Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
ОТКРЫТОЕ ОКНО. ПРАВО РЕБЁНКА НА УВАЖЕНИЕ. ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ ИЛИ НЕДОВЕРИЕ. ПРАВО РЕБЁНКА БЫТЬ СОБОЙ
КОРЧАК ЯНУШ (1878-1942), педагог, писатель, общественный деятель. Польша. Настоящее имя К. - Генрик Гольдшмит, он из семьи варшавского адвоката. Его считали странным ребенком: до 14 лет играл в кубики, в 15 им овладела страсть к чтению, не стыдился общаться с малышами, но любил разговаривать и со взрослыми. Со смертью отца из семьи уходит материальное благополучие, и Януш подрабатывает. Давая уроки, много занимается самообразованием. В 1903 году оканчивает медицинский институт в Варшаве, трудится в детской больнице, где и совершился его переход от медицины к педагогике, хотя врачом он оставался всю жизнь. Свою педагогическую деятельность К. начал в детских летних лагерях, где познал, по его словам, «азбуку воспитательной работы». А в 1911 возглавляет созданный для еврейских детей «Дом сирот», который становится и его домом. Педагогические взгляды К. явились результатом его многолетних исследований и общения с детьми. Он предостерегал от неверного понимания природы ребенка. Взрослые часто невнимательны к нему, считая, что у ребенка все впереди, не разбираются в многообразии его жизни и в тех простых радостях, которые так легко можно и нужно ему дать. Осуждал линию поведения многих родителей и педагогов по отношению к детям: надзирать, критиковать, не разрешать, назидать словом, «стоять на страже интересов ребенка», ибо он сам «не знает» сколько ему есть, пить, гулять и спать, играть. Часто в отношении с детьми, замечал К., боятся доброты, считая, что от дружеского общения ребята наглеют и отвечают недисциплинированностью. Нет, утверждал он, ребенок - существо разумное, хорошо знает потребности и трудности своей жизни, а детский возраст, долгие, важные годы в жизни человека, когда ему нужны от взрослых тактичная договоренность, вера в опыт, сотрудничество и совместная жизнь. К. призывал: уважайте незнание ребенка, его текущий час и сегодняшнюю жизнь, его развитие и чувства. И нужно обязательно изучать ребенка! Но изучать как отличающуюся, а не более слабую и бедную психическую организацию «нет детей - есть люди», - говорил К., разъясняя сущность своей педагогики доброты. Свое воплощение социальная педагогика К. получила в его «Доме сирот», впоследствии в «нашем доме». Здесь он прежде всего наблюдает», анализирует поведение групп детей и отдельного ребенка в разных местах» и ситуациях, а затем следует диагностика и конкретная воспитательная деятельность. В своих книгах К. дал убедительные примеры эффективности таких наблюдений, сбора различной документации, статистических материалов, медицинских показаний и др. «Кто фиксирует факты, тот получает материал для объективной дискуссии, не идущей на поводу у эмоций», - писал он. Формализм? Как посмотреть. Архив сиротского приюта «Наш дом» (50 детей) за 7 лет насчитывал: 195 тетрадей стенгазеты дома и документов, 41 тетрадь протоколов 227 заседаний Совета самоуправления, 14 000 благодарностей, свыше 100 тетрадей с разными описаниями, рассказами, воспоминаниями детей, сотни рисунков, диаграмм и т.д. Целая история активной самостоятельности детей, огромная память, пласты воспитания. К. очень верил накопленному материалу. Считал его необходимым. По своим 34 блокнотам заметок о спящих детях он собирался написать книгу о ночи в сиротском приюте и вообще о сне детей. Самоуправление и самовоспитание детей подкреплялось в «Доме» интересными средствами и находками. «Доска объявлений» с извещениями, предупреждениями, просьбами и отчетами. «Почтовый ящик» для переписки воспитанников с педагогами и друг с другом. «Детский суд», который заставлял детей задумываться, самокритично относиться к себе, лучше понимать товарищей, создавал и поддерживал определенные нормы поведения. У суда был свой «Кодекс», продуманная система ведения дел, дети могли жаловаться не только друг на друга, но и на воспитательный персонал. И хотя, как правило, «трибунал» выносил только два приговора - «Оправдать» или «Простить», впечатления от него оставались глубокими. Свои задачи выполнял Совет самоуправления и детский Сейм. И везде присутствовало главное: правила поведения детей должны соответствовать их нравственному сознанию, быть приняты ими, пережитыми через призму детской справедливости. Перечисленное не исчерпывает творчества К. В организации разносторонней деятельности детей они сами ему многое подсказали. Он, как и другие выдающиеся педагоги, шел за ними, учился у них, а главное, преданно любил их. К. - национальный герой Польши. После захвата Варшавы гитлеровцами в 1939 г. «Дом» отчаянными усилиями его руководителя продержался еще 3 года. В 1942 году фашисты начали акцию по уничтожению всех евреев города, угроза нависла и над детьми «Дома», и К,, имея возможность спасти свою жизнь, решил остаться с ними до конца. Он и его ближайшая помощница Стефания Вильчинская вместе с 200 детьми погибли в газовых печах Треблинки. Последнюю запись в своем дневнике К. сделал 4 августа 1942 г. Что вы собираетесь делать после войны? - спрашивали его друзья. Как что? - удивлялся К. - Организую детский дом для немецких сирот. Ныне идеи К. применяются в школах и других воспитательных учреждениях многих стран. В том числе и в России. Его замечательные книги (их более 20) о детях и для детей не устаревают, издаются большими тиражами на разных языках. Открытое окно Дети в любое время могли входить в мою комнату. Я с ними заранее договаривался, что можно, а что нельзя. Можно играть в разные игры, нельзя только шуметь, надо сохранять тишину. Для них у меня есть маленький стульчик, креслице и столик. Есть три близко расположенных окна. Среднее открыто. Подоконники низкие - 30 см от пола. Я всегда ставлю стульчик, креслице и столик далеко от окна, делаю это ежедневно уже несколько лет. Бывает, что прячу все куда-нибудь в угол, но вечером неожиданно обнаруживаю мебель у открытого окна. Украдкой замечаю, как тихо и осторожно дети все ближе передвигают ее к окну. А чаще всего не вижу, когда они это делают. В разных местах я раскладываю красивые журналы с картинками и загораживаю проход к окну цветочными горшками. Меня радовало, что дети всегда могут устоять перед соблазном и ловко обойти все преграды, открытое окно побеждало - даже когда лил дождь, дул ветер и было холодно. (...) Детям нужны движение, воздух, свет, но не только это, а что-то еще. Взгляд в пространство, чувство свободы - открытое окно. У нас два двора: задний, обнесенный каменной стеной, и передний, менее удобный, но дети любят играть во втором. Здесь больше тепла и света, но не только это, главное здесь - выход на улицу. Детей охватывает неописуемый восторг, когда с улицы попадают они в поле, а там - на реку. А что уж говорить о море, о дальних странах! Так и весь мир изведать можно. Смешно было бы доказывать, что у нас многопреступлений бывает потому, что нет кораблей. Тюремное заключение - это не изоляция преступников, а строгое наказание их, независимо от того, какая в тюрь-; мах пища и какой режим. Пусть бы везде были одинаковые условия, если несовершенное человечество не может обходиться без тюрем, прежде чем евгеника1 запретит все наказания! (...) Я не знаю, какие меры наказания содержит наша системам тюремного заключения: предписывает сажать в темный карцер, в одиночную камеру, лишать узника прогулок и свиданий? На какой срок: на день, на неделю, на месяц? Как часто и с какой целью? Применяют ли подобную систему наказания! исправительные учреждения? В какой степени? Подражают тюрьмам или создают свою, менее жестокую систему? У воспитателя одна цель: достичь лучших результатов путем наименьшего попрания человеческих прав. Можно запереть провинившегося ребенка в комнате, но оставить открытым окно, которое выходит на спортивную площадку. Можно не пустить его на обед в столовую, оставив одного на первом этаже. Закрыть окно решеткой, оно и так находится высоко. А за окном крохотный и уютный дворик с зеленым газоном. Там только этот газон и ничего больше, Когда я руководил детской летней колонией, свобода поведения была подчинена установленному мною режиму. Дети могли пользоваться: 1. Правом выходить из колонии без опеки. 2. Правом выходить под опекой дежурного воспитанника. 3. Правом выходить на полянку за пределами колонии. 4. Правом свободного передвижения на территории колонии (пять моргов земли2). 5. Правом свободно играть, находясь «под стражей» (в случае «ареста» провинившегося воспитанника). 6. Изоляция на лужайке под каштаном - условная «камера заключения». Если согласиться с тем, что только незначительная часть детей с дурными наклонностями попадает в исправительные дома (и то случайно), а все остальные, /более опасные, болтаются на свободе, то не лучше ли предоставить им льготы: отпуска, возможность участвовать в групповых экскурсиях в горы и на море, в лес и на озеро? Именно здесь, а не в изоляции мы лучше познаем этих детей. Система наказаний и поощрений может строиться только на дозировании свободы. Это уже не пустяк, а логически продуманная система, кодекс законов. Пусть всегда будут открыты ворота, ограничивать можно только дни и часы, радиус свободного передвижения (выезды по железной дороге, прогулки в соседнее местечко, в другую местность). Заточение в одиночной комнате должно быть высшей мерой наказания, да и то на короткий промежуток времени. Жизнь приспосабливается к любым условиям. Вероятно, бывают случаи, когда узник привыкает к своей несвободе, может даже полюбить неволю. Тюремное заключение в таком случае перестает быть наказанием. Что же тогда? Располагают ли исправительные учреждения, находящиеся в сельской местности, своими летними колониями и домами отдыха? Обмениваются ли они на какой-то срок воспитанниками, чтобы окунуть их в новые условия, обогатить свежими впечатлениями?... Пусть кто-то и попытается бежать, однако и у него может появиться святой порыв - желание исправиться. Отдельных детей следует определять в военизированные лагеря скаутов3, вовлечь их в интересную жизнь, развеять у них губительное убеждение, что они проклятые и прокаженные. Я хотел бы: 1. Знать о них абсолютно все, как есть. 2. Встречаться с воспитателями наших интернатов, предназначенных для детей с искалеченной психикой. У меня везде одно желание: открыть окно, расставить горшки с цветами, а по углам разместить заманчивые вещи и внимательно следить, как дети, несмотря на соблазн, потянутся тоскливыми взглядами к окну. Дополню: если кому-то из них доставит удовольствие открыть клетку, чтобы выпустить птицу, можно считать, что он оправдает надежду воспитателя, который выпустит ребенка на волю. Корчак Я. Воспитание личности. - М., 1992.-С. 39-42. Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-10; Просмотров: 810; Нарушение авторского права страницы