Психофизиологические и нейролингвистические исследования проблемы языка и мышления

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 40Следующая ⇒

Более обоснованные объяснения связи языка и мышления стали возможными с появлением науки об устройстве и деятельности мозга человека — нейрофизиологии.

Нейрофизиологические исследования позволили получить картину локализации мыслительных и речевых функций в мозге человека. Важнейшие открытия в этой области были сделаны в 19-м веке. В 1861 г. французский хирург Поль Брока открыл зону мозга, отвечающую, за производство речи.

Язык и мышление__________________________________ 133

Впоследствии ученые показали, что данный центр отвечает также за письмо и устный счет. Этот центр, локализованный в левой височной доле мозга, получил название «центр Брока».

В 1874 г. немецкий врач Карл Вернике опубликовал монографию, в которой описал открытый им центр понимания речи — височно-теменную зону левого полушария, которая получила впоследствии название «зона Вернике». Таким образом, было установлено, что за порождение речи и ее восприятие отвечают разные мозговые механизмы. Возможны нарушения речи (афазии), связанные отдельно с пониманием речи (сенсорная афазия) и с ее порождением (моторная афазия). Американские ученые В. Пенфилд и Л. Роберте в 1952 году дополнили исследования своих предшественников важным открытием — они нашли еще одну, дополнительную речевую зону мозга, расположенную в теменной части черепа и управляющую как речевыми органами человека (языком, губами, движением челюстей, глоткой), так и движениями конечностей человека — руками и ногами, пальцами и мимикой лица. Эта же зона регулирует голос человека.

Зоны Брока и Вернике называют первичными речевыми зонами или полями, теменная моторная зона является дополнительной. Инструментальное воздействие в условиях эксперимента на любую из этих трех зон показывает, что они имеют равное значение для функционирования речи: при «вмешательстве» в любую из них возникают одинаковые искажения речи. Вместе с тем установлено, что удаление дополнительной моторной зоны при сохранении зон Брока и Вернике не влечет за собой расстройства речи; по-видимому, дополнительная моторная зона выступает в значительной степени как запасная, резервная. Она берет на себя речевые функции при разрушении первичных речевых зон и в первую очередь компенсирует функции зоны Брока.

При поражении зоны Брока у взрослых афазия, возникающая в таком случае, в большинстве случаев проходит, но поражение зоны Вернике вызывает тяжелую, практически неизлечимую афазию. У ребенка же разрушение зоны Вернике

134___________________________________________ Тема 4

ведет к перемещению речевой функции из левого полушария в правое.

Таким образом, в норме речевые функции локализованы в левом полушарии головного мозга. По данным Пенфилда и Робертса, у левшей речевые зоны также находятся в основном в левом полушарии — представленность речевых зон в правом полушарии для них не превышает 10 %. При повреждениях речевых зон левое полушарие чаще всего передает речевые функции другим участкам левого полушария, но не правому полушарию. Правое полушарие используется только в случае полного удаления левого; если это происходит в раннем возрасте, то речь развивается или восстанавливается гораздо легче, чем у взрослого человека.

Исследования нейролингвистов и, прежде всего, выдающегося российского ученого Александра Романовича Лурии показали, что специализация выполняемых речевыми зонами мозга функций в значительной степени связана с тем, какое место занимает тот или иной участок в пределах зоны и мозга в целом — более переднее, приближенное к лобным участкам мозга, или более заднее, приближенное к теменным участкам. Это связано с тем, что более поздние, более совершенные речевые функции мозга формировались преимущественно в участках мозга, «прираставших» в его лобной части. В процессе эволюции мозг растет за счет лобных долей. Лоб у шимпанзе, гориллы, питекантропа, неандертальца скошен, а у кроманьонца и современного человека он высок; именно в этих новых, позднее образовавшихся мозговых тканях и сосредоточены наиболее сложные речевые функции.

Так, передние лобные отделы заведуют синтагматикой речи — построением фраз и текста, связыванием звуков в слоги, морфем в слова, слов в предложения, предложений в текст. Возникающая при поражении этих отделов моторная афазия проявляется, в частности, в так называемом «телеграфном стиле», в отсутствии связности текста, широком использовании штампов или готовых текстов в речевой деятельности индивида. Задние отделы мозга отвечают за парадигматику языка, обеспечивают тонкие различия слов, форм, фонемных оппозиций как при понимании, так и при говорении. Здесь находятся

Язык и мышление

механизмы объединения и дифференциации элементов языка. При поражении этих отделов мозга сенсорная афазия делает невозможным для человека понимание предлогов, семантических отношений между частями высказываний и элементами текста, утрачивается способность вычленять и понимать дифференциальные признаки значений (отсюда такие высказывания как «футбол — это что-то физкультурное», номинация обезьяны попугаем — по признаку «заморское животное», невозможность понять фразы типа «Соня светлее Оли, но темнее Кати» и др.).

Большое значение для понимания механизмов мышления и речи имеет широко исследуемый сейчас феномен функциональной асимметрии полушарий головного мозга. Полушария головного мозга человека специализируются на выполнении определенных функций, причем эти функции оказываются распределенными, поделенными между левым и правым полушариями. Левое полушарие организует аналитическое абстрактное мышление, управляет логикой и речью. Правое полушарие осуществляет наглядное, образное, конкретно-чувственное отражение действительности, ориентацию в пространстве, проявление интуиции.

Подобная асимметрия отсутствует у животных, ее не было у древнего человека (анализ наскальных рисунков показывает, что древний человек одинаково успешно пользовался как правой, так и левой рукой). Вместе с тем, к примеру, у крыс правое полушарие лучше понимает зрительные, одновременные образы, а левое — звуковые, последовательные; то же наблюдается у многих птиц, так что функциональный базис для специализации полушарий в живой природе есть.

У современного человека есть ведущее полушарие, ведущая рука, ведущее ухо, глаз и даже ноздря. Отмечается, что чем выше интеллект человека, чем более развита у него интеллектуальная деятельность, тем более специализированы его полушария.

Информация — как предметная, так и языковая — поступает сначала в правое полушарие, которое является более помехоустойчивым. В сознании возникает некая целостная картина (гештальт): вот цветок, вот комната, вот человек. Если

136___________________________________________ Тема 4

такого понимания оказывается недостаточно, информация перебрасывается в левое полушарие, где она аналитически расчленяется и дифференцируется, а также может получить новое языковое название; затем информация снова возвращается в правое полушарие и сопоставляется с правополушарным образом; если надо, она вновь будет отправлена на доработку. Таким образом осуществляется понимание и осмысление информации.

Одновременно воспринимать информацию словесную (на слух) и образную (зрением) вполне возможно. Но одновременно воспринимать два потока словесной информации не удается.

В особом эксперименте Ильи Наумовича Горелова большой группе испытуемых через наушники передавались одни тексты, а синхронно через зрительный канал надо было одновременно обрабатывать тексты того же объема, но совершенно другого содержания. После опыта испытуемые должны были пересказать а текст, предъявленный на слух, и тот, что предъявлялся зрительно. Результаты показали, что испытуемые сосредоточивались либо на читаемом ими тексте (и тогда хорошо его пересказывали), либо на тексте через наушники (и тогда хорошо пересказывали его). Параллельные тексты никто пересказать не мог, часто даже тему затруднялись назвать. Типичный отчет испытуемого: «Сначала как будто удавалось читать и слушать одновременно. Но после всего один текст рассыпался, не остался в памяти». Те же, кто во что бы то ни стало, следя за собой, пытались усвоить содержание обоих текстов, не запомнили ни одного.

Результат объясняется так: участки коры, ответственные за слуховое и зрительное восприятия (они находятся в разных местах мозга) работали нормально и свои задачи выполняли исправно. Однако зрительные и слуховые сигналы одновременно поступали в общий центр смысловой обработки информации, и здесь произошла интерференция результатов мозгового декодирования сигналов одной и той же речевой природы, что помешало «расшифровке» разносмысловых и разнооформленных текстовых материалов.

Язык и мышление 137

Был проведен и второй эксперимент: через наушники, как и прежде, передавались тексты, а для зрительного предъявления был избран совсем другой материал — серия рисунков X. Бидструпа (по 6 в каждой серии). Каждая серия представляла собой своеобразный «рисунчатый» рассказ о каком-либо событии, понять смысл серии можно было только последовательно переходя от одного рисунка к другому. Время было выверено так, что текст на слух мог быть нормально усвоен за тот же промежуток, что и серия рисунков. Результат оказался совсем не тот, что при одновременной обработке двух вербальных текстов — и поданный на слух текст пересказывался без потерь, и серия рисунков описывалась верно. Это связано с тем, что образное содержание рисунков практически почти не надо перекодировать в аппарате мозга, а вербальный текст надо было все равно расшифровывать в центре обработки смыслов: пока он расшифровывался, рисунок уже был усвоен.

Эксперимент показывает, что языковой материал должен сначала пройти перекодировку в особый код мозга, ответственный за построение смысла. Он, этот код, в процессе своего функционирования, и есть информационная система, которую мы называем «мышлением». Этот код не зависит от специфики национального языка, он универсален и имеет надъязыковой характер. Понимание рисунка (картины, реально наблюдаемой ситуации в жизни, шахматной позиции, чертежа конструкции, схемы) зависит от знаний смысла соответствующих зрительно воспринимаемых элементов, а не от знаний языка. Поэтому рисунок, схему понимают представители практически любых языков.

Поскольку и понимание языковых текстов, и серии рисунков являются безусловно осмысленными, т. е. мыслительными процессами, то опыт показывает, что один из этих процессов (чтение) безусловно осуществляется — по крайней мере на изначальном этапе восприятия — на базе соответствующего национального языка, а другой (восприятие рисунков) — обходится без вмешательства языка, представляет собой невербальный процесс.

138___________________________________________ Тема 4

Относительная самостоятельность мышления и языка

Исследования нейрофизиологов позволяют признать относительную самостоятельность мыслительной и языковой деятельности человека. Стало понятно, что хотя эти виды деятельности протекают в одном мозгу, они протекают в разных его отделах, по-разному взаимосвязанных и взаимодействующих друг с другом. Обратимся к жизненным примерам.

В одном из романов Вс. Кочетова есть такой эпизод. Оля «разглядела своего соседа, которому было, наверно, столько же лет, сколько и ей: он был сероглазый, густобровый и хотя произносил пошлости, улыбка у него была хорошая, радостная... «Наверно, считает себя красавцем», — подумала Оля... Еще она подумала о том, что при всех богатствах русского языка в нем нет хорошего слова, с которым можно было бы обратиться к этому сероглазому товарищу. Сказать «молодой человек» — в этом есть нечто обывательское, глупое. Сказать «юноша» — ну прямо-таки из сладенькой повести о жизни ремесленного училища, в которой всех мальчишек высокопарно называют юношами...Грубое «парень»? Нет, для молодых мужчин не нашли, не придумали такого поэтического, красивого, нежного слова, которое в хоть слабой степени равнялось бы слову, найденному для молодых женщин... Вот тот юноша-парень-молодой человек, вздумает если обратиться с чем-либо к ней, он что скажет? Он скажет, конечно, «девушка»...».

Писатель изобразил ситуацию, знакомую, наверно многим, когда есть желание высказать возникшую, еще, вероятно, не очень ясную мысль, но подходящие слова на ум не приходят, а может быть, их и вообще нет в языке. Особенно остро чувствуют эти «муки слова» писатели, открывающие новые сферы человеческого бытия, ранее никем не описанные. Писатели многократно правят тексты своих произведений, уточняя средства выражения своей мысли. Любому пишущему что-либо важное необходим черновик.

В устной речи говорящий обычно допускает паузы хези-тации, использует слова-паразиты э-э, м-м-м-, так сказать,

Язык и мышление 139

значит, это самое, вот такая штука, короче и мн. др. Это — доказательство того, что говорящий в этот момент ищет подходящее слово для выражения своей мысли.

Многочисленные случаи автокоррекции (я не то хотел сказать, я неудачно выразгпся, я хотел сказать, что и под.) свидетельствуют о том же — поиске слова для выражения мысли. Легко обнаружить, что автокоррекции затрагивают не только лексический уровень — выбор слова, подбор синонимов, но и синтаксические перестройки. Все это, в частности, означает, что замысел будущей речи, т. е. тот смысл, который конструируется в аппарате мозга говорящего, вовсе необязательно — даже в момент собственно вербализации — «изначально привязан» к определенной форме языкового выражения, пишут известные отечественные психолингвисты Илья Наумович Горелов и Константин Федорович Седов.

Все эти факты свидетельствуют о том, что при говорении и письме действует механизм подбора слов к уже в основном готовой мысли, которая сформирована в сознании до ее языкового оформления.

Об относительной самостоятельности мышления говорят и такие наблюдения.

Многие мысли, существующие в сознании конкретного человека, вообще никогда не выражаются им словесно, поскольку они не предназначены для сообщения. Так, человек крайне редко вслух сообщает кому-либо о своих сиюминутных планах, физиологических потребностях, личных симпатиях и антипатиях к тому, что он видит в данный момент вокруг себя и мн. др. Рискнем предположить, что для выражения большинства мыслей, которые могут возникнуть по разным поводам у конкретных людей, просто нет готовых языковых единиц. Тем не менее, эти мысли существуют как компоненты сознания, они определяют поведение человека — вне какой-либо связи с их языковым выражением.

Процесс припоминания забытого слова наглядно показывает, что мы ищем некоторый словесный знак для уже готовой мысли, уже имеющегося в сознании концепта. Мы отчетливо осознаем некий концепт, который нам нужно назвать адекватным словом, и перебираем подходящие слова, оценивая их

Тема 4

адекватность ситуации. Вот как описывает этот процесс американский психолог У. Джеймс: допустим, мы пытаемся вспомнить забытое имя. В нашем сознании существует как бы провал, но эта пустота чрезвычайно активна. Если нам в голову приходит неверное слово, эта уникальная пустота немедленно срабатывает, отвергая его. Это значит, что в действительности в нашей памяти имеет место не пустота, а концепт, образ, который «ищет» себе форму языкового выражения.

Замечено, что люди, хорошо знающие тот или иной иностранный язык, часто в процессе общения испытывают искушение вставлять в свою речь иностранные слова или выражения, более адекватно передающие, по их мнению, ту мысль, которую они хотят в данный момент выразить: для них поиск адекватной языковой формы для концепта облегчен знанием другой лексической системы, а значит у них больше лексических возможностей для номинации концепта, который существует в их сознании автономно от национального языка.

Классифицируя какие-либо явления или слова, мы очень часто хорошо понимаем, что их объединяет или различает, но затрудняемся обозначить это в словесной форме. Такое часто бывает в практике научной работы у студентов и аспирантов-филологов, собирающих и классифицирующих языковой материал: они говорят научному руководителю — «Вот я выделил группу, но не знаю, как ее назвать». Многих готовых названий в языке просто нет, но это не значит, что мы соответствующее явление не можем осмыслить и не можем в конце концов в результате специальных усилий подобрать или сконструировать необходимую номинацию.

Понимание очень часто наступает вне зависимости от возможности словесно сформулировать понятое: «понимаю, но не знаю, как сказать». При чтении текста на иностранном языке, при переводе с иностранного языка часты случаи, когда мы прекрасно поняли смысл, но затрудняемся передать его на своем родном языке.

За последние десятилетия ученые стали различать в процессе становления мышления ребенка довербальную и вербальную стадии.

Язык и мышление

На первой стадии формируется сенсорная логика на основе чувственных восприятий и концептуальная логика мыслительных образов. На вербальной стадии ребенок осваивает слова сначала путем остенсивного (непосредственного) определения — вот молоко, вот кошка и т. п., а затем уже в процессе обучения, вначале спонтанного (дошкольного), позднее систематического (школьного),

В речемыслительной деятельности взрослого человека вербальная и довербальная составляющие мышления сосуществуют.

Возможно понимание речи в условиях неумения говорить или недостаточной сформированности речевых механизмов.

Дети до двух-трех лет понимают обращенную к ним речь взрослых, мыслят в рамках своего интеллектуального развития, но языком еще не владеют. Дети, не обладающие в полной мере (до 10-12 лет) сформированными механизмами внутренней речи, использу-емой для перекодирования невербальных сигналов в вербальные и наоборот, тем не менее, понимают обращенную к ним речь и мыслят.

Наблюдения за развитием ребенка показывают, что сначала у ребенка появляется доязыковое мышление — мысль в практической, деятельностной форме. И. Н. Горелов на основе ряда экспериментов выяснил, что количество предметов в поле зрения ребенка и количество действий с ними намного превосходит число наименований, известных ребенку. Доязыковая информационная система создает основу для перехода от первой ко второй сигнальной системе, к языку. Это положение в настоящее время признано и российской, и зарубежной психолингвистикой.

С появлением первого слова ребенок переходит на этап однословных высказываний, смысл которых воспринимается только в конкретной ситуации. В них заключен и предикат ситуации, и смысл, и замысел высказывания. «Часы» — часы упали, «глаз» — у меня в глазу вода, «мако» — вот молоко, «ду-ду» — посади меня на диван и др.

Язык оформляет уже сложившиеся элементы человеческой психики, возникшие в актах предметно-практического поведения. Опыт индивидуальной практической деятельности

142 Тема 4

более богат, чем система усвоенных человеком словесных категорий. Никакой язык не обладает таким набором средств, чтобы обозначить «решительно все» раздражители. Именно поэтому существуют и будут существовать невербальные формы выражения, например, такие виды искусства, как живопись, скульптура, музыка, танец и др.

Восприятие и понимание слов и целостных текстов предполагает перекодирование полученного смысла в «код смысла», и если это произошло, то при необходимости воспроизвести понятый смысл (например, если нас об этом попросили), мы обычно пользуемся «своими словами», то есть используем другие языковые средства, нежели те, что были восприняты нами в тексте (именно это, как хорошо известно в педагогике, свидетельствует о том, что имело место понимание материала).

О роли слова в мыслительной деятельности ярко и выразительно написал выдающийся русский педагог К. Д. Ушин-ский: «Слово поднимает рассудочную работу на высшую ступень. Каждое слово для нас есть то же, что номер книги в библиотеке; под этим номером скрывается целое творение, стоившее нам продолжительного труда в свое время... Слова, значение которых мы понимаем, делают нас обладателями громадной библиотеки нашей памяти: это произвольные значки, которые мы положили на бесчисленные творения, нами же выработанные» (Русская речь. 1971, № 4, с. 100).

Отечественный психолог и психолингвист Николай Иванович Жинкин писал, что воспринимаемый человеком текст сжимается в некий концепт (представление), содержащий смысловой сгусток всего текстового отрезка. Концепт хранится в долговременной памяти и может быть восстановлен в словах, не совпадающих буквально с воспринятыми, но таких, в которых сконцентрирован тот же смысл, который содержался в логическом интеграле полученного высказывания.

По данным Александры Александровны Залевской, когда испытуемых просят вспомнить те или иные слова-стимулы, которые предъявлялись им в ассоциативном эксперименте, они часто осуществляют подмену слов на близкие

Язык и мышление

по значению — пес вместо собака, цветок вместо роза и т. д.; следовательно, запомнился смысл, концепт, а в процессе припоминания испытуемый подбирает для.него подходящую языковую форму.

Догадка о смысле сказанного снимает внимание к форме, так что, воспроизводя потом услышанное, человек часто не может вспомнить, какими именно словами это было сказано.

Возможность мыслить без слов на основе образов довер-бального мышления признавали Л. С. Выготский, Н. И. Жин-кин, И. Н. Горелов. В пользу признания этой возможности говорят и следующие факты.

Больной с синдромом афазии, особенно тотальной афазии, не может понять обращенную к нему речь, выразить на своем родном (или другом, выученном позже) языке свои мысли и чувства. Может ли афатик мыслить, например, в эксперименте — выполнять такие мыслительные операции как лабиринтная игра, игра в шахматы или в шашки, сборка из фрагментов какого-нибудь целостного изображения? Эти и подобные им задачи служат, в частности, тестами при определении уровня умственного развития человека. Эксперименты показывают, что афатик решает тестовые задачи «без языка», и при этом он мыслит.

«Я утверждаю, что слова полностью отсутствуют в моем мышлении, когда я действительно думаю», — писал французский математик Ж. Адамар.

Гениальный физик Альберт Эйнштейн писал: «Слова или язык, как они пишутся или произносятся, не играют никакой роли в моем механизме мышления. Психические реальности (Entities), служащие элементами мышления — это некоторые знаки или более или менее ясные образы, которые могут быть «по желанию» воспроизведены и комбинированы... Обычные и общепринятые (conventional) слова с трудом подбираются лишь на следующей стадии, когда упомянутая ассоциативная игра достаточно устоялась и может быть воспроизведена по желанию» (Эйнштейновский сборник. 1967. М., 1967, с. 28).

Зарубежные психологи говорят о мышлении пространственными образами в виде бесцветных и бесформенных пятен,

144_____________________________________________Тема 4

которые мысленно перемещаются по отношению друг к другу, имитируя в мышлении перестановки реальных объектов и построение их в определенной последовательности. Образующиеся из таких пятен символические ряды, схемы хранятся в долговременной памяти как знаки определенных комплексов информации. Такая форма мышления в большей степени свойственна мужчинам, чем женщинам. При нарушениях речи эта форма мышления сохраняется.

Известный немецкий химик XX столетия Август Кекуле пишет: «Я предавался грезам. Перед моими глазами кружились атомы. Я часто рисовал себе в воображении движение этих маленьких существ, но до того времени никогда не удавалось мне проследить, какого рода были эти движения. Сегодня я видел ясно, как здесь и там, два маленьких атома соединялись в пару, большие атомы обнимали по два маленьких, еще большие держали в объятиях по три или четыре, и как все это кружилось в вихревом танце. Я видел, как большие атомы образовывали ряды, в конце которых висели меньшие атомы...» (Лит. газ. 1983, 21 сент.).

Возможность мыслить не только с помощью звуковых, но и с помощью других образов — зрительных, жестовых, тактильных — убедительно раскрывается опытом обучения глухих и особенно слепоглухонемых людей.

В какой форме протекает мышление глухих? Необученный глухой мыслит в той мере, в какой он видит, действует и чувствует, т. е. на основе образного и практического мышления. Обучение глухонемых было начато в XVIII в. во Франции аббатом Лепе. Отдавая должное его трудам, А. Н. Радищев глубоко и справедливо заметил, что научить речи немых мог только человек, у которого звуковая речь «изощрила разум». Сам глухонемой не мог бы «воспарить разумом до изобретений речью одаренного».

Обученный глухонемой мыслит с помощью жестовых и графических образов. Глухие широко пользуются для общения жестами. Жест глухонемых может напоминать обозначаемую вещь (иконический жест), но может быть и совершенно немотивированным (иероглифический жест). Возможность видеть жесты позволяет делать их не только последовательно, друг за

Язык и мышление__________________________________ 145

другом, но и одновременно. Иная материальная природа жестов делает возможным строить системы жестов иначе, чем систему звуковых слов.

Системы жестов создаются в коллективах постоянно общающихся между собой людей. Осваивая систему жестов, глухонемые овладевают и системой обозначаемых жестами понятий человеческого мышления.

В разных коллективах системы жестов имеют свои особенности. Е. Н. Панов описывает такой случай. Однажды в колледже для глухонемых в Вашингтоне была устроена встреча учащихся с несколькими индейцами из племени юта. Одному из них при помощи жестов был задан вопрос, сколько времени он добирался со своей родины до Вашингтона. Индеец начал жестикулировать. Он продел указательный палец левой руки между расставленными и направленными вниз указательным и средним пальцами правой руки; поднял вверх три пальца левой руки; держа обе руки с растопыренными пальцами перед собой, начал вращать их параллельно в вертикальном направлении, поднял указательный палец левой руки; свел вместе концы пальцев обеих рук, изобразив тем самым нечто наподобие крыши; повторил вращательные движения кистей рук на уровне груди; затем, держа слегка согнутую ладонь левой руки концами пальцев вправо, а правую над ней, пальцами вверх, проделал правой кистью несколько коротких движений кверху; в конце этой беззвучной тирады индеец поднял четыре пальца левой руки.

Все это должно было обозначать: верхом на лошади — 3 дня, колеса автомобиля — 1 день, крыша — автомобиль — дым (т. е. крытый вагон с дымом, или поезд) — 4 дня. Учащиеся поняли все, кроме изображения колес, которые они сами изображали широкими круговыми движениями одной руки.

Вспомним глухонемого Герасима из «Муму» И. С. Тургенева. Спрашивается, вел ли он себя разумно, т. е. верно ли понимал окружающий его мир, правильно'ли ориентировался в ситуации, одним словом — мог ли он мыслить? Судя по тексту Тургенева, безусловно, мог. Многочисленные наблюдения за поведением глухонемых от рождения, не обученных какому-

146____________________________________________ Тема 4

либо языку, показывают (это подтверждено научными публикациями), что такие глухонемые ведут себя в обществе адекватно, могут выполнять различную работу, т. е. они разумны, мыслят.

Еще более четко возможность построить мышление «из ничего» продемонстрировали отечественные психологи И. А. Соколянский и А. И. Мещеряков своей длительной подвижнической работой по обучению слепоглухонемых детей.

Одновременное отсутствие зрения и слуха лишает ребенка доступа впечатлений из внешнего мира; у него изначально нет ни сознания, ни мышления, ни самых примитивных проявлений целенаправленной деятельности.

Наталкивая малыша на движение в поисках соски, потом — с ложкой в руке — тарелки с пищей, педагоги пробуждают в нем предметно-человеческую целенаправленную активность. Способность действовать самостоятельно ведет к расширению знакомства с вещами, к освоению действий с ними. Когда практический разум сформирован, при помощи касания пальцами через руку учащегося начинается обучение алфавиту и словам. Овладение словами — последовательностями касаний пальцев учителя — формирует понятийное мышление. Специальные занятия по артикулированию звуков дают возможность глухим и слепоглухим людям произносить слова, говорить, сообщать свои мысли слышащим.

Научившись читать пальцами, ощупывая выпуклые знаки азбуки Брайля, слепоглухонемой приобщается к огромному миру литературы и человеческой культуры вообще, осваивает весь круг человеческих потребностей, созданных общественной жизнью людей — потребностей в знании, в красоте, в дружеском общении. На почве удовлетворения таких потребностей рождается талант, который, по определению философа Эвальда Ильенкова, является результатом гармонического и всестороннего развития человека, его высших психических функций.

Несколько воспитанников И. А. Соколянского и А. Н. Мещерякова окончили факультет психологии МГУ, написали серьезные исследования по проблемам развития способностей, нравственных качеств личности, роли языка в развитии

Язык и мышление

психики. Их обучение и воспитание доказало истинность материалистического учения о социальной природе человеческой психики вообще, о наличии разных форм мышления в частности.

Расскажем о яркой судьбе одного из их учеников. Александр Суворов ослеп к трем годам, к девяти оглох. Дома с ним занималась мама, а в 11 лет она отдала его в школу-интернат в Загорске под Москвой. В 1977 г. Саша вместе с тремя своими товарищами окончил философский факультет МГУ. Всех четырех взяли сотрудниками в Институт психологии Академии педагогических наук. Здесь Суворов продолжил эксперимент на себе. Он старался понять, какие стороны жизни здоровых людей сможет освоить слепоглухонемой. В 1994 г. он успешно защитил кандидатскую диссертацию «Саморазвитие личности в экстремальных условиях слепоглухости». После небольших доработок уже в 1996 г. Александр Васильевич защитил докторскую диссертацию «Человечность как фактор саморазвития личности». Затем он стал заниматься со слепоглухонемыми детьми, возвращая их к жизни. Основное условие этой работы, утверждает А. В. Суворов, нравственное общение, воспитание уважения к личности, отсутствие диктата («Известия», 26 мая 1996 г.).

Слепоглухонемой человек, используя в качестве знаков образы тактильных постукиваний и ощупываний, мыслит и творит. Практически его мыслительная деятельность протекает так же, как у здоровых людей, но на иной материальной основе.

Восприятие языковой формы возможно в отвлечении от смысла. Машинистки, типографские наборщики в процессе работы сосредоточиваются на буквенных последовательностях, отключаются от смысла и порой допускают такие пропуски слов и даже строк, которые приводят к явной бессмыслице.

В одном из рассказов С. Довлатова приводится такой диалог: — Ты читала мой рассказ «Судьба»? — Конечно, я же набирала его для альманаха «Перепутье». Тогда я задаю еще один вопрос: — А что сейчас набираешь? — Булгакова для «Ардиса». — Почему же ты не смеешься? — Потому что я набираю совершенно автоматически.

148_______________________________________ Тема 4

Возможно ли совершенно автоматически производить набор текста, не вникая в его содержание? Если — да, то тогда имеет место обработка текста (причем дважды —считывание с рукописи и репродукция его же литерами на клавишах), в процессе которой работают зрительные анализаторы, а понимание смысла языковых знаков не включается.

Психолингвистами был проведен большой многосерийный эксперимент с машинистками и наборщиками. Уже предварительные наблюдения показали, что опытные наборщики и машинистки умудряются во время работы перебрасываться друг с другом репликами (без отрыва от работы), слушать радиопередачи, (не музыкальные, а «разговорные»). В специальных условиях было проверено, что понимание речи соседа или текста радиопередач производится, действительно, не в «зазорах», не в кратких перерывах между набором или печатанием, а именно параллельно с ними.

Однако в эксперименте был найден способ сделать такую работу затруднительной и даже невозможной: испытуемым предлагалось перепечатать (или набрать) текст, который был специально деформирован грамматически — как синтаксически, так и морфологически, например: «Многая из такое и позже также или вот из латуни муравьиные сапога пошел скоро потому, что он стала совсемочки белая». Такого рода текст никто из участников эксперимента не смог перепечатать или набрать, не отвлекшись от текстов разговоров или от текста радиопередач. Однако дело оказалось не в бессмысленности содержания. С хорошей скоростью (без отрыва от посторонних разговоров) перепечатывался не менее бессмысленный текст: «Многое из такого в данный момент и позже муравьи в латунных сапожках обнаруживали неоднократно; при этом они становились совсем белыми».

Иначе говоря, помехой наборщикам и машинисткам служила не семантика текста, который они обрабатывали, а его поверхностная вербальная структура, которая была нарушена. Значит, женщина из рассказа С. Довлатова совершенно честно рассказала о том, что она с текстом работает «совершенно автоматически». Понимание текста при наборе или перепечатке не только невозможно, но и нецелесооб-

Язык и мышление

разно; при вникании в смысл оно бы только тормозило работу.

Способность перерабатывать поверхностную структуру текста без проникновения в смысл читаемого и печатаемого (набираемого) реальна, даже профессиональна для известной группы лиц. Реализация же этой способности свидетельствует о том, что связь между восприятием поверхностной структуры текста и его осмыслением может быть явно нулевой, отсутствующей. Таким образом, в определенных условиях мысль и язык могут «сосуществовать» без всякой связи.

Существует психическое заболевание — психастения, при котором больной перестает видеть за словами объективную реальность, убеждает себя в самостоятельности слов. По наблюдениям И. П. Павлова, такие люди, оперируя только словами, хотели бы, не сносясь с действительностью, из них все вывести и все познать и на этом основании направлять свою и общую жизнь. Это нарушение выражается в постоянном и бесплодном умствовании, в одержимости навязчивыми идеями.

Серьезные аргументы в пользу относительной автономности мыслительной и языковой деятельности в последние десятилетия предложила когнитивная лингвистика. Этот отдел науки о языке путем анализа семантики лингвистических элементов изучает пути познания (когниции) человеком окружающего мира.

Когнитивная лингвистика широко обсуждает категорию концептосферы человека — области знаний, составленной из концептов как ее единиц.

Концепт — это глобальная мыслительная единица, представляющая собой квант структурированного знания.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒