Национальные интересы России на Кавказе

В первой половине XIX в.

Формирование геополитического пространства Российского государства – это сложный и длительный этнический, идеологический, военно-стратегический, экономический, религиозный и социокультурный процесс, основу которого составляло созидательное объединение соседствовавших народов с целью самосохранения и взаимовыгодного сотрудничества. Инициатива стратегического партнерского взаимодействия, исходившая от русских, не поддерживалась разрозненными племенами Кавказа. Столкновение интересов в силу обострившейся международной ситуации в начале XIX в. было, таким образом, неизбежным. Способы решения этой проблемы – предлагаемые, рассматриваемые и применяемые – определили в итоге характер взаимоотношений и перспективы политического развития российских и кавказских народов.

В 20-е годы XIX в. Российское государство, одолев наполеоновское нашествие, видело нарастающую угрозу со стороны Юга, где Турция и Иран путем религиозной антихристианской пропаганды и строительства военных крепостей на стратегически важных пунктах Кавказа активно распространяли свое влияние. Вмешательство в этот процесс Англии и Франции посредством военной помощи и экономического проникновения означало создание союза, угрожавшего национальным интересам России.

Цивилизационное столкновение, выразившееся в конфликте интересов и ментальности различных культур, приобрело военный характер после неудавшихся попыток мирного политического разрешения противоречий между российской государственностью, с одной стороны, и враждебными разрозненными племенами Кавказа, с другой.

Ю. Семенов (Российская Академия наук. Центр по изучению межнациональных отношений. Координационно-методический центр Института этнологии и антропологии имени Н.Н. Миклухо-Маклая) составил подборку ранее опубликованных документов по теме “Национальная политика в императорской России. Цивилизованные окраины (Финляндия, Польша, Прибалтика, Бессарабия, Украина, Закавказье, Средняя Азия)” (http: //rus-sky.com/history/).

Обоснование исторической предопределенности взаимного влияния России и Кавказа находим в произведениях русских философов и исследователей: Ф.М. Достоевского (Публичная электронная библиотека – E-mail: eugene@eugene.msk.su), Н.Я. Данилевского (http: //urss.ru/cgi-bin/db.pl? cp=& page=Book& id=680&...), Н.М. Карамзина (http: //www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar03_08.htm), С.М. Соловьева (http: //www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv03p7.htm), В.О. Ключевского (http: //www.magister.msk.ru/library/kluchev/), И.А. Ильина (http: //www.rus-sky.com/gosudarstvo/ilin/ilin2.htm - Русское православное сетевое братство), Д. Андреева (http: //www.sec.jb.rovno.ua/biblio/bigbook/DANDREEW/roza2.txt.html), Л.Н. Гумилева (http: //kulichki.rambler.ru/~gumilev/ARGS/args314.htm) и многих других.

Взгляд историка С. Шкунаева (http: //www.rusmysl.ru/1999IV/4288/428825-1999okt14.html) на Кавказские войны определяется следующим образом: “Прикладная история – так когда-то назвал политику В.О.Ключевский. Война, как известно, продолжение политики другими средствами”.

В.В. Дегоев (соавтор книги “Кавказская война”. – М., 1994) в статье “Кавказ и судьбы российской государственности. Вольные мысли по поводу проблемы взаимоотношений “центра” с “периферией”” (http: //iso.www.citycat.ru/daryal/1999/4/degoev.html) представляет концепцию ученого-профессионала по истории Кавказской войны XIX в. и международных отношений по кавказскому вопросу.

29 января 1999 г. в г. Ессентуки (Ставропольский край) состоялось Северо-Кавказское межнациональное совещание, посвященное заключительному обсуждению проекта “Концепции государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе” (http: //www.eawarn.ras.ru/centr/eawarn/news/11_02_99_.htm). Под этим углом зрения в настоящее время рассматриваются и многие проблемы Кавказской войны XIX в., создаются параллели с сегодняшним днем и общечеловеческими ценностями в целом.

В интернете развернута полемика по ряду спорных вопросов российской истории, в том числе и по кавказской политике. Общие вопросы межнациональных и межконфессиональных отношений, государственной национальной политики – интервью, политические новости – предложены для дискуссии на сайте http: //www.mtu-net.ru/caucasus/index.htm; материал об уникальной истории образования нашего государства и формировании многонациональной российской общности – можно найти на сайте http: //www.tranet.trecom.tomsk.su/home/news/BOOKS/4-1.htm; о национализме и общенациональной идее, российском патриотизме – вопросы и ответы – на сайте http: //www.indem.ru/ni/112.htm.

Современные политические деятели также не остались в стороне от обсуждаемых проблем, связанных с историей Кавказской войны XIX в. Их концепции представлены на сайтах: Горбачев-Фонда – Реализованные проекты /Исследовательский проект “Проблемы безопасности России в контексте глобальной безопасности “Национальная политика России: концепции и реальность” (http: //gorbachev.inttrust.ru/Site/OpenDocument); в статье В. Молотникова “Г. А. Зюганов или философия исторического пессимизма” (http: //www.pcd.ru/e-forum/zyuga.htm); Р.Г. Абдулатипова – “Кавказская цивилизация: самобытность и целостность” (http: //www.incom-svyaz.ru/~dn/observer/N05_99/5_01.HTM); М. Фейгина (http: //www.agama.ru/r_club/journals/novyi.mir/1995/feigin.htm; http: //www.1september.ru/ru/gazeta/99/68/3-1.htm), а также других, чьи политические программы в связи с современной политикой в Чечне затрагивают эти вопросы.

Российская Империя в XIX в.

И проблемы колониализма

Исторический опыт образования Российского государства предопределял необходимость мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества с соседними народами. Постоянная опасность внешней агрессии требовала от правительства принятия предупредительных мер с целью сохранения территориальной целостности и независимости России.

Статус Российской Империи как великой державы в XIX в. предусматривал активное дипломатическое и военное вмешательство в международные конфликты, непосредственно затрагивавшие интересы страны. Одной из наиболее сложных проблем во внешней политике был восточный вопрос. Кавказ, представленный традиционными обществами с патриархальным укладом, экономически отсталыми и воинственными разрозненными народами, осложнял межгосударственные отношения, препятствуя установлению и развитию взаимовыгодных и стабильных хозяйственных связей между заинтересованными в этом странами. Подтверждение влияния империи в межгосударственных конфликтах для достижения собственных политических и стратегических целей стало приоритетной задачей во внешнеполитическом курсе правительства в начале XIX в.: политическое противостояние самодержавия и буржуазного конституционализма в европейском направлении шло параллельно с экономическим и культурным соперничеством России и Европы на Востоке.

Военно-стратегическое преобладание на Кавказе было для России принципиально важным, поскольку ее южные равнинные границы не были надежно защищены. Опасность вторжений (неоднократных на протяжении истории) на сельскохозяйственные окраины и препятствия в сухопутной и морской торговле с Востоком ставили под угрозу экономику Российского государства и его территориальную безопасность (на генетическом уровне это ассоциировалось с постоянными набегами и масштабными бедствиями в прошлом).

К комплексу кавказских проблем относится и острая дискуссия, представленная также на сайтах интернета, о применении определений “империя”, “колонизация”, “свобода”, “народно-освободительная борьба”, “горский феодализм” и ряда других.

Понятие “свобода”, часто используемое в связи с характеристикой горских обществ, категория более сложная, чем констатация факта об их ментальной склонности к неподчинению. Применительно к общественным связям, “свобода” означает гарантию от посягательств на права других людей, ответственность за свои поступки. К горским народам, у которых в XIX в. традиционной была работорговля, составляющая экономическую основу жизнедеятельности, это понятие, на наш взгляд, неприменимо. Говоря же о “свободе” как о суверенитете, горцы всегда ссылались на “особые” отношения с Османской империей, которые, по их мнению, не подразумевали подчинения. Не выступая как самостоятельный субъект международных отношений, но при этом оказывая на них непосредственное влияние, горцы фактически создавали конфликтную ситуацию, в которой никогда не несли юридической ответственности за свои действия. Постоянно используя военные средства противоборствующих сторон для извлечения собственной выгоды, не проявляя склонности к мирному коллективному общежитию между собой, препятствуя развитию культурно-экономических связей Европы и России с Востоком, горские народы Северного Кавказа в 20-е годы XIX в. являлись опасным катализатором в межгосударственном соперничестве.

Включение Кавказа в сферу влияния Российской Империи отнюдь не носило колониального характера, а являлось естественным стремлением к мирному сосуществованию в изменившейся международной обстановке, когда Кавказ сделался средоточием антирусских настроений под влиянием Ирана, Турции, Франции и Англии. Российское правительство не преследовало цели порабощения или уничтожения горских народов. Поиск возможностей урегулирования возникшего конфликта с помощью политических средств и развития экономических отношений (как решение более общезначимой задачи цивилизационного взаимодействия) был отвергнут горцами, ментально не расположенными к усвоению идеалов и ценностей других культур. Полиэтничность и географические условия (горы) не способствовали объединительным тенденциям среди местных племен. Традиционный и замкнутый образ их жизни препятствовал успешной коммерческой деятельности.

Принятие решения об активизации кавказской политики в начале XIX в. не было простым для российского правительства. Внутренние проблемы, связанные с кризисом крепостнического строя, традиционное европейское направление во внешней политике, требующее постоянного внимания и средств, непрерывные войны с агрессорами – все эти обстоятельства не благоприятствовали созданию образа России, как великой и сильной державы, привлекательного во взаимоотношениях с народами Кавказа. В то же время и у России не было оснований считать хищнические и слаборазвитые в хозяйственном отношении многочисленные горские племена своими надежными союзниками в решении восточного вопроса и постоянными экономическими партнерами.

Таким образом, главной целью государства становилось преодоление ментальных противоречий, чтобы предотвратить обострение взаимоотношений между народами, чьи территориальные границы были едиными. Это выразилось в формулировке “умиротворения горцев”, которая отражала суть восприятия происходивших событий российским обществом. Мирного сближения, возможного лишь при обоюдном стремлении к пониманию и сотрудничеству, не произошло. Обе стороны не проявили достаточно воли, разума и терпения, чтобы избежать кровопролития и колоссальных материальных затрат. Вмешательство иностранных держав, разжигавших религиозную и национальную ненависть, подстегивало и продлевало противостояние. Чиновничий бюрократизм и некомпетентность российской администрации в плане учета местных традиций и обычаев порождали недоразумения и недовольства, казачья “вольница”, соизмеримая с укладом жизни самих горцев, также нуждающихся и склонных к грабежам, в качестве примера соблюдения прав и законопослушания производила обратный эффект, и, наконец, образ жизни кавказских племен не соответствовал интересам и потребностям образованного общества, видевшего его архаичным и небезопасным.

Миссию России на Кавказе в первой половине XIX в. следует рассматривать как более глобальный по своему значению процесс, нежели только основывавшийся на соединении с Закавказьем, вошедшим в состав империи (Ильин В.В. Философия и методология истории: Гуманитарные основания истории как процесса // Международный исторический журнал. № 1, январь-февраль. 1999; http: //history.mahaon.ru.). Идея распространения власти за пределы традиционного ареала обитания славянских племен на восточно-европейской равнине была связана с осознанием необходимости объединения как гарантии могущества государства, способного противостоять любой внешней агрессии. Единое пространство давало почувствовать многочисленным народам силу и возможность самореализации при сотрудничестве и взаимной поддержке. При более продуманной идеологической пропаганде такого исторического опыта Российского государства можно было бы ожидать больших успехов в политике на Кавказе. Однако горцы, не владевшие этой информацией, под воздействием мусульманских проповедников и английских агитаторов, при ментальной склонности к хищничеству, смогли увидеть в России лишь завоевателя, нарушавшего их привычный образ жизни. Это непонимание и неприятие менталитета друг друга, равно как, и сути интриг Турции и Англии сыграл роковую роль в длительном противостоянии и непреодолимой враждебности.

Цели политики российского правительства на Кавказе в начале XIX в. также освещены и на сайтах интернета.

О рождении империи и времени Петра Великого (к. ХVII в. – пер. четв. XVIII в.) – http: //prcnit.ssu.runnet.ru/abiturient/win/metodik/istRussia1.htm.

Ю. Каграманов в статье “Империя и Ойкумена” (http: //ritmpress.ru/magazine/druzhba/n4-97/kagr.htm) так характеризует российскую колонизацию Кавказа: “Завоевание Кавказа тоже может быть сравнимо с действиями англичан или французов на Ближнем и Среднем Востоке, и вместе с тем оно имеет смысл, выходящий за рамки “обыкновенной” колониальной экспансии. В свое время Кавказ духовно рос под сенью второго Рима. И это относится не только к Армении и Грузии; почти весь Северный Кавказ вплоть до самого падения Константинополя оставался в зоне его влияния. Политика России на Кавказе имела по крайней мере некоторый оттенок “естественного” замещения той роли, какую прежде играла там Византия. Примечательно, что вполне секулярно и прагматично мысливший князь Г. А. Потемкин, определяя стратегию России на Кавказе, учитывал эти “теологические”, как он их называл, моменты. Со своей стороны, феодальная верхушка на Кавказе приняла, по крайней мере отчасти, предложенные Россией “правила игры” и сама подключилась к делу строительства империи, видя в ней наследницу не совсем забытой еще Византии. Известно, что первым российским главнокомандующим на Кавказе был грузин? князь Цицианов, что сын сподвижника Шамиля генерал Алиханов отличился при завоевании Средней Азии … можно привести много других примеров подобного рода… Специфика Кавказа заставляет задуматься о его будущем”.

В журнале “Социология и социальная антропология” (1998. Т. 1. № 1) была опубликована статья В.Е. Семенкова и М.В. Рабжаевой “История Российской колонизации” (http: //hq.soc.pu.ru: 8101/publications/jssa/1998/1/a14.html), в которой дается рецензия на недавно изданную книгу М. К. Любавского “Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века” (М., 1996), где колонизация характеризуется с точки зрения географического фактора, социального процесса в русской истории и государственной практики конституирования территорий.

Об имперском строе России в региональном измерении (ХIХ – нач. ХХ в.) рассуждают также Д. Бурбанк (университет штата Мичиган - http: //www.mpsf.org/pub/saveliev/02.html) и А. Каппелер (немецкий историк) в монографии “Россия многонациональная империя: Возникновение. История. Распад” (М.; 1997) - http: //humanus.express.ru/b_3_98/000936.htm.

Непосредственно кавказскому направлению расширения границ Российской Империи уделяется внимание на сайтах, позиция авторов которых далеко не бесспорна.

Н. Мавлевич в работе “Россия и Кавказ: уроки истории” (http: //www.rusmysl.ru/4242/424219.html) анализирует книгу А. Григорьянца “Кровавые горы. История, нравы и верования горских народов Кавказа”, характеризуя ее как “исследование психологии истории … не просто описание, но попытку изжить неизжитое, осмыслить живущее в современных людях и часто управляющее их эмоциями и действиями историческое подсознание”. По мнению А. Григорьянца, казачество “русские цари использовали в качестве живого заграждения, защитного слоя на границах сначала с Крымским ханством, а потом с “замиряемыми” горцами Кавказа. При этом делалось все, чтобы мирного соседства просто не могло возникнуть. Во многом казаки были колонистами поневоле, внедренными на отторгнутые у местных жителей земли и принуждаемыми к агрессивности”. Причины симпатий поляков к горцам Григорьянц видит в “обычной тактике русской короны, как, впрочем, всех завоевателей, начиная с вавилонян, - разобщать порабощаемые народы, отторгать бунтовщиков от соплеменников и посылать на смерть”. Итогом его рассуждений становится вывод, что “колонизация Кавказа стоит уничтожения американских индейцев, импорта чернокожих рабов и многих других жестоких страниц истории на определенном ее этапе”.

Яркий пример антирусской направленности сайтов, в значительном количестве появившихся в последнее время в связи с чеченской войной, представляет собой сайт с докладами на Чрезвычайном съезде горских народов. Тематика этих докладов такова: “Российский колониализм – самый чудовищный колониализм в мире: насильственное включение северокавказских народов в состав Российской империи и его последствия” (http: //www.kavkaz.org/istoriya/glava2.htm), “Геноцид продолжается: некоторые исторические и политико-правовые аспекты оценки геноцида народов в Российской империи (царской, советской и “демократической”)” (http: //www.kavkaz.org/istoriya/glava3.htm), а также статья А. Илларионова, Б.М. Львина “Россия должна признать независимость Чечни” (http: //www.libertarium.ru/old/party/lvin/chechnia-mn.html), пропагандирующие ненависть и агрессивность по отношению к России. Здесь преобладают призывы к войне до победного конца, с тем чтобы получить власть и возможность совершать беззаконные грабежи и торговать людьми, т.е. вернуться к горским традициям XIX в.

Ш. Гапуров (канд. истор. наук, зав. кафедрой всеобщей истории Чеченского государственного университета, Джохар - Грозный) в статье “Методы колониальной политики царизма в Чечне в первой половине XIX в.” (http: //www.sakharov~center.ru/guest.htm; http: //www.chrus06_1/htm) утверждает: “Превалирование военных, насильственных методов в проведении колониальной экспансии на Северном Кавказе в целом началось с последней трети ХVIII в. Значение этих методов усиливалось по мере роста военного могущества России, ослабления ее противников в Европе и в Азии. В период “проконсульства” А.П. Ермолова на Кавказе эти методы сложились в единую, чёткую систему, когда для покорения горцев считалось возможным и оправданным применение любых принудительных мер”.

Эти достаточно спорные утверждения по проблемам Кавказской войны XIX в., размещенные на сайтах интернета, не разделяются большей частью отечественных историков и политологов.

Генерал-полковник Ю. Балуевский (начальник Главного оперативного управления Генерального штаба Вооруженных Сил РФ) в статье “”Кавказская линия”: история, политика, уроки” (http: //www.redstar.ru/suh_v/2000_05_16.html; E-mail: info@redstar.ru), сравнивая Кавказскую (XIX в.) и Чеченские войны (XX в.), отмечает их сходство по всем основным вопросам. Ю. Балуевский утверждает: “Изначальный смысл политики России на Кавказе объективно и закономерно был определен ее военно-стратегическим положением. С другой стороны, обстановка в Северо-Кавказском регионе на протяжении столетий являлась источником постоянной угрозы не только для России, но и для народов самого Кавказа. Сложившаяся в регионе “набеговая система”, возведенная в ранг национальной традиции части населения региона, представляла собой не что иное, как вооруженный разбой в отношении соседей. Не завоевывала Россия Кавказ, а отвоевывала его совместно с кавказскими народами у Персии и Турции, господствовавших в тот период в регионе. Не вела Россия на Кавказе колониальные войны и не подавляла национально-освободительное движение в регионе. Русская армия на Кавказе использовалась по своему прямому предназначению – не против народов региона, а исключительно с целью их вооруженной защиты от тех представителей горских общин, для которых основной формой жизнедеятельности являлась “набеговая система””.

А. Кольев в публикации “Потерянный опыт Кавказской войны” (http: //warweb.chat.ru/chitat43.htm), отрицая основные положения марксистско-ленинской историографии о национально-освободительном характере борьбы кавказских горцев, утверждает: “Экономической основой Кавказской войны стала гипертрофированная набеговая система, возмещающая внутреннюю нищету горских сообществ внешней экспансией и превратившаяся в своеобразный экономический уклад. Набеговая система удовлетворяла запросам общества, переходящего от родо-племенных отношений к государственным. Это требовало дополнительных ресурсов развития. Изыскание таких ресурсов велось не за счет внутреннего прогресса, а за счет войны. Низы кавказских общин принимали шариат и объявляли газават, поскольку постепенно осознавали материальные выгоды новой технологии разбоя. “Священная война” давала большую добычу, чем набеговая система. Кроме того, революционная замена окостеневшей ханско-бекской системы на имамско-наибскую давала возможность “выбиваться в люди””. Эта точка зрения автора продолжает известную теорию М.М. Блиева.

По мнению А. Кольева: “Затяжная конфликтная ситуация на Северном Кавказе в XVIII – XIX вв. связана со столкновением вызревшей русской государственности и проходящими стадию становления собственной государственности горскими сообществами. История, не терпящая пустоты, вынуждала Россию заполнить государственно неоформленное пространство и обеспечить политическое и экономическое смыкание с Закавказьем”. Автор подчеркивает и особенности политической тактики российского правительства: “…вплоть до начала XIX века Россия пыталась гибкими методами склонить горцев к мирному решению возникавших конфликтов. Генерал Ермолов, став российским наместником, прекрасно понимал, что только военный контроль за северокавказскими территориями мог дать возможность свободно развивать взаимоотношения с Закавказьем, без которых Российская Империя к тому времени уже не могла себя мыслить. Именно этим обусловлены крутые меры Ермолова против набеговой системы. Но чисто военное решение проблемы набегов оказалось неэффективным. Характерно, что в тот период официальная риторика соответствовала оценке социальной роли “героев” горских набегов. Горцы именовались в официальных донесениях “мерзавцами”, а разорение бунтующих селений, замешанных в подготовке набегов, полагалось естественным и полезным … генерал Барятинский, добивая Шамиля, начал восстанавливать прежние основы народной жизни, ограничивая их лишь в жестокости. Это стало разительным контрастом по сравнению с тираническими порядками имамата. Милосердие стало оружием русских”.

С. Кортунов в статье “Имперские амбиции и национальные интересы” (http: //www.mpsf.org/pub/kortunov/contents.html), проанализировав историческую ситуацию на Кавказе с точки зрения геополитических понятий, пришел к следующему выводу: “Опыт имама Шамиля, - пишет он, - показал невозможность объединить раздираемые кровавыми междоусобицами общины даже под знаменем ислама … этого не сумели сделать мюриды, отвергавшие не только воровство и мошенничество, но и ростовщичество как грех … А идея устойчивой “горской федерации”, которая бы успешно выстояла в эпицентре геополитического соперничества (“перед лицом покушающихся врагов”, как это формулировали в начале XIX в.), также мало соответствует кавказской действительности сегодня, как сто и двести лет назад. Этот наивный прожект был предложен Павлом I, не жаждавшим присоединять Северный Кавказ с его язвами, и лишь отразил присущее ему политическое и юридическое доктринерство, недооценку аппетитов соседей и непонимание геополитической ситуации”. Отмечая важную историческую роль русского этноса, автор акцентирует внимание на различиях в применении понятия “колония” для России и стран Европы: “История России есть история страны, которая осваивала новые территории, и история государства, которое стремилось подчинить себе изначально стихийный процесс монастырской и крестьянской “колонизации”. Российская государственность неизменно закрепляла скорее цивилизованную, чем национально-этническую идентичность страны при сохранении исторически сложившейся интегрирующей роли русского народа, который всегда был центром этнического и культурного притяжения не только славян, но и сопредельных народов. Однако, в отличие от западных народов, он так и не сложился в господствующую нацию и не научился повелевать. Что касается “имперского сознания”, то оно в дореволюционной России всегда понималось как система ценностей, в которой приоритетное место отведено поиску некоего общего пути (для верующих это, конечно, был путь к Богу)”.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 Следующая ⇒