Пьеса в 9 картинах с прологом и эпилогом

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 7Следующая ⇒

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Герман ТИТОВ, бизнесмен, за 40 лет

Зина ЛУЧКОВА, деревенская, под 40 лет

Валерка БАБЫКИН, деревенский, 20 лет

Дед АНДРЕЙКА, ничейный, забыл свой возраст

ТАНА, цыганка, 14 лет

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА, красавица-агроном, деревенская, 30 лет

МОРИН, майор милиции, деревенский, за 50 лет

В эпизодах:

ФЕЛЬДШЕР. САНИТАР. МАЛЬЧИК ЛЕТ 8. Коты ЩОРСИК и ЧЕРНОМЫРДИН.

Наши дни

П Р О Л О Г

Зима. Сильная – сильная метель.

Мальчик лет 8 в нарядном костюмчике 60 годов стоит на стуле и, запинаясь, страшно волнуясь, забывая и не понимая слов, рассказывает стихотворение какому-то большому, жаркому празднику.

МАЛЬЧИК. ( обращаясь к «Вечору» )

«Вечор, ты помнишь, вьюга злилась?

На мутном небе мгла носилась.

Луна, как бледное пятно

Сквозь тучи мрачные глядела

И ты… и ты… а нынче…

Ты погляди… печальная…

А нынче ты печальная …

Сидела ты печальная…

Блестит… снег…

Мальчик разволновался, тут же рассердился и выпалил другое:

МАЛЬЧИК «А из нашего окна Площадь Красная видна!

А из вашего окошка – только улицу немножко! »

(в отчаянии) Папа, папа, карлики! Вот опять повсюду карлики! Карлики вылезают, плохие! Я боюсь карликов! Убей карликов!

Мальчик спрыгнул со стула и убежал.

Метель осталась одна.

К А Р Т И Н А 1

Косенькая деревушка Дракино. За нею свекольное поле. За полем на взгорье новорусский высится ложноготический замок.

Бедняцкий дом Зины ЛУЧКОВОЙ.

Но летний, буйно-цветущий сад с огородом, цветами, кустами, стайкой яблонь-белоножек.

Знойно. Тихо. Пылают глодиолусы. Зреют маленькие яблоки. Июль. Жасмин.

Во двор входит Герман ТИТОВ. Это ухоженный, хорошо одетый, лысеющий и полнеющий господин с полными, какими-то обиженными щёчками. Вид нарочито-злобный, каверзный. Боязливо, как собаку, обходит непомерно толстого чёрного кота, без сил лежащего на солнцепёке.

ТИТОВ (Коту) Тебе чего? Я тебя трогаю? Чего тогда?!

На крыльцо выходит ЗИНА, миловидная смуглявая бабёнка. Глаза чёрные. И блестят.

ЗИНА (с ходу голосит) Я кумача вашего не просила у вас! Вы с Петра Елисеича спрашивайте, это он всю дорогу фасонил! На все праздники пинжак одевал с наградами. И на выходные одевал. Всё Дракино в курсе. Оно в курсе, что я в одном и том же всю дорогу, как ёлочка, и зимой и летом – одним цветом. Вы не пучьтесь глазами своими, не хлопайте веками, вы у людей спросите! А лично мне кумача вашего даром не надо!

ТИТОВ. Вы можете не вопить?

ЗИНА. Хочу – вопю!

ТИТОВ А успокоиться вы можете? В принципе?

ЗИНА В принципе – не могу.

ТИТОВ А как же я тогда скажу

ЗИНА. (подумав) А ты не говори. Ты, господин-товарищ, иди своей дорогой. В ларёк. Слышь, «Столичную» чёрные завезли. Не отличишь!

ТИТОВ. Какого чё… Я не пью.

ЗИНА. Она в пОлтора дешевле, в ларьке-то, у чёрных. А-то в миг разберут. Дракинские, слышь, наши, первые, налетят. Потом «Малые Сапожки» притащатся. С болот со своих. Впрочем, я не думаю, чтобы «Весёлые Глазки» соблазнились. Нет, «Весёлые Глазки» у чёрных травиться не станут. Они у нас гордые! Они богатые! У них в каждом дворе по «Жигулю». Так вы чего смотрите? Дуй к чёрным! В пОлтора!

ТИТОВ(слегка потрясённо) Я не хочу в пОлтора! Я - к вам!

ЗИНА (злясь) А я не к вам!

Зина хочет закрыть дверь, Титов вспрыгивает на крыльцо, вставляет ногу в зазор.

ТИТОВ (борясь) Я не по кумачам!

ЗИНА (взрываясь) Мы простые люди! Мы в голой сосне хоронимся! Вы нам кумачи впариваете, а мы всю дорогу в простом ходим! А потом плотишь вам! Пожизненно.

ТИТОВ. У меня дело к вам. Очень приятное.

ЗИНА. А по лицу не скажешь. Так вы не ритуальные?

ТИТОВ. Наоборот!

ЗИНА Я даже не знаю. Если честно, прямо не знаю я! Если вы из ритуальных услуг, я гроб не просила в кумаче. Хочете, выкапывайте, если совсем обнаглели. Но учтите – он участник ВОВ! Учтите – пехота!

Титов достаёт толстую пачку денег мелкими купюрами.

ЗИНА (помолчав) То ли я денег не видела! Проходите! Разувайтесь только! У нас мыто. (Коту) И ты, Черномырдин, иди в дом. Хватит шляться! (голосит) Мырдик! Мырдик! Мырдик! (подхватывает чёрного кота).

Титов и кот обменялись тяжёлыми взглядами.

К А Р Т И Н А 2

В доме у Зины.

Уютно. Половики, Занавески. На открытых окошках вазочки с искусственными ветками яблонь, усыпанных цветами, хотя в эти же окошки лезут живые яркие летние цветы июльского сада. Стол покрыт чистой клеёнкой. Над кроватью коврик-гобелен: средневековый замок и олени, пьющие из ручья. Портрет пожилого мужчины в наградах ВОВ, траурная кайма. Лавка. Печка. Иконки в красном углу. За них заложены свечки и высохшая верба. Окошечки, открытые в сад, цветы в них свободно заглядывают. Ощущение, что дом прибрали в ожидании гостей.

ЗИНА (церемонно) Располагайтесь, где хочете!

Оба садятся за стол.

Черномырдин запрыгивает на стол, и ложится во всю свою длину.

Оба глядят на кота.

ТИТОВ Метра полтора будет в длину.

ЗИНА. А то! Даром что ли тянули?

ТИТОВ (встревоженно) Как понять?!

ЗИНА. Не бери в голову.

ТИТОВ (слегка отодвинувшись) Да кот ли? Такое прямо…

ЗИНА. Чем могу быть полезна, сударь?

ТИТОВ. Ах да, конечно… Словом… Как бы это сказать…

ЗИНА. Понять не могу, на что вам Зина Лучкова сдалась? Если вы, конечно, не ритуальные?

ТИТОВ Зина. Зинаида. Гражданка Лучкова. Я вам принёс три тысячи рублей.

ЗИНА. Спасибо вам огромное. Вы, я извинюсь, не контуженный?

ТИТОВ. Вроде нет пока.

ЗИНА. А-то у нас в Дракино все контуженные. Видите ли, любезный, войн вокруг нас тьмы – а мы одни посерёдочке. Неловко, знаете ли, так притягивать к себе внимание…

ТИТОВ. Не одни вы. «Малые Сапожки». И эти… глядят которые… как эти, прям… из болот глядят…

ЗИНА Вы имеете в виду «Весёлые Глазки»?

ТИТОВ Вот чёрт! Я ведь вроде не пил сегодня!

ЗИНА Вы наше кладбище видели?

ТИТОВ. Зачем? Не люблю!

ЗИНА А ты сходи. Через «не люблю» сходи. Через «не могу» даже… Сходи, преодолев себя. Сходи, претерпевая естественную неприязнь к распаду. Сходи, это долг твой. Долг каждого. Всё равно там будешь. Заранее сходи. Лучше сам сходи. Ради смеху!

ТИТОВ Не пойду! Нет!

ЗИНА Сходи. Да.

ТИТОВ Хорошо. Схожу. Вот… Я пришёл, собственно, чтоб просить…

ЗИНА Правильно сделаешь! Ты впечатлительный? Если ты впечатлительный, то лучше не ходи…

ТИТОВ Так идти или нет?!

ЗИНА. Даже не знаю. Я на себя такую ответственность не возьму. Я тебе тут не советчица. Как сердце подскажет… Человек сам должен решать… Ты примешь правильное решение, я знаю. Единственное возможное… Хотя, кто тебя, собственно, спрашивать будет? Пойдё-ё-ёшь… В кумачах- ли. нет- ли…

Титов вскакивает и бежит к двери.

ЗИНА. Куда вы?

Титов останавливается и в растерянности смотрит на Зину, потом возвращается и садится на прежнее место.

ЗИНА. Там тебе и ВОВ, и Афган, и Чечня, и разные засекреченные от народа мелкие войночки нашего правительства с окружающим его миром. А так народ всё простой лежит. Добрый. Прощёный. По драке лежит, по водке, по несуразице, по всякой бедняцкой беде.

ТИТОВ А можно не ныть? В принципе, я потребовать могу!

ЗИНА Можешь – требуй. Докричись! Достучись. Пускай они оградки обновят хоть. Ведь вся там лежит история нашей Родины. В миниатюре.

ТИТОВ В чём?

ЗИНА Маленького размера. Как образец.

ТИТОВ Я знаю, что такое миниатюра. Какой-то безконтрольный разговор у нас. Скачем с одного на другое… Мотаемся, как эти прям…

ЗИНА Что ты, что ты! Ты пойди, сходи к «Весёлым Глазкам». Наведайся… Вот у них скачут. Врать не буду – мотаются. Потомственные скакуны. Но их понять можно – их утягивает…

ТИТОВ Я нажать могу. Не хочу. Но могу. Ненавижу даже. Но могу. У меня очень-очень солидные связи.

ЗИНА И у меня солидные. Молодец, что решился. (внезапно голосит) Ой, да как же эти деньги пришлись-то! Как свалились-то! Вот справедливость! Вот её торжество! (портрету) Видишь, Пётр Елисеич, помнят о тебе люди –то!

ТИТОВ Кто такой Пётр Елисеич?

ЗИНА Ты правда хочешь знать?

ТИТОВ Нет.

ЗИНА Нет, ты, правда, хочешь знать?!

ТИТОВ Да нет же, нет! Сорвалось с языка… Так просто…

ЗИНА Знай же! Не жалей потом. Обратного не будет пути. Тебя за язык никто не тянул!

ТИТОВ (нетерпеливо) Ну?!

ЗИНА. Вот он – Пётр Елисеевич! Гляди ему в глаза!

Титов смотрит на портрет.

ТИТОВ. Ну и что?

ЗИНА. А как же вы догадались-то, господин-товарищ? Или сердце подсказало?

ТИТОВ. Какое сердце? У меня… в голове порой шумит. У меня внутричерепное давление. Мне нужен покой и простор. Нужны. (раздражаясь) Я их, кажется, заслужил!

ЗИНА А всё же молодец, что пришёл, молодец. Стукнуло тебе сердечко твоё невинное, что сегодня 9 дней Петру-то нашему Елисеичу. Новопреставленному.

ТИТОВ (глядя на портрет) Какой-то он у вас пучеглазый.

ЗИНА Какой же он тебе пучеглазый? Всё! Он уже не пучеглазый, ни рябой и ни вот этой бородавочки ни-ни-ни… Было – не было. Как корова языком слизнула. Он уж бестелесный. Вот так-то, Пётр Елисеич.

ТИТОВ У меня очень крупный бизнес. Я незлобивый, мягкий, даже интеллигентный человек. Я не бандит, кстати, ненавижу их, мне в принципе претит любое проявление насилия. И вот – я пришёл к вам!

ЗИНА(шёпотом) Самые строгие дни. Великие мытарства наш Пётр Елисеич проходит. До самых сороковин. Поэтому и поминать надо со всей душой.

Входит Валерка БАБЫКИН. Когда он волнуется, то сильно заикается. Ходит колченого, мотаясь во все стороны, будто переболел слабой формой церебрального паралича.

Валерка ставит на стол бутылку.

ВАЛЕРКА. Здрасьте всем! Вот! На девять дней держал. Удержал!

ЗИНА. Валерка! Не поверишь! Да где тебе! (Титову) Он такой – короче – Бабыкин он. Сами понимаете!

ТИТОВ. (с сарказмом) Естес-ственно!

ЗИНА. (Бабыкину) Видишь, что про тебя люди говорят?

ТИТОВ. Я что-то сказал?

ЗИНА. А им чихать! Бабыкинские все такие! Гусь нещипаный! По мужской линии.

ВАЛЕРКА. М-можно хоть с-сказать-то тё-ё-ёть Зин? …

ТИТОВ. Нельзя. Здесь только Зина говорит. Лучкова. Зинаида. Улица Лобачевского, дом 3.

ЗИНА. Ты бы поучился, Валерка, как с женщиной разговаривать! А-то вид у тебя… где валялся, товарищ, где твой образ человеческий?

ВАЛЕРКА В-вечно вы, т-тёть Зин! Обидно всё-таки! Н-ну чо опять Бабыкины-то? В-вот сейчас-то чо Ба-абыкины? В данный момент?

ЗИНА. Да отстань ты! (Титову) Встаньте, товарищ. Покажитесь. Вам нечего стесняться!

ТИТОВ. Хорошо. Я даже встану. Но потом – скажу!

Титов встаёт.

ВАЛЕРКА. Из ритуальных? А ты докажи про кумач? Ищи кумача! Тю-тюшки кумач тебе!

ЗИНА. Вот оно, попёрло! Видишь?! Бабыкинская кровь! Увидел человека – в миг урыл! И ревёт, и воет, и мотается, и скачет…

ТИТОВ. Я могу сесть?

ЗИНА. Нет ещё! Пусть он увидит человека, Бабыкин этот! Это ж срамота, а не Валерка! Я ж его с пелёнок знаю, и такое говно из этого выросло!

ВАЛЕРКА. Вы не слушайте тёть Зину, я сразу увидел – нормальный человек! Мы добрых людей любим!

ТИТОВ. Я заслужил, чтоб сесть. (садится)

ЗИНА. Садись!

ТИТОВ. Сижу уже. Так вот…

ЗИНА. Сиди.

ТИТОВ. Так вот…

ЗИНА. Отдыхай пока…

ТИТОВ (взрываясь) Простите, э… Зинаида, а мы давно на «ты»?

ЗИНА Только что.

ТИТОВ Ладно. (озираетя) Мило. Мне нравится. Всё это – нравится.

ЗИНА Он «мило» сказал. А сам, чтоб ты знал, Валерка, - он денег подарил!!!

Титов встаёт.

ЗИНА. Сядь.

ВАЛЕРКА. Врёт!

ЗИНА. Не врёт! Сядь!

ТИТОВ. Врёт! Хочу – стою!

ЗИНА. Валерка!

ВАЛЕРКА. Вру!

Титов рушится на стул.

ЗИНА. На поминки принёс. В руках!

Оба уставились на Титова.

Не все люди, как ты, Бабыкин. Мир – на вот таких держится. Узнал. Пришёл. Принёс. (Титову, ласково) И ничего больше объяснять не надо.

ВАЛЕРКА. Не надо! Хороших всё равно больше, чем говнюков!

ТИТОВ Я деньги принёс…

ЗИНА (мягко, прерывая) Оценим мы это, товарищ. Хочете, я Мырдика сгоню со стола?

ТИТОВ. Хочу!

ЗИНА Я ведь заметила, вы с ним не очень… Я глазастая! Иди, Мырдик, иди, сына моя хвостатая, иди, погуляй, птичек подави… (выбрасывает кота во двор).

Зина глядит на водку.

(Валерке) Ты где её брал?

ВАЛЕРКА У Славки Смоложуя.

ЗИНА. Не врёшь?

ВАЛЕРКА. Я что, рёхнутый?!

ЗИНА У чёрных не бери, Не зарься, что дешевле. (осеклась, Титову) Мама моя родная! Я ведь вас чуть не убила, товарищ!

ТИТОВ Господи!

ЗИНА. У чёрных не берите, товарищ! Брали уж! Вот Валерка знает. Пять человек умерло! Включая и тебя, Пётр ты наш Елисеич!

ВАЛЕРКА. Чё попало! Они людей уже водкой убивают! А менты только ржут, типа, что алкашей поубавилось. Опупели совсем!

ЗИНА Что ты брешешь, Валерка? Брешет он, Бабыкинская кровь! Вы, Бабыкины, одни хорошие, а все кругом виноватые!

ТИТОВ В каком смысле – чуть не убила?

ВАЛЕРКА Ничо не виноватые! Я правду говорю!

ЗИНА. Какую правду? (Титову) Будь свидетель, товарищ! (Валерке) Свояк из Ростова – алкаш тебе?! Афган прошёл, вся грудь в наградах. На хлебзаводе шоферил, помер ни за что… трое сирот за ним осталися! (Титову) А с нашей улицы Лобачевского, товарищ, услышишь, не поверишь! – Владимиваныч, пенсионер, у него сад-огород видали? Алкаш он тебе? К тому же он и сам участник ВОВ, и тоже – пехота! У нас все ВОВцы – пехота!

ТИТОВ. В каком смысле – чуть не убила?!

ЗИНА. Супруга у него, правда, неприятная особа. Не любила, что мы дружили огородами. Дура ревнивая. А где теперь эта Маша? Только мы с ней помирилися!..

ТИТОВ. В каком смысле – чуть не убила!!!

ЗИНА. Валерка, а детдомовский, помнишь, рябой такой, тихий, после армии, не женился, ничо…

ВАЛЕРКА. Толик с лесопилки?!

ЗИНА. Ну! Все умерли! Как один.

ВАЛЕРКА. Все умерли. Сам видел!

ТИТОВ. В каком смысле – чуть не убила!..

ЗИНА. Вот, Пётр Елисеевич, как твои день рожденья праздновать! Так

не убила же!!! Ну, за упокой. Стой! Ты¸ точно, у Смоложуя брал?

ВАЛЕРКА. Я что, опупел? У кого тогда брать? Всё Дракино у Смоложуя берёт. И Малые Сапожки! И Весёлые Глазки! Наученные уже! А чёрных там и нет уже, тёть Зин! У них ларёк спалили! (разливает водку).

ЗИНА. Ну, за упокой!

ТИТОВ. Я воздержусь.

ЗИНА. Ты что, нерусский?

ТИТОВ. Хорошо, земля – пухом. (опрокидывает рюмку).

Все на него смотрят.

Подождали.

ЗИНА. Пить можно.

Титов передёрнулся.

Зина и Валерка выпивают.

ЗИНА (ласково) Теперь скажите, товарищ, как нам вас величать!

ТИТОВ. Герман Титов. Не космонавт. Папа захотел. В честь. Дерзновенная мечта. Кстати, сегодня годовщина, как умер.

ЗИНА. От водки?

ТИТОВ. От… укуса. Его укусили. Он был номенклатурный работник.

ЗИНА. Горе какое!

ВАЛЕРКА. А зубы? Какие у родителя были зубы?

ЗИНА. Да?!

ТИТОВ Что за бред? Нормальные. (вспоминает). Мелкие, белые, крепкие зубы! Зубы отца моего… В конце-концов это его укусили.

ЗИНА. (Валерке) Да?! Сдурел ты, мил-друг, вот что! Начёрта ты про зубы-то?

ТИТОВ Зубы… его же укусили, а не он… Белые.

ВАЛЕРКА Отца потерять – лучше самому удавиться!

ЗИНА. Вот ты и есть опять Бабыкин. Хоть тебе и двадцать лет! Учти, дети должны переживать отцов! Обязаны!

ВАЛЕРКА Мы и переживаем!

ЗИНА Я что-то не пойму, ты наглеешь или нет?

ВАЛЕРКА. Нет!

ЗИНА Герман Титов. Давайте же, Герман Титов, и вашего родителя помянем, раз так замечательно совпало. Валерик!

Валерка разливает.

ТИТОВ. (с запоздалым любопытством) А покойный, Зинаида, он вам тоже отец… был?

ЗИНА Муж мой.

ТИТОВ Муж твой?

ЗИНА Я в 16 вышла. Я санитаркой работала в детском интернате. Сейчас там казино. Знаешь – нет?

ТИТОВ. Это не я!

ЗИНА. Не ты?

ТИТОВ. Я по лесу… торгую… пшеном… порт у меня… железные дороги…

ЗИНА. Какой лес у нас был там!

ТИТОВ О Господи!

ЗИНА Мы ж в самом лесу стояли! Сосняк!

ТИТОВ Лес и сейчас там. Я гулял!

ЗИНА. Это лес? Люд там теперь азартный –повыгрыз всё! Это теперь – плешь. Игроки!

ТИТОВ. Никогда не играл! Склонности не имею. Я спокойный, мягкий, даже кроткий человек.

ЗИНА. А в том печальном месте мы с Петром Елисеичем и нашли друг друга. Среди сироток - уродиков.

ТИТОВ. Уродов боялся с детства. Всегда казалось – по их лицам – что их зачинали в чаду, в дыму, под гром духового оркестра, и сыпались искры повсюду.

ЗИНА. А замуж я вышла по любви, хоть и за пожилого человека.

ВАЛЕРКА. Тёть Зин, вы мне как родные…

ЗИНА Глупыш ты, Валерик, дитё. (Титову) Двадцать лет всего парню-то. Эх, Пётр ты наш, Елисеевич, не послал нам Бог детей, а работали мы с тобой с сиротками-уродиками. Такие они милые, такие разные. Умирали только быстро. Не хотели вырастать.

ТИТОВ Карлики не могут расти!

ВАЛЕРКА. Ты закусывай, а?!

ЗИНА. Вот, только Валерка наш до сих пор живёт.

ТИТОВ Всё-таки я чего-то недопонимаю. Как будто в голове что-то мерцает. Это деревня Дракино? Мне из окон видно – вас?

ЗИНА Да что это я! Всё про себя, да про себя! Твоего-то родителя, Герман Титов… как вашего родителя величали?

ТИТОВ А вам зачем? Андрей Фёдорыч. Обыкновенно.

ЗИНА Покойся с миром, дорогой ты наш Андрей Фёдорыч.

ВАЛЕРКА И спасибо тебе большое за сына. Вырастил ты человека!

Пьют

ТИТОВ Видимо, вы удивительно добрые люди. Впрочем, мой отец был достойным человеком.

ВАЛЕРКА. Везёт тебе. А у меня нет отца. У меня никого. Пелёнки. Сосны. Какие-то лица сверху… Молочная пелена сиротского младенчества. Идиотия. Ножки только мёрзли… Некоторые считают, что дети-уроды родятся от демонов.

ЗИНА Брехня! От генетического сбоя.

ТИТОВ У меня теперь тоже никого нет! Но я не хнычу. Как некоторые.

ЗИНА. Всё правильно, Валерка! У нас двое покойников, а мы, как эти… На тебе пол денег! Бери всё! Беги_купи всего! Чтоб было! Поминать будем!

ВАЛЕРКА. Я уж сам про это думал! (сгребает деньги) Мы за них поедим-попьём, им полегчает на том свете… Да, тёть Зин?

ЗИНА Бабыкин! Трепло. Деньги взял? Дуй!

Титов как-то болезненно содрогнулся при виде уходящих денег, но осеннный какой-то идеей, затих вдруг. Валерка рассовал деньги по всем карманам.

ВАЛЕРКА. Так я пошёл?

ЗИНА А ты ещё здесь?

ВАЛЕРКА. Уже нету меня!

ЗИНА. Стой!

ВАЛЕРКА. Опять – вот он я!

ЗИНА. Ты сервилатику купи. Ветчинки. Шоколадок на сладкое. И винограду – дамских пальчиков. У чёрных виноград и груши купи, дюшес; купи гранатов.

ВАЛЕРКА. Я извиняюсь,. А запивать?

ЗИНА. У Смоложуя, у Славки. А-то брали уже у чёрных-то – вот теперь – запиваем! (Титову) Да вы не грустите, мы весело помянем!

ВАЛЕРКА. Так я пошёл?

ЗИНА. Гад ты, что ли?

ВАЛЕРКА. Исчез! (убежал, путаясь в ногах).

ЗИНА (Титову) Жизнь у нас в Дракино текёт медленно.

Титов мрачно молчит.

Правильно. Минута молчания. Не каждый день близкие люди умирают.

ТИТОВ Зубы были – обыкновенные!

ЗИНА. Если зубы у тебя болят, то мы можем. Полуклинику у нас сломали, так мы сами успешно лечимся.

ТИТОВ Я абсолютно здоров.

ЗИНА А я вижу! Ты вот скажи мне, Герман Титов, вот самолёты стали каждый день биться. Может они рулить разучились? Или… запрет какой вышел на полёты в небесах?

ТИТОВ Мой отец, Андрей Фёдорыч Титов, работал в КГБ. Он жёг запрещённую литературу. Прямо во дворе КГБ. Оно стояло буквой Г. А я маленький, таскал из огня книжки. Они были опасны для государства, и папа их жёг по заданию партии. Я же невинно азартно таскал, ласкал горячие страницы. Огонь возбуждал детский неокрепший организм, и смертельно поражали смятенно мятущиеся чёрные в алом буквицы. Бесповоротно грозно они уходили в никуда. Уходили, как советские войска в сорок первом. Ещё виделась птичья голова с тонким длинным клювом. Клюв сглатывал слёзоньки детоньки. Птица дремала. Пел огонь. Отец мой сухощавый высился по ту сторону пламени. Загадочна была ярость его. Я приближался к огню всё ближе и ближе, ближе и ближе. Серые глаза отца смотрели на меня сквозь пламя, не мигая. Я мечтал стать для отца интересным. Меня вынули из огня. Органы удивлялись – ожоги где? Некая длинноклювая птица охватила меня серыми крыльями – дымом… в пламени шелестели спелые книги. Птица пела вот так: а-а-а-оо-еее… Всё КГБ меня баловало. Я брал любые книги из огня. Я был дитя. Мне разрешали.

ЗИНА Прямо уже летать страшно.

ТИТОВ Мне снятся сны.

ЗИНА Может запретили летать, а люди ещё не знают?

ТИТОВ Океан. Небо. Из океана в небо немыслимых объёмов ледяной столб. Это нестерпимо красиво. И страшно. Почему? С пяти лет. И он прозрачен. Неизмерим в прозрачной глубине. Вода – плоть без разума. Лёд – муж воды?

ЗИНА. За людей страшно. За девушек – бортпроводниц. С неба навернись-ка… В синей юбочке. В туфельках-шпильках. Врагу не пожелаешь. Кувырк-кувырк – а если я как раз внизу тут прямо и стою?!

ТИТОВ Я простор люблю. В просторе – тихость. Ищу везде. Татарскую степь ненавижу, боюсь до усрачки. Простор среднерусской прибитой низины. В ней моя тихость. В ней покой левитановых рощ. В ней Алёшунка-дурочка товарища Васнецова. Выпуклые богатыри. Я патриот. Тишайшей неразгаданнешей страны. Но тихость только во сне. Она в шерстяных носках. Шур-шур. Страшно. С пяти лет вздрагиваю. Почему? Я ведь живой человек. В чём-то – как все…

ЗИНА. Слушай, Герман Титов, давай Америку помянем? Снится плохое об ней.

ТИТОВ. Я не пью. Алкоголь искажает восприятие. А я хочу всё видеть чётко и ясно. Я хочу понимать хоть что-нибудь.

ЗИНА. Давай, пригубь хоть! За здравие.

ТИТОВ Хорошо. Пригублю.

ЗИНА. Будь здоров, США!

Выпили.

ТИТОВ. Я зачем про свои сны рассказываю? И чего я тут жду? А иногда я кажусь себе маленьким злым гномом-карловидным. А детей у меня нет. Холост. А в груди у меня застряло рыдание. Напился-таки, идиот…

В это время происходит два события. С печки скатывается какое-то чудище, а на плечо Титова вспрыгивает облезлый, весь в пятнах зелёнки, кот.

ТИТОВ (напряжённо) Это кто на мне?

ЗИНА Точно – не ритуальный! Щорсик подлянку чует! К чужому ластиться не станет! Честный вы человек, Герман Титович!

ТИТОВ (тихо) Убрать!

ЗИНА А зря! Я его зелёнкой мажу. Он своим лишай не передаст. Бриллиантовой зеленью!

ТИТОВ. Задавлю!

ЗИНА. (пугаясь) Иди, Щорсик, иди к матери к своей, иди, сына моя хвостатая. На вот, полежи на подушечке.

Зина бросает кота на кровать.

Старенький совсем. Слепой. А усы всё-ж-таки славные!

Пугало с печки подбрело к Титову.

Титов делает защитный жест.

АНДРЕЙКА. (Пугало) У нас баня сгорела

ЗИНА. Опять врёт! Она сгорела, но ты, Андрейка, говоришь, как врёшь!

Дед Андрейка долго взбирается на табурет за общий стол.

АНДРЕЙКА. Когда баня горела, покойник, Пётр Елисеевич, сильно убивался. А потом привыкли – в речке моемся. Зимой моржуем.

ТИТОВ. Он – кто? Он – человек?!

ЗИНА. Он врёт. К Елене мы ходим мыться, к агрономше нашей. Красавица. Такая красавица! И справедливая!

АНДРЕЙКА. Теперь ты врёшь! Красавицы справедливыми не бывают. Вихревой каприз – они!

ЗИНА. Елена за станцией живёт. В квартире. Что ты! У ней ванная! Духи! Зеркала! Всё Дракино к ней ходит на помывку. По графику.

АНДРЕЙКА. Старый я. Не помню я, сколько мне годков. Не помню лет своих.

ЗИНА. А ты не томись. Живёшь и живи!

Титов вскакивает, подбегает к окну.

ТИТОВ. Вон, вон, за полем, на взгорке – мой дом!

Зина подбегает к окну, смотрит, потом – на свой гобелен.

ЗИНА. Это не дом. Это интервенция. Сроду на Руси таких домов не было! Русский барин ленив был, у него усадьба низкая и длинная. Его в твои разные башни калачом не заманишь. Вот, Тит, глянь – коврик трофейный, Пётр Елисеевич с Германии привёз. У них – да! А я всё думаю – кто этот замок нерусский выстроил?

ТИТОВ Я хотел – высоко. Чтоб простор. Чтоб воздушные слои омывали. Чтобы светы сияли от утра до вечера. Чтоб средь звёзд летнего русского неба самолётик мирно мигал… И я на диване. Неторопливые мысли

о разном. Благородные книги. Чай с булочкой. А к окну подойду – ваше Дракино кособокое в низинке валяется. Сердцебиение сразу, нервы, изжога…

ЗИНА. Наше Дракино низенькое, Тит Германович. Ты поверх нас смотри.

АНДРЕЙКА У царя, помню, у Николая Второго – вот такие усы! Или у Первого? Который глазастый ещё был? Пучился всю дорогу? Глянет – душа в пятки.

ЗИНА. Ври, Андрейка, ты столько не живёшь!

ТИТОВ. Я специально на возвышенности построил. И все эти башни – ещё больше вверх! Я хотел, чтоб простор днём был. Чтоб воздушные слои ласкающе передвигались над спелой и нежной землёй. Чтоб замкнутой ночью, я, маленький, карлообразный, не очень боялся. Когда из океана – вонзается в небо ледяное неизмеримо грандиозное столбище, сияющее насквозь сине-зелёною вздыбленной бездной, я бы – скок с кроватки, пробежался до тумбочки, тяпнул рюмашку горючей водчонки и быстренько юркнул бы под одеяло пуховое… зная, что утром омоюсь я умилительно ласковой зорькой, июльской и тёплой… - во все стороны – свет и я, свежеумытый – чай в окошечке пью!

АНДРЕЙКА. Живу.

ЗИНА. Ну и живи.

АНДРЕЙКА. Ну и буду.

ТИТОВ. Ночью простор -не -простор. Бездна он. А днём приятный. Поля. Вьюнки. Даль.

ЗИНА. Через нас смотри в даль. Мы пригнёмся.

ТИТОВ. Почему я временами гном? Карлообразный. Хоть и богатый. Я все книжки прочитал опалённые. Одно и то же – все ищут простора. А сами – гномы. Правильно папа их жёг. В итоге он и заботился о народе своей страны. Хотя народ КГБ не любит. Даже не всегда удобно сказать, где твой папа работал.

АНДРЕЙКА А я видел, как человек горел.

ЗИНА. Врёт!

ТИТОВ Писатель?

АНДРЕЙКА Китаец. В Китае это было.

ТИТОВ А в моих снах этот ледяной столб поднимается из океана, достигает неба и снова погружается в пучину. И тогда члены мои пронзает смертная тоска. Я просыпаюсь - эхо убегает от меня. Я один, и подушка в слезах.

АНДРЕЙКА В позатом веку жгли того китайца. Орал он сильно. На Великой Китайской стене это было.

ТИТОВ Ночью я кричу. Но поймать свой крик не могу. Проснусь – только эхо. Оно гуляет в доме, а я лежу и молчу уже. Не догнать.

ЗИНА Андрейка, ты мне человека вдребезги размотал всего!

АНДРЕЙКА. Всех видел! Царей видел! Пугача – как ему ноздри рвали, а потом уж косточки чёрные дробили – видел. Глыбже взглядывал. Соловьишку в гнездище его поганом видел… Княгинюшку чернокосую Олюшку с голубкой у губочек… Я их видел – а они меня – нет. Я незаметный человек.

ТИТОВ. Скажите мне, Зина, этот старик, он болен шизофренией? Или, как я – страдает сновидениями?

ЗИНА Ты не поверишь, Титович, с пелёнок его знаю. Всё старик. Всё Андрейка. И шапка заячья. Весь год.

АНДРЕЙКА У старых людей уши мёрзнут. А темечко опять худое, как у младенцев. Показать?

ТИТОВ. Не надо.

АНДРЕЙКА. Так поверишь?

ТИТОВ. Так поверю. Я старость, чёрт, уважаю!

ЗИНА. Ещё Пётр Елисеевич говорил – Зина, Андрейка притащится, пускай живёт, сколько хочет. Не спорь даже! Супруг велел – я выполняю.

АНДРЕЙКА Зин, он наивный?

ЗИНА Тимтович, что ль?

АНДРЕЙКА «В честь».

ЗИНА. Наивные дети. А «В честь» - то ли гном, то ли нервноистощённый олигарх.

ТИТОВ. А почему мне не дико вас слушать? Своеобразное какое-то чувство охватывает… (вспомнил) А я ведь пришёл-то… дело у меня… деликатное.

ЗИНА. Ясное дело. Отца помянуть! Ну, надо ж, как совпало! Нашему-то девять дней. А вашему – весь год! Притянуло, значит!

АНДРЕЙКА. Зина, у него в глазу рябь.

ЗИНА. Уж рябь сразу!

АНДРЕЙКА Говорю – рябь!

ТИТОВ А я и не говорил, что я не мошенник! Что не бандит – да! А мошенник – мне бизнес делать!

ЗИНА. И делай.

АНДРЕЙКА. Что, своё дело? Палатка с вином?

ТИТОВ (Зине) Я пришёл вас обмануть.

ЗИНА. И обмани, Тит Германыч! Раз хочется, так и обмани! От всей твоей души. Размахнись!

АНДРЕЙКА. А палёную водку не ты продавал, штоб наши все умерли?

ГЕРМАН. Я что, идиот?

АНДРЕЙКА. А я знаю?

ГЕРМАН. Я такими мерзостями не занимаюсь. Тем более такой мелочёвкой. Я дороги строю. У меня речной порт. Корабли. Я лес рублю. Какой мерзостный старик.

ЗИНА. А я согласна! (Андрейке) Отлепись, прилипало!

АНДРЕЙКА. А где им тогда жить, если ты дерево срубишь, Оне ж крылатые.

ТИТОВ. Язва у меня. А так бы я напился. Вы зачем моё имя коверкаете?

ЗИНА. Это не твоё имя. Под ним другой человек просиял.

На лавке, где, казалось, лежит куча цветных тряпок – движение. Встаёт хорошенькая девочка-цыганка. ТАНА.

ТАНА. Тётя, цыгане не приходили?

ЗИНА. Пока не приходили, Тана. Они в Румынии. А у нас человек новый. Тит. В честь ракеты!

ТАНА. (Герману) Деньги есть? Кушать есть?! Помогай – помогай!

ЗИНА. Тана!! Он во сне кричит! Его небо зовёт!

ТИТОВ. Я не космонавт. И я не Тит. Герман Титов и всё!

ТАНА. Тётя, это по картам?

ЗИНА. Нет – в честь!

ТИТОВ. Зачем нужна цыганка? Я – честный мошенник. Я начитанный, образованный человек. А это – черновлажное лепестковое мельтешение – в миг обчистит!

ТАНА. Наши цыгане богатые. Люли.

АНДРЕЙКА. Я видал люлей. Весёлые.

ТАНА. Старик! Дедушка. Цыгане ни для кого. Они идут сквозь. Они, как песок.

АНДРЕЙКА. Ась? Тана, дочка, ухи у меня заросли. Ори прям в голову.

ТАНА. А я цыганкой была, всё-всё умела. Шпагат. Двойное сальто. Воровать умела. А теперь забыла. Тётя, теперь я кто?

ТИТОВ. Гном, кажется. Ну. Конечно, смугло-кудрявый гном!

ТАНА. Гном – это кто такой? Это русский? Это не цыган уже? (смотрит на свои ладони) Где, куда идти – я не ведаю. Я не хочу быть русским. Я цыганская дочь! Я не люблю русских!

ТИТОВ. Будешь, как миленькая! А что любишь – такого не будет!

ТАНА. Почему? Тётя, почему он так горько сказал?

ЗИНА. У него язва желудка.

ТИТОВ. Потому, дура цыганская, что ни у кого нет, что он любит. Ни у

кого! В мире!

ТАНА. А что тогда есть?

ТИТОВ. Течение, дура, жизни.

ТАНА. У всех гробы тёмные. А у цыганов светятся.

ТИТОВ. Врёшь!

ТАНА. Дай денюжку, скажу.

ТИТОВ. Не дам. Я олигарх. Мне это тяжело. Я даже у психиатра пробовал лечить эту окаянную страсть к деньгам.

ТАНА. Ну и как?

Титов молчит.

Хорошо, я тебе даром скажу, жадный русский. Цыган хоронят в стеклянных гробах.

ТИТОВ. Спящие красавцы?

ТАНА. Да! Спящие красавцы! Им невмочь в темноте, невмочь!

ЗИНА. Товарищ Тит, она маленькая, она контуженная. Дитё же.

АНДРЕЙКА. Когда я был маленьким, я в другой стране жил. Забыл – где. Вроде – здеся, только чуток повыше. Как найти такое?

ТИТОВ. В итоге я понял. Или вы издеваетесь все, или глубоко несчастные люди. Хоть и в противном обличие.

ТАНА. Русский, дай денюжку?

ТИТОВ. На тебе рублик.

Титов даёт Тане монетку.

Тана играет монеткой.

ТАНА Тётя, я боюсь, цыгане вернутся, они вас обворуют.

ЗИНА Тана, цыгане по-другому не могут.

ГЕРМАН. Вот, вы, Зина, даже и не спросите, как же я решил вас обмануть?

ЗИНА Гера, не обманул ещё? Я уж думала – позади это.

ГЕРМАН Мне нужен простор.

АНДРЕЙКА. А правда, чё-то счастья нигде нету!

ГЕРМАН Мне не нужно вашего счастья, старик в заячьей шапке! Простор. Необъятный.

ТАНА Пустыня – простор. Кара-Кумы.

АНДРЕЙКА. Тихий океан – простор. То – бедуины. То – водоплавы.

ГЕРМАН. Нет-нет! Поля и небо! Среднерусский – умеренный дневной простор. То зной, то вдруг унылая прохлада. Трава в простых цветочках. Лишь безобразит вид ваш дом!

ТАНА. Как они там, в Румынии?

Тана садится на лавку и нижет бусы из ягод рябины, нашёптывая на каждую ягоду.

ТИТОВ. Это зачем она так?

ЗИНА. Это цыганская контузия.

АНДРЕЙКА. А в энтих полях умеренных не заплутаешь? Может пустыня послабже будет?

ЗИНА. Мы с покойником, Петром Елисеевичем, Тану-цыганку в поле нашли. Табор ушёл, а она лежала одна. Девочка.

АНДРЕЙКА. Было время весёлое, русский барин заскучает средь полей-то и на цыган выпрется. Рубаху рванёт на груди. До тла промотается. Чибиряшечка!

ЗИНА. А ты откуда знаешь?

АНДРЕЙКА. Знаю. Пуля в лоб.

ЗИНА. Врёт он всё! Короче! Лежит девочка в Иван-чае, а у самой голова липкая. У цыган волос густой, кучерявый, мы даже не сразу рану нашли. И тело всё… сволочь какая-то бешеная искусала всю. Мы с покойником в больницу, а у ней страховки нету. Тогда мы сами. И коза наша Милка. Втроём выходили цыганку.

ТАНА. Правда, тётя, правда! Помню, чёрный такой, зубы железные. Навис. Я укусила. Он ударил. Не помню.

Тана от волнения грызёт свои бусы из рябины, съедает одну ягодку.

ГЕРМАН (трёт виски) Так. Так. Так. Ну что ж. Всё это очень интересно, уважаемые… скажите мне, Зинаида, я вам давал три тысячи рублей?

ЗИНА. Давал.

ГЕРМАН. Все слышали?

ЗИНА. Все.

ГЕРМАН. Где они, три тысячи?

ЗИНА. Сейчас придут.

ГЕРМАН. Так кто у нас наивный?

АНДРЕЙКА. Ты! Ротозей! Ухошлёп!

ТИТОВ Я-то в порядке! А денюжки – где?

ЗИНА. Простите вы нас, Германида Титовна! Мы стараемся, угождаем, как можем.

ТИТОВ. А я вам вот что скажу. Эти деньги украли! Плевать, что вы обзываетесь!

ТАНА. Врёшь! Я не брала! Сволочь! Титя сучья! Чтоб тебе покойница грелкой была! Чтоб тебя в мокрой земле хоронили! Чтоб ты ссал и Тану вспоминал!

Тана прыгает в погреб.

АНДРЕЙКА. Титюшка Германская, я лично денег в руках не держал с одна тыща семьсот…

ГЕРМАН. Молчать! Всем молчать! Деньги украл урод Бабыкин!

ЗИНА. Свёклу. Это всё Дракино ворует. Красавица Елена – агроном кричит – свекла пестицидная, перетравитесь! Бабыкины особо охочи до свёклы. Они на голову слабые по мужской линии. Товарищ Германович, денег Бабыкин не крал. Денег в Дракино никто не крадёт. В Дракино денег нету.

ТИТОВ. А мои три тыщи?!

АНДРЕЙКА. А чё твои три тыщи на наших на просторах?

ЗИНА. Вот придёт Валерка, я ему шею намылю, что ждать заставил.

ТИТОВ. В бегах он уже… Я чувствую…

Входит Валерка весь в колбасе и свёртках.

ВАЛЕРКА. Вот он я! Киш-миш даже нашёл! Чёрные жадные, но Бабыкины жаднее! Сбил-таки цену! Помянем с миром!

ТИТОВ. А теперь слушайте. Я вам деньги дал – вы взяли. Назад пути нет. Вы колбасы купили. А я вам впрок дал, чтоб вы жили потом, чтоб дом ваш сломать, а у вас деньги были. Из моей башни мне на вас смотреть противно. Я хочу холодную природу видеть, а не вашу мучительную избёнку. А про хрустали и океаны я наврал для смеху. Для поддержания идиотского разговора. У меня серьёзный, холодный характер, будьте уверены! Миллионер я и бизнесмен. Я хочу отдыхать красиво. Чтоб к завтрашнему дню вы из этой халупы съехали. Слышите рокот? Это бульдозеры идут. Здесь будет ровно. Здесь будет газон. Возможно, розарий. И уж несомненно – фонтан!

Герман уходит.

Все потрясённо выпивают.

К А Р Т И Н А 3

Ночь. Полнолуние. Река. Высокие травы. Кусты. Ивы. Нескончаемое лето.

ГЕРМАН прячется в кустах.

Входит ТАНА.

Тана снимает юбку, полощет её в реке, развешивает на кусте.

ТАНА. Ляля.

Тана снимает вторую юбку, полощет её в реке, развешивает на другом кусте.

ТАНА. Сона.

Тана снимает третью юбку, полощет её в реке, развешивает на третьем кусте.

ТАНА. Лорина.

Тана снимает четвёртую юбку, полощет её в реке, развешивает на четвёртом кусте.

ТАНА. Зара.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒