Герхард Фоллмер (р.1943), «Эволюционная теория познания».

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 14Следующая ⇒

Познание действительности есть адекватная (внутренняя) реконструкция и идентификация внешних объектов. Реальное познание должно удовлетворять не только формальным условиям, таким как непротиворечивость, но также и некоторым дальнейшим критериям; прежде всего, оно должно относиться к объектам реального мира. Кроме того, оно должно соответствовать действительности, быть правильным, истинным. Одно из таких нормативных условий заключено уже в понятии реконструкции. Чистая конструкция была бы совершенно свободной; реконструкция должна структурно соответствовать подлинному объекту.

Познание происходит посредством конструктивного взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта.

Познание является полезным, оно повышает шансы репродукции, приспособляемость организмов. Внутренняя реконструкция не всегда корректна, но имеется согласование между миром и знанием. («Обезьяна, которая не имеет реального восприятия ветки, вскоре стала бы мертвой обезьяной»). Соотношение между реальностью и познанием можно разъяснить с помощью модели проекции. Реальные объекты проецируются — посредством света, звуковых волн, химических веществ, теплового излучения или гравитационных полей — на наши органы чувств, которые по преимуществу расположены на поверхности тела. Если объект проецируется на экран, то структура изображения зависит от: а) структуры предмета, вида проекции, б) структуры воспринимающего экрана (наших чувств. органов).

Биологически – эволюция есть процесс мутаций и селекции, Многообразие типов организмов благодаря мутациям.

Хотя эволюционная теория познания применима к истории науки, было бы ошибкой рассматривать ее как модель, объясняющую динамику развития теорий. Она занимается эволюцией способности познания, а не эволюцией научного познания. То, как научные теории выдвигаются и проверяются, подтверждаются или опровергаются, исправляются или сменяются, является проблемой не эволюционной теории познания, а теории науки.

Научное познание не совпадает с опытным. Научное познание не обусловлено генетически («было бы бессмысленно искать биологические корни теории относительности»). В создании гипотез мы свободны и должны соблюдать правила: недопущения логических противоречий.

Человеческое познание настолько оно приспособлено к миру средних размеров, к мезокосму, насколько оно генетически обусловлено (восприятие и непередаваемый опыт). Оно может, однако, выходить за его пределы и осуществляет это, в первую очередь, как научное познание.

К.Р.Поппер (1902-1994)

От фальсификации к поиску лучшей теории = эволюция знания и науки.

1. Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, являются результатами естественного отбора. Интеллектуальные функций врожденны, и они являются условиями познания действительности.

2. Эволюция науч. знания представляет собой эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это - дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору. Теории в науке высоко конкурентны. Мы критически обсуждаем их; мы проверяем их и исключаем те из них, которые хуже решают наши проблемы, так что только наиболее приспособленные теории выживают в этой борьбе. Именно так растет наука. Однако даже лучшие теории - всегда наше собственное изобретение. Они полны ошибок. Проверяя наши теории, мы ищем слабые места теорий. В этом состоит критический метод. Можно сказать: от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб и устранения ошибок. В чем же разница между ними? Глав. разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории, а в способе устранения ошибок. Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор. В противоположность амебе Эйнштейн критикует свои теории, подвергая их суровой проверке.

3. Ученому-человеку, такому как Эйнштейн, позволяет идти дальше амебы владение специфически человеческим языком. В то время как теории, вырабатываемые амебой, составляют часть ее организма, Эйнштейн мог формулировать свои теории на языке; в случае надобности - на письменном языке. Таким путем он смог вывести свои теории из своего организма. Это дало ему возможность смотреть на теорию как на объект, спрашивать себя, может ли она быть истинной и устранить ее, если выяснится, что она не выдерживает критики.

Выделяются три стадии развития языка:

А) экспрессивная функция - внешнее выражение внутреннего состояния организма с помощью определенных звуков или жестов.

Б) сигнальная функция ( функция запуска).

В) дескриптивная (репрезентативная) функция (только человеческий язык) Новое: человеческий язык может передавать информацию о ситуации, которая может даже не существовать. Язык танцев у пчел похож на дескрипторное употребление языка: своим танцем пчелы могут передавать инф-ю о направлении и расстоянии от улья до места, где можно найти пищу, и о характере этой пищи. Различие: информация, передаваемая пчелой, составляет часть сигнала, адресованного др. пчелам; ее основная функция - побудить пчел к действию, полезному здесь и сейчас. Инф-я, передаваемая чел-ком, может и не быть полезной сейчас. Она может вообще не быть полезной или стать полезной через много лет и совсем в др. ситуации. Именно дескрипторная. функция делает возможным критическое мышление. Сущ. обратная связь между языком и разумом. Язык работает как прожектор: как прожектор выхватывает из темноты самолет, язык может " поставить в фокус" некоторые аспекты реальности. Поэтому язык не только взаимодействует с нашим разумом, он помогает нам увидеть вещи и возможности, которых без него мы никогда бы не могли увидеть. Самые ранние изобретения, такие как разжигание огня и изобретение колеса стали возможны благодаря отождествлению весьма несходных ситуаций. Без языка можно отождествить только биологические ситуации, на которые мы реагируем одинаковым образом (пища, опасность и т. п.).

31. Проблемы эпистемологии и варианты их решений в статье А. В. Кезина «Эпистемология в лодке Нейрата»

Эпистемологию можно определить, как учение о твёрдом и надёжном знании.

Всё наше знание принципиально гипотетично – таков главный вывод современной эпистемологии.

Принцип фаллибилизма (от fallible – подверженный ошибкам, ненадёжный) получил фактически универсальное распространение. Попытки найти незыблемый «фундамент» не давали результата.

В конечном итоге, было ясно осознано, что сама основа этих попыток содержит принципиальный недостаток, который получил название «трилеммы Мюнхгаузена».

Требование абсолютного обоснования ведёт к трём возможным, но равным образом неприемлемым решениям:

1. Бесконечному регрессу, который не осуществим;

2. Эпистемологическому кругу, который, хотя и осуществим, но не эффективен с точки зрения целей обоснования, так как, в лучшем случае, он может обеспечить мнимое псевдообоснование, но не то, что нужно: дать архимедову точку опоры для познания, независимый и «непартийный» базис оправдания, автономный фундамент познания;

3. Остановке процесса обоснования в каком-либо определённом пункте. Эта стратегия, хотя и осуществима, но не эффективна в плане рационального познания. Остановка процесса обоснования всегда в той или иной степени произвольна, связана с ограничением рациональности и поэтому, в конечном счёте, догматична, обусловлена внерациональными факторами.

Эпистемология имеет две основные задачи:

1. Исследование реального познавательного процесса. Назовём эту задачу дескриптивной.

2. Выработка стандартов и норм, ориентированных на совершенствование познания. Эту задачу назовём нормативной.

Даже если нормы и стандарты возможны, то из дескриптивных предложений нормативные логически не выводимы. Значимость норм определяется их соответствием ценностям и идеалам, которые детерминированы социокультурно.

Традиционная эпистемология предпочтение отдавала решению второй, нормативной задачи. Добиться однозначной «чистоты» эмпирического базиса и выразить знание только в терминах чувственных данных и логико-математических средств не удалось не вследствие недостатка умения и упорства, а в силу более принципиальных обстоятельств.

Один из главных принципиальных аргументов выражен в так называемом «тезисе Дюгема-Куайна». Он основан на идее примата целого по отношению к частям. Не каждое предложение и термин теории имеют эмпирический аналог. Теория представляет собой цепь предложений, так что в случае противоречий между эмпирией и теорией, последняя может быть сохранена за счёт отбрасывания различных элементов этой цепи.

В ответ на безуспешные попытки добиться «чистоты» эмпирического базиса стала распространяться противоположная точка зрения о его «теоретической нагруженности» и, в конечном счёте, конвенциональном характере. Был сделан вывод о том, что эмпирический базис не может служить однозначным судьёй теоретических построений. Это послужило почвой для сомнений в эмпирическом характере науки.

Наука стала пониматься лишь как специфический социокультурный феномен, не имеющий эпистемологических преимуществ по сравнению с другими формами познания.

В области эпистемологии процессы натурализации выражены в стойком разочаровании в априорной «первой философии», в возможностях «логического нормативизма» и обращении к реальной истории науки, психологии, теории эволюции, синергетике для решения теоретико-познавательных вопросов.

Нейрат разрабатывал натуралистистическую версию теории науки. Концепция Нейрата характеризуется скепсисом по отношению к «философскому априоризму», принудительной логической систематизации, которая не соответствует реальной практике научного познания. Нейрат называет свою концепцию энциклопедизмом: научное знание имеет характер не системы с жёсткой структурой, а реализуется всегда в виде не жёстких энциклопедий, которые могут восприниматься как протоколы реальных научных дискуссий.

Нейрат считает такую модель научного знания как жёсткой, дедуктивной, аксиоматизированной системы не просто сильной идеализацией, а в принципе ошибочной.

Метафора Нейрата относится и к пониманию места эпистемологии. У эпистемологии нет возможности опереться на «твёрдую» почву «первой философии», занять позицию жёсткого логического нормативизма. Нейрат предвосхищает идеи холизма и натурализма, развиваемые сегодня Куайном самостоятельно и независимо от своего предшественника.

Среди основных направлений современной дескриптивной эпистемологии и философии науки, наряду с натурализмом, выделяется ещё и социоцентристская ориентация. Для этого направления также характерен отказ от внешней и принудительной логической нормативности и обращение к реальной практике научных исследований. Однако сама эта практика понимается как социокультурно детерминированный процесс.

Спасён ли эмпиризм в программе натуралистической эпистемологии? В контексте многовекового опыта философии никаких «окончательных» и жёстких ответов на вопросы такого рода быть не может. Эмпиризм и рационализм, нормативизм и дескриптивизм, натурализм и социоцентризм являются неотъемлемыми аспектами живого целого эпистемологии, постоянными возможностями её выбора. Поэтому, с точки зрения этого широкого исторического опыта, в целях развития эпистемологии важно не застывать догматически лишь на одной из этих позиций, а время от времени «переступать с ноги на ногу». Натуралистическая эпистемология, на мой взгляд, открывает сегодня новые возможности для такого существенного переноса акцентов на дескриптивизм, натурализм, эмпиризм и восстановления философского доверия к «надёжному пути науки».

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒