Документы по истории объединения Италии

Из донесения К. Кавура сардинскому королю Виктору Эммануилу II, 24 июля 1858 г.

…Как только я был введен в кабинет императора, последний прямо приступил к вопросу, разрешение которого являлось целью моего путешествия. Он начал уверением, что решил поддержать Сардинию всеми силами в случае войны с Австрией, лишь бы только эта война была предпринята не в революционных целях, а по основаниям, которые могли бы быть оправданы в глазах дипломатии и, что еще важнее, в общественном мнении Франции и Европы…

После весьма долгих рассуждений, о которых я не буду сообщать вашему величеству, мы пришли к соглашению на следующих основаниях... Долина реки По, Романья и легатства должны составить королевство Верхней Италии под властью савойского дома. Папе остается Рим и окружающая его территория. Остальная часть папского государства с Тосканой образовали бы в таком случае королевство Центральной Италии. Территория королевства Неаполитанского осталась бы без изменений. Четыре итальянских государства должны образовать конфедерацию по образцу конфедерации германской, и председательство в этой конфедерации должно быть отдано папе с той целью, чтобы утешить его за потерю лучшей части его владений... Император спросил меня, что получит Франция и уступит ли ей ваше величество Савойю и графство

Из мемуаров Дж. Гарибальди

В феврале 1859 г. я был вызван в Турин графом Кавуром, чему содействовал Лафарина. Пьемонтский кабинет, который вел тогда переговоры с Францией и был готов начать войну с Австрией, стремился пойти навстречу интересам итальянского народа. Манин, Паллавичино и другие выдающиеся деятели Италии пытались сблизить нашу демократию с Савойской династией, чтобы добиться с помощью большей части национальных сил того объединения Италии, о котором много веков мечтали лучшие умы страны.

Всемогущий тогда граф Кавур вызвал меня в столицу, полагая, что мой престиж в народе еще достаточно велик. Разумеется, я приветствовал его идею воевать с исконным врагом Италии. Правда, я не особенно доверял его союзнику, но что было делать, приходилось мириться...

Из членов правительства я видел в Турине лишь Кавура. Мысль о совместной войне с Пьемонтом против Австрии не была новой для меня. Я привык подчинять любые свои принципы цели объединения Италии, каким бы путем это ни происходило. Это была та же программа, которой мы придерживались, уезжая из Монтевидео в Италию. И когда прекрасное решение Манина и Паллавичино объединить Италию, нашу отчизну, под эгидой Виктора Эммануила было сообщено на Капреру, оно соответствовало моему политическому кредо...

Я могу с гордостью сказать: я был и остаюсь республиканцем, но в то же время я никогда не считал, что народовластие — единственно возможная система, которую следует силой навязать большинству нации. В свободной стране, где доблестная большая часть народа добровольно высказывается за республику, там, разумеется, республика является лучшей формой правления. Если мне придется вновь подать свой голос за эту систему, как это было в Риме в 1849 г., я, разумеется, это сделаю; я буду стараться, чтобы большинство нации присоединилось к моему мнению. Но поскольку в настоящих условиях, по крайней мере ныне (1859 г.), республика невозможна – как по причине царящей в обществе коррупции, так и вследствие связывающей современные монархии солидарности, – то раз представилась возможность объединить полуостров путем сочетания интересов династических сил с национальными, я безоговорочно к этому присоединился...

...Я покинул Капреру и отправился в Геную. В доме моих друзей Оджие и Колтеллетти велись разговоры о Сицилии и наших Делах⁴. Затем в Вилле Спинола, в доме Аугусто Векки, начались изготовления к экспедиции. Биксио был, конечно, главным действующим лицом в предстоящей кампании. Его мужество, энергия, опыт в морском деле, а особенно связи в его родном городе Генуе очень нам помогли... Было решено, что, раз сицилийцы сражаются, надо поспешить к ним на помощь, независимо от того, имеются ли шансы на успех или нет. Однако тревожные слухи едва не по. губили прекрасный замысел. Телеграмма из Мальты, присланная заслуживающим доверия другом, извещала, что все потеряно ц что на острове укрылись уцелевшие сицилийские революционеры

Почти полностью прекратилась подготовка к экспедиции. Должен, однако, признать, что это нисколько не поколебало нашего доверия к... сицилийцам, которые под руководством храброго Биксио все же решили искусить судьбу хотя бы для того, чтобы на месте в самой Сицилии проверить правильность этих слухов. Тем временем правительство Кавура чинило нам всякие препятствия, опутало нас сетью интриг, которые преследовали нашу экспедицию до последнего момента. Приспешники Кавура не могли сказать: «Мы не желаем экспедиции в Сицилию». Общественное мнение нашего народа заклеймило бы их, и дутая популярность, приобретенная ими на деньги нации, подкупом людей и газет, вероятно, пострадала бы. Поэтому я мог кое-что предпринять для сражающихся братьев, не боясь, что эти господа меня арестуют. Ведь я опирался на сочувствие народа, сильно взволнованного мужественной решимостью храбрых островитян... Лафарина, посланный Кавуром для наблюдения, видимо, не верил в успех этого дела и убеждал меня, якобы на основании своего знания сицилийцев, ибо он родился в Сицилии, что как бы там ни было, но раз повстанцы потеряли Палермо, значит, потеряно все...

В Милане находились пятнадцать тысяч хороших ружей; более того, денежные средства, которыми можно было располагать. Во главе фонда «Миллион ружей» стояли Безана и Финци, на которых также можно было положиться. Вызванный мною Безана приехал в Геную с деньгами, оставив в Милане приказ переслать нам оружие, боеприпасы и прочее находящееся там снаряжение. В то же время Биксио вел переговоры с администрацией пароходного общества Рубаттино, в лице Фоше, о пароходах для доставки нас в Сицилию. Дело налаживалось: благодаря энергии Фоше, Биксио и героизму итальянского юношества, стекавшегося к нам со всех сторон, мы могли бы через несколько дней отплыть. Но вдруг неожиданное препятствие не только задержало, но едва не погубило все наше дело. Посланные мною за оружием в Милан встретили у арсенала королевских карабинеров, запретивших взять хотя бы одно ружье! Такое распоряжение отдал Кавур. Это препятствие, конечно, расстроило и раздосадовало нас, но все же fie могло заставить отказаться от нашего намерения. И так как оружия у нас теперь не было, мы попытались купить его в другом месте. Не сомневаюсь, что это нам удалось бы. Тогда Лафарина предложил тысячу ружей и 8000 лир, которые я принял, забыв о прошлом. Корыстная щедрость высокопоставленных лиц! Получилось так, что мы были лишены хорошего оружия, оставшегося Милане, и нам пришлось пользоваться дрянным оружием Лафарины.

Мои товарищи... могут рассказать, с каким жалким оружием нам пришлось сражаться в этой славной битве против бурбон-пев, вооруженных отличнейшими карабинами! Все это затягивало наш отъезд. Поэтому мы были вынуждены отправить по домам многих волонтеров, которые из-за недостатка транспортных средств были теперь не нужны, а также из боязни вызвать излишние подозрения у полиции, не исключая французской и сардинской. Однако твердое намерение сделать хотя бы что-нибудь и нежелание покинуть в беде наших братьев сицилийцев побороли все препятствия. Мы созвали волонтеров, подготовленных для экспедиции, которые немедленно явились, особенно ломбардцы. Генуэзцы тоже были наготове. Оружие, боеприпасы, провиант и наша небольшая поклажа были погружены на борт маленьких шлюпок.

Два парохода – «Ломбардия» и «Пьемонт»... были зафрахтованы; в ночь с пятого на шестое мая эти суда покинули порт Генуи, чтобы забрать людей, ожидавших частью в Ла Фоче, частью в Вилла Спинола. Неизбежные трудности в такого рода предприятиях повстречались и нам. Погрузиться на борт двух пароходов в гавани Генуи, сняться с якоря у дока, овладеть командой, заставив ее помогать «пиратам», развести пары, взять на буксир «Пьемонта» «Ломбардию» — пароход, который еще не был готов, — и все проделать при чудесном свете луны — это легче, пожалуй, описать, чем выполнить. Для этого нужно много хладнокровия, способностей и везенья.

...На заре все были на борту. Веселое оживление при мысли о предстоящих опасностях, риске и сознание, что они служат святому делу отчизны, светились на лицах «Тысячи». Почти все они были альпийские стрелки, те самые, которых несколько месяцев тому назад Кавур покинул в глубине Ломбардии – в тылу австрияков, отказавшись послать им по приказу короля подкрепления, те самые альпийские стрелки, которых Туринское правительство принимало словно зачумленных, когда они, к несчастью, обращались к нему за помощью...

Как прекрасны были мои юные ветераны, бойцы за свободу Италии! Гордый их доверием ко мне, я чувствовал, что способен взяться за любое дело.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒