Проза. Веселая сказка анс Парадиз Конрада

— Вы кто? — громко и внятно спросил у грибов Конрад Джек и радостно осклабился.

— Мы грибы! — нестройно и громко закричали грибы, но большой радости в их гвалте Конрад Джек не расслышал.

А ведь всё начиналось так гладко. Боевая десантная шлюпка галактического крейсера «Адмирал Нимрод» второго крыла шестой эскадры Верховного Главнокомандования Империи долго кружила, сканируя поверхность второй планеты желтого карлика, обозначенного в каталогах как НМХ-61328, а на звёздных картах как Мисюта. Планета, соответственно, проходила под названием Мисюта-2 и собственного имени ещё не имела. Конрад Джек, как первопроходец, как раз и обязан был дать планете имя собственное и тем увековечить своё имя на скрижалях Империи. Но это в том случае, если у населяющей планету флоры или фауны уже не было самоназвания. Иначе плакали скрижали. Плакало увековечивание, плакала пенсия-рента, плакал сам Конрад Джек, обязанный в таком случае оплачивать из своего жалкого жалования все бюрократические процедуры и судебные иски, которые могут возникнуть при оформлении этого самого самоназвания.

— Как называется ваша планета? — с содроганием спросил Конрад Джек, предчувствуя неизбежное.

— Никак не называется, называй, как хочешь, — затараторили грибы, и у Конрада Джека на минутку отлегло от сердца. Но на всякий случай он спросил:

— А есть на вашей планете ещё кто-нибудь разумный?

— Есть, есть, красная плесень! — загалдели грибы, и Конраду Джеку снова поплохело.

— Конрад, кончай с ними волындаться, сам не видишь что ли, что это полудурки? — раздался в наушниках писклявый голосок Керин Мэрин, не пожелавшей пачкать свои копытца. Конрад Джек выразительно потряс бородёнкой и слегка наклонил рога.

— Керин Мэрин, говори, да не заговаривайся! Забыла шестой пункт восьмого Уложения?

— Что забыла, где забыла? Я не забыла, я забила. На дебилов я забила, ха-ха ха-ха-ха, — запела Керин Мэрин, а грибы, как будто услышав, принялись весело подпевать, теперь уже с неподдельной радостью.

— Грибы, вы что, слышите Керин Мэрин? — удивился Конрад Джек.

— Как же нам её не слышать, если она так голосит? — удивились грибы, и Конрад Джек вытащил из уха наушник, повертел его перед носом и зачем-то на всякий случай обнюхал.

А в это самое время красная плесень плела свои коварные планы. Плесень, разумеется, всё уже знала, плесень всегда всё знает, только говорить не может, ей нечем говорить, вот она и не говорит. Но планы плетёт.

Вообще, желтый карлик Мисюта пользовался дурной славой у придворных астрономов, его спектральные линии выдавали что-то неприятно-загадочное, причём чаще загадочное, но больше неприятное. Как только придворные астрономы наводили на Мисюту очередную трубу, так в трубе, откуда ни возьмись, заводилась красная плесень. Трубу приходилось выбрасывать. Красная плесень как будто говорила: «Вы все тут козлы, и нечего поглядывать с таким вожделением на Мисюту». На самом деле она ничего такого не говорила, ей нечем было говорить, разве только фактом своего заведения. Придворные астрономы выразительно трясли бородёнками, слегка наклоняли рога и готовили очередную трубу. Придворные астрономы самым тщательным образом скрывали дурное поведение Мисюты, но это каким-то образом просочилось в круги, которые принимали решения, Верховное Главнокомандование Империи приняло решение послать к Мисюте шестую эскадру.

«Какая удивительная планета», — в очередной раз подумал Конрад Джек, — «травка зеленеет, солнышко, в смысле Мисютушка, блестит, какое же ей название-то придумать? Пожалуй, назову её Парадиз. А что, очень красиво звучит: Парадиз Конрада! Вот только красная плесень какая-то».

— Грибы, а как мне найти красную плесень?

— А зачем её искать? — казалось, грибы настолько поражены, что у них пропал дар речи и отнялся бай.

— Мне надо задать ей несколько вопросов.

Ответом Конраду было продолжительное молчание. Конрад Джек несколько раз обошел грибы, сперва по большой окружности, потом по окружности поменьше, и наконец, прошелся близко-близко, чуть ли не наступая на самые шляпки грибов. Грибы молчали, и только на шляпках у них проступили странные белые пятнышки.

— Мухоморы? — подумал Конрад Джек.

— Сам ты мухомор! — подумали грибы.

И только красная плесень ничего не подумала, а может и подумала, но ничего никому не сказала, и продолжила плести свои коварные планы.

***

Команда галактического крейсера «Адмирал Нимрод» выстроилась на полуюте, одни только вахтенные несли исправно свою вахту и не выстроились. Но им всё равно было всё слышно и видно. А мнения их никто и не спрашивал — кто же спрашивает мнения у козлов?

Капитан крейсера Бинг Бонг удовлетворённо осмотрел строй, выразительно потряс бородёнкой и слегка наклонил рога:

— Многоуважаемые козлы, то есть я хотел сказать, коллеги, то есть бравые воины! Удивительная планета Мисюта-два с сегодняшнего дня числится неотъемлемой частью Империи и называется… и называется Парадиз Конрада! Слава Императору! — строй одобрительно колыхнулся и стройно вскричал:

— Слава! Слава!!! Слава!!!

На этом торжественная часть построения закончилась, козлы разбрелись кто в лес, кто по дрова, вернее каждый по своим делам, даже и на галактическом крейсере у козлов дел вообще-то невпроворот. Офицеры решили громко отметить событие, для этого в кают-компанию был вызван главный оркестр эскадры, а что, гулять, так с музыкой. Тем более, что Конрад Джек уже основательно забодал всю команду и все были ужасно рады, что именно его послали на планетную разведку, никто Конраду не позавидовал, а некоторые даже посочувствовали — Конрад Джек был добрый малый, молодой и горячий, вспыльчивый и непосредственный, он мог и крупно выиграть, осчастливив и себя и своих потомков, но мог и крупно проиграть, поскольку кроме прав на него возлагались и нехилые обязанности, которые на долгие годы загоняли его в долги. А уж чего-чего, а долгов у Конрада Джека уже и так хватало. Но Конрад Джек не строил планов.

А красная плесень коварные планы плести не перестала, наоборот, занялась этим с утроенной энергией.

Гросс-адмирал Нимрод Нимрод третий, прямой потомок адмирала Нимрода, великого героя и победителя звёздных войн, держащий вымпел на флагмане «Слава Императору» вызвал к себе капеллана. Сам гросс-адмирал, в отличие от своего легендарного предка, был изрядно труслив, вернее очень осмотрителен, и никогда не принимал решений с кондачка.

— Ваше преосвященство, меня очень беспокоит ситуация с Мисютой. Обычно, даже для подавления бунта в отдалённых провинциях Империи, Верховное Главнокомандование посылает пару канонерок. Новые территории исследуют учёные на исследовательских судах. У них, разумеется, есть оружие, они способны в клочья разнести любую планету, а если понадобится, если какая неведомая опасность возникнет, то и погасить звезду. Но посылать эскадру, целую эскадру, в этот богом забытый уголок — зачем? Тут мир, покой и благодать. Наши форпосты надёжно прикрывают весь этот рукав галактики, мы уже триста лет ни с кем не воюем, бывшие враги сидят спокойно и не высовываются, мы с ними дружим и торгуем, а не воюем. Что там говорит Оракул?

— Ваше сиятельство, именно по настоянию Оракула эскадра и была поднята. Опасность велика и неведома. Учёные молчат, как рыба об лёд. Приборы не врут и не предупреждают. Но Оракул зря беспокоиться не будет.

— Помолитесь, ваше преосвященство, авось Создатель наш, Козлотур Великий и Всеединый спасёт и защитит. А если распорядитесь, вся эскадра примкнёт к молебну, вся, до последнего козла!

— Да ниспошлёт нам всем Козлотур Великий и Всеединый мир и благодать!

Весь свободный от вахты комсостав крейсера «Адмирал Нимрод» в соответствии с приказом методично надирался бирбиницким в кают-компании. Матросы надирались напитками попроще и где придётся. Даже и вахта надиралась втихушку, но не до скотского состояния. Всё-таки всех не оставляло тревожное ощущение опасности. Неведомой опасности, непонятной, а потому и более страшной.

Вторая батарея главного калибра, к которой был приписан Конрад Джек, уже изрядно завеселела. До танцев-шманцев-поскакушек дело ещё не дошло, но разговоры становились всё смелее и смелее.

— Хичбок, а помнишь, как ты в прошлом рейде свалился с большого конденсатора?

— Ха-ха-ха ха-ха!

— Славная была экспедиция, всыпали мы этим недоумкам крысохвостам…

— А чо, пусть не бунтуют. Нет, вот ты, командир, скажи, Керин-то что там делает? Лаборантка-толерантка… и тут Конраду повезло.

— Ну не знаю, не знаю, у неё же дядя в штабе. Обломают Конраду рога, если что.

— Так ему уже обломали. Слыхали эту историю с подвесками императрицы? То ли у него спёрли, то ли он спёр…

— Тс-с, государственная тайна! А пусть вот поскачет по травке. Фаворит недоделанный. Это ему не с гвардейцами бодаться.

— Не, а что такого. Любой бы из нас на шлюпочке покатался… с Керин Мэрин…

— Не, ты дурак? А вдруг там какая хрень? И что, что приборы. У тебя вон тоже приборы, а ты за две льё пистон влепить не можешь!

— Кто не можешь? Я не можешь? А ну пошли, я щас так влеплю…

— Молчать, козлы! Палить команды не было! — совсем уже захмелевший командир батареи попытался наклонить рога и потрясти бородёнкой, но это у него получилось как-то уж больно неубедительно.

Гросс-адмирал Нимрод Нимрод третий тоже принял на грудь уже изрядно. Он заперся с капелланом в своей роскошной каюте, чтобы не разлагать экипаж.

— Вваше п-преосвященство, меня очень беспокоит ситуация с Мисютой. Я что-то с-слышал п-про красную плесень.

— Ваше сиятельство, этого нельзя слышать, но вам я скажу, только тс-с! Это государственная тайна!!! У всех, кто говорит про Мисюту, заводится красная плесень… тс-с-с…

— Где г-где заводится?

— Везде заводится… в мозгу заводится… Ха-ха-ха — ха-ха!!! Вы думаете, я вам тут по пьяни государственную тайну разболтаю? Ха-ха-ха — ха-ха!!!

Вдруг, ни с того ни с сего, зазвенел колокол громкого боя, оповещающий о внезапном нападении или серьёзной аварии. Вдруг, ни с того ни с сего, взревели главные маршевые двигатели флагмана, включая форсированный режим бегства. Дикая перегрузка швырнула экипаж на пол, не давая занять места в соответствии с боевым расписанием. На главном пульте флагмана заморгали, запереливались аварийные и тревожные сигналы, сообщающие недоумённой дежурной вахте о включении режима панического бегства.

— Твоё п-преосвященство! Что п-происходит? — заорал нечеловеческим голосом гросс-адмирал Нимрод Нимрод третий, прямой потомок адмирала Нимрода, великого героя и победителя звёздных войн, наклонив рога, тряся бородёнкой и даже не замечая, что стал слегка заикаться. Флагман «Слава Императору» слегка содрогнулся, и, заложив крутой вираж, стал обращаться в точку. Вся эскадра вслед за флагманом стала обращаться в точку. А для эскадры стала обращаться в точку непонятная планета Парадиз Конрада, стала обращаться в точку Мисюта, желтый карлик, пользующийся дурной славой.

Это сработал инстинкт самосохранения автоматики. И вовремя. Потому что уже и в автоматике завелась красная плесень.

— Конрад, что происходит?! — истошно закричала Керин Мэрин.

В глазах у Конрада Джека всё внезапно покраснело, мозги враз покрылись красной плесенью. Конрад Джек скопытился. Краем глаза, последней искрой взгляда, он увидел, что и Керин Мэрин скопытилась, встала на все четыре копытца и сказала: «Мее-мее..»

Миленькие беленькие козлик и козочка резво проскакали вокруг того, что ещё недавно было грозной боевой десантной шлюпкой галактического крейсера, а теперь изрядной кучей трухи портило вид зелёной лужайки, подбежали к грибам:

— Ну вот, грибы, и мы нашли красную плесень, а она нашла нас, — выразительно потряс бородёнкой и слегка наклонил рога Конрад Джек.

— А мы… А мы сразу догадались, что вы козлы, — дружно загалдели грибы.

***

Травка зеленеет, Мисюта блестит. Грибочки растут, козлики пасутся… Чего-то не хватает. Ах да, ласточки не хватает. Скоро-скоро, не пойдёт и пары тысячелетий, вывалятся из надпространства корабли птицеголовых. Обязательно вывалятся.

Красная плесень плетёт и плетёт свои коварные планы.

Поэзия. Радуга

Зеленая история или сами попробуйте

Все мы родом из детства, и от этого никуда не деться. Когда взрослеем — в сказку уже не верим, для чуда держим закрытыми двери. Понятное дело — дом, семья, работа. Кому верить в чудеса при таком раскладе охота? Особенно в холод, зимой.

Было так и со мной. Жил я себе незатейливо: на работу ходил, детей растил. А они капризные, дети эти самые: покупай им конфеты, в сад води по расписанию. Словом, в покое никогда не оставят, даже на ночь сказки читать заставят.

Так вот… Случилось это, друзья, под Новый год.

Читал я детям как раз сказку «Двенадцать месяцев», помню как сейчас. Монотонно страницы листаю, вижу — вроде бы засыпают. Я книжку отложил в сторонку и тихонечко вышел из комнаты. Уж было и дверь прикрыл, оглянулся — и тут же застыл. Смотрю: мои детишки, наслушавшись сказок из книжки, вдвоём на кроватках сидят и на меня глазёнками-фонариками глядят.

— Папа, — голосят наперебой, — и мы хотим в лес пойти с тобой! Давай прогуляемся в воскресенье?

Я обомлел:

— Тоже мне, — говорю, — нашли веселье! В лесу зимой холод собачий. Вы там простудитесь, не иначе. Подхватите любимый ларингит, а мне потом от мамы влетит.

Дочурка моя не унимается:

— Мерзнет тот, кто плохо одевается! А мы, — говорит, — оденемся тёпленько. Носки, ботинки, чтобы ноги не промокли. Чаю горячего с собой возьмём.

— Папа, папа, — канючит сын, — ну давай в лес пойдём!

Честно говоря, в этот день я очень устал, и потому с детьми спорить не стал. Чтоб уснули поскорей сынок и дочка, сказал, что в воскресенье в лес пойдём и точка, мол. А сам думаю: «Главное сейчас от меня отстанут, а до выходных об этом и думать перестанут».

Да надежды мои не сбылись. Когда к воскресенью подобрались — детишки мои тут как тут. Проснулись раненько, только меня и ждут.

Ладно. Маму кое-как уговорили, шубы, шапки теплые нарядили, термос для чая нашли, да и в лес на прогулку пошли. Вернее, пешком топать было бы прилично, потому вначале сели на электричку. Вышли из вагона на маленьком вокзале и почти сразу в лесу оказались.

Маму с собой брать не стали, дома на хозяйстве оставили. Она и сама не захотела. «Чем, — говорит, — по лесу бродить без дела и на холоде нагонять тоску, я лучше дома останусь и пирог испеку. Даже два пирога: один — с повидлом, другой — с капустой. С прогулки вернётесь, а я накормлю вас вкусно! »

Идем мы с детишками по лесной тропинке, снежок топчем своими ботинками, разные следы оставляем, воздухом дышим, в общем — гуляем. Я на следы обернулся и рассуждаю: «Это хорошо, что снежок не растаял. Не заблудимся на обратном пути. Легко будет нам дорогу найти».

Так мы гуляли-шли и на чудную поляну набрели. А там, друзья, чтоб не соврать, ёлок пушистых стоит целая рать! Все как на подбор, красавицы. «Вот это, — думаю, — мне очень даже нравится! Все-таки хорошо, что мы по лесу погуляли. Ёлку-то домой ещё не покупали, а тут их… выбирай — не хочу. Как-нибудь на недельке подскочу и спилю парочку. Чего проще? Одну домой возьму, а вторую — тёще».

И, признаться, только эта мысль меня посетила, тут же поляну лесную тьма поглотила! А затем — откуда-то яркий свет! Я оглянулся, а детишек моих и нет!

Стою посреди поляны один, и подходит ко мне какой-то важный господин. По виду такой серьёзный! С бородою, и смотрит очень грозно. Одежды на нем тёплые, длинные и посох в руке серебряный, старинный.

— Я, — говорит, — Царь Лесной! Это ты ёлку хотел спилить домой?

Ну что в такой ситуации молчать?

— Я хотел ёлку спилить, — отвечаю, — детишек порадовать, жену. Мне бы парочку…

— Как?!.. Ещё и не одну?!

— Тёще надо бы подкинуть, а то она меня самого «запилит».

Тут совсем нахмурил брови господин:

— А ты в жизни своей хоть одну ёлку посадил?! Что о них знаешь, уважаемый? Своих не вырастил, так чужими распоряжаешься?!

— Лес общественный, — говорю, — много ёлок в нём. А что не садил… так ведь я не агроном. Другая у меня работа. И чего вам, любезный, ругаться охота? Придумали тоже — Царь Лесной! Сказали б сразу: «Шли бы вы, ребята, домой. Я тут лесник и всё охраняю. Тех, кто ёлки рубит бесплатно — прогоняю! »

Пожалел я, друзья, потом, что это сказал.

— Как, — говорит старик, — ты меня назвал?.. Лесник?.. Да я погляжу, ты шутник! Тогда и я с тобой пошучу. Как следует тебя проучу. Чтоб забыл ты «общественный» лес и больше с пилою сюда не лез. Вот такая моя будет шутка!

А затем рассмеялся он просто жутко!!!

Всё вокруг затряслось от этого смеха, пронеслось по лесу раскатистое эхо, посыпались комья снега с еловых веток, и закружил их хороводом налетевший ветер! А потом вихрь весёлый и рьяный подбросил меня над поляной и давай рвать и метать, во все стороны как лист трепать! Слышу — в ушах звенит, и душа моя прочь летит!

И тут, братцы, при всех своих способностях, хоть убейте, не вспомню подробностей. До самого момента аж, когда очнулся и увидел вокруг совсем другой пейзаж.

Лежу, значит, я на асфальте. Вокруг меня спиленных ёлок целая свалка. Но не лес, как я уже сказал, а, похоже, ёлочный базар. Люди вокруг снуют, ёлки покупают, друг другу на ноги наступают. Кто в руках покупку несёт, кто кладет в авто, и главное — меня не замечает никто. Не соображу — может всё это снится? Лежу на земле и не могу пошевелиться.

Тут какая-то дамочка до меня дотянулась. «Вот, — говорит, — эта ёлочка мне приглянулась! Её и хочу купить». И давай за руку меня теребить. Смотрю и не могу поверить такому случаю: вместо руки своей вижу ветку колючую! Посмотрел вниз — там ноги будто срослись! Не шевелятся, словно деревянные. «Что ли, — думаю, — замерзли, окаянные? »

А когда подошёл продавец, понял я, что мне конец! Вот как старый лесник пошутил: взял и в ёлку меня превратил! «Господи, — думаю, — вот ведь наказанье! Детки мои в лесу остались волкам на растерзанье! Что же я жене теперь скажу? » Как быть и чего делать — ума не приложу.

Продавец мои ветки связал поскорей. «С вас, — говорит, — дамочка, — пятьсот рублей». Та быстренько расплатилась, меня — в машину и укатила.

Расскажите-ка, братцы, вам в багажнике приходилось кататься? Так, чтоб по всем ухабам швыряло? Вот уж где, доложу вам, приятного мало! Было совсем не до смеха, но кое-как мы с дамочкой доехали. Выгрузили меня связанного потом, и такого как есть отнесли в дом.

Мою единственную деревянную ногу для пущей устойчивости засунули в треногу. Поставили в углу в большом зале, и только теперь мои ветки развязали. Скучал я так до самого вечера. Стою в углу — делать-то больше нечего.

Позже пришли хозяйские дети поиграть. Радуются, бегают, хотят ёлку наряжать. «Сегодня поздно, — родители им сказали, — идите спать, а наряжать будем завтра».

Остался я опять в одиночестве. Напротив зеркало висело, между прочим. И я, помимо ужаса положенья, еще и созерцал своё отраженье. Ну и зрелище было, однако: стою на подставке зелёной раскорякой! «Вот, — мыслю, — хорошенький Новый год! »

Тут одиночество моё нарушил хозяйский кот. Сзади подошёл исподтишка, меня вначале обнюхал слегка, носом в колючки ткнул и парочку раз чихнул. Собрался уходить, но перед этим — развернулся и ствол мой пометил! «Вот, — думаю, — хозяева завтра ахнут, когда ёлочка котиком запахнет! »

Но жильцы ничего не заметили. Утром опять прибежали дети. Большие ящики с игрушками вместе с родителями притащили дружно. Нарядили меня, гирляндами увесили. Теперь в зеркало вообще смотреть стало весело. Весь в шариках, дождиках, а во лбу — звезда! Красавец. Хоть на карнавал, хоть куда!

И чем больше хозяева мои радуются, тем быстрее ко мне тоска подкрадывается: «Что же там с детками моими, что с женою? Зачем старый дед подшутил надо мною?! » Вот так упиваюсь печалью своей.

Меж тем проходит несколько дней. Никто моих проблем не замечает. Все веселятся, Новый год встречают. Накрыли в гостиной стол здоровенный, заставили его продуктами отменными, гостей созвали целую кучу. Один я стою — злой и колючий! Гости все меня нахваливают усиленно: «Надо же, какая ёлочка у вас красивая! » Танцуют, жуют колбасу и опять ко мне: «Ой, как пахнет! Словно в лесу! »

Одна старушка развесёлая говорит: «Давайте посмотрим, кто победит. А ну-ка, милые детки, снимите-ка с ёлки конфетки. Бегите, хватайте и возвращайтесь скорей, а мы решим — кто из вас быстрей? »

Накинулись «милые детки» и давай трясти мои ветки. Конфеты тянут, толкаются. Не заметили, что я, то есть ёлка, шатается. Веселятся, шум подняли и крик, а я возьми да и грохнись прямо на них! Вот так, чтобы не было скучно!

В общем-то, всё обошлось благополучно. Взрослые на минуту танцевать перестали, детей из-под ёлки достали. Меня на место вернули, в порядок привели, разбитые игрушки подмели. И снова затанцевали и запели. Примерно так, братцы, мои денёчки летели.

Особенно кошачьи визиты донимали. Это лохматое чудо, когда все спали, пользуясь тем, что я ничего не могу сделать и сказать, приходило иголки вместе с дождиком объедать!

Тоска «зелёная», что и говорить. А ещё постоянно хотелось пить. Никто меня в эти дни водой не поливал. Подсыхал я, желтел, иголки терял.

Люди быстро от праздников устали, в мою сторону вовсе смотреть перестали. Даже кот ко мне потерял интерес — по ночам не приходит, дождик не ест.

Пару деньков прошло, время генеральной уборки подошло. И меня, полностью «разряженного», отнесли на улицу — а то куда ж ещё? Да… Вот оно как! Стою теперь, украшаю мусорный бак. Рядом со мной такие же ёлки: сухие, облезлые, жёлтые. Грустное зрелище, но… чувствую — мне всё равно, что дальше будет со мной. Смирился я в эти дни со своей судьбой.

А она, друзья, была нелегка. Узнал я на деле власть лесного старика. Значит, и вправду был он Царь — хозяин леса, и так защищал свои интересы. Не губи, мол, природу, не руби живые ёлки. Всё равно тебе от них не будет толку. Принесёшь красавицу лесную домой, поиграешь недельку и выбросишь на помойку.

Скажете, такая у нас традиция? Нет, отвечу, никуда это не годится! Не традиция — пережитки, а лесу — прямые убытки!

Пока я философствовал, рассуждал, какой-то малец ко мне подбежал. Смотрю, а этот малый достаёт спички из кармана! «Всё, — думаю, — сейчас этот приятель — хитрый малолетний поджигатель, с улыбкой, полной восторга — поставит точку в моей истории! » Но, видимо, было ещё далеко до конца. Дворник подоспел и отогнал мальца.

А под утро приехал шумный мусоровоз и меня на городскую свалку перевёз.

В небе чайки летают, внизу снуют собачки, а я, не поверите, братцы, лежу и плачу! Опять детишек вспоминаю, жену. Глупый свой поступок кляну: «Эх, назад бы всё отмотать! Не надо было старику возражать! » Не прояви я тогда поспешность, рассмотри получше его внешность, отнесись к нему с должным уважением — не оказался б в таком положении! Сидел бы сейчас дома, в тепле, с чайком горячим на столе, уплетал бы пирог с капустой, а детишки наряжали бы ёлочку искусственную.

«Ты прости моё невежество, могучий Царь Лесной! Смилуйся, будь добрей и отправь поскорей домой! »

Дальше всё случилось очень быстро: молния сверкнула, словно выстрел, меня электрическим током пронзила, яркой вспышкою ослепила. Открываю глаза, будто утром ранним, я — снова «я» и стою на поляне!

Рядом детишки присели на пенёк, попивают из термоса чаёк. И, как ни в чём не бывало, говорят со мной: «Папа, мы уже нагулялись. Пошли домой! » Я, братцы, не говоря ни слова, их в охапку и скорей из леса подобру-поздорову! О чём говорили, как доехали домой — не вспомню детали ни одной!

Где-то дня через три я от шока оправился и с детьми в супермаркет направился. Купили мы ёлочку пушистую, пластмассовую. В гирляндах блестит — ну просто сказка! Тёщу пригласили погостить, та говорит: «Надо и себе такую приобрести, чтобы каждый год голову не морочить».

А я, друзья, между прочим, о своём превращении никому не рассказывал, что пережил, ни словом, ни жестом не выказывал. Вернули меня на ту же поляну и в тот же час. И что говорить? Сами знаете, как сказкам верят у нас. В лучшем случае — посмеются и скажут, что чудес не бывает, а то гляди — разозлятся и помидорами забросают!

Вот и я тем, кто меня лично знает — говорю, что чудес не бывает. Вам же, тем, кто сказку мою прочтёт, дам в этом деле полный отчёт. Расскажите историю вашим деткам и опыт мой возьмите на заметку. А я постараюсь каждую осень или весну высаживать ёлочку, хотя бы одну.

Да, совсем забыл про один эпизод! Когда наступил настоящий Новый год, и часы двенадцать пробили, к нам в квартиру, друзья, позвонили. Я дверь открываю — стоит Дед Мороз. Всё как положено: шуба и красный нос. «Поздравляю, — говорит, — народ честной! Примите скромный подарочек мой». Протягивает свёрток, а в нём — маленькая серебряная ёлка. Я глаза подымаю и вижу: передо мной — не Дед Мороз, а Царь Лесной! Стоит себе, улыбается, с детишками запросто общается. Конфетками их угощает, добра и здоровья обещает. Поздравил, значит, и дальше пошёл.

Я к окошку, друзья, подошёл, смотрю: во дворе… колесница стоит вся в серебре! В ней кони лихие, белые, копытами бьют то и дело, гривы хрусталём на морозе искрятся! На что это, по-вашему, похоже, братцы?

А то был Царя Лесного «кабриолет».

Хотите — верьте, хотите — нет!

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 21 22 23 2425