепадало.

* * *

В ст. ст. 20 - 22 гл. II Соборного уложения воеводы названы вместе с царем и другими сильными мира сего, близость которых к царю не подлежит сомнению. Лица эти поставлены под непосредственную царскую защиту. Воевода есть, таким образом, прямой представитель царя, его военный заместитель в пределах пожалованной ему компетенции на местах. Если связь наместника с центром была призрачной: наместник садится на место удельного князя по повелению великого князя, еще не успевшего персонифицировать фигуру прежнего удельного властителя, то воевода как бы замещает царя. Это можно проследить по полномочиям так называемых больших воевод. Правовая связь воеводы с царем теперь очевидна. Это довольно тонкая вещь, она требует понимания, поскольку, прежде чем государство станет действительно централизованным, эта централизация должна сложиться в сознании подвластных, обрести понимание в виде четкой структуры власти, аппарата ее на местах в том числе.

Итак, при Иоанне IV воеводы - главным образом лишь орган военного управления, при Борисе Годунове воеводы начинают брать на себя функции гражданского управления, а при первых Романовых наступает время их полновластия в государственном аппарате. Воеводы назначались на воеводство только царем, по его именному указу. Назначение осуществлялось через Разрядный приказ. Личные качества при назначении учитывались мало, в учет брались местничество и прежняя служба. Именно последним можно объяснить то, что в воеводы в основном назначали раненых или увечных на войне дворян (детей боярских), т.е. неспособных уже к ратному делу. Иногда воеводами назначали детей. Так, в 1698 г. иркутскому воеводе было поручено смотреть за своим малолетним племянником, нерчинским воеводой. В 1672 г. вышел указ, по которому запрещено было назначать воеводами дворян в те местности, где у последних были поместья. Назначение на воеводство, как правило, инициировалось самим желающим.

При отправлении на воеводство воевода обязан был получить наказ или наказную память, известную с середины XVI в., в которой устанавливалась его компетенция. Содержание таких памятей было почти одинаковым, однако в них нередки были клаузулы типа: " Делать по сему наказу и смотря по тамошнему делу и своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит". С юридической стороны наказные памяти напоминают edictum perpetuum римских магистратов, за тем исключением, что наказы не писались самими воеводами.

Сам институт воеводства не представлял собой однородное целое. Изначально он был, как мы говорили выше, исключительно институтом военного управления. Характер этот он сохранил вплоть до петровских времен в лице так называемых полковых воевод, которые в зависимости от своего ранга и ранга своего полка занимались еще немного и военной юстицией. В этой связи можно привести положения ст. 26 гл. VII Соборного уложения, где названы инстанции военных судов: воевода, судья, сотенный голова. Не названы, правда, приказы, где служилые люди обязаны были судиться в мирное время согласно приписке. Следующие за ст. 26 ст. ст. 27 - 32 фактически содержат устав о воинских преступлениях, наказания за которые налагали военные судьи. Еще о полковых воеводах можно сказать, что рядом с ними, равно как и с послами Московского царя, неотлучно находился подьячий Тайного приказа, в обязанность которого входила слежка за воеводой и послом.

Наряду с полковыми воеводами были городовые воеводы, как их называет Котошихин, или " воеводы в городех", как их часто именует Уложение. Среди городовых воевод различали так называемых больших воевод. Таковые назначались только из числа бояр и околничьих. Товарищами (заместителями) их были: для бояр - околничьи, стольники и дьяки; для околничьих - стольники и дьяки (подьячии). Важно подчеркнуть, что характер власти больших воевод приравнивался к власти центрального правительства. " Как ведают на Москве бояре и думные люди приказы", - подчеркивал Котошихин. Большие воеводы назначались в крупные, исторические области Московского государства, ранее бывшие сами удельными княжествами: Новгород Великий, Казань, Астрахань, Сибирь, Псков, Смоленск и др.

Далее можно назвать пригородных воевод. Ими могли быть рангом не ниже стольника. Товарищами их выступали дьяки и подьячии. Пригородные воеводы, как правило, сидели в уездном городе и были подчинены главному, областному городу. Соответственно пригородные воеводы напрямую подчинялись большим воеводам, сноситься с Москвой они могли только через них. Еще ниже стояли средние воеводы. Эти воеводы были вообще без каких-либо помощников. Они судили иски не свыше 20 руб.

Компетенция воевод включала в себя:

- военные вопросы. Воеводы посылались в города для проверки их обороноспособности и, если надо, проверки военных припасов. Они следили за сбором войска и ратных людей; вели дворянам и детям боярским реестр на местах. С Петра Великого воеводы стали ведать рекрутскими наборами;

- дипломатические вопросы. В приграничье воеводы, равно как и их предшественники наместники, занимались дипломатическими делами. Воевода выдавал " заграничные паспорта" того времени - проезжие грамоты. Кроме того, воеводы часто назначались послами. В приграничье они также занимались разведывательной деятельностью;

- финансовые вопросы. Финансово-хозяйственная деятельность воеводы подчинялась интересам казны. Воевода наблюдал за сбором податей по воеводству, за отправлением населением повинностей, заведовал казенными промыслами. Правда, компетенция воевод по сбору податей в разное время подвергалась ограничению со стороны губных и земских учреждений (см. ниже). Воеводы обязаны были оказывать старостам, целовальникам, кружечным головам и пр. содействие в сборе податей. Исключение составляли таможенные сборы, которыми непосредственно ведала Москва. Воевода нередко надзирал за царским имуществом в своей местности; он составлял так называемые ужинные или омолотные списки по состоянию царской пашни, подавал отчеты о состоянии царских садов, угодий и промыслов. Кроме того, воевода не мог ограничиться простым наблюдением за сбором податей, он обязан был принимать меры к их увеличению. В противном случае он мог быть бит батогами. Воеводы в своей местности ведали государственными монополиями: винокурением и рудными промыслами;

- полицейские вопросы. Воеводы организовывали пожарную охрану, проводили санитарные мероприятия, вели сыск беглых крестьян (ст. 20 гл. XI и ст. 6 гл. XX Соб. ул.), а также розыск и возвращение беглых от службы дворян и детей дворянских (ст. 69 гл. XVI Соб. ул.);

- судебные вопросы. Компетенция воевод в этом вопросе была крайне ограниченна. Воевода не мог без царского указа ни вчинить крупный гражданский иск, ни осудить кого-либо. Правда, делалось исключение для воевод в отдаленных местностях, например Сибири, Астрахани и Терека, " потому что ис тех городов к Москве, к царю письма их и от царя против их писем о всяких делех указу вскоре приходить не можно, и их в таких дальних городах велено казнити без указу царского: русских средних людей, и татар, и чювашу, и черемису; а дворян, и мурз, и князей, и нарочитых знатных людей без указу царского казнити не велено" (Котошихин. 1906. С. 124).

Исполнительным органом при воеводе была Приказная съезжая изба, которая состояла из самого воеводы и его помощников - дьяков и подьячих.

Губные учреждения.

Губные учреждения являются в Московском государстве раньше земских. Первая дошедшая до нас губная грамота - Белозерская 1539 г., а уставная земская - Важская 1552 г. В губных и земских учреждениях, не говоря уже о Земских соборах Московского государства, мы видим лишь далекий отблеск былой самостоятельности народного самоуправления под названием " вечевой уклад". В то же время былая самовластность не могла быть бесследно устранена из народной памяти. Другое дело, что теперь самовластность превратилась в свою полную противоположность. У московских летописцев XVI в. выражение " сътворити вече" теперь означает " устроить бунт". Тем не менее губные учреждения были выборными. Губных старост избирало все население " губы" вне зависимости от сословного происхождения, но самих старост выбирали все же из числа детей боярских.

Итак, " губа" есть обозначение особого территориального округа. Этимология этого слова указывает на глагол древнерусского языка губити, от которого, собственно, произошло и само название " пагубных" учреждений, появившихся сначала в виде привилегии жителей отдельных местностей, но с 1555 г. - в общегосударственном масштабе. Со времен царя Михаила Федоровича губа равнялась уже двум уездам. С этого же времени в характере губных учреждений заметно преобладание административных черт, так как помимо уголовных дел губные занимаются теперь чисто ведомственными вопросами. Кроме того, с 1661 г. губными старостами стали замещать убывших на войну воевод. С момента издания Уложения власть губных старост еще больше усилилась, с 1669 г. они получили право рассматривать важные категории государственных преступлений, таких, например, как отпадение от православия. Уголовное наказание за это преступление в России предусматривалось вплоть до 1905 г.

Сама компетенция губных старост была довольно широкой: сыск и суд уголовных преступников. Впрочем, по сообщениям капитана Якова Маржарета, смертные приговоры, выносимые губными старостами вплоть до Бориса Годунова, подлежали утверждению в Разбойном приказе. Власть губных старост однозначно превосходила власть вотчинника, власть вотчинного суда, поскольку в уголовных делах губные судили даже помещичьих крестьян: " А будет в царских селех и волостях, - сообщает Котошихин, - и в помещиковых и вотчинниковых и иных деревнях объявятся воры, разбойники, тати и помещики, и иные злочинцы, и таких, сыскивая, велено отсылати: московским к Москве, в Разбойный приказ, а городовым - в городы, к воеводам и к губным старостам, а самим вотчинникам и помещикам в таких делех сыскивати и указ чинити никому не велено" (Котошихин. 1906. С. 142 - 143).

Органом губного управления была Губная изба. Она состояла помимо губного старосты из целовальников и губного дьяка. В 1669 г. к этим лицам добавились губные сыщики. Именно тогда в России, можно сказать, впервые появился профессиональный уголовный сыск.

Губные учреждения были упразднены Петром Великим в 1702 г., когда по указу было велено: " в городах губным старостам и сыщикам не быть, а ведать всякие дела с воеводы дворянам".

Городовые приказчики.

Эти лица представляли собой непосредственный орган управления городом как населенным пунктом и как административным центром уезда. Городовое дело издавна входило в сферу власти князя-государя, затем вотчинника-хозяина в своем уделе. Вече Древней Руси постепенно сдавало свои позиции под напором постоянно действующей власти. Кроме того, городовое дело (управление городом) имело чрезвычайно важное значение, что, естественно, ставило его обеспечение в зависимость от военной силы, главным распорядителем которой был опять-таки князь.

Основным органом городового дела был городчик или городовой приказчик, первое упоминание о котором относится к 1467 г. Городчик ведал:

- вопросами обороны данного города. Он собирал с населения особую подать - " примет" на ремонт городских укреплений, заведовал изготовлением пороха; на нем лежали комендантские обязанности. Во время осады города на городчика возлагалась вся полнота ответственности за снабжение осажденных всеми видами припасов;

- административными вопросами в своем ведомстве. Прежде всего он судил своим судом пищальников, городского казначея, воротников и других должностных лиц, которые подчинялись ему по службе (городовому делу). По общегражданским делам городчик обязан был содержать ответчиков до суда под стражей (ст. 70 Второго судебника ), в этом он конкурировал с людьми волостеля, а после - губного старосты;

- вопросами финансового управления. Так, в его ведении находились посошная и ямская службы. К первой относилась служба крестьян в интересах казны, точнее, разного рода литургии, тягла (см. ниже), хотя исторически первым видом посошной службы в России считается служба в ополчении. Ко второй относилась организация почтового сообщения. Городчик смотрел за состоянием яма (почтовой станции), а равно за исправной поставкой тяглым населением ямских лошадей и подвод.

Городовые приказчики избирались местными дворянами сроком на год; в своей должности городчики утверждались правительством.

Земское управление.

Вервь, о которой говорилось выше, в рассматриваемый период уже исчезает и замещается мiромъ. Мiръ по своей сути - соседская община, но с общим земельным фондом, наделы из которого периодически перераспределяются между соседями. Основное начало общины есть начало, построенное на понятии хозяйственного самоуправления. Это самоуправление было непременным условием выживаемости русской лесостепной цивилизации с суровым климатом и исключительно бедными почвами. Совместные производственные усилия породили совместное обсуждение общих дел. Вместе с тем нельзя обойти вниманием известный взгляд западников на русскую общину в противовес славянофилам, считавшим ее органическим порождением русского национального духа, видевшим в ней только полицейско-финансовую меру правительства.

В рассматриваемый период община (мiръ) по своему юридическому статусу близка к юридическому лицу, хотя русское право такое понятие до 1917 г. не знало, сам институт, впрочем, известен с конца XVIII в. Но к такому выводу мы придем, если обратим внимание на следующие полномочия мiра. Так, к исстари исконным обязательствам общины платить дикую виру, известную нам по положениям Русской Правды (см. ст. 14 Белозерской грамоты 1488 г. ), присоединяется обязанность круговой поруки по всем обязательствам общины. Если раньше выморочное имущество смерда (" задница" ) отходило князю, что, впрочем, вряд ли касалось земли, поскольку смерд и так сидел на княжей земле, то теперь выморочное имущество и надел однозначно отходят мiру. Мiръ получает право сыска и возвращения беглых своих членов (тяглецов). В земской Важской грамоте 1552 г. читаем: " А на пустые им места дворовые в Шенкурье и Вельску на посаде, и в станех, и в волостех в пустые деревни, и на пустыни, и на старые селища крестьян называть, и старые им своих тяглецов крестьян из монастырей выводить назад бессрочно и беспошлинно, и сажати их по старым деревням, где кто в которой деревне жил преж того".

Это право, надо заметить, напоминает римские правовые порядки эпохи домината, а сам мiръ - collegati или corporati городов, члены которых были связаны круговой порукой в платеже податей, а сами корпорации имели право виндицировать своих беглых членов. Конечно же между этими двумя фактами прямой связи нет, связь скорее метафизическая: возрастающая мощь Третьего Рима нашла себе тот же самый путь, что и угасавшая мощь Рима первого. Впрочем, в этих порядках на Москве вполне могло сказаться влияние византийской парадигмы!

Еще стоит отметить такую интересную черту древнего мiра, как его внутреннее законодательство. Что касается древнейшего периода (домонгольского), то о существовании такого законодательства мы можем только догадываться по аналогии с decreta gentilica Древнего Рима; но в московский период мы уже имеем документальное подтверждение такой деятельности общины. Это заповедные грамоты общин, которые они составляли для самих себя. Не секрет, однако, что глобальные вопросы в этих грамотах не затрагиваются, встречается в основном мелочная регламентация общинного быта, но регламентация эта подчинена целям мiра, следовательно, элемент осознания себя как нечто целого, пусть даже квазигосударственного, характера в этих грамотах, безусловно, налицо. В последующие века, вплоть до большевистских преобразований, мiры активно законодательствуют по вопросам своей внутренней жизни.

Итак, народное самоуправление во время Иоанна Грозного в 1555 г. получило определенную форму организации, до этого, несомненно, существовавшую; но и как народный обычай стал писаным правом, воплотившись в статьях Судебников, так и непосредственное самоуправление народа было выведено из толщи " народного права" на уровень публично-правовой нормы. Волость (община) взяла на себя по этой реформе часть государственных функций. Земская реформа была реформой повсеместной. Судебная реформа шла рука об руку с реформой административной - земской. Позволим себе выдержку из земской грамоты Устюжского уезда 1552 г., в которой весьма точно отражена суть реформы, ее, так сказать, ratio:

" Что наперед сего жаловали есмя бояр своих и князей, и детей боярских, городы и волости давали им в кормления, и нам от крестьян челобитья великие и докука беспрестанная, что наместники и волостели, и праветчики, и их пошлинные люди сверх нашего жалования указа чинят им продажи и убытки великие. А от наместников и волостелей, и от праветчиков, и от их пошлинных людей нам докука и челобитья многие, что им посадские и волостные люди под суд и на поруку не даются, кормов им не платят, и их бьют; и в том меж их поклепы и тяжбы великие, да от того на посадех многие крестьянские дворы позапустели и наши дани и оброки сходятся несполна. И мы, жалуючи крестьянство для тех великих продаж и убытков, наместников и волостелей и праветчиков от городов и от волостей отставили, а за наместничьи и волостелины, и за праветчиковы доходы и за присуд, и за их пошлинных людей пошлины, велели есмя посадских и волостных крестьян пооброчить деньгами того, для того чтобы крестьянству продажи и убытку не было, и нам бы от них на наместников и на волостелей, и на праветчиков, и от наместников и волостелей, и праветчиков и на волостных людей челобитья и докуки не было, а посады б и волости от того не пустели. И велели есмя во всех городех и в станех, и в волостях учинити старост излюбленных, кому меж крестьян управы чинить и наместничьи и волостелины, и праветчиковы доходы собирати и к нам на срок привозити, которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею, от которых бы им продажи и убытков и обиды не было, и розсудити бы их умели в правду беспосульно и безволокитно, и за наместнич бы доход оброк собрати умели и к нашей казне на срок привозили без недобору".

Таким образом, становится понятным, что община должна была избрать себе органы управления в лице " излюбленных голов": как правило, 10 человек, которых, в свою очередь, утверждал царь. Из чего видно, что царь рассматривался населением как настоящий, подлинный глава их общины (мiра). Эта очень важная особенность индоевропейской ментальности, для которой личность монарха сосредоточивает в себе несколько ипостасей: религиозно-интеллектуальную, военную и, если можно так выразиться, производственную. Царь как глава мiра есть тот, чьими неустанными заботами, казалось бы, кормятся крестьяне (в данном случае - весь народ), одновременно он есть посредник между своим народом, организованным в мiры, и Богом. Именно поэтому цари не ленились утверждать бесконечные списки излюбленных голов земств. Помимо излюбленных голов крестьяне выбирали также старост, сотских и пятидесятников.

Помимо вопросов финансового управления земства занимались судом татьиных и разбойных дел. Но старосты земские в отличие от губных старост не могли уже судить суд без доклада. Отсюда становится понятным, что губные учреждения стояли все же выше земских. Финансовые функции земств сосредоточивались в таком органе, который назывался " стольце". Стольце - это понятие мiрской казны. В нее шли все сборы, которые платил мiръ. Распоряжался стольцем староста; все финансовые вопросы решались членами общины сообща. Основным критерием при назначении размера подати служила зажиточность того или иного домохозяина. Кости, разрубы и разметы к тому же учитывали качество земли, которым владел домохозяин. Мiрь, как правило, назначал своих понятых к княжим дозорщикам, приезжавшим в их волость править дозорные книги. Более того, известны договоры (ряды) общин друг с другом в случае спора из-за облагаемой земли; чаще спорили из-за межи, которая нередко терялась ввиду большого промежутка времени между составлением дозорных книг. Нередко общины разделялись (межевались), что влекло за собой изменение в налогообложение - этот вопрос решался по челобитью в Москву.

Земские учреждения утратили свое значение вместе с губными, но управление мiров, судя по всему оставалось прежним. Правительство вновь признало только в 1797 г. существование общинной организации у государственных крестьян, порядок самоуправления которых со временем был распространен и на частновладельческих (крепостных) крестьян.

§ 4. Население Московского государства

Вектор собирания земли отразился и на формировании населения Великорусского государства. Население не было однородной серой массой рабов, на чем настаивают поборники европеизма. Москва, еще не будучи формально империей, уже отличалась чрезвычайной этнической пестротой населения. Факт исключительный по своей сути. Давно было подсчитано, что из более чем 150 родов русской аристократии только шесть были этническими русскими, остальные по происхождению скандинавы, татары, литовцы, немцы, шотландцы и т.д. Даже родоначальник Романовых < 1> - последней династии русских царей был выходцем из Литвы!

--------------------------------

< 1> Некий Андрей Кобыла, при Иване Калите вышедший на Москву из " Прусския земли".

Основной принцип, который был положен московскими великими князьями в основу регулирования положения населения, был принцип государственной пользы: raison d'etre русского государства - это пригодность того или иного лица для служения государству. Достоинство человека в московский период определяется достоинством или родом его службы. " Если у нас с ними (московитами), - писал Герберштейн, - заходила речь о литовцах, они обыкновенно с усмешкой говорили: " Когда их король или великий князь приказывает кому-либо из них отправляться с посольством или в какое другое место, то получает ответ, что, де жена больна или лошадь хрома. А у нас не так, - говорили они, смеясь, - если хочешь, чтобы голова была цела, отправляйся по первому приказу" " (Герберштейн. 1988. С. 113). В этом парадокс русской истории и цивилизации - будучи исключительно эгалитарной по духу, она так и не породила настоящую аристократию в западноевропейском понимании этого слова.

Служилое население.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒