Теория языковой эволюции У. Лобова

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 40Следующая ⇒

Отталкиваясь от " ахронического", вневременного подхода к языку, представленного в порождающей грамматике Н. Хомского, и критикуя Хомского и его последователей за их пренебрежение к языковой реальности, У. Лабов предложил концепцию языкового развития, основанную на тщательно проанализированных данных о действительной, живой речи современных американцев. Хотя У. Лабов рассматривает в основном фонетические изменения, их интерпретация представляет интерес и в более широком плане, с точки зрения эволюции языка вообще.

У. Лабов исходит из того, что изменения в структуре языка не могут быть правильно поняты без учета сведений о языковом сообществе, которое пользуется этим языком. Так, изменения в фонологической системе можно проследить, лишь наблюдая за речью изучаемого коллектива носителей в течение более или менее длительного времени, сравнивая произносительные характеристики этой речи на разных временных срезах. Исследуя полученный таким путем материал, социолингвист сталкивается с необходимостью решить три проблемы: 1) проблему перехода: как, каким путем один этап языкового изменения сменяется другим? 2) проблему контекста: надо найти " непрерывную матрицу социального и языкового поведения, в которую заключено языковое изменение" и 3) проблему оценки: как говорящие оценивают те языковые факты, которые наблюдает исследователь [Лабов 1975а: 201-202].

Решая эти проблемы на примере анализа речи небольшого коллектива говорящих на американском варианте английского языка, У. Лабов выделяет такие этапы, характеризующие механизм языкового изменения:

1) начало изменения – в ограниченной подгруппе языкового сообщества; данная языковая форма усваивается всеми членами подгруппы;

2) последующие поколения говорящих внутри той же подгруппы воспринимают данное изменение как признак речи старшего поколения;

3) в той мере, в какой ценности данной подгруппы воспринимаются другими подгруппами, это языковое изменение распространяется в остальные подгруппы;

4) постепенно сфера распространения новшества совпадает с границами языкового сообщества;

5) под влиянием новшества перестраивается фонологическая система языка, обслуживающего данное сообщество;

6) структурные перегруппировки влекут за собой но вые изменения, связанные с первыми, и цикл повторяется.

Однако этим эволюционный процесс не ограничивается. Важен социальный статус той подгруппы, внутри которой зародилось данное новшество. Если эта подгруппа не занимает господствующего положения в сообществе, то члены привилегированных подгрупп подвергают новшество осуждению. С этого начинается исправление измененных форм " в сторону образцов, которых придерживается подгруппа с наивысшим социальным статусом, т. е. образцов, пользующихся престижем" [Лабов 1975а: 225]. Отсюда путь к стилистическому разграничению: престижный образец используется в полных, официальных стилях речи, а новшество, одобряемое лишь частью говорящих (определенной их подгруппой), распространено в непринужденной речи. Если изменение возникает в подгруппе, имеющей высший социальный статус, то оно становится господствующим образцом для всех членов данного языкового сообщества.

Давая эту схему языкового изменения, У. Лабов подчеркивает, что " внутренние (структурные) и социолингвистические факторы в процессе языкового изменения вступают в систематическое взаимодействие друг с другом" [Там же: 228]. Эта мысль объединяет теорию У. Лабова с теорией антиномий, о которой речь шла выше. Однако предложенная У. Лабовом схема вряд ли может претендовать на роль универсального представления всякого языкового изменения: новшества в фонетической системе (или на каком-либо другом уровне языковой структуры) могут проходить и через другие этапы, становясь в конце концов достоянием коллектива говорящих. Но, конечно, – и У. Лабов здесь, бесспорно, прав, – языковое изменение происходит в социальном контексте, и " нельзя вначале произвести анализ структурных соотношений внутри языковой системы, а потом обратиться к внешним факторам" [Там же][24].

С точки зрения функционирования языка в разных группах говорящих и сосуществования в одном языковом сообществе различных норм и систем ценностей интересно исследование У. Лабовом вопроса о влиянии социальной мобильности на речь носителей современного американского варианта английского языка [Labov 1966a].

Согласно результатам этого исследования, та часть населения, которая социально движется " снизу вверх" (из низших слоев в высшие), " воспринимает нормы внешней референтной группы – как правило, нормы группы, более высокой по социальному уровню". Те говорящие, которые " социально стабильны" (т. е. не покидают пределов слоя, к которому принадлежат), обнаруживают тенденцию к тому, чтобы придерживаться своих собственных языковых норм, " более точно – к достижению некоего баланса собственных и внешних норм, который находит себе отражение в речевой практике, лишенной значительных стилистических колебаний". Наконец, носители языка, для которых характерно перемещение " сверху вниз" (в более низкие социальные слои), не воспринимают большую часть нормативных моделей, которые присущи этой, более низкой социальной среде.

Из овоих наблюдений У. Лабов делает вывод, что в современном городе " языковая стратификация является отражением скорее систем социальных ценностей, чем систем социального существования". Иначе говоря, в языковых различиях, обусловленных социальными различиями носителей языка, получает отражение не прямо и непосредственно разница в экономическом и социальном статусе групп говорящих, а различия в ценностной ориентации, присущей каждой такой группе.

Сравнение двух кратко охарактеризованных концепций языковой эволюции выявляет некоторые их сходства и различия. Основное сходство заключается в том, что и та и другая школы социолингвистики исходят из представления о сложном характере взаимоотношений языка и общества, об отсутствии прямых аналогий и жестких зависимостей между социальными и языковыми процессами и структурами, о многоступенчатости влияния изменений, происходящих в обществе, на изменения в языке.

При этом для отечественной школы социолингвистики вплоть до конца XX в. было характерно преимущественное внимание к макропроцессам, происходящим в языке и в обществе, а многие представители американской социолингвистики (и в их числе У. Лабов) более склонны к анализу микропроцессов, которые характеризуют социальную и языковую жизнь сравнительно небольших человеческих групп (более подробно о различии макро- и микропроцессов в языке и языковой жизни социальных объединений см. в разделах " Макросоциолингвистика" и " Микросоциолингвистика" главы 4-й).

Смешение языков. Пиджины и креольские

Языки

Когда у потенциальных собеседников нет взаимопонятных средств общения, а коммуникативная задача относительно сложна и не может быть решена при помощи элементарных жестов, коммуниканты создают новое средство общения – вспомогательный смешанный язык с крайне ограниченным словарем и минимальной, неустоявшейся грамматикой. Языки такого типа, а также их возможные эволюционные продолжения – пиджины и креольские языки (креолы) – называют контактными языками, а исследующий их раздел лингвистики – контактологией, или – чаще – креолистикой.

Основы креолистики заложены еще в XIX в. X. Шухардтом, однако как самостоятельное направление в лингвистике она стала развиваться лишь с 1950-х годов. Поскольку специфика контактных языков целиком обусловлена социальной ситуацией их возникновения и становления, креолистика вошла составной частью в более широкую дисциплину – социолингвистику.

Наиболее элементарный контактный язык в специальной литературе обычно именуется жаргоном. В контексте общего курса социолингвистики термин жаргон в этом значении не очень удачен, поскольку в социальной диалектологии за ним закрепилось иное значение (как указывалось выше, также не всегда однозначное). Этот термин используют не все креолисты; иногда первая фаза развития контактного языка называется препиджином (т. е. " до-пиджином" ), в других случаях любой вспомогательный язык называется пиджином, а начальная стадия его формирования, соответствующая жаргону в только что указанном смысле, именуется ранним, или нестабильным, пиджином. Во избежание двусмысленности мы будем называть начальный этап формирования контактного языка препиджином. Поскольку контактный язык в ходе своего становления выполняет однотипные функции элементарной коммуникации, а процесс его стабилизации континуален, в подходящих контекстах термин пиджин вполне естественно использовать в широком значении и говорить о функциях пиджина (подразумевая и стадию препиджина) и о стабилизации пиджина (т. е. о переходе препиджина в пиджин).

Этимология термина пиджин не до конца ясна, хотя обычно считается, что он восходит к китайскому восприятию английского слова business; впервые он зафиксирован в 1807 г. в применении к англ о-китайскому пиджину (орфографически – pigeon); другой термин, использовавшийся в сходном значении, – лингва-франка [25].

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒