Из первого послания Ивана Грозного Андрею Курбскому

Стр 1 из 13Следующая ⇒

«...Это истинного православного самодержавия, многою властию обладающего, повеление и наш христианский смиренный ответ бывшему прежде истинного православного христианства, нашего самодержавия боярину, советнику и воеводе — ныне же отступнику от честного и животворящего креста господня, христианскому губителю и слуге врагов христиан, отступившему от поклонения божественным иконам, поправшему все священные законы, разорившему и осквернившему святые храмы, поправшему священные сосуды и иконы, как Исавр, Гностезный и Армянин, всех их в себе соединившему, — князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему своей изменой стать Ярославским правителем, — да будет ведомо.

Зачем же, князь, коль мнишь себя благочестивым, отверг свою единородную душу? Что ты предложишь ей взамен в день Страшного суда? Хоть и весь мир приобретешь, смерть все равно настигнет тебя; зачем же ради тела душой пожертвовал, если устрашился смерти, поверив лживым словам своих друзей и советчиков, наученных бесами? Повсюду, как бесы во всем мире, так и изволившие стать вашими друзьями и слугами, отрекшись от нас, нарушив крестное целование, подражая бесам, раскинули против нас различные сети и, по бесовскому обычаю, всюду следят за нами, за каждым словом и шагом, думая, что мы бесплотные, а посему возводя на нас многочисленные поклепы и оскорбления. Вы же воздаете за все эти злодеяния им многие награды нашей же землей и казной, лживо называя их слугами и, наполнившись этих бесовских слухов, вы, подобно смертоносной ехидне, разъярились на меня и, душу свою погубив, подняли руку и на церковное разорение. Не думай, что это справедливо: разъярившись на человека, выступить против бога; одно дело человек, даже если он царскую порфиру носит, а другое дело — бог. Или думаешь, окаянный, что убережешься? Нет уж! Коль пойдешь вместе с ними воевать, придется тебе тогда и церкви разорять, и иконы попирать, и христиан убивать; если где и руками не дерзнешь, то много зла сотворишь смертоносным ядом своего умысла.

Представь же, как во время военного нашествия конские копыта давят и терзают нежные тела младенцев! Когда же зима наступает, еще большее зло совершается. И этот твой злобесный собачий умысел изменить разве не подобен злому неистовству Ирода, убившего младенцев? [...]

Ты же ради тела погубил душу, ради быстротекущей славы презрел славу нетленную и, на человека разъярившись, на бога восстал. Пойми же, несчастный, с какой высоты и в какую пропасть ты низвергся душой и телом!

...В том ли твое благочестие, что погубил себя из–за самолюбия, а не ради бога? Могут понять способные к размышлению и так твойзлобный яд: ты сотворил это не смерти избегая, а ради славы в этой кратковременной и быстротекущей жизни и ради богатства. Если же, по твоим словам, ты праведен и благочестив, то почему испугался неповинной смерти, ибо это не смерть, а воздаяние? [...]

Писание же твое принято и прочитано внимательно. А поскольку змеиный яд ты спрятал под языком своим, то хотя письмо по замыслу твоему и наполнено медом и сотами, но на вкус горше полыни.

...Так ли привык ты, будучи христианином, христианскому государю служить? И так ли подобает честь воздавать владыке, от бога данному, как это делаешь ты, изрыгая яд, подобно бесу? Начало послания ты написал, размышляя о наватской ереси, думая не о покаянии, а, подобно Навату, о том, что выше человеческого естества. А то, что ты про нас написал: «Среди православных и пресветлых явившемуся», — то это так и есть: как тогда, так и сейчас веруем верой истинной в истинного и живого бога. Что же касается слов «сопротивным, разумеющий совесть прокаженную», то здесь ты по–наватски рассуждаешь и не думаешь о евангельском слове... Ослеп ты совершенно в злобе своей и не можешь видеть истину: как мнишь достойным стоять у престола всевышнего и всегда служить с ангелами, и руками своими заклать жертвенного агнца для спасения мира, когда все попрано нами со своими злобесными советниками и нам своим злолукавым коварством вы много страдания принесли? Вы ведь еще со времен моей юности благочестие, подобно бесам, нарушали и державу, данную мне от бога и прародителей, под свою власть отторгли. Это ли называешь «совесть прокаженная» — в своих руках держать царство, а своим рабам не давать господствовать? Это ли «против разума» – не желать быть под властью своих рабов? Это ли «православие пресветлое» – быть во власти и повиновении у рабов? [...]

Что же ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему же совет твой подобен, смердящий гнуснее кала? Или думаешь, что праведно поступили твои злобесные единомышленники, сбросившие монашескую одежду и воюющие против христиан? Или возразите, что это было насильственное пострижение? Но не так это, не так! [...]

В том ли ваше благочестие, что творите по своему злобесному нраву нечестивые дела? Или думаешь, что ты — Авенир, сын Нира, храбрейший во Израиле, если позволяешь себе по злобесному обыкновению, распираемый гордостью подобное писать? Но что с ним было? Когда убил его Иоав, сын Саруя, тогда оскудел Израиль. Не славные ли победы с божьей помощью одержал он над врагами? Ты же, распираемый гордостью, напрасно хвалишься! Вспомни же о том, кто подобное тебе сотворил, — если любишь Ветхий завет, – с ним и сравним тебя: помогла ли Авениру воинская храбрость, когда он нечестиво поступил со своим господином, соблазнил наложницу Саула Риццу и, обвиненный в этом сыном Саула Иевосфеем, разгневался, изменил Саулу и так погиб. Ему же и ты уподобился своим злобесным нравом, возжелав отгордости незаслуженной чести и богатства. Как Авенир посягнул на наложницу господина своего, так и ты посягаешь на богом данные нам города и села, подобно тому бесчестие, беснуясь, творишь.

А сильных во Израиле мы не убивали, и не ведаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится божьим милосердием и милостью пречистой богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами. Не предавали мы воевод своих различным смертям, а с божьей помощью имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы были вольны всегда, вольны были и казнить.

Крови же во церквах божьих мы никакой не проливали. Победоносной же и святой крови в нашей земле в нынешнее время не видно. Пороги же церковные – насколько наших сил и разума и верной службы наших подданных хватает – всячески украшены и светятся всяческими благостынями: как только избавились от вашей бесовской власти, то украшаем и пороги, и помост, и преддверие – это могут видеть и иноплеменники. Кровью же никакой мы церковные пороги не обагряли, мучеников же за веру в сие время у нас нет; доброжелателей же своих, искренне, а не лживо полагающих за нас душу свою, не тех, кто языком говорит хорошее, а на сердце затевает дурное, на глазах одаряет и хвалит, а за глаза расточает и укоряет, и когда мы находим людей, свободных от этих недостатков, которые служат честно и не забывают, подобно зеркалу, порученной им службы, то таких мы награждаем великим жалованьем; тот же, который, как я сказал уже, противится, за свою вину заслуживает казни. А в других странах сам увидишь, как поступают со злодеями — не по–здешнему! Это вы по своему злобесному нраву порешили любить изменников, а в других странах изменников не любят и казнят и тем укрепляют свою власть. Мук, гонений и смертей многообразных мы ни для кого не умышляли; ежели ты имел в виду изменников и чародеев, то таковых собак везде казняТ.

А то, что мы оболгали православных, — то ты сам уподобился аспиду глухому... если уж я оболгал, то от кого же ждать истины? Чего же ради нам на них лгать? Власти ли от своих подданных или их худого рубища, или пожирать их? Не смеха ли достойна твоя выдумка? Для заячьей охоты нужно много псов, на борьбу с врагами — много воинов: кто же, имея разум, будет бездумно казнить своих подданных! [...]

О Кроновых жрецах ты написал нелепости, лая, подобно псу, или изрыгая яд, подобно ехидне: родители не станут подобное творить своим детям, тем более нам, царям, имеющим разум, как можно подобное творити? Все это ты написал по своему злобесному собачьему умыслу.

А если свое послание хочешь с собой в гроб положить, значит, ты уже окончательно отпал от христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не желаешь простить врагам, как обычно поступают невежды; посему не должно над тобой совершать и последнего отпевания.

Город Владимир, находящийся в Ливонской земле, тык называешь вотчиной нашего недруга, короля Сигизмунда, чем до конца обнаруживаешь свою собачью измену. А если ты надеешься от него многое получить, то так и должно быть, ибо не захотели жить под властью бога и данных богом государей, а захотели самовластья. Ради этого ты и нашел себе такого государя, по своему злобесному собачьему хотению, который ничем сам не управляет, но хуже последнего раба понукаем всеми, а сам же никем не повелеваеТ. Но ты не найдешь там себе утешения, ибо там каждый о своем попечении думаеТ. Кто избавит тебя от насилий и оградит от обидчиков, ибо даже сиротам и вдовицам не внемлет суд, который собираете вы, враги христианства!

Об антихристе мы знаем: подобное ему творите вы, зло замышляя против церкви божьей. О «сильных во Израиле» и о пролитии крови я писал выше, а что мы якобы потакаем кому–либо — ложь, это вы не терпите возражений, а любите, чтобы вам потакали. Никакого советника, рожденного от блуда, не знаю, наверное, это кто–либо из вас. Моавитянин и аммонитянин — ты сам. Так же, как они, ведя родословную от Лота, племянника Авраама, всегда воевали с Израилем, так и ты, выходец из знатного рода, постоянно стремишься нас погубить...».

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒