Дж. Финнис: фундаментальные ценности и естественное право

Джон Финнис, автор опубликованной в 1980 г. книги «Ес­тественное право и естественные права»**, наряду с Лоном Фуллером и Рональдом Дворкиным, является одним из наибо­лее известных теоретиков современного естественного права. В упомянутой выше работе Финнис утверждает, что существу-

* Hart H. L. The Concept of Law, p. 192.

'''* Finnis J. Natural Law and Natural Rights. — Oxford: Oxford University Press, 1980.

ст семь фундаментальных объективных ценностей, семь базо­вых благ, необходимых для хорошей жизни каждого человека, независимо от его взглядов и принадлежности к той или иной культуре. Это жизнь, знание, игра, эстетические переживания, общение (или дружба), практический разум и религия, пони­маемая Финнисом, как «вопросы о происхождении космиче­ского порядка и человеческой свободы и разума»* (в данном, широком, понимании религия не отвергается и атеистами)**. Все это — фундаментальные ценности, то есть они ценны са­ми по себе, а не только как средства достижения каких-либо других целей. Разумеется, существует много других ценностей и целей в жизни, но, как полагает Финнис, все они являются «способами или комбинациями способов»*** реализации ос­новных семи ценностей.

Согласно Финнису, мы можем стремиться к реализации фундаментальных ценностей только в обществе (например, отношения дружбы требуют более чем одного человека). От­сюда (для решения проблем общественной координации, воз­никающих в связи с общим стремлением к базовым благам) появляется необходимость в праве как совокупности подкреп­ленных силой власти правил. Финнис определяет естественное право как «набор принципов практического разума для упоря­дочивания человеческой жизни и человеческого сообщест­ва»****. Конкретные законы должны выводиться из «естест­венного права» или, что равнозначно, из «законов разума».

Практический разум требует, чтобы фундаментальные цен­ности уважали в каждом действии*****. Так, например, закон, запрещающий убийство, основан на требовании практическо­го разума уважать фундаментальную ценность человеческой жизни. Для того, чтобы материальные блага эффективно ис­пользовались для хорошей жизни людей, должна быть введена система частной собственности и т. д.

Более детальное определение права у Финниса звучит так:

«...понятие права относится к правилам, принятым в соответ­ствии с регулирующими [их принятие. — С. M.J правовыми

* Ibid. P. 168. ** Цит. по: Freeman,?. 165-168. ***Ibid.P. 168. **** Ibid. P. 122. ***** Ibid. P. 174.

нормами определенной и эффективной властью (также опреде­ляемой и обычно формируемой как институт в соответствии с правовыми нормами) для «отдельного» общества и поддер­живаемым санкциями в соответствии с основанными на нор­мах постановлениями судебных органов. Эта совокупность правил и институтов направлена на разумное разрешение ко­ординационных проблем общества <...> во имя общего блага данного сообщества»*.

Это определение права, как подчеркивает Финнис, построе­но на основе требований практического разума с учетом ос­новных ценностей и эмпирических особенностей людей и их сообществ.

Финнис различает фокальное, или центральное, значение понятия права (право как подкрепленное властью упорядочи­вание сообщества, направленное на реализацию общего блага (сравни с определением Фомы Аквинского)), и его периферий­ное значение. В фокальном значении суть права раскрывает приведенное выше определение.

Но что если один или несколько из этих составляющих от­сутствуют? По мнению Финниса, перед нами тогда все равно право, но только в периферийном, пограничном значении это­го понятия:

«Если кто-либо хочет подчеркнуть эмпирическую/истори­ческую значимость или практическую/рациональную желатель­ность санкций, он может сказать, что набор законов без санк­ций — это не право в подлинном смысле. Если кто-либо хочет подчеркнуть эмпирическую/историческую значимость или практическую/рациональную желательность определенных за­конодательных и/или судебных учреждений, он может сказать, что в сообществе без таких учреждений настоящая правовая система отсутствует <...> Если кто-то хочет подчеркнуть эм­пирическую/историческую значимость или практическую/ра­циональную желательность правил, устанавливающих или ре­гулирующих <...> изменения в правилах или их принятие, он может сказать, что <...> это не правовая система. Подобные вещи часто говорились и могут с некоторыми основаниями го­вориться при условии, что говорящий хочет привлечь внима-

* Ibid. Р. 170.

ние к центральному значению права, а не поместить остальные нецентральные случаи по другому ведомству»*.

Право, как говорит Финнис, — это «совокупность челове­ческих действий, предрасположенностей, взаимосвязей и кон­цепций, которые (1) существуют как совокупность в силу их адаптации к суммарным человеческим потребностям, рассмат­риваемым в свете эмпирических особенностей природы чело­века, и (2) они обладают иными формами и иной степенью при­способленности или, наоборот, отклонений, намеренных или неосознанных, от этих потребностей, чем это кажется полно­стью разумному человеку»**. Юристам трудно примириться с идеей того, что те или иные установления могут быть более или менее законными, что законность может быть в большей или меньшей степени. Но тем не менее, по Финнису, это так.

Такой подход позволяет Финнису утверждать следующее:

критики неправомерно приписывают теории естественного пра­ва представление о том, что несправедливые законы вообще не являются законами. Финнис даже утверждает, что несправедли­вые законы —это второстепенная проблема для теорий естест­венного права, а главным для них является «исследовать требо­вания практической разумности по отношению к благу челове­ческих существ, которые, живя друг с другом в сообществе, сталкиваются с проблемами справедливости и прав, власти, за­кона и обязанностей»***. (С такой категоричной формулиров­кой кроме него, впрочем, мало кто согласен.)

Несправедливые законы не являются законами в фокальном значении этого понятия: они не содержат одного из элементов «полноценных» законов — направленности на общее благо. Но они являются пограничными случаями законов (входят в полутень, как сказал бы Харт). Несправедливые законы (при­нятые с соблюдением формальных процедур) — это все-таки законы, они имеют юридическую силу. Но они не полностью проявляют природу закона и не налагают полноценных право­вых обязанностей на граждан. Предельное основание власти правителя, по Финнису, в том, что он (правитель) «имеет воз­можность и поэтому обязанность способствовать общему бла-

* Ibid. P. 171.

** Ibid. *»*Ibid.P. 177.

гу, решая координационные проблемы сообщества. <...> по­скольку власть основывается исключительно на потребностях обеспечения общего блага, использование власти правителем глубоко неполноценно, если он использует свои возможности, принимая решения, направленные не на общее благо, но на свое или своих друзей, или благо партии или фракции, или злоумышляет против какого-либо человека или группы»*. Та­кие решения, хотя они могут быть формально законными, по­дрывают нравственные основы власти правителя и не обеспе­чивают моральных оснований для подчинения им. Финнис пи­шет: «Традиция естественного права не избирала лозунги, приписываемые ей современными критиками, например, „то, что явно аморально, не может быть законом", или „некоторые правила не могут быть законами из-за их моральной неспра­ведливости", < •..> или что „ничто чудовищное не может нигде. иметь статус закона", < •. •> или что „не может быть несправед­ливого закона". Напротив, даже в самых прямолинейных фор­мулировках традиция утверждала, что несправедливые ЗАКОНЫ — это не законы <...> Традиция явно приписывает ужасающе несправедливым правилам юридическую силу в том смысле, что эти правила приняты в судах как руководства для принятия решений, или на основе того, что они соответствуют конституционным или иным юридическим нормам, или в обо­их этих смыслах. Традиция заходит так далеко, что утвержда­ет, будто может существовать обязанность повиноваться неко­торым несправедливым законам, чтобы поддержать уважение К правовой системе в целом < •..> Lex injusta поп est lex означа­ет: (1) что некоторое нормативное утверждение имеет для дан­ного сообщества статус закона, (2) что этот закон несправед­лив (критическое суждение практического разума, правильное или неправильное) и (3) что подчинение этому закону не обо­сновано или не требуется <...> принципом практического ра­зума о том, что законы накладывают нравственные обязатель­ства»**.

Дж. Финнис предлагает вполне убедительный вариант тео­рии естественного права, одновременно, как это видно из оп­ределения права, которое он дает, пытается учесть и подходы

* Ibid. Р. 178.

** Ibid. P. 184.

современного юридического позитивизма. Финниса, однако, критиковали за недостаточную обоснованность его списка фундаментальных благ, недостаточно ясную связь между эти­ми благами и правом, а также за вечную проблему всех теорий естественного права — недостаточную определенность пред­писаний. Понятно, что фундаментальная ценность жизни дик­тует закон, запрещающий убийство. Но должны ли быть запре­щены аборты? Или убийство тирана?

Л. Фуллер: внутренняя мораль права

Одним из современных сторонников теории естественного права является Лон Фуллер (1902-1978), важнейшей работой которого является «Моральность права» (1964)*. Фуллер пред­принял попытку показать, что к идее естественного права (то есть необходимой связи между правом и моралью) ведут два важных вывода Г. Харта: теория права должна, прежде всего, рассматривать правовые системы, а не отдельные законы; пра­вовые системы могут рассматриваться как системы правил.

Фуллер пишет, что критики теории естественного права справедливо указывают на то, что отдельные правила, даже если они глубоко аморальны, все равно могут являться закона­ми. Но могут ли они оставаться законами, будучи частью пра­вовой системы, которая вся целиком глубоко аморальна? Фул­лер отвечает, что нет. Аморальная правовая система переста­нет быть правовой системой, потому что она перестанет быть системой правил.

Что означает контролировать поведение людей с помощью правил? Это означает заранее оповещать людей о том, что за некоторые поступки придется расплачиваться таким-то и та­ким-то образом, и затем обращаться с людьми в соответствии с этими предупреждениями. Но что если правила будут уста­навливаться произвольно (например, одинаковые проступки будут караться по-разному)? Если правила не будут оглашать­ся? Если они будут вводиться задним числом, или меняться от случая к случаю, или будут туманными и малопонятными, или

* Fuller L. The Morality of Law. — New Haven: Yale University Press, 1964.

будут предоставлять властям полную свободу действий? В этих случаях вообще нет смысла называть, это контролем с помощью правил.

Лон Фуллер приводит следующий пример. Предположим, существует некий абсолютный монарх. Единственные законы в его государстве — это приказы, отдаваемые этим монархом своим подданным. При этом данный монарх жуткий эгоист и думает исключительно о собственной выгоде. Время от вре­мени монарх отдает команды, обещая награды за подчинение и угрожая расправой за неповиновение. Король, однако, неор­ганизован и забывчив, плохо следит за тем, как выполняются его указания, и часто наказывает верных и награждает сабо­тажников. Спрашивается, достигнет ли он хотя бы собствен­ных эгоистических целей, пока не добьется хоть какого-то ми­нимального самоконтроля и не покажет подданным, что есть связь между его словом и делом?

Предположим, что наш монарх, скрепя сердце, начинает следить за тем, чтобы то, что он сказал вчера, соответствовало тому, что он делает сегодня. Это, однако, требует от него столь­ко усилий, что он теперь с трудом формулирует свои приказы. Они становятся настолько невнятными и расплывчатыми, что подданные плохо понимают, чего он хочет от них. Поэтому ко­роль, для своей же собственной выгоды, если он хочет, чтобы в его стране было что-то вроде законного порядка, должен подходить и к своей законодательной деятельности более от­ветственно.

О чем говорит этот пример? О том, что создание и примене­ние юридических норм неизбежно ограничено некими принци­пами. В числе их — публичность, ясность и понятность, после­довательность, выполнимость. Эти принципы (их можно на­звать принципами процедурной корректности) — необходи­мая предпосылка для существования правовой системы. Если их нет, то нет и права.

В качестве примера государства, где не соблюдались прин­ципы процедурной корректности, Фуллер называет нацист­скую Германию. В ней власти постоянно принимали законы, имеющие обратную силу. Людей бросали в тюрьмы и концла­геря на основании секретных, никогда не публиковавшихся постановлений, задним числом им продляли сроки заключе-

ния, то есть власти и суды постоянно нарушали собственные законы. То же самое творилось и в сталинском (да и в после-сталинском) Советском Союзе. Недаром правозащитники в СССР в 1960-1980-х гг. выступали с таким требованием к властям: «Соблюдайте хотя бы ваши собственные законы».

Правовая система может допускать в своем составе некото­рую процедурную некорректность, но когда вся система осно­вана на секретности и произволе, как это было в нацистской Германии и сталинском Советском Союзе, то это фактически означает, что права в точном смысле слова не существует.

Какое отношение это имеет к естественному праву? Принци­пы процедурной корректности, по Фуллеру, есть «необходимое условие организации отношений людей друг с другом»*. Фул-лер объясняет, что если мы задумается над такими правилами, как «Подходи к одинаковым случаям одинаково», «Не меняй правила задним числом», «Не держи правила в тайне» и т. д., то увидим, что все это — правила, требующие соблюдения мораль­ных ценностей (справедливости или честности).

Пожалуй, самым ярким примером несправедливости явля­ются случаи, когда наделенное властью лицо, например судья, благосклонно подходит к одной из сторон, в отсутствие ка­ких-либо юридически значимых различий между ними (напри­мер, потому что ему просто больше нравится внешность одной из сторон), то есть нарушает принцип «подходи к одинаковым случаям одинаково».

Итак, для того, чтобы правовая система была именно право­вой системой (то есть системой правил), большинство ее пра­вил должны удовлетворять моральным стандартам справедли­вости и честности — таким, как беспристрастность, своевре­менное уведомление о правилах и т. д. Эти критерии Фуллер называет «внутренней моралью права», или «моралью, кото­рая делает право возможным». Любое право по необходимости морально.

Необходимо учитывать, что «внутренняя мораль права» яв­ляется только формальной или процедурной, то есть она не на­кладывает никаких ограничений на содержание юридических

* Fuller L. American Legal Philosophy at Mid-Century // Journal of Legal Education. — 1954. — Vol. 6. — P. 457, 476.

правил. Например, ее требования не делают невозможным при­нятие правила, делающего всех негров рабами (лишь бы об этом было объявлено заранее, рабами сделали бы именно не­гров, а не белых). Поэтому, как отмечал Харт в своих коммента­риях к работе Фуллера, моральные критерии Фуллера все равно совместимы с большим количеством несправедливости*.

Фуллер, однако, говорит о наличии не только «внутренней», но и «внешней моральности права». Нравственные принципы, принимаемые обществом, лежат в основе правовых институтов, обеспечивают их функционирование. Внешняя и внутренняя мо­ральность взаимосвязаны. Невозможно быть искренне привер­женным аморальной правовой системе. Поэтому в долгосроч­ном плане аморальная правовая система невозможна — она бу­дет противоречить общественной нравственности, не будет иметь поддержки общества и долго не продержится.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. E) право на свободный выбор труда
2. I. Древнерусское государство и право (IX–XII вв.)
3. I. По субъектам правотворчества.
4. II. Понятие гражданско-правовой ответственности
5. IV. Виды и размер гражданско-правовой ответственности
6. VI. В зависимости от объекта международно-правового регулирования
7. VII. Маневры на главных и приемоотправочных
8. XVI. Основные правовые системы современности.
9. XXIII. Законность и правопорядок.
10. ІІ. Право как нормативный регулятор общественных отношений.
11. Административная ответственность за земельные правонарушения
12. Административно – правовое регулирование в промышленном комплексе.