АТТАЛИ (Attali) Жак (р. 1943)

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 186Следующая ⇒

- франц. политолог, экономист, литератор. Особый советник президента Миттерана с 1981, член Гос. совета Франц. республики. Возглавлял (до 1994) Европ. банк реконструкции и развития, задача к-рого — сделать менее болезненным для стран Вост. Европы переход от планируемой централизованной экономики к рыночным отношениям. Автор концепции “нового мирового порядка”, представляющей собой апогей либерального направления обществ. мысли с ее установкой на распространение зап. ценностей (свободный рынок, плюралистич. демократия) на весь мир. В наступающем “гипериндустриальном” об-ве сама система услуг трансформируется в товары массового потребления, на основе технологии манипуляции информацией (компьютеризация, микропроцессоры и т.п.). Опираясь на достижения обществ, наук (труды Леви-Стросса, Броделя, Ж. Дюмезиля, И. Пригожина, И. Валлерстайна и др.), А. дает свой синтез предыдущего социального развития. Каждая социальная форма организации людей должна научиться управлять Насилием — как со стороны людей, так и со стороны природы. До сих пор существовало три формы управления насилием: Сакральное, Сила и, наконец, Деньги. Каждая из этих форм определяет порядок, соответствующий типу об-ва. Одна социальная форма сменяет другую, не вытесняя ее окончательно; более того, все три представлены в нашей повседневности. Необходимость управлять насилием не исчезает, и вместе с этим сохраняется “трехфункциональная трилогия власти”. В раннеср.-век. Европе возник радикально новый способ управления Насилием, противостоящий Сакральному и Силе, — Деньги, а вместе с ними рынок и капитализм. В этом новом порядке власть измеряется количеством контролируемых денег — вначале с помощью Силы, затем Закона. В отличие от двух предыдущих порядков, где социальные формы могут сосуществовать на соперничающей основе. Рыночный порядок всякий раз организует вокруг единств, формы, претендующей на мировое влияние. От формы к форме расширяется фракция социальных отношений, управляемых Рынком, контролирующим Насилие; растет часть мира, где царит “Закон Денег”.

Сегодня мы вступаем в Девятую форму этого порядка. Каждая из восьми предшествующих форм характеризовалась следующими общими чертами: 1. Ее центр — город (“сердце”), в к-ром сконцентрирована финансовая, техн., культурная (но не обязательно полит.)

власть. Его элита регулирует цены и прибыли, финансирует художников и исследователей; 2. Вокруг “сердца” образуется “среда”, состоящая из многочисл. стран и регионов, потребителей продукции; 3. Далее следует “периферия”, находящаяся еще частично в Порядке силы, и продающая свое сырье и труд первым двум, не имея доступа к богатствам “сердца”.

Каждая форма реализует технологию более эффективную, чем предыдущая, по использованию энергии и организации коммуникации. Она остается стабильной, пока обеспечивает достаточный спрос на свою продукцию и прибыль. Когда этот механизм стопорится, форма распадается: пока ее место не займет новая форма, об-во переживает кризис. Рыночная форма имеет весьма краткую длительность по сравнению с долгими периодами кризиса, к-рые А. считает “естеств. состояни-ями об-ва”.

С 13 по 20 в. Рыночный порядок сменил восемь форм, к-рые характеризовали:

1. Восемь “сердец”: Брюгге к 1300, Венеция к 1450, Анвер к 1500, Генуя к 1550, Амстердам к 1650, Лондон к 1750, Бостон к 1880, Нью-Йорк к 1930.

2. Восемь гл. техн. инноваций, из к-рых важнейшие: кормовой руль, каравелла, паровая машина, двигатель внутр. сгорания, электрич. мотор.

3. Восемь социальных функций, выполняемых сферой услуг (кормить, одевать, перевозить, содержать, развлекать и т.д.) последовательно стали предметами потребления). Так дилижанс сменился автомобилем, прачечная — стиральной машиной, рассказчик — телевизором. Старые профессии исчезают, новые появляются.

Сегодня мир находится в конце кризисного периода и на заре новой — девятой — рыночной формы, к-рая сулит “долгий период изобилия”. Гл. причину кризиса А. усматривает в росте цен не на энергию, а на образование и здравоохранение, поглощающие все большую часть производимых ценностей и уменьшающие рентабельность экономики.

Наступление девятой рыночной формы возвещают новые технологии, к-рые А. определяет как “автоматизацию манипуляции информацией”; новые предметы, заменяющие услуги, к-рые ранее оказывались людьми, он называет “номадич. (кочевнич.) предметами”. В отличие от господствующих форм потребления предыдущей эпохи, к-рые находились в доме и требовали включения в сеть (холодильник, стиральная машина, телевизор), “номадич. предметы” портативны, не привязаны к месту, их можно носить с собой или возить в автомобиле. Портативные телефоны, факсы и компьютеры преобразуют саму организацию труда. Это предвестники более важных предметов, к-рые в качестве массовых станут источниками прибылей, структурируя новый экон. и социокультурный порядок. Предметы самодиагностики, самолечения и мед. протезирования, а также предметы для обучения сократят потребность во врачах и педагогах, но увеличат количество специалистов в области манипуляции информацией: этой области промышленности обеспечено большое будущее.

Новые портативные вещи “совр. кочевника” — факс, телефон, видео, искусств, органы и т.д., подготовят в ближайшем будущем индивидуализацию и индустриализацию услуг в сфере досуга, преподавания, диагностики, лечения и т.д. В этом об-ве возобладает т.н. “кочевнич. культура”: в условиях либеральной рыночной культуры “новые номады” — богатые граждане-потребители будут странствовать, приобретая товары, информацию, новые впечатления и ощущения. Это царство карнавала, апология нарциссизма, индивидуализма. Каждый сможет в краткий срок измениться сам благодаря средствам самообразования и самолечения. С этой т.зр. нынешняя технол. мутация масс-медиа готовит ряд других: телевидение постепенно становится чем-то вроде библиотеки программ для самообучения и ухода за собой, а не только источником пассивно воспринимаемых зрелищ. Человек завтрашний, трудящийся-кочевник, временно занятый на предприятиях, к-рые тоже кочуют в поисках самой низкой оплаты неквалифицир. труда, потребитель “номадич.” вещей, сам себе хозяин, располагающий информацией и средствами манипулирования, будет одновременно больным и врачом, учителем и учеником, зрителем и актером, потребителем своей собств. продукции, смешивая фантазию и реальность в мир с неопр. очертаниями. В этом об-ве высокие доходы будут уделом тех, кто обладает рентой знания или информации; капиталы отправятся туда, где труд будет наиболее творческим, каковы бы ни были его издержки, и туда, где труд нетворческий будет по самой низкой цене.

Им будут противостоять “бедные номады”, к-рые бегут из “испытывающей нужду периферии” в поисках пропитания и крова над головой.

В этой новой социальной форме человек станет номадом без стабильного адреса и семьи: он будет носить на себе и в себе все, что составит его социальное значение. Социальный идеал здоровья и знания — движущий мотив соответствия норме, из страха стать исключением. Эфемерное станет законом, нарциссизм — гл. источником желания.

Логика развития науки и экономики ведет А. к предсказанию возникновения “генетич. протезов”.:

“сама Жизнь станет номадич. предметом”. Человек будет воспроизводиться серийно как объект или подобно животным, к-рых “он ест или к-рыми окружает себя”. От Сакрального порядка к Денежному соответствует переход от “реального каннибализма” к рыночному потреблению протезов, тела, превращенного в предмет. Эта эволюция все больше использует природные ресурсы, заменяя живое артефактами. Человек злоупотребляет своим местом в Природе и Вселенной. А. предостерегает от иллюзии беспредельности перемен в процессе совершенствования материального мира. Человека следует спасти от него самого, поставить ограничения его собств. химерам. Человек — “квартиросъемщик” на планете: без различения добра и зла, без “чувства свя-

щенного”, без “нового завета” между человеком и природой его выживание невозможно.

А. указывает на необходимость перехода к более высокому уровню междунар. организации — “Планетарной полит, власти, требующей соблюдения норм в областях, где “Жизнь находится под угрозой”.

Номадич. предметы, этот фактор свободы и личной автономии, суть в то же время фактор мятежа. Тот, кто не привязан ни к чему, готов ко всему; новые предметы не заполняют отсутствия смысла и стабильности; свобода, если это “свобода скуки”, стремится заполнить пустоту путешествиями, в том числе и такими, откуда не возвращаются — наркотики.

Где разовьется эта новая форма? Прежде всего в Азии: за последние 20 лет этот континент развивался в 3 раза быстрее, чем Лат. Америка, и в 6 раз быстрее, чем Африка. Ведущую роль здесь играет Япония. Затем идут США, — “общество кочевническое по сути, избранный край масс-медиа”. Наконец, Европа или “Европы”, к-рая остается заложницей ею же созданных понятий — нац. государства, идентичности, обществ, служения, социального обеспечения и т.п. Это оборачивается высокими издержками в оплате труда. Если Европа не хочет стать рынком сбыта “кочевнич. вещей”, произведенных за ее пределами, она должна принять новые институционные рамки и создать “демократию без берегов”, в противовес ограниченному сооб-ву, к-рое рождается сейчас. А. предлагает свою концепцию Европы, подвергая сомнению расхожие представления о ней с помощью следующих вопросов: “Где начинается Европа? Где она кончается? Имеет ли она границы географические? культурные? религиозные? Является ли она христ. клубом? Находится ли она в пределах своих границ или же там, где проживают ее народы? Принадлежит ли она больше Сибири, этой части России, или Нью-Йорку как части Америки? Простирается ли она от Атлантики до Урала, и в этом случае о каком побережье Атлантики идет речь? ” Европа, по определению А., есть континент-номад по преимуществу: она присутствует в разных местах в большей или меньшей степени. Прежде всего, она присутствует в Америке: по крайней мере США, Канада, Мексика и Бразилия возникли как нации европейские; в Нью-Йорке, Чикаго, Ванкувере, в Буэнос-Айресе и Мехико живет больше европ. народов, чем в Париже, Мадриде или Лондоне. Америка быстрее реагирует на нужды “Европы восточной”, нежели сама зап. Европа. Вплоть до последнего времени история превратила Атлантику во “внутр. море”, объединяющее континенты. А. привлекает возможность евро-атлантич. сооб-ва, к-рое могло бы прийти на смену Европ. сооб-ву. Но это едва ли произойдет: оформляющаяся идентичность всего Амер. континента скорее ориентирует его в сторону Тихого океана. Однако они нуждаются в сильной Европе, чтобы разделить с ней груз проблем бедных народов планеты, окружающей среды, а также в том, чтобы она взяла на себя заботы о Вост. Европе и России.

С другой стороны, ограничены ли “Европы” Уралом или простираются за его пределы? Долгое время ответ был прост: границы определялись распространением зап. христианства. В наши дни Европа включает также в качестве составляющих православие и мусульманство. “Европы” находятся и за Уралом: ибо если Россия — европ. страна, она простирается вплоть до Владивостока. Продолжаются они и к югу: в Европу могут быть включены Грузия и Армения, как страны христианские, но также страны Магриба, Центр. Азии и т.д. Так Европа оказывается без опр. границ с Азией и должна прежде всего, определить себя как место многокультурной памяти, как “дух”. Чтобы остаться на уровне новых задач, европейцы должны выбрать образ будущей Европы. В работе “На пороге нового тысячелетия” А. предлагает четыре сценария, между к-рыми надлежит сделать выбор.

1. Европ. сооб-во ограничивается полит, союзом 12 стран, изолируясь от других “Европ”, учреждая островок могущества и социальной гармонии в океане беспорядка. Это федеральный европ. союз.

2. Сооб-во быстро расширяется на Восток в форме общего рынка, протекционистского на границах, но без полит, интеграции. Это Европ. пространство.

3. Сооб-во, как и остальной континент, мало-помалу растворяется в большом мировом рынке; это победа Америки, ее ценностей и ее продуктов.

4. Европ. союз, реформированный и расширенный, становится одним из столпов экон. и полит, континентального единства, — континентальным союзом.

Прогноз А. состоит в том, что второй вариант, отвечающий герм. интересам, наиболее вероятный выбор конца столетия; что третий придет ему на смену; четвертый особенно труден и предполагает полит, волю элит и народов к тому, чтобы сделать Европу лабораторией новой демократии с подвижными границами:

франко-герм. союз был бы особенно необходим для ее успеха. В случае неудачи этих вариантов возможен пятый: средиземноморский союз, к-рый объединит все народы по обе стороны Средиземного моря.

Заинтересованная в сильной Европе Америка будет благоприятствовать Континентальному союзу. Его задача — дать всем народам континента конфедеральные институты, не распуская Европ. союз, к-рый станет страной-членом. Для этого “Европы” должны согласиться с тем, что они не только “христ. клуб”, но пространство без границ, от Ирландии до Турции, от Португалии до России, от Албании до Швеции; что они в культурном отношении предпочитают “кочевничество” оседлости, широту — замкнутости на себя. Континентальный союз, гл. движущей силой к-рого станут Европ. союз и Россия, может стать полюсом стабильности в мире, составляя противовес амер. империи.

Во все времена человеч. существо стремилось преодолеть мимолетность жизни приобщением к вечности. Поиск Закона в течение тысячелетий составлял гл. европ. путь к Вечности. Полит, власть обретает свою легитимность в ее способности придать смысл времени, дать необходимое пространство и защиту вечным цен-

ностям. В совр. Европе власть может обрести эту легитимность лишь заново определив пространство своего существования. Сегодня прогрессистский универсализм с его стремлением навязать свои закон всему миру, угас. Сохранились лишь две европ. ценности, к-рые претендуют оставаться универсальными законами: это рынок и демократия. Однако их недостаточно, чтобы удовлетворить жажду универсального, справедливости или вечности — того, что род людской вкладывает в понятие Закона. Ответственность европейцев перед континентом состоит в том, чтобы ответить на этот вызов в новых условиях — на уровне континента и нового номадизма.

Соч.: Au propre et au figure. P., 1988; Lignes d'horizon. P., 1990; Europe. P., 1994; На повороте нового тысячелетия. М., 1993.

Т.М. Фадеева

АУДИОВИЗУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА

- область культуры, связанная с получившими широкое распространение совр. техн. способами записи и передачи изображения и звука (кино, телевидение, видео, системы мультимедиа). Семиотически аудиовизуальные тексты представляют собой знаковые ансамбли, соединяющие изобразит., звуковые и вербальные ряды. А.к. — способ фиксации и трансляции культурной информации, не только дополняющий, но и служащий альтернативой прежде безраздельно господствовавшей вербально-письменной коммуникации. В наст. время осуществляется “удвоение культурной среды”, при к-ром все достижения человечества, полностью отраженные ранее в письменных текстах, получают аудиовизуальное выражение (аудиовизуализация или “визуализация” культуры). В перспективе любой значит, прототекст предстает не только гипотетически, но и фактически существующим в виде вербально-письменного и аудиовизуальных взаимопереводных относительных эквивалентов. Ситуация свободного выбора способа потребления культурной информации предстает одной из граней плюралистичности совр. культуры, в к-рой осложняются отношения между текстами разной природы.

Специфика А.к. определяется ее семиотич. природой и техн. возможностями средств ее реализации: высокая информац. емкость, легкость и убедительность чувств, (образного) восприятия, доминирование репродуктивных возможностей над продуктивными, скорость и широта трансляции и тиражирования. Вследствие этого восприятие А.к. сравнительно с вербальной коммуникацией оказывается психологически более емким и легким, но менее систематичным и рациональным, социально — более массовым и доступным, но менее стабильным и однонаправленным. Указанные особенности А.к. формируют ее социокультурные функции.

В собственно коммуникативной функции А.к. быстро становится ведущим средством массовой коммуникации (в форме телевидения), принимая на себя связанные с этим социально-регулятивные обязанности, приобретая соответствующую институализованность и вступая в политико-идеологические и организационно-экономические связи, оказывающие серьезное влияние на его развитие.

В собственно культурной функции, акцентируя внешние чувственно воспринимаемые стороны культурных явлений, А.к. осуществляет соответствующий отбор и создает в совр. культуре перевес чувственного над интеллектуальным, реализуясь гораздо больше в специфич. феномене массовой культуры, чем в далеко не чуждой ей наглядно-просветит. миссии.

Развитие А.к. в ее эстетической функции происходит за счет постепенного худож. освоения техн. возможностей аудиовизуальной специфики. Центр, звено этого освоения — развитие повествоват. структур (взаимоотношений рассказа и показа), соответствующих эстетич. потребностям аудитории и формирующих жанрово-стилистич. определенность аудиовизуальных текстов и их способность образовывать общезначимые смыслы.

А.к. — феномен культуры 20 в., хотя она и связана исторически с ритуалами и зрелищными формами праистории и древней истории культуры, игравшими, однако, в “эпоху Гутенберга” все более подчиненную роль. В целом история видов А.к. соответствует общему направлению развития средств коммуникации, при к-ром новые средства оказываются все более приспособленными к объективному и детально точному воспроизведению фактов действительности, а прежние виды принимают на себя функцию их более глубокого и обобщенного осмысления. Постоянное усложнение культурно-коммуникативной ситуации за счет прибавления возможностей аудиовизуальной коммуникации имеет столь большое культурологич. значение, что можно проследить изменение облика культуры в связи с изменением соотношения видов А.к., т.е. их состояние и состояние связанных с ними видов искусства становятся значит, стилистич. признаками историко-куль-турной эпохи.

А.к. оказывается способной уже в самом усложнении своего развития на протяжении 20 в. выразить гипотетич. смыслы истории культуры. Ее отражающие свойства оказываются наиболее “зеркальными”, что подчеркивает ее актуальность как культурозначимого фактора.

Среди исследований специфики А.к. концептуальным радикализмом выделяется “коммуникативно-центрическая” позиция Г.М. Маклюэна, возвещающего эру чувственного объединения человечества в утопии мистико-мифол. культурного тела-универсума за счет абсолютного развития аудиовизуальных и других электронных средств связи. В то же время практика А.к. поддерживает все направления культурологич. мысли, подчеркивающие плюралистич. тенденции в совр. культуре (диалогизм, новая эклектика, постмодернизм).

Лит.: Поэтика кино. М.; Л., 1927; Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973; Лотман Ю.М. Семиотика

кино и проблемы киноэстетики. Таллинн, 1973; Виль-чек В.М., Воронцов Ю.В. Телевидение и худож. культура. М., 1977; Разлогов К.Э. Искусство экрана: проблемы выразительности. М., 1982; Михалкович В.И. Изобразительный язык средств массовой коммуникации. М., 1986; Борев В.Ю., Коваленко А.В. Культура и массовая коммуникация. М., 1986; Массовые виды искусства и совр. худож. культура. М., 1986; Прохоров А.В., Рузин В.Д. Метаморфозы научного исследования в эпоху экранной культуры. М., 1991; McLuhan M. Understanding Media. N.Y., 1966; Idem. The Medium is the Massage. N.Y., 1967.

Л. Б. Шамшин

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒