Эти сутры — последние. Они завершающие: это итог всего его опыта — следовательно, они обладают огромным потенциалом.

«Чань» — по-китайски медитация. Он говорит, что вы становитесь поистине человеком только благодаря медитативной трансформации, и он говорит это теперь из своего собственного авторитета. Он был интеллектуальным человеком; он начал свое путешествие как мыслитель. Он оканчивает свое путешествие как молчаливое безмыслие. Он, безусловно, имеет право определять человека: он и сам прошел через труднейшее испытание, он и сам показал себя человеком.

Человек — для всех тех, кто знает, — это способность выйти за пределы ума, способность стать не-умом, способность пребывать без единого движения мысли внутри вас. Коль скоро вы узнали эту огромность, это безмолвие, вы не зададите ни единого вопроса о сущем. Дело не в том, что вам известны все ответы, — вы не знаете даже одного ответа, — но все вопросы исчезли, поэтому и потребность в любом ответе тоже исчезла.

В этом состоянии нет вопросов, нет ответов — просто чистое сознание, зеркало, не отражающее ничего... Просто пребывая самим собой, никуда не ходя, оставаясь здесь сейчас, вы обретаете высшее блаженство, которое каждое человеческое существо разыскивало веками, из жизни в жизнь, — но продолжает упускать, поскольку поиск ведется в неверном направлении: человек всегда смотрит наружу — а сокровище внутри.

Он разыскивает в храмах, в синагогах, в церквях, а тот, кого он ищет повсюду, прямо внутри него. Если ему удается остановить все свои поиски, все свои желания, все свои хождения — хотя бы на мгновение, — революция происходит. Внезапно он больше не нищий, он больше не жаждет, не желает, не надеется, не ожидает. Внезапно он становится мастером.

Есть древняя история... Некий король совсем состарился, и был у него только один сын. Он посоветовался с великим мудрецом, к которому всегда обращался за советом и который всегда находил необычный подход к любой предложенной проблеме. Король сказал мудрецу: «Я стар. У меня только один сын, и он унаследует все. Огромное королевство я оставляю в его руках, не зная, способен ли он... Ты не предложишь какой-нибудь способ, чтобы я мог быть уверенным? »

Старый мудрец предложил нечто очень странное — и это было сделано. Принца выслали в колеснице за пределы королевства. Отобрали у него одежду, а ему сказали, что его изгоняют из королевства, и вручили ему нищенскую одежду и чашу для подаяний. Он не мог поверить этому. Он спрашивал: «Какое преступление я совершил? »

Возница сказал: «Я не знаю ничего. Я просто выполняю приказания твоего отца. Тебе не позволяется входить в королевство, в противном случае ты будешь брошен в тюрьму. Так что беги подальше отсюда». И колесница возвратилась во дворец.

Молодой человек был поражен. Это же нелепое поведение; его отец сошел с ума? Он надеялся стать королем, а стал нищим.

Но что тут поделаешь?

Вскоре он почувствовал голод, жажду, и хоть это было очень постыдным, он вынужден был просить. Он стал попрошайничать на улице, как обычный нищий.

Прошли годы; он совершенно забыл, что когда-то был принцем, он освоился. Человек имеет громадную способность адаптироваться к любым условиям, а когда что-то абсолютно неизбежно, то вам больше ничего и не остается. Как-то в полдень, под жарким солнцем стоял он перед постоялым двором, умоляя людей: «Я проголодал два дня, подайте мне что-нибудь». Несколько монет упало в его чашу для подаяний... и тут вдруг он услышал звук золотой колесницы. В одну секунду, сразу же, он вспомнил свою колесницу. Странно... она выглядела точно, как та.

Колесница остановилась и тот же самый возница — хотя и очень постаревший — спустился вниз, коснулся стоп принца, вернул ему его одеяния и его корону и сказал: «Довольно! Выбрось всю эту нищенскую одежду. Сперва пойди на хороший постоялый двор, прими ванну, вымойся хорошенько, оденься, как следует. Твой отец умирает, и он вспомнил тебя; он ждет твоего немедленного прибытия, потому что хочет своей собственной рукой передать тебе королевство и ключ от своих сокровищ».

Люди, у которых он побирался, собрались вокруг. Они поверить не могли своим глазам — не из-за одежд, короны, золотой колесницы, а из-за того, что лицо молодого человека тотчас же изменилось. Его глаза преобразились, его гордость вернулась; теперь он стоял перед ними с большим достоинством и величием. Нищий исчез за долю секунды.

Всего мгновением раньше это был совершенно другой человек; всего мгновение тому назад произошел разрыв. Резкость, внезапность... он и сам не мог поверить этому, потому что увидел перемену даже в своем сознании. То, как он шел, то, как сидел в колеснице, — все переменилось; то, как он смотрел на людей, — это были уже не те глаза. Лишь воспоминание — ничего другого не произошло; лишь пробуждение к тому факту, что он принц и становится наследником великого королевства, — только слова... но все изменилось.

Того же рода чудо происходит при медитации: вы внезапно узнаете, что великое королевство принадлежит вам, королевство всего сущего; что вы не нищий, который жаждал обыденного, который хотел того и другого, который надеялся получить больше власти, больше престижа. Все симптомы нищенского существования... как только вступаешь в медитацию, все эти симптомы исчезают. Внезапно обнаруживаешь, что обладаешь королевством, собственным домом, недостатка нет ни в чем — ты полон, завершен, осуществлен.

Вот по этой причине Да Хуэй и говорит: Если бы вы были человеком — настоящим медитативным человеком, — то, услышав сказанное мною: «Где старые адепты, появляющиеся в мире? » — вы плюнули бы мне прямо в лицо.

Это особые способы дзэн; они непонятны вне мира дзэна. Теперь Да Хуэй мастер, и он говорит: «Когда я высказывал бессмыслицу, то, если бы вы были настоящим человеком, вы плюнули бы мне прямо в лицо. Вы могли бы остановить меня».

Случилось так, что один епископ в Японии очень захотел увидеть дзэнского мастера, Линь Цзи. Он много слышал о нем, и он был уверен, что если бы пошел к нему с Библией и прочитал несколько прекрасных изречений Иисуса — в особенности Нагорную Проповедь, — то, без сомнения, смог бы обратить Линь Цзи в христианина. А обратить Линь Цзи означало бы обратить тысячи его последователей; даже японский император был одним из его учеников. Стоило отправиться в горы и выдержать утомительное путешествие.

Епископ добрался до Линь Цзи и сказал, что хотел бы прочесть несколько изречений своего мастера, что он надеется, что они понравятся Линь Цзи, и что он хотел бы узнать, что Линь Цзи думает об этом. И он принялся читать эти прекрасные изречения Иисуса. Он прочел два или три предложения, но, прежде чем он смог читать дальше, Линь Цзи сказал: «Прекрати весь этот вздор! Тот, кто сказал эти слова, станет буддой в какой-то будущей жизни, но сейчас это просто пустая болтовня. С меня довольно».

Епископ не мог поверить: это было так невежливо... Линь Цзи мог не соглашаться, но, по крайней мере, хотя бы проявил вежливость. Но люди не понимают, что дзэн не верит в вежливость; дзэн верит в подлинность. Не велика важность, следовать этикету общества; куда важнее было для Линь Цзи высказать именно то, что он чувствовал, и что он видел.

Линь Цзи сказал: «Эти изречения сейчас бессмысленны. Но кто бы их ни говорил — я не знаю его, и я не хочу знать его, — он станет буддой в будущей жизни. Он на верном пути, но ему долго путешествовать». В дзэне проблемы манер и этикета не существует. Все это атрибуты обычного общества.

Поэтому Да Хуэй говорит: «Если бы вы были действительно человеком медитирующим... Было много случаев, когда я говорил вздор, когда я был только интеллектуалом и высказывался так, словно я знал, — а ведь я не знал ничего. Вы хранили молчание и слушали меня, как будто будда говорил с вами. Знай вы медитацию хоть на йоту, вы плюнули бы мне прямо в лицо».