Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Языковая норма как социально-историческая категория



Двойственная природа нормы обусловливает необходимость ее рассмотрения не только в собственно языковом, но и в социально-историческом, т. е. «внешнем» по отношению к самому языку ас­пекте20. К данному аспекту — Г. В. Степанов обозначает его как «аксиологический» [67, 226] — относятся разные формы осознания и оценки обществом объективно существующих языковых норм.

Степень осознания нормы, а также характер и формы ее оценки исторически изменчивы, однако в любой исторической си­туации можно, с нашей точки зрения, выделить две стороны, а именно — осознание нормативных реализаций, как обязательных [3, 32] и как правильных [69, 71].

Императивность норм может быть сильнее или слабее в зави­симости от разных историиеских условий, в частности, известную роль может играть наличие нескольких исторически сосуществую­щих возможностей реализации, недостаточно дифференцированных для их носителей. Такая ситуация может создаваться, например, при параллельном сосуществовании в известном равноправии «своей» и «чужой» нормы, т. е. при той или иной форме двуязычия определенного коллектива. В этой связи можно сослаться на мне­ние Л. В. Щербы [77, 312], отмечавшего также, что и при смеше­нии языков и диалектов норма может быть весьма широкой, так как существует возможность «сказать по-разному». Однако даже в таких случаях более правильно, видимо, говорить не об отсутст­вии нормы, а лишь о ее весьма широких рамках, допускающих значительное варьирование21.

Рассматривая понятие языковой правильности, многие линг­висты обращали внимание на произвольность соответствующего понятия по отношению к языковой структуре, которая может в принципе выявляться в любой совокупности реализаций22. Это положение получает, однако, известные коррективы при рассмот­рении конкретного, т. е. уже определенным образом реализован­ного и функционирующего языка.

В подобной ситуации правильность в значительной степени ос­новывается на исторической языковой традиции, воплощенной в норме, а также на социальной и функциональной оценке реализа­ций языковой структуры. Заметим в этой связи, что пражской шко­лой лингвистов был в свое время выдвинут так называемый «функ< 563> ционально-телеологический» критерий правильности (ср. [9, 121—122]), который в несколько модифицированной форме рас­сматривается и другими лингвистами [79, 119] (ср. также [41, 7—8]). Речь идет в этом случае о выборе «правильных» язы­ковых средств в соответствии с целеустановкой и условиями ком­муникации23.

С оценкой языковых фактов, относящихся к норме, как обя­зательных для определенного языкового коллектива и как «пра­вильных», непосредственно связаны и эстетические характеристики языковых явлений. Заметим прежде всего, что эстетические оцен­ки могут зависеть от социальных характеристик тех или иных реализаций языковой структуры, т. е. весьма часто красивым оказывается то, что «социально приемлемо» для носителей языка (ср. в этой связи негативную оценку фактов языка низших классов, особенно ясно выступающую в буржуазном обществе, а также соот­ветствующую оценку языка людей, не получивших достаточного образования, которая сохраняет свое значение в любых обществен­ных условиях). Существует, однако, и несколько другой аспект эстетических оценок языковых реализаций, не столь прямолинейно соотнесенный с социальными моментами. Так, в ряде случаев «красивое» связывается с функционально целесообразным или ситуативно-оправданным, что относится не только к языку (вер­нее, не только к «речевому» поведению), но и к другим формам человеческого поведения — манере одеваться, манере держаться и т. д.24 В этом смысле языковые нормы должны оцениваться как одна из форм нормативности обычаев, включаясь тем самым в ка­тегорию различных общественных норм.

В заключение данного раздела следует сказать, что понятие языковой нормы, несмотря на отдельные колебания в его трактов­ке, на которые мы лишь отчасти могли указать выше, а также ряд неясностей, связанных с разработкой отдельных проблем, пред­ставляется нам весьма важным и необходимым для характеристи­ки сущности языка; можно надеяться, что со временем оно поз­волит представить в определенной системе целый ряд явлений и процессов, связанных с его реализацией и функционированием.

Однако приходится отметить, что создание общей теории язы­ковой реализации, основой которой должно, по-видимому, стать — как ее организующий центр — понятие нормы в значительной степени еще дело будущего. Задача эта может быть решена лишь< 564> на основе привлечения обширного материала различных языков, изучаемого с точки зрения соотношения структуры этих языков и ее воплощения в норме и узусе. Важную роль для уточнения по­нятия нормы должно сыграть также изучение различных типов и форм языковой реализации, в частности, детальное рассмотрение вариантных реализаций, возможных для разных языковых под­систем, а также исследование различных типов лингвистических дифференциаций, в которых отражаются разнообразные формы членения человеческого коллектива или различные условия и цели использования языка и т. д.

Весьма существенным для определения того значения, которое имеет для лингвистики в целом понятие нормы, является оценка возможностей его использования в разных типах лингвистиче­ских исследований. В настоящий момент намечаются следующие области и аспекты исследования, для которых данное понятие может оказаться продуктивным:

Изучение характера реализации и функционирования различ­ных языковых структур (включая определение их продуктив­ности и распределения по разным функциональным сферам языка).

Изучение исторических изменений языка на небольших исто­рических отрезках («микроистория»), когда обнаруживаются не столько сдвиги в языковой структуре, сколько известные измене­ния в ее реализации и функционировании.

Изучение специфики реализации и особенностей функциони­рования различных «форм существования» языка.

В связи с последним из возможных аспектов исследования за­метим, что особое значение понятие нормы имеет для изучения литературного языка, к рассмотрению которого мы и обращаемся в следующем разделе.

НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

В предыдущем разделе мы охарактеризовали языковую норму как совокупность коллективных традиционных реализаций струк­турных потенций языковой системы. В этом смысле норма свойст­венна любому языковому идиому. Вместе с тем можно предполо­жить, что специфический характер норм, связанный с теми или иными особенностями реализации и функционирования конкрерной языковой системы, определяет — наряду с другими приз­наками — своеобразие различных «форм существования» языка. Одним из таких исторически сложившихся функциональных ти­пов является литературный язык, нормы которого должны, сле­довательно, рассматриваться как частный случай языковых норм.< 565>

Опираясь на принятое нами понимание языковой нормы, мож­но утверждать, что литературная норма — это некоторая совокупность коллективных реализаций языковой системы, принятых обществом на определенном этапе его развития и осознаваемых им как правильные и об­разцовые25. Литературная норма фиксируется в граммати­ческих справочниках и словарях и является, как и любая другая социально обусловленная норма, обязательной для всех членов коллектива, говорящего на данном языке26.

Наличие стабильных фиксированных и осознанных норм, обес­печивающих большую или меньшую «стандартность» языка, рас­сматривается сейчас большинством лингвистов в качестве одного из основных признаков литературного языка национального пери­ода [23]. Однако в связи с тем, что норма не является исключи­тельной принадлежностью литературного языка, приходится го­ворить не просто о наличии данного признака, но и о его особом содержании применительно к развитому литературному языку. Мысль эта в наиболее определенной форме была высказана Б. Гавранком, утверждавшим при этом, что специфику литературных норм следует искать не столько в их качественных, сколько в их количественных характеристиках [90, 152].

Норма «народного» языка (имеются в виду прежде всего раз­личные формы диалектно окрашенной речи) носит, с точки зрения Б. Гавранка, преимущественно негативный характер и слабо осознается. Норма литературного языка отличается от норм диалекта главным образом по степени своей императивности и осознанно­сти, кроме того, она носит не только негативный, но и позитивный характер [91, 85—86]. Этот позитивный характер литературной нормы заключается в более сложном распределении и использо­вании нормативных реализаций, т. е. в усложнении селективной, дифференцирующей и оценочной стороны нормы.

Определение специфики литературных норм в связи с общей характеристикой языковой нормы является, таким образом, од­ной из заслуг Пражской школы лингвистов. К числу важнейших< 566> теоретических положений, выдвинутых пражцами, принадлежит также отграничение объективной нормы как явления «внутриязыкового» от явлений, связанных с кодификацией, т. е. как бы «внешних» по отношению к языку (см. об этом [9, 121; 30, 547]).

Следует заметить, что для литературного языка факт кодификации его норм, т. е. их сознательный отбор и закрепление, играет весьма важную роль. Кодификация норм является вместе с тем специфическим признаком национального литературного языка, отличающим его не только от других языковых идиомов, но и от ранних этапов существования литературного языка в национальной и донациональный период [91, 85—86].

Отмеченная выше в самой общей форме специфика норм разви­того литературного языка, видимо, непосредственно связана с генезисом и функциональными особенностями данного языкового типа, обладающего следующими признаками: 1) потенциальным участием в его формировании нескольких языковых подсистем, различных по степени структурной близости (разные территори­альные диалекты, различные региональные разновидности лите­ратурного языка); 2) распространением литературной формы на­ционального языка на значительной территории, что вызывает необходимость в поддержании ее единства; 3) многообразными функциями развитого литературного языка, его сложными ком­муникативными и экспрессивными задачами.

Названные выше признаки усиливают необходимость избира­тельного подхода к языковым фактам, необходимость их более строгого отбора, распределения и фиксации, что и обусловливает специфический характер литературных норм, проявляющийся, с нашей точки зрения, в следующих направлениях: а) в усилении стабильности реализаций и — соответственно — в ограничении общего числа и типов вариантных реализаций; б) в усилении из­бирательности нормы и дифференцированности нормативных реа­лизаций, а также — соответственно — в распределении различ­ных вариантных средств по разным территориальным, функцио­нальным и стилистическим сферам литературного языка; в) в факте сознательной кодификации норм, т. е. в их оценке и приня­тии обществом. Обратимся к более подробной характеристи­ке выделенных выше признаков литературной нормы.

Стабильность и вариантность нормативных реалзиаций

Для каждого современного литературного языка характерна не только определенная степень устойчивости нормативных реа­лизаций, но и некоторый набор вариантных средств, допускаю­щих известный выбор. Категория вариантности является тем са­мым весьма существенной для характеристики литературной нор< 567> мы (см. [12; 34; 71; 95] и др.), а диапазон вариантности в значи­тельной мере характеризует специфику норм разных литературных языков и служит основанием для выделения отдельных истори­ческих периодов в их развитии (ср. далее, стр. 584).

Предпосылки вариантности создаются для литературного язы­ка — как, впрочем, и для любого другого языкового идиома — многообразием его структурных потенций, различным образом реализуемых в процессе исторического развития языка. Наличие более или менее значительных формальных модификаций в рам­ках определенной лексемы, словоформы или синтаксической кон­струкции, не связанных с изменениями основного значения этих единиц, и создает их варьирование27.

Вариантность характеризует норму большинства современных литературных языков (ср., например, варианты, входящие в нор­му немецкого языка: backte? buk 'пек', gesalzen? gesalzt 'посоленный', des Tages? des Tags 'день', род. п. ед. ч., am Tage? am Tag 'днем', дат. п. ед. ч., blasser? blдsser 'бледнее', es schaudert mir? mich 'мне страшно' и т. д.; ср. также русск.: туфель? туфля, брызгает ? брызжет, мок ? мокнул, сказав? сказавши, ноль ? нуль, неряшество ? неряшливость, ъначе ? инбче, м ы шление ? мышлйние и др.).

Наиболее общим источником вариантности для разных язы­ковых идиомов является параллелизм некоторых структурных возможностей языка, а также исторические сдвиги, происходя­щие в языковой структуре и формах ее реализации (ср. истори­ческие варианты в чешск. типа posvet? posvit, приводимые В. Матезиусом [53], или в нем. типа molk? melkte, dem Tische? Tisch.).

Вместе с тем для целого ряда литературных языков существен­ную роль играют и варианты, отражающие особенности различ­ных диалектов или разных территориальных вариантов литера­турного языка. Гетерогенность исходного материала часто при­водит к значительной вариантности в рамках литературной нормы. Подобное положение отмечается, например, С. А. Мироновым для нидерландского языка, ср. гетерогенные элементы, сосуществую­щие как бы в «снятом» виде в норме современного нидерландского языка: schoon (южн.) — mooi (сев.) 'красивый', sturen (сев.) — zeriden (южн.) 'посылать' (многочисленные примеры подобного рода см. в [55; 56]). Для немецкого литературного языка, тоже гетероген­ного в своей основе, также могут быть названы вариантные< 568> словоформы и лексемы, восходящие генетически к разным терри­ториальным ареалам: derer? deren 'тот', указ. мест. род. п. мн. ч., sandte sendete 'послал', fett? feist 'толстый', Lippe? Lefze 'губа' и т. д.

Диапазон и характер использования отдельных вариантных реализаций, входящих в литературную норму, может быть весьма различным. Наряду с некоторыми вариантами, свободно заме­няющими друг друга (ср. русск. издалекб ? издалйка, моло ч ный ? молошный, н о ль ? н у ль; нем. Werkanlage? Werksanlage, jemand? jemanden вин. п.) в пределах литературной нормы объединяются и неравноценные варианты, один из которых должен рассматри­ваться как основной, а другой — лишь как допустимая, но вто­ростепенная, реже употребляемая форма (ср. русск. профессорб ? профйссоры, творуг? твурог, запаснуй? запбсный; нем. (er) backte? buk 'пек', der Name? Namen 'имя'). Источником по­добных занимающих второстепенное положение реализаций яв­ляются устаревшие формы или инновации, а также явления, про­никающие в литературный язык под влиянием различных типов разговорного языка и еще не вполне утвердившиеся в рамках ли­тературной нормы.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-03-22; Просмотров: 1435; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.024 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь