Истоки правового нигилизма. Право и Общество. «Плохие законы». Правовой фетишизм. Репугационная этика

Стр 1 из 37Следующая ⇒

Существуют различные точки зрения, объясняющие размах «правового нигилизма» на Востоке, Одна из точек зрения исходит из понимания общественной исторической динамики, основанной на парадигме Общество, Б соответствии с ней, как отмечалось (Бочаров 2011а: 170-184), социум по мере развития теряет свои индивидуальные (этнокуль-гурные) свойства, вследствие чего регуляторы человеческого поведения также обретают универсальную форму в виде писаного закона. В соответствии с данной логикой обычаи (обычное право), определяемые зачастую как «вредные пережитки», замещались в государствах Востока писаными законами «цивилизованных» государств, которые, как предполагалось, соответствующим образом должны были преобразовать жизненное пространство на новом месте. Однако этого не произошло, а принятое законодательство демонстрировало полную неработоспособность. Сегодня одним из объяснений данного факта принято считать, что принимались «плохие законы». Идея принадлежит Э. де Сото, который исследовал феномен неформальной экономики (НЭ) в государствах Востока (на примере Перу, г. Лима), удельный вес которой там чрезвычайно велик. Он-то и предложил свое понимание причин разрастания НЭ, которые, но его мнению, кроются в «плохих законах», принимаемых государством (Сото 1995).

Автор использовал антропологические методы исследования. Коллеги, Принимавшие участие в работе, провели серию социальных экспериментов, в частности, стараясь идти легальным путем при регистрации фирмы, приобретении земельного участка и т. д. В результате была выявлена «цена законности», т. е. денежные затраты, которые вынуждены нести лица, желающие заняться легальным бизнесом. Эта «цена», как выяснилось, чрезвычайно высока как в смысле временных затрат (преодоление бюрократических препон), так и материальных (взятки). Такая система полностью отсекает от участия в легальном бизнесе людей с невысокими доходами, но зато дает обширный простор для адресной раздачи привилегий («блата») и коррупции. В общем, как оказалось, готовность людей «действовать вне рамок закона в значительной степени есть результат рациональной... оценки издержек законопослушания» (Сото 1995: 178).

Э. де Сото также показал, что в теневом бизнесе не царит «право силы», как и в легальном, там существует «сила права» (обычного права). Согласно автору, в «тени» живет параллельный мир со своими профсоюзами, судами, правовыми нормами, который во многом эффективнее официального мира. Даже процесс подкупа государственных чиновников трансформируется из эпизодического правонарушения в устойчивый порядок, с которым согласны все его участники.

\021\

Е общем, Э. де Сото и его сторонники убеждены, что главная причина разбухания НЭ— это «плохие законы», которые искусственно тормозят развитие деловой активности и вынуждают нормальных граждан превращаться в «теневиков». В таком случае стратегией борьбы с НЗ должна стать ликвидация бюрократических «препон», а тактикой — поэтапная либерализация хозяйственной деятельности (облегчение правил регистрации фирм, снижение налогов, сокращение числа регулирующих законов и проверяющих инстанций).

По сути, предложенный Э. де Сото подход рассматривает неформальный бизнес как проявление определенных универсальных закономерностей общественного развития. В результате НЭ видится автору как закономерная форма генезиса капиталистического предпринимательства на периферии современного мирового хозяйства. Более того, именно неформальные предприниматели, по мнению Э. де Сото, — истинные носители «духа капитализма», которые желают и умеют добиваться успеха за счет личной инициативы и конкуренции, а не путем «рентоискательства» (поиска политических привилегий).

Чтобы законы были «хорошими», их, по мнению автора, следует принимать не кулуарно, а посредством реальных демократических процедур. По факту же законы принимаются в интересах конкурирующих предпринимательских кланов, тесно связанных с государственной бюрократией. Поэтому они нестабильны и непредсказуемы, ибо зависят от того, кто выиграл «перераспределительную войну» (Сото 1995: 245, 247). Порочность подобной законотворческой практики определяется, по Э. де Сото, огромной ролью государства, которую оно играет на Востоке: «Почему в Перу господствуют плохие законы? Дело в том, что правительство занято главным образом перераспределением имеющихся доходов, а не созданием нового богатства. Поэтому лучшие умы страны и энергия предпринимателей расходуются не на достижение реального прогресса, а на ведение перераспределительных войн. В результате оказывается, что нет равенства людей перед законом, потому что для одних законы сулят привилегии, а другим они недоступны. Между тем развитие возможно лишь в том случае, если действенные правовые институты досягаемы для каждого гражданина» (Сото 1995: 233). Поэтому простое копирование западных законов ничего не дает, так как «большинство граждан так и не получило возможность, опираясь на закон, превратить свои накопления в капитал» (Сото 2001: 24). Принимаемые законы должные рождаться самой жизнью. Причину же отсутствия «хороших законов» он, по сути, усматривает в корыстных устремлениях бюрократии (Сото 1995: 178-189).

Подход автора можно определить как правовой фетишизм. Истоки правового нигилизма он видит в плохих законах, а поэтому люди «живут более благополучно, когда нарушают закон, чем когда уважают его». По-

\022\

добные законы не обеспечивают важных, с точки зрения автора, элементов: права собственности, выполнение контрактов и надконтрактную правовую систему, что и заставляет людей «бежать в этот призрачный мир», где «издержки соблюдения закона превышают выгоды от его соблюдения».

В то же время приводимые им факты, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что акторы, преследуя свои экономические интересы, действуют в рамках своей обычно-правовой культуры, порождающей «призрачный мир" теневой правовой системы. В частности, установлено, что в ее основе лежит репутация. Хорошая репутация субъекта экономической деятельности облегчает получение нелегальных кредитов, что открывает возможности для расширения коммерческих операций. Она же гарантирует соблюдение нелегальных контрактов, так как в противном случае это скажется на репутации субъекта нелегальной деятельности: «Для наказания партнеров можно сообщить об их недобросовестности третьим сторонам и испортить репутацию. При первых сделках " нелегалы" несут большие издержки, поскольку отсутствие репутации делает их контракты менее привлекательными, проценты и цены — более высокими» (Сото 1995: 130-135). Обретение же репутации обеспечивается средствами традиционной культуры (ТК), составной частью которой является обычно-правовая культура. «Тене-вики», пострадавшие от недобросовестности партнеров, обращаются к их семьям, родственникам или друзьям в надежде, что групповое давление принудит виновного компенсировать нанесенный ущерб. Иными словами, они апеллируют к обычному праву, субъектом которого является социально-родственный коллектив, который всегда может принудить сородича исполнить свои обязательства перед ними. Поэтому точка зрения де Сото, согласно которой причина такого поведения кроется в ограниченности доступа к эффективному судебному разбирательству, представляется неубедительной. Есть множество материалов, иллюстрирующих это положение. Носители традиционной культуры везде избегают обращений в официальный (государственный) суд, стараясь решить конфликт «полюбовно». Иными словами, уход от открытого противостояния, борьбы, состязательности и т. д. — характерная черта традиционной культуры.

Например, появление в экономической сфере «репутационной этики», которая представляет собой «сильную систему, упорядочивающую и защищающую эту торговую экономику», фиксируется и на индийском материале. В ее основе лежат устные договоренности, обеспечивающие «устойчивую сеть повторных сделок, переходящих от поколения к поколению или устанавливающихся посредством долгого процесса ученичества или введения в должность, т. е. им присущи высокие неэкономические барьеры» (Харрисс-Уайт 1999: 443). Потеря репутации ведет к исключению из сети. Автор отмечает изменения,

\023\

происшедшие за последние годы (начиная с 70-х) в природе сетей в свяли с развитием сложной неформальной торговли на большие расстояния (без договоров «лицом к лицу»). Если раньше репутация имела предписанный xapaKiep, учитывая принадлежность к определенной семье, касте, общине, то сейчас стала приобретенной и формируется на основе надежности и эффективности. Такая организация, с точки зрения исследователя, «ограничивает конкуренцию, снижает риски, т. е. привносит элемент стабильности. От репутации во многом зависят сроки и условия предоставления кредитов. Репутация наследуется. «Люди скорее возьмут кредиты на кабальных для себя условиях, чем допустят ситуацию, которая бы отразилась на их репутации, а в дальнейшем на их детях и семье» (Харрисс-Уайт 1999: 444).

Из э-| их сведений видно, что под давлением новых обстоятельств вносятся коррективы в традиционные (обычно-правовые) ценности. Знаменательно и то, что новые нормы полностью подчинены традиционному алгоритму их бытования: они становятся достоянием социально-родственной группы и наследуются ее членами. Поэтому традиционный базис, основанный на жестких взаимных обязательствах между членами родственного коллектива, продолжает порождать свойственные ему поведенческие модели: «При более пристальном рассмотрении выявляется, что многие ассоциации представляют собой плотные сети, отвечающие интересам каст, и строятся на принципах родства. Институты родства получают новую экономическую роль» (Харрисс-Уайт 1999: 445).

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒