Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Религия и миф. Кто не знает о сходстве Иисуса и Осириса?
Для верующего человека содержание его религии – откровение. Откровение не может быть вторичным. Но для атеиста, знакомого с мифами самых разных народов и структурной антропологией, в содержании мировых религий нет ничего необычного или нового. Верующие люди очень высоко ценят чудеса, как произошедшие в прошлом, так и будто бы происходящие в настоящее время. Но само утверждение о чуде для атеиста есть признак мифа, поскольку сама роль чудесного события есть художественный эффект, влияние на аудиторию. Знакомому с принципами культуры по трудам Эдварда Эванс-Причарда, Джеймса Фрэзера, Мирча Элиаде или Клода Леви-Стросса человеку трудно воспринимать религиозные сюжеты или религиозные ритуалы как нечто новое и необычное, отличное от всей прочей мифологии человеческих культур. В XIX веке, когда сформировалось само понятие гуманитарных наук и бурно развивались филология и антропологические исследования неевропейских культур, исследователи обратили свое внимание на то, что в различных художественных литературных сюжетах и мифах встречаются повторяющиеся элементы. Хотя имена персонажей и места действия сюжета могут быть разными, присущая разным сюжетам структура одинакова. Это может быть справедливо как в отношении античных эпосов и классических трагедий, так и в отношении современной развлекательной художественной литературы и кино. Для описания структурных элементов художественных фикций структуралисты ввели понятия тропов, нарратива, избыточности. Знаменитый термин Жака Деррида «деконструкция» обозначает метод выявления присущих определенным жанрам повторяющихся структурных элементов посредством намеренного нарушения их стереотипного использования. Таинственная и зловещая книга, оказывающаяся утерянным томом Поэтики Аристотеля, – вот пример деконструкции. Вся современная постмодернистская литература построена на цитировании, деконструкции, использовании культурных референций, ироническом использовании известных сюжетов. И антропологические исследования, и филология обнаруживают повторяющиеся мотивы и в религиях. С точки зрения культуролога, между функционирующей религией и архаичными мифами разницы не существует. К примеру, известно множество божественных и мифологических персонажей вроде Осириса, Диониса или Персефоны, которые умирали и воскресали. Иисус Христос как персонаж, безусловно, может быть отнесен к этому множеству. Уже неоднократно упоминавшийся Джеймс Фрэзер считал сюжеты об умирающих и воскресающих персонажах связанными с культами плодородия и даже находил в христианских мотивах «хлеба и вина как тела и крови» очевидное наследие культов плодородия. Кстати говоря, христианский ритуал причастия, евхаристия, – одна из самых странных и удивительных сторон христианской религии. Многие, включая античного неоплатоника Порфирия и одного из величайших религиоведов Мирча Элиаде, приходили к выводу о том, что евхаристия – это ритуал магического каннибализма. Католики и православные христиане воспринимают причастие буквально. Якобы при причащении происходит чудо пресуществления хлеба и вина в плоть и кровь Иисуса Христа. Это важный момент христианского вероучения, которому посвящены весьма странные патристические тексты («Иисус сладчайший»). Но антропологу это напоминает ритуалы архаичных племен каннибалов, в которых воины племени поедали части своих побежденных противников, чтобы приобрести их силу. Совершая причастие, христиане как бы приобретают богочеловеческую природу Христа. Конечно, современные апологеты станут интерпретировать этот ритуал несколько иначе, но его структура, назначение и сущность очевидны. И это по-своему поразительно. Вторичность и откровенно мифологический характер присущи всем сторонам любой существующей религии. Паломники, приезжающие в Иерусалим, зажигают от горящей благодатным огнем лучины тридцать три свечи, чтобы увезти эти соприкоснувшиеся с чудом свечи с собой. То же касается и освящения религиозных предметов в святилище в храме в Вифлееме и на Камне миропомазанья в храме Гроба Господня. Все это слишком очевидным образом напоминает магию контакта, другой пример которой – волосы жертвы в кукле Вуду. Изображение распятия Иисуса Христа и христианский культ святых мучеников играют такую же роль, что и человеческие жертвоприношения у ацтеков, сюжет о Саньке Матросове в СССР или современные телепередачи о преступлениях и войнах: образ смерти, насилия и физической угрозы трудно игнорировать, он всегда вызывает сильные чувства. Чувство «сакрального» начинается с ощущения страха. По этой причине жертвоприношение или его замещение – часто главный ритуал культа. Об этом писал Рене Жирар в исследовании «Насилие и священное». Вот почему для атеиста нет принципиальной разницы между религиозными учениями, мифами или художественными произведениями: все они устроены одинаково (помимо того, что все это вымысел или вообще буквальная бессмыслица). Сюжет существует в целях произведения впечатления на аудиторию, содержит конфликт, протагониста с антагонистом и путь к разрешению конфликта. Талантливое художественное произведение оригинально. Хорошая литература – интеллектуальная игра, предложенная автором читателю, в которой интересен и выразителен каждый элемент, а плохая литература жертвует непротиворечивостью сюжета, оригинальностью последовательности элементов и изобретательностью в угоду прямому авторскому высказыванию. Занятно, что религиозные сюжеты зачастую интереснее в изложении литераторов и режиссеров. Знаменитые примеры – фильм Мартина Скорцезе «Последнее искушение Христа», снятый по роману Никоса Казандзакиса, «Иуда Искариот» Леонида Андреева, изложение истории Христа в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова и рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда» Эндрю Ллойда Уэббера и Тима Райса. С моей точки зрения, особенно хороша последняя, впрочем, как и все произведения Уэббера. Честно говоря, мне кажется, что «Иисус Христос – суперзвезда» имеет бо́ льшую художественную ценность, чем собственно Евангелия. В рок-опере нет вульгарных чудес, конфликт интереснее, роль Иуды сложнее (Иуда вообще всегда был любим писателями, уж больно противоречива его роль), и аудитория вольна в своих интерпретациях и симпатиях, да музыка там лучше. Полагаю, что христиане уже смирились с той простой мыслью, что история Христа является таким же достоянием художественной литературы, как история Геракла или Сократа (ведь и саму историю Христа можно рассматривать как литературное сочинение по мотивам более схематичных мифов об Осирисе или Бахусе). Как видите, аналогия между религиозным мифом и художественным сюжетом слишком очевидна, чтобы просто так выкинуть ее из головы. Поиск распространенных литературных и мифологических тропов в идеологиях, политических мифах, городских легендах и других «системах убеждений» – вообще хорошее упражнение для ума, позволяющее иначе взглянуть на все то, что Морис Хальбвакс называл «коллективной памятью» – огромным множеством сюжетов, которое мы называем культурой.
Об истории религии Огромной и невероятно важной проблемой в вопросе о религии и морали является то, что в христианстве называется экклесиологией, учением о Церкви. Если чудесные события, приписываемые основателям религий, стали известны нам сегодня лишь благодаря религиозным свидетельствам, то настоящая история организованных религий на протяжении многих и многих поколений является предметом многочисленных и подробных свидетельств современников и записей историков. Любому прекрасно известны знаменитые слова Иисуса Христа в его Нагорной проповеди: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? » (Мф 7: 16). Вот один из важнейших вопросов, касающихся существования религий как таковых: каковы исторические плоды существования организованных религий? Подробный ответ на этот вопрос требует масштабного исследования. Религии существуют на протяжении длительного времени, и есть слишком много конкретных исторических подробностей, заслуживающих особого внимания. Одна только история католической инквизиции начинается в XII веке, ее наиболее значительные события происходят в XVI веке, во времена открытого конфликта католичества и протестантизма, а сама организация существует в измененной форме и по настоящий момент. Хотя широкой публике прекрасно известно, что история инквизиции – это один из наиболее масштабных эпизодов преследования, пыток и уничтожения христианами еретиков по одним только причинам богословских и философских разногласий, некоторые неточности и пробелы в знании современного читателя о событиях из истории инквизиции открывают для апологетов христианской религии просторное поле для демагогии. К примеру, широко известна участь Джордано Бруно, а также распространен миф о том, что Бруно был сожжен за утверждение о существовании «множества обитаемых миров». Судя по всему, в этом нет смысла, поскольку еще в 1277 году по распоряжению папы Иоанна XXI был предан анафеме догмат о существовании лишь одного земного мира, как принижающий могущество Господне. О подлинной причине приговора Бруно есть разногласия, но можно предположить на основании и самого текста приговора («Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, уже восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявил: величайшеекощунство говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.»), и исследований Ю.Л. Менцина или Л. Лернера и Э. Госселина, что подлинная причина очевидна и заурядна – отрицание буквального свершения таинства причастия, христианского ритуала евхаристии, при котором якобы вино и хлеб пресуществляются в плоть и кровь Иисуса Христа (это очень странный ритуал, о котором следует сказать отдельно; на момент напряженного конфликта католичества и протестантизма это был болезненный вопрос). Пусть даже Джордано Бруно и не был «мучеником-астрофизиком», – этот человек был подвергнут пыткам и сожжен заживо из-за богословских разногласий, и этот простой и очевидный факт обычно как-то упускается из виду, когда за дело берутся христианские апологеты. Другим нюансом истории инквизиции является то, что сама она не вершила приговоры, а передавала еретиков в руки гражданского правосудия. Но тот простой факт, что в законодательстве того времени существовали понятия религиозных преступлений, в том числе ереси и богохульства как преступлений, предусматривавших и смертную казнь через сожжение, бесспорен, так же как и то, что инквизиторы прекрасно знали о последствиях для их подследственных. Если религия как множество утверждений представляется атеисту бессмыслицей, религиозные убеждения отдельного верующего человека – безразличным индивидуальным увлечением, то организованная религия представляется атеисту едва ли не одним из худших социальных зол современности Разумеется, средневековая инквизиция XII–XIII веков, а также испанская, португальская и римская инквизиция Нового времени – далеко не единственные эпизоды насилия и преступлений, которые можно вменить организованным религиям. Даже в современном мире совершаются преступления во имя религиозных убеждений, такие как исламский терроризм, или под прикрытием религиозных организаций, такие как многочисленные и скандальные случаи педофилии в Католической церкви или безудержное стяжательство и сотрудничество с нечистоплотной властью в Православной церкви. Религиозные культы служат цели обогащения своих создателей путем разорения прихожан, тоталитарные секты доводят людей до массовых самоубийств во имя тщеславия их харизматических вожаков, а традиционные религиозные конфессии получают преференции от порочных и беспринципных политических режимов. Совершенно очевидно, что богословы и священники религиозных традиций на протяжении всей истории религий обеспечивали себе богатство и власть, как политическую, так и власть распоряжаться мнениями и умами прихожан. Существование в качестве священника, богослова, апологета, миссионера – это ниша, позволяющая существовать за счет общества, обменивая общественный труд на риторику и актерское ремесло. Таким образом, если религия как множество утверждений представляется атеисту бессмыслицей, религиозные убеждения отдельного верующего человека – безразличным индивидуальным увлечением, то организованная религия представляется атеисту едва ли не одним из худших социальных зол современности, сопоставимым с организованной преступностью, коррупцией или авторитаризмом. Для атеистов у организованной религии нет никаких оправдывающих качеств. Чем же на фоне всего вышесказанного может угрожать обществу современный атеизм? Как уже было сказано, отказывающие религиозным воззрениям в смысле люди вполне могут быть способны к сочувствию или взаимопомощи. Атеисты едва ли будут аудиторией таких политических лидеров, как Адольф Гитлер, поскольку критическая рациональность плохо сочетается с категорическими оценочными суждениями, подталкивающими к крайним действиям. Атеисты не взрывают самолеты во имя Ричарда Докинза, не создают замкнутые тоталитарные общины для изучения наук и философии, не требуют к себе особого внимания именем традиционных ценностей, не убивают режиссеров за непочтение к принципам термодинамики. Достаточно просто сказать, что наиболее развитые, наиболее богатые, наиболее безопасные и наиболее цивилизованные государства на планете, такие как Швеция, Норвегия, Австралия, Канада, Япония, – это страны, где общественная роль религий со временем стремительно уменьшается, а самые религиозные государства на планете – это страны с самым низким уровнем жизни, такие как Нигерия или Сомали. Эту закономерность кажущимся образом могут нарушать такие государства, как США и Саудовская Аравия, но Саудовская Аравия – это небольшое и сравнительно молодое государство вчерашних пустынных кочевников, обладающее в силу стечения обстоятельств колоссальными природными ресурсами, на которые в современном мире огромный спрос. Что же касается США, то это государство с очень сильной социальной дифференциацией. Самые религиозные штаты США – такие как Алабама, с очень низким уровнем жизни, самым высоким уровнем преступности, употребления наркотиков и процентом афроамериканского населения. Флорида или Калифорния могут быть богатыми штатами, но при этом в них велика доля афроамериканского населения, преступности, употребления наркотиков. Самые безрелигиозные штаты США – такие как Массачусетс, с наивысшим уровнем образованности, качества жизни, наибольшим процентом белого населения и наименьшим уровнем преступности. Другим истолкованием причин сравнительно высокого уровня религиозности в США является то, что в Соединенных Штатах имеет место активная конкуренция множества маленьких церквей, в то время как в теряющей религиозность Европе Церковь зачастую – государственный монополист. Еще Адам Смит предсказывал подобную рыночную ситуацию и для религиозных течений. Конец религии не будет сопровождаться ни преследованиями, ни насилием Таким образом, атеизм не приносит вреда современным развитым обществам. Скорее наоборот, «распространение» атеизма (точнее, уменьшение роли религий) является одним из показателей развития общества. Похоже на то, что конец религий будет напоминать не сцены из Откровения Иоанна Богослова, с преследованиями последних верующих зловещим Антихристом, или взрывами церквей, как это было в большевистской России. Я полагаю, что конец религии не будет сопровождаться ни преследованиями, ни насилием. У образованных безрелигиозных людей есть причины видеть в организованных религиях социальное зло, а в религиозности отдельных людей заблуждение и поведенческий дефект. Однако верующих людей невозможно изменить силой, – кроме того, что это было совершенно неправильно, – а насильственная замена религии возможна не в пользу просвещения, а в пользу политической эрзац-мифологии вроде большевизма. В сущности, неверующий человек вполне может поддерживать отличные отношения с верующим, если только последний не ведет себя агрессивно и категорично. Есть расхожая христианская фраза о ненависти ко греху, но не к грешнику. Примерно таким же образом неверующий человек может относиться к верующему: отрицательной оценки заслуживает религия, но не прихожане, которые не лишены, иронически выражаясь религиозным языком, надежды услышать голос разума и прийти к Просвещению. Ничто так хорошо не оправдывает самое жестокое насилие, как отвлеченные идеалы и представления о высшем благе Подведу итог разговору о морали. Никакие оценочные суждения не следуют из фактов. Научный метод не порождает какие-то социальные требования. Нет никакого смысла в требовании создать какую-то «рациональную утопию». Поэтому наука не может быть источником общественных суждений о фактах. Что касается религии, то цели религии не имеют никакого отношения к поддержанию ценностей общества. Религия прекрасно существует и в рабовладельческом, и в современном обществе. Цели религии являются совершенно чуждыми интересам и потребностям общества и связаны с религиозной метафизикой. Нет никаких причин, по которым общество должно воспринимать всерьез эти метафизические идеалы. Если вспомнить Платона и его рассуждения о Ночной страже, оказывается, что ничто так хорошо не оправдывает самое жестокое насилие, как отвлеченные идеалы и представления о высшем благе. История религии учит о том же самом.
Заключение. О ценностях Наши ценности – не идеи, существующие независимо от нас, а лишь выражение нашей реакции на обстоятельства. Это прямое следствие наших потребностей и способ приспособления нашего вида к окружающей среде. Говорить о моральных или эстетических качествах Вселенной столь же разумно, как говорить о ее «жаберности». Религии никогда не создавали морали и не имеют отношения к ее происхождению. Потусторонняя цель религии далека от защиты нравов общества. Отвлеченные фантазии о мистическом Восхождении не имеют никакого отношения к состраданию либо жестокости. Оценочные максимы служат лишь для того, чтобы повлиять на чужое поведение при помощи второй сигнальной системы. Влиять на честных людей нет необходимости, а на негодяев – нет смысла. Тот, кто желает помочь обществу, делает это молча, а те, кто говорит о Нравственности С Большой Буквы и прочих духовных скрепах, как правило, аморальны, бесчеловечны, циничны, алчны или просто ханжи и демагоги. Громче всего говорят о том, чтобы защитить детей от скверной информации, те, кому совершенно плевать на страдания детей, например больных сирот. За Историческую Правду чаще всего борются те, кто изолгался и считает самую беспардонную ложь своим личным достижением. Как показывает история, диктатура начинается не со злодеяний, а с демагогии о морали и требований цензуры. Короче говоря, разглагольствования о морали – пошлость, а все общие фразы мира существуют лишь потому, что есть конкретные судьбы. Главное в оценочных суждениях то, каков их логический статус и на чем они основываются. Пока мы оцениваем свой собственный единичный опыт в своих индивидуальных целях, мы применяем нашу способность реагировать на обстоятельства по ее прямому назначению. Мы должны быть осторожными в более общих суждениях оценочного толка, если у нас вообще возникает в этом потребность. Категоричные общие оценочные требования для рационального человека бессмысленны: только ложь старается продать себя немедленно. Истина говорит тихо и никуда не спешит. Помните, что я говорил выше: если кто-то пытается внушить вам какое-то чувство, такой человек стремится манипулировать вами. Откровенный и честный человек просто предоставит вам информацию и даст вам возможность самостоятельно принять нужные лично вам решения. Если кто-то вынуждает вас соглашаться с ним, его цель – власть над вами. Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-09; Просмотров: 722; Нарушение авторского права страницы