Человек способен запустить биологическую реакцию страха просто с помощью мысли об опасности

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 20Следующая ⇒

Реакция страха у человека также включает в себя активацию автономной системы через стимуляцию лимбических структур, но усложненный мозг человека добавляет сюда нечто новое. Благодаря, в первую очередь, наличию мозговой коры, которая позволяет нам выполнять когнитивные операции высшего уровня, ум человека может делать то, на что неспособен ум животного: думать об опасности абстрактно, предугадывать возможную угрозу, пока ничто напрямую о ней не говорит. Поскольку структуры мозговой коры тесно связаны с более примитивными функциями лимбической и автономной систем, человек способен запустить биологическую реакцию страха просто с помощью мысли об опасности[75]. Так, бушмен, идущий по местности, где могут водиться львы, чувствует определенный уровень возбуждения, даже когда не видит львов, в то время как вокруг него пасутся животные, начисто лишенные страха или напряжения.

Из-за такого знания о потенциально опасной обстановке окружающего их мира первые люди воспринимали его как пространство, наполненное многочисленными угрозами. Чем больше люди узнавали о природе физического мира, тем больше им приходилось думать об опасностях, исходящих как от хищных зверей, так и от враждебно настроенных соседей. В этом мире случались наводнения, засухи, эпидемии, голод. Поскольку существование человека всегда находилось под угрозой, люди постоянно пребывали в состоянии тревожного возбуждения.

К счастью, тот же самый мозг, который породил такие страхи, дал людям возможность справляться с ними с помощью изобретений. Люди создавали орудия труда, оружие и простые технологии. Они объединялись в группы, чтобы вместе охотиться, делиться запасами и эффективнее защищаться от враждебного внешнего окружения[76]. У людей также рождались идеи для самозащиты: законы, культура, религия и наука, – которые помогали им все лучше адаптироваться к окружающему миру. Все эти великие достижения человечества – от первого кремниевого наконечника копья до последних инноваций в области пересадки сердца – связаны со стремлением ума снизить уровень непереносимой тревоги, с помощью которой мозг предупреждает нас о том, что мы не можем постоянно чувствовать себя в безопасности.

Такой процесс мышления высокого уровня, который позволяет людям воспринимать разнообразные угрозы и находить мудрые творческие решения для их предотвращения, мы и называем когнитивными операторами. Эти общие аналитические функции ума позволяют нам думать, чувствовать и воспринимать мир таким образом, каким все это может делать только человек. Благодаря этим свойствам психики он может творчески и успешно адаптироваться даже к самым сложным условиям обитания на земле.

Функции, связанные с этими операторами, стали стандартным оснащением любого человеческого мозга, поскольку они давали людям явные преимущества в сфере адаптации. Эти когнитивные орудия были настолько дееспособными, что в процессе эволюции в мозг была вложена мощная биологическая потребность их использовать. Мы с Джином назвали такое непроизвольное ментальное стремление когнитивным императивом; [77]это обладающее практически непреодолимой силой биологически обусловленное желание придавать смысл всему с помощью когнитивного анализа реальности.[78]

На существование когнитивного императива указывают исследования, которые демонстрируют, что в ответ на увеличение объема потока поступающей к нему информации ум реагирует усилением тревоги. По мнению исследователей, такая тревога вызвана тем, что ум не в состоянии удовлетворить свою ненасытную потребность в сортировке и упорядочивании хаотичных данных, что ему трудно осуществить, когда информации слишком много.

Убедиться в существовании когнитивного императива можно и куда более простым и убедительным способом. Оглянитесь вокруг себя и попытайтесь не воспринимать окружающий мир как единую цельную картину. Сказать проще: постарайтесь не думать. Любой человек, начавший заниматься медитацией, прекрасно знает, что ум не приспособлен к тому, чтобы не думать.

Когнитивный императив вынуждает высшие функции ума анализировать данные, обработанные мозгом, чтобы создать из них картину мира, полную смысла и ставящую перед нами цели. Эта деятельность дает человеку непревзойденную способность адаптироваться и выживать. Но у этих когнитивных способностей есть и своя слабая сторона. Непрерывно пытаясь выявить все потенциальные угрозы и найти от них защиту, ум сталкивается с одним страшным обстоятельством, с которым невозможно справиться никакими естественными средствами: с отрезвляющим пониманием того, что все смертны.

Это трагическое понимание правды должно было возникнуть в мире вскоре после того, как у первых доисторических людей начали появляться проблески самосознания. И как только самосознание возникло, когнитивный императив должен был начать подталкивать ум к поиску решения. Над решением должна была работать мозговая кора, участвующая в любых процессах абстрактного мышления, а затем лимбическая и автономная системы должны были вызвать реакцию возбуждения. Вероятно, тревога при этом не достигала таких высоких уровней, как это бывает при неизбежной опасности – скажем, при землетрясении или при виде готовящегося к прыжку тигра, – но она сохранялась, а потому когнитивный императив должен был побудить аналитический ум работать над проблемой.

Но у древних людей существовали и другие экзистенциальные заботы кроме смерти. Представление о своей смертности вводило людей в новый круг метафизических забот, так что их вопрошающие умы могли на каждом шагу сталкиваться с неразрешимыми вопросами. Неужели мы были рождены лишь для того, чтобы в конце концов умереть? Что с нами будет, когда мы умрем? Каково наше место во вселенной? Почему существуют страдания? Что поддерживает вселенную и дает ей жизнь? Как был создан наш мир? Как долго он просуществует?

Людей волновал и более актуальный вопрос: как жить в этом ужасающе неопределенном мире и не испытывать страх?

Это неприятные вопросы, но когнитивный императив не мог допустить, чтобы люди о них забыли, так что ум был обречен биться над их решением. На протяжении многих тысячелетий в разных культурах народов всего мира ответы на такие вопросы давали мифы. Фактически любой миф изначально указывает на какую-то метафизическую проблему, которая разрешается в его повествовании, где используются метафорические образы и темы: Ева ест яблоко; Пандора открывает свой ящик. Слушая эти истории и пересказывая их, люди внезапно находили ответы на вопросы о страдании, добре и зле и другие метафизические темы, которые вдруг делались доступными для понимания.

По сути, все мифы можно свести к простой схеме[79]. Во-первых, все они сосредоточены на какой-то критически важной экзистенциальной теме – такой, например, как возникновение мира или появление зла. Затем эта тема помещается в рамки несовместимых противоположностей – героев и чудовищ, богов и людей, жизни и смерти, рая и ада. И наконец, что важнее всего, в мифе эти противоположности примиряются, часто благодаря действиям богов или других духовных сил таким образом, что это дает ответ на экзистенциальные вопросы.

Возьмем для примера миф об Иисусе. В начале этого мифа мы видим мир, погрязший в грехе, для которого небо недостижимо. Мифологические противоположности здесь очевидны: это далекий Бог и страждущее человечество. Иисус разными способами разрешает эти противоречия. Во-первых, как Сын Бога в образе человека он разрешает их в самом себе; во-вторых, через свои смерть и воскресение Он соединяет Бога с человеком в обетовании о вечной жизни. Подобного рода «спасение» дает и Будда, показывая, что стремление к просветлению и практика отрешенности и сострадания помогают человеку остановить бесконечный цикл страданий и воссоединяют его с тонким единством и целостностью истинного существа.

Те же темы раскрывают и мифы Древнего мира, повествования о богах и героях, смерть и воскресение которых символически разрешают противоречия между небом и землей. Здесь мы можем вспомнить, например, о египетском Осирисе, греческом Дионисе, финикийском Адонисе и вавилонском Таммузе.

Буквально во всех этих мифах можно выделить одну и ту же повторяющуюся схему: достаточно выявить важную для нас экзистенциальную проблему, представить ее как конфликт двух несовместимых противоположностей, а затем найти такое решение, которое устраняет тревогу и позволяет нам жить счастливее. Почему именно так? Мы думаем, что мифы потроены таким образом по той причине, что мозг, размышляя о проблеме, поставленной в мифе, использует те же самые когнитивные функции, на которые он опирается, когда пытается понять мир физический.

Создание сложного мифологического повествования требует совместной творческой работы всех когнитивных операторов, однако два из них предположительно играют здесь особо важную роль. Это, во-первых, каузальный оператор, что не должно нас удивлять, поскольку миф по сути своей призван объяснять фундаментальные причины явлений. Как вы помните, каузальный оператор – это способность ума мыслить абстрактно о причинах: скажем, способность связать невнятное рычание в отдалении с вероятным присутствием льва или прийти к выводу, что боль в животе имеет какое-то отношение к съеденным накануне незнакомым ягодам. Для нашего постоянного потока мышления такие причинно-следственные связи есть нечто само собой разумеющееся, но ум не мог бы овладеть концепцией причины без помощи каузального оператора. И он не мог бы без этого оператора создавать истории о возникновении мира.

В мифах можно выделить общую сюжетную схему: наличие экзистенциальной проблемы – представление ее как конфликта двух несовместимых противоположностей – поиск решения, которое устраняет тревогу и позволяет нам жить счастливее

Второй когнитивный оператор, крайне важный для создания мифов, – бинарный оператор, который дает мозгу возможность рассматривать все явления в мире с точки зрения полярных противоположностей. Способность мозга человека свести самые сложные взаимоотношения пространства и времени к простой паре противоположностей – выше или ниже, внутри или снаружи, слева или справа, до или после и так далее – дают уму мощное орудие для анализа реальности.

И снова нам может показаться, что этот процесс есть нечто само собой разумеющееся, ведь в конце концов разве это не очевидно, что «вверху» противоположно «внизу»? Однако отношения между «вверху» и «внизу» не столь однозначны, как это кажется. На самом деле они относительны и случайны, а нам они представляются очевидными лишь потому, что в процессе эволюции наш мозг научился видеть вещи именно таким образом.

Другими словами, бинарный оператор не просто проводит наблюдение, выявляя противоположности, но в самом настоящем смысле слова их создает. Эту способность мозг обрел в процессе эволюции. Чтобы надежно взаимодействовать с окружением, нам нужно поделить пространство и время на определенные части. Такие взаимоотношения, как выше или ниже, внутри или снаружи, до или после и так далее, дают нам важнейшие ориентиры во внешнем мире, так что мы можем чувствовать, где пролегает наш путь в окружающем пространстве.

Эти взаимоотношения, разумеется, носят концептуальный характер, и в них нет ничего абсолютного:

скажем, понятие «вверху» будет иметь мало смысла для космонавта в удалении от Земли. Но когнитивная обработка информации бинарного оператора превращает эти взаимоотношения в нечто осязаемое и абсолютное, что помогает нам лучше понимать и чувствовать материальный мир. Таким образом, когда когнитивный императив, приводимый в движение каким-то экзистенциальным страхом, использует бинарную функцию, чтобы упорядочить метафизический ландшафт, он неизбежно выделяет экзистенциальную проблему и находит в ней пары непримиримых противоположностей, которые становятся ключевыми элементами мифа: небеса и преисподнюю; добро и зло; торжество и трагедию; рождение, смерть и возрождение; изоляцию и единство.

Рождение мифа

Как мы уже упоминали, первые артефакты, указывающие на создание мифов, связаны с неандертальцами, мозг которых, хотя не такой совершенный, как мозг Homo sapiens, вероятно, содержал неврологические структуры, способные поддерживать каузальную и бинарную функции. Однако не исключено, что впервые мифы появились у гоминидов, живших еще раньше, но время уничтожило свидетельства, указывающие на это. Наши представления о мозге предшественников человека, хотя они весьма несовершенны, позволяют предположить, что потребность в восприятии и понимании метафизических аспектов существования возникла в истории происхождения Homo sapiens очень рано.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒