Соотношение силовых и мирных методов разрешения конфликтов

Известные с древнейших времен военные и мирные методы Разрешения конфликтов и на практике, и в научных исследованиях нередко противопоставляются друг другу. Особенно ярко это противопоставление проводилось и проводится в сфере международных отношений. Так, канадский исследователь переговоров Г. Уинхэм пишет, что переговоры выступали наподобие крепости или великой стены и были инструментом тех, кто инстинктивно старался сохранить достигнутое. Величайшим благом, которое могли дать переговоры, была стабильность, а самая большая угроза стабильности исходила именно от тех, кто стремился изменить международный статус-кво посредством военного насилия.

Аналогичное противопоставление двух видов средств проводит отечественный исследователь С.Н. Гончаров, занимающийся, казалось бы, совсем другой областью — историей и дипломатией Китая периода средних веков. С.Н. Гончаров указывает на наличие двух доктрин, распространенных в Китае в тот период: доктрины «мироустроительной монархии», согласно которой император карал «непокорных варваров» и тем самым «приводил мир в гармоничный порядок», и доктрины договорных отношений. Последняя подразумевала, что Китай является «одним из двух суверенных государств (партнеров)» во внешней политике. Выявление и описание этих двух методов можно найти у многих авторов, работающих в различных областях социального знания.

Однако было бы неправильным ограничиваться только жестким противопоставлением переговоров военным действиям. Будучи действительно принципиально различными и даже антагонистическими по своей сути, мирные методы (переговоры) и силовые подходы на протяжении многих веков составляли диалектическое единство: войны часто заканчивались мирными переговорами, а заключенные в результате переговоров соглашения нарушались в ходе войн. Более того, во многих случаях эти крайние методы использовались как дополняющие друг друга средства в достижении политических целей. Классическими примерами сочетания военных и переговорных методов являются случаи, когда одна из сторон начинала военные действия против другой и, завоевав часть территории, садилась за стол переговоров, но уже с позиции силы. Порой участники конфликта вели боевые действия и одновременно налаживали переговорный диалог. Все это позволило французскому исследователю А. Плантею прийти к заключению, что вооруженные сражения и переговоры представляют собой сопутствующие, иногда конкурирующие, но не взаимоисключающие типы отношений в человеческом обществе.

Соотношение силовых и несиловых методов решения проблем, не является раз и навсегда заданным. Оно менялось на протяжении исторического развития. По-разному эти методы представлены и в различных культурах. В истории западной цивилизации первоначально роль политических переговоров сводилась главным образом к подведению итогов войны или попыткам переделки мира в ее преддверии. Российский автор В.Б. Луков замечает, что в течение столетий международные переговоры использовались в основном как средство легализации результатов вооруженных конфликтов или как инструмент подготовки новых войн. В результате этого переговоры являлись частью военной стратегии, призванной компенсировать военную слабость государства, или они давали возможность полнее реализовать военное превосходство одной из сторон. Близкую точку зрения высказывает Г. Уинхэм. В частности, он замечает, что на заре истории дипломатии основным предназначением переговоров было восстановление отношений между государствами, которым угрожал конфликт или которые уже страдали от конфликта. В этом смысле они выполняли скорее вспомогательную функцию по отношению к силовым методам разрешения противоречий.

Исторических примеров, в которых мирные средства разрешения конфликтов играли второстепенную, подчиненную роль по отношению к силовым, можно привести множество от древности вплоть до наших дней. Еще в античности, по свидетельству Фукидида, афиняне с помощью переговоров пытались навязать свои условия мира более слабым мелиянам, угрожая в противном случае полностью уничтожить их. А французский дипломат XVIII в. Франсуа де Кальер, перу которого принадлежит первая книга, посвященная переговорам («О способе ведения переговоров с монархами»), подчеркивал, что их участник должен быть прежде всего хорошо информирован о состоянии вооруженных сил противоположной стороны для того, чтобы представлять пределы оказываемого на нее давления.

Отражением этих реалий явился и характер научных исследований. За долгие столетия написано множество трактатов по искусству ведения войны, но практически до XX в. не было исследований по искусству ведения переговоров за исключением разве что указанной работы Ф. де Кальера и упоминаний различных случаев из практики ведения переговоров. К таким «случаям из практики» относятся, например, описания переговоров на крупнейших конгрессах XVII—XIX вв. — Вестфальском (1648), положившему конец Тридцатилетней войне; Карловицком (1698-1699), на котором был заключен мир между Османской империей и «Священной лигой», включавшей в себя Россию, Австрию, Венецию и Речь Посполитую, и других конгрессах.

Отсутствие работ по обобщению переговорной практики, теории переговоров вплоть до второй половины XX столетия нашло отражение и в том, что, например, в толковом словаре русского языка, изданном в СССР в 1935—1940 годах под редакцией Д.Н. Ушакова, есть определение только мирных переговоров, которые проводятся по окончании войны. Иные переговоры вообще не упоминаются.

Такой приоритет силовых методов над переговорными в истории объясняется прежде всего тем, что на протяжении многих веков международные отношения строились главным образом как отношения, направленные на распределение и перераспределение сфер влияния, ресурсов и т.д. Силовой фактор и военная мощь были доминирующими в определении роли государства на международной арене, именно поэтому, по замечанию отечественного исследователя А.А. Мурадяна, исторические факты говорят о том, что искусство дипломатии чаще всего преуспевало тогда, когда оно опиралось на значительную военную силу.

Из сказанного, однако, не следует, будто лишь развитие цивилизации повлекло за собой применение переговорных форм и методов урегулирования конфликтов. В этом отношении интересны записи, опубликованные американским автором У. Юри, о том, как подходят к разрешению конфликтов в так называемых традиционных культурах, в частности в бушменских племенах, живущих на юго-западе Африки. У. Юри, вслед за рядом других антропологов, пишет, что в традиционных культурах конфликты и споры необязательно разрешаются силой. Там существуют различные процедуры и механизмы для того, чтобы избежать насилия и разрешить конфликт мирным путем, в их числе и такие, как приглашение свидетелей для доказательства правоты в споре, моральное осуждение человека, нарушившего принятые нормы, убеждение и т.п.

Если же говорить о мире в целом, то эволюция соотношения переговорных и силовых средств воздействия на глобальном уровне все-таки шла по пути повышения роли переговоров при урегулировании конфликтов. И это несмотря на лавинообразное развитие конфликтов после окончания «холодной войны». Что же позволяет сделать такое заключение? Как это ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но главное здесь — развитие и совершенствование военных технологий. Подойдя к определенной грани — появлению средств массового уничтожения, мировое сообщество осознало, что сегодня резко ограничена возможность силового воздействия. В связи с угрозой полного уничтожения всех участников конфликта их применение стало бессмысленным. В результате во второй половине нынешнего столетия, как отмечает А.А. Мурадян, стала набирать силу тенденция, суть которой заключается в том, что необратимый процесс утраты «силовым фактором» своей роли фундамента мировой политики способствовал росту значения политических инструментов. Акценты в современной политике и дипломатии постепенно смещаются от методов жесткого военного принуждения к искусству «урегулирования» и «соглашения». Конечно, пишет А.А. Мурадян, данный процесс противоречив и неоднороден, и все же он достаточно выразительно характеризует магистральное направление развития современной дипломатии.

Кроме того, односторонние, в первую очередь военные, действия все более ограничиваются не только растущей военной, но также экономической, экологической, информационной, социальной и прочей взаимозависимостью мира. Как следствие этих процессов, переговоры становятся не просто ведущим, а единственно возможным средством урегулирования крупнейших конфликтов.

Принципиальное изменение роли и места переговоров во второй половине XX в. привело, по мнению отечественного исследователя В.А. Кременюка, к формированию системы международных переговоров, которая обладает тенденцией отражать и по своей сути и по структуре существующую систему современных конфликтов и споров. Эта система становится все более универсальной, объединяющей в себе формальные и неформальные процедуры разрешения конфликтов и определенные правила поведения: ненасилие, ориентацию на совместный поиск решения, сотрудничество. (Подробнее об этом см. гл. 18, параграф 2.)

Развитие процесса политической и экономической интеграции в мире одновременно способствует укреплению и совершенствованию самого переговорного механизма, его институциализации. Это выражается, в частности, в создании постоянных переговорных форумов, таких как СБСЕ, оформившихся впоследствии в международную организацию ОБСЕ; в использовании международных организаций, в первую очередь ООН, для разрешения конфликтных ситуаций.

Совершенствование переговорного механизма на международном уровне сопровождается аналогичными процессами в отдельных странах. Так, перераспределение власти в ЮАР, ее отказ от апартеида, были подготовлены, по образному выражению известного исследователя в области урегулирования конфликтов У. Зартмана, мириадами небольших переговоров на различных уровнях.

Определяя подход к решению конфликтных ситуаций в мире на глобальном уровне как переход от силовых методов к переговорам, следует сделать оговорку, что это может рассматриваться только в качестве самой общей исторической тенденции. Данный процесс сложен, противоречив и вовсе не исключает использования силовых методов в той или иной конкретной стране или регионе. Так, конец 80-х и начало 90-х годов характеризовались резким возрастанием числа вооруженных локальных конфликтов в Европе. Вообще же на локальном уровне силовые методы решения конфликтов остались весьма распространенными. Более того, здесь можно выделить такие тенденции, как продолжение использования террористических действий (примером тому могут служить конфликты в Северной Ирландии, Чечне и некоторых других регионах планеты), стремление сторон (или одной из них) «идти до конца», несмотря ни на какие жертвы (Чечня, Афганистан).

 

Гришина Н.В. Разрешение конфликтов, обучение навыкам эффективного поведения в конфликтах.:

КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ. В главе 9 рассматривается возникновение практики управления конфликтами, ос­новные понятия, описывающие этот процесс, факторы, оказывающие влияние на «управляемость* конфликтов, используемые способы урегулирования конфликтов, переговорная практика.

• Становление практики управления конфликтами

— переход от изучения конфликтов к их разрешению

— начало практической работы с конфликтами

— современная позиция

• Основные понятия управления конфликтами

— «профилактика» конфликтности

— основные термины и понятия

— конструктивное или деструктивное развитие конфликтов: факторы их

«управляемости»

• Работа с конфликтами

— способы урегулирования конфликтов

— несиловые» методы разрешения конфликтов

— переговоры

а) становление переговорной практики

б) модели переговоров

• Участие третьей стороны в разрешении конфликтов

— основные формы разрешения конфликтов с помощью третьей стороны

— арбитраж

— медиаторство

а) основные понятия

б) эффективность медиаторства: за и против

в) границы применения

г) стратегии и техники медиаторства

• Психология людей против усилий конфликтологии?

• Резюме

Становление практики управления конфликтами. Переход от изучения конфликтов к их разрешению. Хотя конфликтология и определялась нами ранее как область, объединяющая раз­нообразные теоретические и практические подходы к объяснению конфликтов и работе с ними, с самого начала она тяготеет к практической ориентации, видя своей задачей «профилактику» («сдерживание») и разрешение конфликтов. Не следует забывать, что своим возникновением конфликтология в немалой степени обязана жестокому опыту двух мировых войн. Выявление средств и способов предотвраще­ния опасных социальных конфликтов, поиск конструктивных возможностей регу­лирования человеческих отношений становится осознанной общественной потреб­ностью. Возникает необходимость существования специальных социальных инсти­тутов регуляции межгосударственных отношений, создается Организация Объеди­ненных Наций (ООН), призванная решать задачи поддержания международного мира и безопасности, регулирования отношений и осуществления сотрудничества между государствами и т. д.

В качестве одной из отправных точек в процессе научного и организационного становления современной конфликтологии называют заседание Социологической ассоциации при ЮНЕСКО по проблемам конфликтов в 1957 году. Именно в 60-е годы проводятся первые конференции и симпозиумы, посвященные конфликтам, создаются исследовательские центры, начинается выпуск периодических изданий, в частности и наиболее известного из них «Журнала разрешения конфликтов» (Journal of Conflict Resolution).

Интенсифицируются и научные исследования в области конфликтных отноше­ний и их альтернатив. Выходят первые фундаментальные работы западных авторов по проблемам конфликтов, в том числе и такие значительные (по силе своего влия­ния), как уже упоминавшаяся книга Л. Козера «Функции социального конфликта» (1956). И хотя в основном они носят социологический характер и посвящены соци­альным конфликтам, под влиянием этих работ начинает меняться и психологическое понимание конфликтов. Во многом социологические работы апеллируют и к психо­логии людей, и к психологическим возможностям регулирования их отношений.

Постепенно свой вклад в эту работу начинают вносить и психологи. Уже в 1948 году выходит работа К. Левина «Разрешение социальных конфликтов», единственная научная книга по этой проблеме за предшествующее десятилетие, исследующая в том числе про­блемы социальной атмосферы в группах и такие аспекты, как противоречия в целях членов группы, их готовность считаться с позициями друг друга и т. д.

Начало практической работы с конфликтами

Обращение социальных ученых к практической работе с конфликтами предпола­гало принятие иной профессиональной позиции по отношению к изучаемым явлени­ям. Традиционная точка зрения основывается на необходимости беспристрастной по­зиции ученого, обязанного позаботиться о том, чтобы даже методы исследования не оказали косвенного влияния на изучаемые явления. Но специалисты - особенно сегодня - не всегда хотят оставаться равнодушными регистраторами происходящих процессов. Например, с позиции так называемой «активистской социологии» (фран­цузской акционисткой школы) - «социолог должен непосредственно участвовать на стороне той силы, которую он считает прогрессивной, и содействовать тому, чтобы участники конфлик­та постоянно рефлексировали по поводу своих действий и высказываний, отдавали себе отчет в том, как они формулируют цели своего движения и какими средствами они собираются пользоваться и пользуются на самом деле» (Здравомыслов, 1995, с. 10-И). (Эта точка зрения находит поддержку и у отечественных социологов.)

С аналогичными трудностями в определении своего отношения к проблемам об­щества столкнулись и психологи. Исследование структуры профессионального са­мосознания итальянских психологов начала 80-х годов выявило несколько типов их профессиональной идентичности. Острота социальных проблем тогдашнего италь­янского общества и его ожидания, связанные с участием ученых в решении этих проблем, инспирировали формирование позиции, в соответствии с которой «психо­лог должен, прежде всего, выявить и устранить социальные корни человеческих страданий, иными словами, включившись в активную политическую борьбу, спо­собствовать изменению провоцирующих их обстоятельств» (Донцов и др., 1996, с. 9). Тип профессионального самосознания, противоположный данному, — это междисциплинарный эксперт, диагностирующий социальные проблемы и изучаю­щий возможные пути их разрешения. Придерживаясь подобной позиции, психолог также ориентируется на работу с общественными проблемами, признавая позна­ние и преобразование социальной реальности в качестве своей главной задачи, од­нако инструмент его деятельности — не активное личное участие в решении соци­альных проблем, а использование чисто профессиональных методов. (Другим ти­пам профессионального сознания психологов, ориентированных на работу с лично­стью и ее проблемами, соответствуют психотерапевты, инструментом работы которых является собственная личность, и клинические психологи, выступающие скорее как эксперты, вооруженные профессиональными приемами психодиагнос­тики и коррекции.)

Неправомерно было бы ставить вопрос о приоритете той или инай позиции — совершенно очевидно, что современная психология лишь выигрывает от разнообра­зия и сочетания различных видов профессиональной деятельности психологов. Бо­лее того, отказ от какого-либо из этих видов существенно сократил бы практиче­ские возможности психологии и, в конечном счете, сузил бы пространство и пер­спективы ее дальнейшего развития.

Первые попытки организации практической работы по предотвращению и раз­решению социальных конфликтов связаны с именем К. Левина, когда-то давшего классическое описание основных типов конфликта, а в последние годы своей про­фессиональной деятельности посвятившего себя поискам практического примене­ния своих теоретических разработок. Левин стал одним из основателей «Журнала социальных проблем» (Journal of Social Issues) и Общества психологических исследований социальных проблем (Society for the Psychological Study of Social Issues). По свидетельству его дочери, обращение Левина к проблемам общественной жизни было следствием пережитых им и его семьей потрясений, гибели его матери и других родных от рук фашистов. Исследование, необходимое для социальной практики... это тип исследовательского дей­ствия, сравнительного исследования условий и эффектов различных форм социального действия и исследования, ведущего к соци­альному действию. Исследование, которое не создает ничего, кроме книг, не будет доста­точным удовлетворительным. (Lewin M., 1992).

Систематическое, предпочти­тельно экспериментальное исследование соци­альных проблем и попытки их решения Левин объе­динил в парадигму активного исследования. По за­мыслу автора, она характеризуется следующими чертами: 1) циклический процесс планирования, действия и оценки; 2) продолжающаяся обратная связь результатов исследования со всеми вовле­ченными сторонами, включая клиентов; 3) коопе­рация исследователей, практиков и клиентов через весь процесс с самого начала; 4) приложение принципов, управляющих социальной жизнью и групповым принятием решений; 5) принятие во внимание различий в ценностных системах и структурах вла­сти всех сторон, вовлеченных в исследование и 6) одновременное использование актив­ного исследования для решения проблем и порождения нового знания. Парадигма «активного действия» была описана Левином в его последних работах, и он стремился к ее активному внедрению в различных областях. Однако, по свиде­тельству его учеников, она не получила при жизни Левина широкого распростране­ния, возможно в силу преобладания канонов позитивистской «нормальной науки», доминировавшей в академическом мире. Левин отдавал себе отчет относительно возможного скептицизма, связанного с сочетанием фундаментальных исследований и практических приложений. «Возникает вопрос, не приведет ли взаимосвязь между теоретической социальной наукой и практическими потребностями общества к сни­жению научного уровня...Психологи относительно недавно признали необходимость теоретического подхода, и возникают опасения, что обращение к прикладным проблемам войны задержит это развитие. Изучающий групповую жизнь должен осоз­навать эту опасность и еще большую опасность оказаться на службе социальных ин­тересов одной из сторон. Мы не должны, однако, пытаться повернуть время вспять и воздерживаться от научного движения, если мы готовы к нему. Мы должны смотреть вперед, и я убежден, что если ученый действует правильно, тесная связь с практикой принесет свои плоды для развития теории» (цит. по: Deutsch, 1992, р. 37).

Со временем, однако, интерес к идеям Левина начинает возрастать. По оценке Арджириса, в периоде 1980 по 1989 год в ведущем реферативном психологическом журнале (Psychological Abstracts) было опубликовано около 110 статей, отражаю­щих активное исследование, или «активную науку», и это, возможно, неполный пере­чень (Bargal et al., 1992). В специальном выпуске «Журнала социальных проблем», посвященном наследию К. Левина, Бэргэл и Бэр рассказывают об опыте примене­ния теории поля в работе по управлению конфликтами в группах арабо-палестинс-кой и еврейской молодежи. За время существования этой школы в ее работе приня­ли участие около пяти тысяч молодых людей, представляющих обе стороны. Трех­дневная работа группы начинается с сессии, на которой участники высказывают свои пожелания и вместе с тренерами создают программу занятий. Используются разнообразные игры и приемы, объединяющие участников разных национальностей. Второй день работы посвящен знакомству с культурой друг друга, например с такими вопросами, как взаимоотношения между родителями и детьми, юношами и Девушками. На третий день предметом основного внимания становится проблема фор­мирования идентичности. Обсуждаются политические и социальные аспекты самоидентичности, предрассудки, стереотипы, дискриминация. Благодаря уже сложив­шимся отношениям между членами группы возможна коррекция ошибочных и разру­шающих установок. Теоретическую опору этой работы авторы видят в трудах Леви­на, посвященных этнической идентичности и отношениям большинства и меньшин­ства, в его теории индивидуального изменения в группе, а также в принципах дей­ственного исследования (Bargal, Bar, 1992).

Одна из первых практических попыток решения задачи по улучшению отношений, это - эксперимент Дж. Морено, проведенный в начале 30-х годов в государственной учебно-воспитательной колонии {город Хадсон, штат Нью-Йорк). В этой колонии на­ходилось около пятисот девушек из неблагополучных семей, чье поведение было де-ликвентным. Девушки проживали группами в отдельных домах. Для решения реабили­тационных задач были созданы самые благоприятные условия жизни, учебы, занятий спортом, овладения профессиональными навыками и т. д. Однако между отдельными группами девушек, а также между колонистками в целом и руководством сложились напряженные отношения; кроме этого, не прекращались попытки побега, а успевае­мость была низкой. Прежде всего, было проведено тщательное социометрическое обследование всех групп девушек. Благодаря ему были выявлены те из них, кто оказался в изоля­ции, был отвергаем или, наоборот, имел особое влияние на группу. Дальше Морено прибег к психодраме, включавшей в том числе и обмен ролями между «звездами» и «изгоями» группы. Чувства сопереживания по отношению к последним, возникав­шие у участников группы во время психодрамы, становились основой постепенного возникновения солидарности в группе. Если этого не происходило, то девушек пе­ремещали из одной группы в другую на основе социометрических показателей. Ког­да основной конфликт развивался между группой и администрацией, психодрама концентрировалась на группе в целом. Данный эксперимент Морено рассматривается как успешное соединение социо-терапии и психотерапии, впервые реализовавшее на практике концепцию терапев­тического сообщества (Лейтц, 1994).

Еще один пример психологического проекта по улучшению отношений между людьми — это созданный в Гарварде Исследовательский центр по созидательному альтруизму. Его возникновение было результатом усилий П. Сорокина, одного из крупнейших социологов своего времени, пережившего разочарование в возможно­сти эффективного использования политических, культурных, религиозных и идео­логических средств смягчения социальных и, прежде всего, военных конфликтов. Он выдвигает, чисто психологическую задачу «значительного увеличения бескорыстной, созидательной любви во внешне проявляемом поведении, межличностных и межгруп­повых взаимоотношениях в общественных институтах и культуре в целом», без чего «прочный мир и гармония между людьми невозможны» {Сорокин, 1991, с. 217). Ре­зультатом исследовательской работы Центра стала серия работ Сорокина и его кол­лег, посвященная описанию и изучению феномена альтруизма и созидающей любви, которые укрепили его в убеждении, что это именно та сила, которая способна предот­вращать агрессию и изменять враждебные отношения на дружеские. При этом он не ограничился чисто теоретическим изучением интересовавших его проблем, но пред­принял экспериментальную проверку эффективности «метода добрых дел»: «Мы выб­рали пять пар студентов. Партнеры в каждой паре ненавидели друг друга. Мы поставили себе задачу изменить (за три месяца) эти неприязненные отношения на дружествен­ные с помощью метода " добрых дел". Убедив одного из партнеров в каждой паре попы­таться продемонстрировать дружественные действия по отношению к другому партне­ру, мы затем наблюдали, что получится. Дружественные жесты включали приглаше­ния пообедать вместе, сходить в кино, потанцевать и так далее. Нас интересовало, какие изменения возникают в поведении обоих партнеров, и возникают ли вообще, на основе раз за разом повторяемых " добрых поступков". Опуская подробности, скажу, что мы сделали четыре пары друзьями, а партнеры пятой стали относится друг к другу нейтрально» (там же, с. 229). Аналогичные исследования были выполнены среди па­циентов психиатрической клиники, заключенных и т. д. Результат был тем же, что доказывало эффективность применения метода «добрых поступков». Дело остается за малым — убедить людей делать добрые дела. В США создается Исследовательское общество по созидательному альтруизму (1955), которое с успехом проводит конфе­ренцию, посвященную Новому знанию о человеческих ценностях. Однако оно, по словам Сорокина, «после нескольких лет тихого существования также тихо сконча­лось», поскольку «господствующий во всем мире климат нетерпимости и вражды меж­ду людьми из-за их личного или группового эгоизма оказался совершенно непригод­ным для возделывания прекрасного сада бескорыстной, созидающей любви» (там же, с. 236).

Отсутствие опыта активных практических действий, скептицизм и сомнения, связан­ные с прямым участием ученых в общественной жизни и решении социальных проблем, и даже первые неудачи, однако, уже не могли ничего изменить в принципиальном выборе учеными активной позиции по отношению к практической необходимости решения социальных конфликтов и работы с ними.

Современная позиция. В соответствии с современной точкой зрения на конфликт, однозначно негатив-|'.ное отношение к явлениям конфликта и стремление избежать их считаются не­правомерными. Вместе с тем, очевидно, что конфликты могут оказывать деструк­тивное влияние на человеческие отношения, а потому признается необходимость | их регулирования. Фундаментальная идея современного подхода к управлению конфликтами в раз­ных формулировках сводится к тому, что конфликт может быть управляем, причем управляем таким образом, что его исход будет иметь конструктивный характер | (Constructive Conflict Management, 1994).

Именно работы в области практики управления конфликтами и их разрешения со-|'ставляют основное содержание современной конфликтологии. Развитие конфликтоло-| гии не ограничилось переходом от «объясняющих» концепций к практике управления. В своей статье под обязывающим названием «Конфликт в социально-психологи-^: ческой перспективе» (написанной в соавторстве с С. Шикман) М. Дойч определяет основные на­правления исследований в области конфликта за. Последние десятилетия: 1) выявление условий раз-I вития деструктивного и конструктивного процес­сов конфликта; 2) поиск наилучших стратегий Задача социальных исследователей, занятых проблемой конфликта, состоит в том, чтобы от вопросов «урегулирования» и «разрядки» перейти к созданию теории и «техники» разре­шения конфликтов всех типов

Дойч, Шикман, 1991, с. 70.

В 1985 году Дойч следующим образом сформулировал отдельные положения новой перспективы в изучении конфликтов и в работе с ними:

1.Общая тенденция состоит в ошибочном восприятии конфликта интересов (так же, как и других конфликтов) как конфликтов выигрыша-проигрыша по самой своей природе. В действительности лишь часть конфликтов неизбежно явля­ются таковыми. Необходимо развитие технологий, помогающих людям увидеть и осознать общие цели, даже когда они имеют дело с противоположными инте­ресами.

2.Если конфликт не является по своей природе конфликтом выигрыша-проиг­рыша, необходимо развитие и поддержание кооперативной ориентации в от­ношении решения проблемы. Подобная ориентация должна фокусироваться на интересах разных сторон (а не на их позициях) и стимулировать поиск решения, отвечающего их законным интересам.

3.Полный, открытый, честный и взаимно уважительный коммуникативный процесс должен быть усилен таким образом, чтобы стороны могли ясно выра­жать и'эмпатически понимать интересы друг друга. Такой процесс уменьшит ошибки в понимании, которые ведут к защитным действиям и развитию ори­ентации на выигрыш-проигрыш. В последние годы социальной психологией развиты успешные технологии стимулирования такого коммуникативного процесса и уменьшения неправильного понимания и провокаций, которые часто характерны для коммуникации между сторонами в конфликте.

4.Необходимо стимулировать развитие широкого диапазона выбора для реше­ния проблем в случае расходящихся интересов конфликтующих сторон. В по­следнее время быстро распространяются техники, помогающие людям расши­рить разнообразие, новизну и диапазон альтернативных возможностей, до­ступных в ходе решения проблем.

5.Необходимо развитие более тонкого осознания норм, правил, процедур и тактик, так же как и внешних ресурсов и средств, которые поддерживают пе­реговоры доброй воли и предотвращают уход от переговоров, нечестные уловки и эксплуатацию лиц, вовлеченных в конфликт. Дело в том, что суще­ствуют ресурсы и эффективные процедуры работы со многими общими про­блемами и тупиковыми ситуациями, которые часто приводят к деструктивно­му развитию конфликта. Здесь потенциально полезно участие третьей сторо­ны — советников, медиаторов, миротворцев и арбитров, и существуют эф­фективные способы побуждения человека к переговорам, несмотря на его внутреннее сопротивление (Deutsch, 1985, р. 72-73).

В приведенных суждениях фактически содержатся все ключевые идеи современно­го подхода к пониманию конфликтов и работе с ними. С точки'зрения данного подхо­да, конфликт поддается регулированию; необходимость управления конфликтами связана с их потенциальными деструктивными следствиями; выигрышно-проиг­рышный подход к разрешению конфликтов малопродуктивен и часто не соответ­ствует действительной природе множества конфликтов; огромное значение для рабо­ты с конфликтами имеют процессы коммуникации, развиваемые участниками конфликта и его «решателями»; наиболее перспективными для разрешения конфликтов считаются переговорные процедуры, в том числе с участием третьей стороны.

Современная западная конфликтология — это своего рода индустрия, имеющая свои исследовательские, практические и учебные центры. Наибольшего развития она достигла в США, где практическая конфликтология стала профессией. Издания по проблемам разрешения конфликтов включают описание и анализ международ­ных, военных, религиозных, этнических конфликтов, конфликтов в семьях, в биз­несе, в тюрьмах, в школах и т. д. Специалисты в области конфликтологии, напри­мер «менеджеры по, конфликтам», оказывают содействие в разрешении конфликтов по заказам частных лиц, различных организаций и даже правительств и ООН.

Интенсивно развивается и отечественная конфликтология. Первый этап осмысле­ния зарубежного опыта и собственной реальности, теоретические обсуждения на конференциях и страницах журналов начинают уступать место практической дея­тельности. В частности, московскими специалистами выполнена работа по со­циологическому сопровождению решения ряда градостроительных проблем, фак­тически представлявшая собой мониторинг возникающих социальных ситуаций, предупреждение, «сдерживание» и разрешение конфликтов (В контексте конфликто­логии, 1999). Частым объектом внимания специалистов становятся проблемы разре­шения трудовых, этнических конфликтов, а также конфликтов властных структур.

Основные понятия управления конфликтами. «Профилактика» конфликтности.

Разнообразие понятий, используемых в области изучения конфликтов, отража­ет даже не столько неопределенность применяемых терминов, сколько реальное разнообразие возможных форм работы с конфликтами. В свою очередь, на практике явно различаются меры, направленные на предупреждение, «профилактику» конф­ликтности и собственно деятельность по управлению конкретными конфликтными ситуациями.

В эффективном урегулировании социальных конфликтов решающая роль отво­дится такому универсальному фактору, как ценность сохранения социального как Целого. В современной социологии все чаще обсуждаются представления о суще­ствовании общих, не зависящих от специфики государственных систем идеалов и стремлений. «Обобщение ценностей», означающее, что «ценности и нормы все в мень­шей степени остаются специфическими для разных групп» (Боглинд, 1993, с. 50), когда-то было названо Т. Парсонсом одним из «механизмов эволюции» в развитии.систем. В наше время появляется и утверждается понятие глобальных, или общечело­веческих ценностей как эффективного средства сдерживания социальных конфликтов (Глобальные проблемы.., 1990).

Л. Козер, разбиравший в своих работах вопрос о длительности конфликта и его завершении, сформулировал эту проблему в наиболее простом виде: «Стремление сторон к миру может быть вызвано очевидной невозможностью достичь цели или

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. А. И. Черевко. Расчет и выбор судовых силовых трансформаторов для полупроводниковых преобразователей. Севмашвтуз, 2007.
2. Акт применения норм права: понятие, структура , виды. Соотношение нормативно-правовых и правоприменительных актов.
3. Беспроигрышный метод для конфликтов между детьми
4. Билет 37. Понятие социальных норм, их виды, характеристика, соотношение.
5. Взаимодействие социальных норм. Соотношение норм права и морали: единство и различия
6. Вопрос 1. ЗАКОННОСТЬ И ПРАВОПОРЯДОК: ПОНЯТИЕ И ИХ СООТНОШЕНИЕ
7. ВОПРОС 45. СООТНОШЕНИЕ НОРМАТИВНОГО ПРАВОВОГО АКТА, АКТА ПРИМЕНЕНИЯ ПРАВА И АКТА ТОЛКОВАНИЯ ПРВА.
8. ВОПРОС 45. СООТНОШЕНИЕ НОРМАТИВНОГО ПРАВОВОГО АКТА, АКТА ПРИМЕНЕНИЯ ПРАВА И АКТА ТОЛКОВАНИЯ ПРВА.
9. ВОПРОС 5. Соотношение государства и права
10. ВОПРОС 5. Соотношение государства и права
11. Вопрос 61: Соотношение права и государства: основные теоретические модели
12. Вопрос 7. Государственная власть: понятие, признаки. Соотношение государственной и политической власти.