Устный идиом и письменная традиция

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 40Следующая ⇒

С возникновением письменной традиции в государстве упрочивается диглоссия. По существу, все официальные функции переходят к письменному языку. Грамотность в пределах определенного государственного или культурного ареала становится престижной, овладевают ею немногие, и получение образования мало зависит от того, насколько родной идиом человека близок к письменному языку. В раннем Средневековье латынь была письменным языком в равной степени для романских, германских и кельтских народов. У восточных христиан разнообразие несколько больше, в отдельных церквах в качестве литературный языков используются греческий, армянский, грузинский, сирийский, коптский, геэз, церковно-славянский и ряд других, но и здесь непосредственная связь между родным идиомом индивида и литературным языком, которым он пользовался, в течение длительного времени могла отсутствовать (румыны, например, до Нового времени в качестве литературного языка использовали церковно-славянский). Положение в остальном мире было (а кое в чем и остается) сходным: у мусульман роль престижного литературного языка занимает арабский, у индуистов (как индоарийцев, так и дравидов) – санскрит, на Дальнем Востоке (не только в Китае, но и в Корее, Японии, Вьетнаме) – вэньянь. Несколько больше разнообразие в буддийской среде: на юге используется пали, на севере – вэньянь и тибетский. Значимые исключения из этого правила имелись, но их было немного.

В Европе этническое сознание начинает формироваться лишь в позднем Средневековье и современную форму у многих народов приобретает только в XIX в., а то и позднее. До возникновения " новых" письменных языков на положении диалектов латыни были не только романские, но (в функциональном отношении) и германские идиомы повседневного общения. Среднюю позицию в языковой функциональной парадигме занимали многочисленные койне, складывавшиеся в основном в рамках феодальных владений. Именно такие региональные койне становились придворными языками, в частности потому, что феодалы нередко не знали грамоты (т. е. латинского языка). В позднем Средневековье и особенно в эпоху Возрождения многие идиомы, восходящие к региональным койне, получают письменную фиксацию. Некоторые из них распространились и за пределы своего региона, но шансы их развития оказались неравными. Провансальский, будучи " всего лишь" языком народной поэзии, стал на какое-то время достаточно популярным в романоязычном мире и даже за его пределами, однако с возникновением единого французского королевства он постепенно сдает свои позиции (северо)французскому. Тосканский, который первым из итальянских идиомов получил литературную обработку, благодаря сочинениям Данте, Петрарки, Боккаччо стал престижным по всей Италии. Но в силу феодальной раздробленности его официальные функции долго были ограничены, и в мелких итальянских государствах с XV–XVI вв. начинает достаточно успешно развиваться литература на региональных идиомах. С образованием единого государства за тосканским закрепляется статус литературного языка, а другие письменные традиции именуются диалектными, но их право на законное существование никем не оспаривается. " Переводы с диалекта на язык и с языка на диалект (в том числе и " автопереводы", выполнявшиеся самими авторами, как, например, К. Гольдони и др.) издавна были узусом литературной жизни Италии <...> Вековые традиции имеет также итальянский диалектный театр <...> Самым сильным диалектальным театром в конце XIX в. был венецианский (при этом два ведущих актера были не из Венеции, а из Пьемонта и Генуи! )" [Касаткин 1976: 176–177]. Даже в XXв. диалект в Италии медленно уступает свои позиции и проникает в новые жанры. Фильм Л. Висконти " Земля дрожит" (1946) был поставлен на сицилийском диалекте; при выходе на массовый экран (1951) он был дублирован на итальянский [Касаткин 1976: 178]. В Германии, отличавшейся гораздо большей раздробленностью, предок современного немецкого гораздо сильнее потеснил локальные письменные традиции, включая сильную нижненемецкую, долго поддерживавшуюся мощью Ганзейского Союза. Здесь причина в религиозном авторитете перевода Библии, выполненного Мартином Лютером. На крайнем западе нижненемецкой территории еще со Средневековья функционируют голландская и фризская письменные традиции. Первая из них упрочилась в рамках одного из наиболее развитых в Новое время государств мира, а территория фризских идиомов (в структурном отношении сильно отличных от нижненемецких) оказалась поделенной между Нидерландами, Ганновером, Бременом, Шлезвигом. Литературный фризский язык по существу так и не возник, а голландский в XVI-XIX вв. за пределами Нидерландов конкурировал в официальной сфере с немецким. Как язык школы и церкви он продолжал использоваться даже в единой Германии и окончательно уступил свои позиции немецкому только в XX в. [Plank 1988].

Причины, по которым набор идиомов в Европе оказался структурированным в существующую иерархию языков и диалектов, часто не связаны с собственно лингвистическими явлениями. «Романские диалекты <...> первоначально имели равные шансы развития в полифункциональные, нормированные языки <...> Многочисленные письменные традиции (такие, как галисийская, астурийская, арагонская в Испании, гасконская, провансальская и многие другие во Франции) значительно ослабли или совсем замерли в Новое время по причине отсутствия политико-экономической самостоятельности соответствующих регионов" [Нарумов 1994: 310]. Понятия языка и диалекта в их иерархической противопоставленности, " унаследованные" от сравнительно-исторического языкознания и структурной диалектологии, легко подвергаются идеологизации, поскольку они используются не только для описания состояния внутренней структуры лингвем, но и для установления определенных иерархий типа " галисийский есть диалект испанского или португальского языка" или " корсиканский есть разновидность тосканского диалекта итальянского языка". Самостоятельных диалектов в традиционной, да чаще всего и в современной, романистике не допускается, они всегда приписываются к тому или иному литературному языку, его [их] покрывающему (ср. термин немецких романистов Dachsprache " язык-крыша" ) <...> астурийский и арагонский диалекты равноположены лежащему в основе испанского литературного языка кастильскому диалекту, так как все они являются результатом развития разговорной латыни в соответствующих регионах, в то время как андалусский диалект генетически является производным от кастильского» [Нарумов 1994: 309].

Основное свойство, декларируемое для диалектов одного языка, – взаимопонятность достигается в Европе только с введением всеобщего начального образования. " Взаимопонятными" они становятся, с одной стороны, за счет использования носителями локальных идиомов выученного нормативного языка или вариантов, близких к нормативности, с другой стороны, за счет все ускорявшейся в XX в. нивелировки различий между идиомами, попавшими под одну " языковую крышу". Показателен такой сравнительно недавний пример: король Италии Виктор Эммануил III во время поездки в 1906 г. по пострадавшей от землетрясения Калабрии прибегал к услугам переводчика [Касаткин 1976: 164].

Как говорилось выше, комплекс европейских наций в основном сложился в XIX в. В ряде случаев обслуживавшие их письменные языки оказывались по разным причинам не вполне подходящими.

В Норвегии, в течение многих столетий находившейся в унии с Данией, литературным языком был датский, но в норвежской столице сложилось норвежско-датское койне с норвежской фонетикой и в основном датской лексикой и морфологией. " В силу лексической и морфологической близости между датским языком и норвежскими диалектами датский текст мог читаться, так сказать, по-норвежски" [Стеблин-Каменский 1968: 48]. Это койне и легло в основу норвежского языка риксмол ('государственный язык', позднее он стал называться букмол 'книжный язык'). Параллельно в середине XIX в. возникло движение за создание нового языка на базе собственно норвежских диалектов, который сначала получил название лансмол 'язык страны', или 'сельский язык', а позднее – нюнорск 'новонорвежский'. Несколько упрощая, можно сказать, что оба языка пережили конвергентную эволюцию, но их нормы до сих пор заметно отличаются; выходящая в Норвегии литература фактически образует континуум (правда, неравномерный) между двумя полюсами.

Сходная ситуация сложилась и в Греции, где до достижения в начале XIX в. независимости письменный стандарт был близок к новозаветному греческому. Несколько модернизированная норма, получившая название кафаревуса, оставалась очень архаичной, и с конца XIX в. радикальные сторонники ориентации на устно-разговорную речь стали разрабатывать новый стандарт – димотики. Демократизацию языка приветствовали далеко не все; публикация переводов на димотики трагедий Эсхила в начале XX в. вызвала студенческие волнения, приведшие к человеческим жертвам [Елоева 1992: 13]. Литература на новом стандарте продолжала публиковаться, но официальное признание в качестве литературного языка димотики получила только в 1973 г., после чего наметилось некоторое сближение двух норм.

Несколько по-иному складывалась ситуация в области распространения чешского языка. Здесь к XIX в. все официальные позиции занял немецкий, а чешский, имевший в Средние века довольно богатую литературу, стал бесписьменным. В процессе национального возрождения ориентация была сделана именно на средневековый язык эпохи Яна Гуса, при том что пражское койне к тому времени достаточно сильно потеснило диалекты и на территории собственно Чехии (не Моравии) превращалось в единый стандартный язык повседневного общения. Новый литературный чешский язык за XIX–XX вв. несколько модернизировался, но его устная форма используется лишь в строго официальной ситуации. Разговорный стандарт, obecnd cestina, постепенно все чаще получает письменную фиксацию и становится сейчас уместным даже в университетской аудитории; употребление литературного языка в сколь бы то ни было непринужденной обстановке исключено. Различие двух норм можно проиллюстрировать шуточным стихотворением Эмануэля Фринты " Профессор", где синонимичные первая и третья строфы написаны на письменном и разговорном стандартах:

Pan profesor studuje¹ hý ly² a rozlič ne³ š kodlivé bý li², a ř iká vá ⁴ prý ²: I studovaný ¹'² se č astokrá t⁵ nepě kne⁶ zmý li². Má př edobré srdce i hlavu, a proto ma v ulici slá vu, a nemine den a ně ktera z ž en ho chvalf, kdyz nakupuje kdvu: " Von⁷ profesor š tuduje¹ hejly² a rå zný ³ to⁸ š kodlivý bejli², a ŕ í ká vá ⁴ prej²: I š tudovanej¹'² se kolikrá t³ voš klivě zmejli²".

Пан профессор изучает снегирей и различные вредные сорняки, и часто⁴, кажется, говорит⁴, что даже учёный нередко грубо ошибается. У него добрейшие сердце и голова, и поэтому он славится в (своей) улице, и дня не проходит, чтобы кто-нибудь из женщин не похвалил его, когда [он/она⁷] покупает кофе: " Профессор-то изучает снегирей и всякие такие вредные сорняки, и поговаривает⁴, мол, даже учёный часто здорово ошибается".

Примечания

¹ Германизм studuje/studovaný в разговорном языке употребляется с " более германским" начальным š : š tuduje/ š tudovaný.

² Долгому у́ письменного языка в разговорном во многих случаях соответствует ej, что отражается и на морфологической системе (ср. окончание прилагательного в studovaný /š tudovanej).

³ В письменном языке прилагательные rozlič ny и rů zný ('различный') синонимичны, но в разговорном используется только последнее, при этом отличаются падежные флексии (в письменном языке могло бы быть rů zne š kodlivé bý ĺ i, в разговорном - только rů zný š kodlivý bejli).

⁴В оригинале употреблен очень продуктивный в чешском длительный вид, равноупотребимый и в письменном, и в устном языке (ř í kat̕ говорить', ř iká vá t " часто говорить, любить говорить, говаривать'); частица prý /prej 'кажется; мол, дескать' указывает на неполную достоверность и используется, в частности, при пересказывании чужих слов.

⁵В паре č astokrá t/kolikrá t 'часто, много раз' второе слово письменному
языку не свойственно.

⁶Наречия nepě kně и oš klivě буквально означают 'некрасиво, дурно' и оба используются в письменном языке; в разговорном стандарте nepě kně неупотребимо (при том, что без отрицания, pě kně 'красиво', оно вполне обычно и в разговорном). Oš klivě в разговорном получает протетическое v-: voš klivě (как и все слова с начальным о-: okno -> vokno 'окно'; oř ech -» voř ech 'орех').

⁷Протеза v- в личном местоимении on/von 'он', как и дублирование субъекта (von profesor 'он, профессор'), - признаки разговорного языка.

⁸Указательное местоимение to в усилительной функции характерно именно для разговорного стандарта.

Там, где школа и средства массовой информации обеспечили в рамках государств возможность взаимопонимания, потребность в реализации региональной идентичности приводит к оживлению старых и созданию новых письменных традиций. Признание прав меньшинств часто способствует изданию на таких языках значительного количества литературы. Яркий пример – послефранкистская Испания, где, скажем, международный журнал " Курьер ЮНЕСКО" издается, кроме испанского, на каталанском и галисийском (а также неиндоевропейском баскском языке). Чисто информационной нужды в этом нет, поскольку все галисийцы и ката-ланцы двуязычны, а их языки достаточно близки к испанскому. Проиллюстрируем их близость на примере одного и того же текста из этого журнала на четырех иберо-романских языках (для сопоставления к трем названным добавлен португальский). Текст посвящен языкам межэтнического общения.

Испанский, El Correo de la UNESCO, Febrero 1994: Hay muchas lenguas de eso tipo en el mundo. Han alcanzado esa condition рог diversas razones, sea que expresen una cierta proyeccidn cultural о simbolicen una supremacfa polftica, cosa que les confiere considerable prestigio entre las demas comunidades linguisticas. Галисийский, О Correo da UNESCO, Marzo 1994: Hai moitas linguas deste tipo no mundo. Alcanzaron esa condition рог diversas razons, sexa que expresen unha certa proxeccion cultural ou simbolicen unha supremacia polftica, о que lies confire un considerable prestixio entre as demais comunidades lingiifsticas.

Португальский, О Correio da UNESCO, Abril 1994: Ha muitas linguas desse tipo no mundo. Alcangaram essa condicao por diversas razõ es - рог expressarem uma certa projeç ã o cultural ou refletirem supremacia polftica. Dessa forma, adquiriram consideravel prestigio entre as demais comunidades linguisticas. Каталанский, El Correu de la UNESCO, Març 1994: N'hi ha una gran varietat arreu del mon. Han adquirit aquest status per diverses raons, be sigui perque expressen una certa projeccio cultural о bé perquè simbolitzen una supremacia polftica, fet que els dona un prestigi considerable entre la resta de comunicants lingiifstiques.

Все эти тексты являются независимыми переводами с английского оригинала (The UNESCO Courier, February 1994):

There are many of these languages in the world, and they achieve their status for a variety of reasons, one of which may be that their speakers possess some appealing cultural features or achieve cultural or political supremacy, which makes their language prestigious in the eyes of speakers of other languages.

Таких языков в мире много, и они приобретают этот статус по целому ряду причин, одной из которых может быть то, что их носители обладают некими притягательными культурными особенностями либо достигли культурного или политического превосходства, придающего их языкам престиж в глазах тех, кто говорит на других языках.

Лексическая близость всех четырех языков (особенно португальского – галисийского – испанского) вполне очевидна и не может серьезно препятствовать взаимопониманию. Имея в виду попытки создания в современной Испании наряду с проиллюстрированными астурийской, арагонской и андалусской литературных традиций, ясно, что речь идет именно о попытке письменной реализации локальной субэтнической идентичности.

Классическим примером обратной ситуации является положение многих языков Китая, в первую очередь самого китайского. Единство языка держится исключительно на иероглифической письменности, даже единого стандарта озвучивания иероглифической записи не существует. Русский китаист П. П. Шмидт в начале XX в. писал: " Если бы китайцы приняли европейский алфавит, то образовалось бы по крайней мере десять новых языков" (цит. по [Москалев 1992: 144]); надо добавить, что взаимопонятность диалектов некоторых из таких языков все равно оставалась бы невысокой.

Сходную оценку давал и Сунь Ятсен, уроженец пров. Гуандун, сообщавший, что китайские торговцы, происходившие из разных провинций Южного Китая, в конце XIX в. обычно общались посредством английского пиджина. Он так описывает соотношение " диалектов" юэ и южный минь: " Хотя Шаньтоу отстоит от Гуанчжоу всего на 180 миль (к северу), тем не менее разговорные языки их так же непохожи один на другой, как итальянский и английский" (цит. по [Яхонтов 1980: 155]). Разумеется, эту непрофессиональную оценку не следует понимать буквально, генетически китайские идиомы ближе, чем английский и итальянский. Это импрессионистичное суждение примерно означает: " языки сходного строя, но совершенно невзаимопонятные".

Не удивительно, что за пределами Китая единство " китайского языка" признается не везде. Например, в Австралии, где перепись регистрирует языки населения, каждая группа китайских диалектов фиксируется как отдельный язык. Кто прав? И в Китае, и в Австралии большинство китайцев придерживаются принятых в этих странах точек зрения, что мало отражается на их этнической идентичности. Они считают себя принадлежащими к единому народу, языком культуры которого служит единый литературный китайский язык; статус разговорного идиома, используемого в повседневной практике общения, оказывается малозначащим.

Происходит также и искусственное, навязываемое сверху, консолидирование не ощущающих своего единства этносов и, как следствие, объединение их идиомов. В некоторых случаях это вполне удается, как произошло с рядом " вновь образованных" народов СССР. Яркий пример – хакасы. Вот какую характеристику получал хакасский язык в середине 1930-х годов:

" ХАКАССКИЙ ЯЗЫК, термин, принятый после советизации и в связи с развитием национальной культуры Минусинского района, для создающегося государственного языка тех национальностей, которые прежде суммарно назывались минусинскими татарами или абаканскими турками <...> Хакасский язык как их [языков " местных народностей": ак-кас, сарыг-кас, кара-кас и др.] синтетическое оформление встречается главным образом в письменной форме <...> и включает в себя ряд черт фонетики и морфологии, свойственных отдельным из этих языков" [БСЭ. 1-е изд. Т. 59: 396].

Название новому народу и языку было дано по существовавшему много столетий назад племенному объединению в районе Саян. Хакасы стали ощущать себя единым этносом, но единый языковой стандарт не привился, как и в большинстве сходных случаев.

Хорошо известны усилия по объединению сербов и хорватов в единый народ с единым языком; лингвистические предпосылки для такого объединения вполне разумны. Консолидация действительно шла, статистика Югославии в I960–1980-х годах показывала постоянный рост " югославов" по национальности (тех, кому этническая принадлежность казалась несущественной). Но обострение межэтнических конфликтов привело к мгновенному росту этнической идентичности среди говорящих на сербско-хорватском языке, причем не только на Балканах. Например, в Австралии среди сербских, хорватских и боснийских иммигрантов по переписи 1986 г. более половины называли свой язык югославским или сербско-хорватским, в 1991 г., с началом конфликта в Югославии, таких оказалось только 18%, а к 1996 г. " определились" уже все: 65% называли свой язык хорватским и 35% – сербским.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒