Глава 11. ГОЛОСА ПОБЕЖДЕННЫХ

⇐ ПредыдущаяСтр 46 из 70Следующая ⇒

Поговорка «победитель получает все» относится не только к реальности военных побед, но и к историографии событий. Голоса побежденных слишком часто глохнут в победном хоре историков завоевателей. Однако в случае с завоеваниями мусульман мы располагаем трудами, апокалиптическими историями и поэмами, позволяющими проникнуть в отношение побежденных к своим новым хозяевам и понять, что они почитали потерями, что выгодами и что принесло им завоевание.

В этой главе я привожу выборку отзывов, с целью в первую очередь показать широкое разнообразие мнений о мусульманском завоевании. Географически они простираются от Иберии до рассказа китайца-военнопленного о Куфе. По интонации они разнятся от отзыва Софрония о мусульманах как о полных варварах, до убежденности Map Габриэля, что они оказались гораздо лучшими хозяевами, чем его единоверцы-византийцы. Мы слышим голоса христиан, иудеев и зороастрийцев, говорящих на греческом, на латыни, на сирийском и на китайском.

Самую первую и враждебную реакцию на приход арабов можно найти в проповедях и письмах Софрония, патриарха Иерусалима, вкратце уже упомянутых в главе 4. Софроний был уроженцем Дамаска, где во времена его детства, в начале VI века, все еще можно было получить превосходное образование в греческой философии и риторике. Примерно с 578 до 583 года он учился в Александрии, застав там последний расцвет классического образования. Завершив обучение, он вернулся в Палестину, чтобы стать монахом в монастыре Святого Феодосия близ Иерусалима. В 614 году его мирная жизнь была грубо нарушена вторжением персов, при котором особенно пострадали церкви, стоявшие вне стен Иерусалима. В гневе и горести он написал плач о судьбе города:

Коварные мидяне

Пришли из ужасной Персии.

Грабя города и веси,

Пошли войной на владыку Эдома (Рима),

Вступили в Святую Землю.

Злонравные, пришли сокрушить град Божий,

Иерусалим.

Рыдайте в горе, вы, благословенные

христианские народы!

Святой Иерусалим в руинах.

В страшном гневе демон воздвигся

С дикой алчностью воина,

Чтобы опустошить богохранимые города и селения

Убийственными кинжалами.

Софроний, безусловно, познакомился с варварами задолго до прихода мусульман. В 615 году ему пришлось бежать в Рим. Какое-то время он провел и в Северной Африке, где повстречался с другим великим священнослужителем его времени, Максимом Исповедником, с которым у него завязалась крепкая дружба. По крайней мере однажды он побывал и в Константинополе. После этого он вернулся в Иерусалим, отвоеванный Ираклием, и в 633 году, подчинившись настояниям народа, принял пост патриарха.

Именно как патриарх и политический лидер Иерусалима Софроний противостоял мусульманам. Впервые он упоминает о них в пастырском послании, написанном, возможно, в 634 году, когда арабы только приступали к завоеванию Сирии. В нем он выражает надежду, что императору Ираклию дарована будет сила «сломить гордыню варваров, и особенно сарацин, поднимающихся ныне против нас нежданно, злобно и свирепо, с безбожной и нечестивой дерзостью». На Рождество того же года духовенство Иерусалима лишилось возможности совершить вошедшее в обычай шествие в Вифлеем из страха перед сарацинами. «Как некогда филистимляне, так ныне воинство безбожных сарацин пленило божественный Вифлеем и не пускает нас прийти туда, грозя убийством и гибелью, если мы покинем наш святой город и осмелимся приблизиться к любимому и священному для нас Вифлеему». В конце он с оптимизмом добавляет: «Если мы покаемся в наших грехах, то посмеемся над гибелью наших врагов сарацин, и в скором времени увидим их гибель и полное поражение. Ибо их окровавленные мечи пронзят их же сердца, их луки преломятся, их стрелы откажутся лететь, и они откроют для нас Вифлеем».

Во многом Софроний представлял собой последнего из церковных деятелей античности, выросшего в мире, ускользавшем в забвение в то самое время, когда он писал. Он еще мог разъезжать по восточному Средиземноморью в поисках образования, дружбы и истинной веры: Иерусалим, Константинополь, Александрия, Карфаген и Рим были ему знакомы. В конце VI, начале VII веков это было совершенно в порядке вещей. Ко времени смерти Софрония в 639 году о таких дальних путешествиях нечего было и думать: мир непоправимо распался. Патриарх писал на возвышенном изысканном греческом языке поздней античности — образованный человек обращался к образованной аудитории. У Софрония были самые смутные представления об арабах. Для него они были безбожники или варвары, ненавидевшие Бога. Ни в проповедях, ни в записях он ни разу не намекнул, что они проповедуют новую религию. Они существовали как орудие Божьего гнева против христиан, впавших в ереси, и сражаться с ними надо было не собирая армии или отстаивая стены городов, а возвращаясь, всем до одного, к истиной ортодоксальной вере.

Многие из первых откликов на арабское завоевание имели апокалиптический тон, то есть предсказывали последние дни и конец света. В них появление арабов рассматривается как одна из примет конца. В них редко содержатся надежные исторические сведения, но, как заметил недавно один авторитет, «апокалипсисы — это чрезвычайно точный индикатор надежд, страхов и разочарований людей». Один из самых красноречивых и разработанных текстов такого рода — «Апокалипсис Псевдо-Мефодия», названный так потому, что его авторство приписывали (ошибочно) епископу Олимпии Мефодию, принявшему мученическую смерть в 312 году, более чем за три века до истинной даты создания текста. В действительности сочинение, вероятно, относится к первым двум поколениям после прихода арабов. Вторая арабская гражданская война (683-692) была временем беспокойным и полным жестокостей, к ней добавились чума и голод 686-687 годов, и на этом-то фоне был создан апокалипсис. Оригинал написан на сирийском и был переведен как на латынь, так и на греческий, что доказывает его широкое распространение среди различных христианских общин. Автор предлагает своим читателям, вероятно, христианской общине на севере Сирии, подробное описание исполнения ожиданий, пронизанное библейскими реминисценциями и аллюзиями. Последние дни начинаются приходом исмаилитов (арабов), которые разгромят царство греков (возможно, намек на Йармук). Далее следует описание того, к чему приведет вторжение мусульман с точки зрения христианина конца VII века. Апокалипсис написан в будущем времени.

Это очищение послано будет не только людям, но и всему на лике земли — мужчинам, женщинам, детям, зверям, скоту и птице. Люди будут мучиться этой карой — мужчины, жены их, сыновья, дочери и владение их — ослабевшие от старости, больные и сильные, бедные вместе с богатыми. Ибо Бог назвал их (арабов) праотца Исмаила — «дикий осел пустыни», и газели, вместе с другими зверями пустыни и возделанных земель, будут страдать от него. Людей станут преследовать, дикие и домашние животные будут умирать, лесные деревья срубят, прекраснейшие горные цветы будут растоптаны, и богатые города станут пустошами. Земли станут безлюдны и в них не встретишь путника: кровь осквернит землю, и она перестанет родить.

Ибо эти варвары-тираны — не люди, но дети пустыни. Они обращают лики свои к опустошению и уничтожению... Они губители и вышли, чтобы погубить все. Они оскверняют и любят скверну. Выйдя из глуши, они станут выхватывать младенцев из рук матерей и разбивать их о камни, словно они нечистые животные.

Они принесут в жертву служителей святилищ и дойдут до того, что станут спать со своими женщинами и пленницами в святыне. Святые покровы они наденут на себя и своих детей. Они станут привязывать свой скот к саркофагам мучеников и могилам святых. Они — дерзкие убийцы, губители и кровопийцы: они — горнило испытания для всех христиан.

Далее автор говорит о страданиях, которые принесут чума и налоги. «Человек, уснув вечером, проснувшись, найдет у своих дверей двоих или троих, кто силой станет требовать у него дань и деньги. Все отчеты о том, сколько дано и получено, канут в землю. В сии времена люди станут продавать свою бронзу, железо и саваны».

Затем, когда дела станут так плохи, что хуже и быть не может, случится чудесное явление: греческий царь атакует нечистого врага. «Он пробудится против них, как человек, стряхнувший с себя опьянение». Тогда наступит черед страдать арабам. «Они, их жены, и дети, все их жилища и дикие земли, принадлежавшие их праотцам, будут в руках царя греков: они будут преданы мечу и опустошению, плену и резне. Иго их рабства будет семикратно тяжелей, чем их иго» — и автор продолжает описывать лишения, которые обрушатся на врагов. Затем настанет всеобщий мир, «церковь обновится, города будут отстроены, священники свободны от налогов. Священство и народ получат тогда покой от трудов, изнеможения и угнетения».

Но это еще не все. Предстоит еще вторжение «людей с севера», несущее великое опустошение и смерть, однако Бог пошлет одного из своих ангелов, который уничтожит их в единый миг. Затем царь греков переселится в Иерусалим, встанет на Голгофе возложить свою корону на святой крест в знак отказа от своего царства, но крест вместе с короной вознесутся на небеса. Дальше идет отчет о явлении в Палестине Антихриста, «сына Погибели», и о новых бедствиях, пока Господь наконец не покончит с ним, на чем видение и обрывается.

Этот апокалипсис слегка нелеп и странно трогателен. В нем мы слышим голоса простых подданных страны. Одинокий священник, писавший, возможно, в каком-нибудь сирийском монастыре, мечтает о дне, когда чудесное вмешательство поставит на место ненавистных арабов. Арабов обвиняют в убийствах и бедствиях, в уничтожении городов и сел, в неуважении к церквям, в половой распущенности и непосильных налогах. Это обвинительное заключение тем красноречивей, что относится ко времени, когда власть арабов укреплялась. Однако нигде в его видении христианский народ не берет дело в свои руки, чтобы в бою изгнать угнетателей. Арабы для него — злое и губительное настоящее. Как и Софроний, автор апокалипсиса не упоминает, что они несут новую веру: они просто безбожники, но в то же время — они орудие, которым Бог карает свой народ за прегрешения. Надо думать, очень многие из тех, кто был покорен арабами в VII веке, разделяли эту весьма пассивную позицию.

Но не все христиане разделяли эти мрачные взгляды. И для Софрония, и для автора «Апокалипсиса Псевдо-Мефодия» восстановление Византийской империи было воплощением надежд. Несторианец Иоханнан бар Пенкайе, писавший в 690 году, согласен, что арабы — орудие Господа, посланное в наказание христианам за духовную леность, и прежде всего за ереси; однако для него настоящими врагами были халкедонская церковь, которую поддерживали византийские власти, и монофизиты.

Не должно думать, — пишет он, — о пришествии арабов как о чем-то обыденном, но как о божественном деянии. Прежде чем призвать, Бог заранее подготовил их, чтобы не дать христианам утратить чести; а потому и у них есть особые заповеди от Бога касательно нашего монашеского сословия, что они должны его почитать.

Теперь, когда этот народ по воле божьей пришел и взял оба царства (Византийскую и Сасанидскую империю) не войной и битвой, а в служении, как ветвь, спасенную от огня: не оружием и не средствами человеческими вложил Господь победу им в руки.

Бог наказал церковь за легкомысленное отношение к ересям, а арабы — его карательное орудие. Но и арабы подвержены божественному гневу за грехи, совершенные ими при завоеваниях, и потому их империя разделилась на две враждебные силы — имеется в виду гражданская война между Али и Муавийей, начавшаяся после убийства халифа Усмана в 656 году. Иоанн находит только хвалебные слова для первого Омейядского халифа Муавийи (661-680), в чье царствование, по его словам, «по всему миру воцарился такой покой, о каком мы не слышали ни от отцов, ни от дедов наших, и сами не видывали ничего подобного». Нечего и говорить, что столь счастливое состояние не могло продлиться надолго. В атмосфере мира и процветания церковь снова впала в моральную вялость и ереси. И снова Бог наказал арабов за их поведение, вызвав разрушительную гражданскую войну, разразившуюся в 683 году после смерти Иазида I. (На фоне той самой гражданской войны и создавался апокалипсис Псевдо-Мефодия.) Этой войной Иоанн заканчивает свою историю. Повсюду царили чума и голод, знаки Господней немилости. Для Иоанна арабы были орудием Божьим, а принесут ли они добро или зло, зависело от поведения христиан.

Иоанн нигде не упоминает о своих контактах с арабами, но другие христиане в той же местности более активно искали их расположения. Праведный Map Габриэль (? -667) был аббатом монастыря Карминита, расположенного на горе Тур Абдин на юго-востоке Турции, рядом с равнинами Джазиры. Ко времени Габриэля обитель уже была старой и, что примечательно, она до сих пор сохранилась как один из наиболее почитаемых монастырей восточного христианства. Монастырь Карминита был надежным прибежищем для тех, кто отвергал ортодоксальное христианство Византии, и в приходе арабов монахи его видели скорее свой шанс, чем бедствие.

Вот что рассказывает его биограф:

Map Габриэль предпочитал пришествие арабов гнету Византии и потому он помогал им. Так, он отправился в Джазиру к их эмиру, который принял его в великой радостью и оказал ему большие почести за содействие; он вручил ему собственноручно написанную «простагму» во исполнение всех его просьб. Он даровал семантру (деревянное било, которым в восточной церкви собирали народ на молитву) и гарантировал ортодоксам всей Сирии свободу отправлять обряды своей веры, празднества и похоронные процессии и строительство церквей и монастырей. Он освободил от дани священников, дьяконов и монахов. Между тем на других он наложил налог по 4 (дирхема — скромная сумма). Он также повелел язычникам-арабам всемерно оберегать жизни сирийских ортодоксов^[85].

Житие Map Габриэля дает едва ли не единственное упоминание о том, что сирийские христиане-ортодоксы помогали захватчикам мусульманам, а не выступали как беспомощные и безучастные зрители, но мы не имеем возможности судить, насколько распространенным было это явление.

Коптские источники имеют ярко выраженное мнение по поводу прихода мусульман. Среди этих источников — житие патриарха Вениамина (622-661), чье патриаршество пришлось на время мусульманского завоевания. Житие дошло до нас в переводе на арабский, сделанном Севиром ибн аль-Мукаффой, епископом Эшмунайна в Среднем Египте, в конце X века. Однако, как он поясняет в предисловии, он составил жизнеописание по греческим и коптским источникам, и содержащиеся в нем события жизни Вениамина и его мнения могут быть гораздо старше и даже относиться к VII веку.

Вениамин стал патриархом во время персидской оккупации Египта, но автор мало говорит о правлении персов, упоминая только, что Ираклий убил Хосрова, царя неверных. Став императором, Ираклий назначил наместником Кира. Столкнувшись с назначением этого ярого приверженца халкедонской церкви, Вениамин, предупрежденный ангелом, посланцем Божьим, бежал. Он привел в порядок дела церкви, написал ко всем епископам, приказывая им скрыться, и удалился в безвестный монастырь в Верхнем Египте, чтобы переждать бурю. Несомненно, это решение было подкреплено пророчеством ангела, что правление Кира продлится лишь десять лет.

Кир выступает в этой истории настоящим злодеем: несколько епископов, пренебрегших советом патриарха скрыться, были «пойманы на лесу его ошибки», и брат самого Вениамина принял мученическую смерть за то, что отказывался признавать решения Халкедонского собора. Назначенцы Ираклия действовали, как волки рыкающие, пожирая истинно верующих в Египте. Контрастом к этому обвинению наш автор рисует в очень умеренных тонах проповедь Мухаммада, который «возвратил идолопоклонников к почитанию единого Бога (аллах вахду), и они называли Мухаммада его посланцем (расул). Его " умма" состояла из обрезанных и молилась обратясь на юг, к месту, которое они называли Каабой»^[86].

Тогда Господь отвернулся от армии ромеев за их развращенность и приверженность декретам Халкедонского собора. Вторжение арабов описано кратко и деловито. Автор описывает соглашения, заключенные между мусульманами и египтянами, — соглашения того рода, какие Мухаммад, «раис» (вождь) арабов наставлял их заключать. По ним всякий город, согласившийся выплачивать подати, должно щадить, те же, кто не соглашаются, подвергаются разграблению, а горожане становятся пленниками. «По этой причине, — продолжает автор, — мусульмане не налагали рук на провинцию и ее жителей (т. е. коптов), но уничтожали народ ромеев».

Когда мусульмане взяли Александрию, они снесли стены и «сожгли огнем много церквей», в том числе церковь Святого Марка. Автор с удивительным безразличием относится к этим разрушениям, возможно потому, что большая часть городских церквей была в руках халкедонцев. Гораздо важнее, на его взгляд, было триумфальное возвращение Вениамина. О нем договорился коптский «дукс» по имени Санутий, рассказавший о нем Амру. Тогда Амр в письме дал Вениамину свободный пропуск, и тот вернулся в город. Его встретили великим ликованием, и Санутий представил его арабскому наместнику, на которого патриарх произвел должное впечатление: он сказал, что во всех завоеванных странах не видел священника, подобного этому. Кир тем временем покончил с собой, выпив яд, хранившийся в его перстне. Вениамин распорядился восстановить правление церкви и народа. Затем Амр попросил его молиться о быстром успехе и скором возвращении экспедиции, которую он собирался послать в Пентаполь на Киренаике. Наконец, патриарх произнес проповедь, поразившую слушателей, дал Амру несколько тайных советов, которые все оказались верными, после чего удалился «с почетом и в чести». Весь Египет радовался ему. Амр в назначенный срок отправился в путь в сопровождении Санутия и его корабля. У Санутия также нашлись деньги на восстановление патриархом церкви Святого Марка. Даже после того, как Амр покинул провинцию, и его сменил Ибн Аби Сарх, «любитель денег», который перевел администрацию в Фустат, биограф воздерживается от прямой критики мусульманской администрации.

С точки зрения биографа Вениамина приход арабов стал новым рассветом в жизни его героя. Он ни разу прямо не утверждает, что это было хорошо, но их приход явно был большим облегчением после правления Кира. Акцент на добрые отношения между Венимамином и Амром и роль дукса Санутия указывают на тесные связи между коптской и мусульманской элитой.

Другой из важных для нас коптских источников, хронист Иоанн Никиусский, вообще рисует арабское завоевание исключительно в розовых тонах. Для него, как и для биографа Вениамина, главный злодей — Кир и халкедонцы, и он напрямик говорит, что мусульманам помогло то обстоятельство, что гонения во время правления Ираклия вызвали у местных жителей враждебность к ромеям. За грехи халкедонцев Бог и позволил арабам завоевать Египет, потому что «он не помиловал тех, кто предавал его, а предал их самих в руки исмаилитов».

Арабы изображены грубыми варварами. В своих первых рейдах на Файюм они убивали без разбора; в одном городке «они предали мечу всех, кто сдался, и никого не щадили, ни старцев, ни младенцев, ни женщин», а в другом «убивали всех, кого находили на улицах и в церквях: мужчин, женщин и младенцев, и никого не помиловали». Амр арестовал ромейских магистратов и заковал по рукам и ногам на время, пока он отбирал их имущество. Не легче пришлось и крестьянам, которым удвоили налоги и принудили поставлять корм для лошадей. После окончательного завоевания Александрии Амр занялся взиманием оговоренных налогов, но не трогал церковного имущества и постоянно охранял церкви. Однако для других налоговое бремя было тяжело, и бывало, что люди скрывались, потому что им нечем было платить налог.

Иоанн находит суровые слова и для арабов, и для местных жителей, сотрудничавших с ними. Египтян заставили доставлять корм для животных и молоко, мед и плоды. Их заставили выкопать канал от Вавилона до Красного моря, и «ярмо, возложенное ими (арабами) на египтян, было тяжелее ярма, возложенного на израильтян фараоном, которого Гоеподь судил по справедливости и утопил в Красном море со всем его войском, после того как поразил многими бедствиями и людей, и скот. Когда свет Господнего суда падет на исмаилитов, да поступит Он с ними, как поступил с фараоном! » Затем Иоанн добавляет, что все это — наказание за людские грехи, но он верит, что «Бог уничтожит врагов Креста, как обещает Библия».

Несмотря на описанные жестокости, постепенно и подспудно налаживалось сотрудничество. Мы скоро узнаем о «египтянах, совершивших отступничество от христовой веры и принявших веру скотскую», и о местных чиновниках, которые, волей или неволей, работали на мусульман.

Иной, но столь же неоднозначный отклик христианского летописца мы видим в латинской «Хронике 754 года». Автор ее, возможно, жил в Кордове и, возможно, был достаточно стар, чтобы запомнить падение визиготского королевства. Его знакомство с историей и политикой Аль-Андалуса предполагает, что он мог служить в мусульманской администрации. Он взялся за написание хроники всего мира, поэтому затронул и подъем арабов на Среднем Востоке за восемьдесят лет до времени написания. Нигде в своем труде он не упоминает, что сарацины — приверженцы новой религии. Он просто сообщает, что сарацины восстали и завоевали Сирию, Аравию и Месопотамию, «более коварством, чем силой своего вождя Мухаммада, и опустошили соседние провинции, продвигаясь не столько прямыми атаками, сколько тайными вылазками». Несмотря на свое презрение к боевым качествам арабов, автор деловито перечисляет первых халифов в сплетении с историей Византийской империи. Некоторые халифы — хорошие люди. Йазида I (680-683), которого Иоханнан бар Пенкайе пренебрежительно характеризует как «любителя детских забав и пустых развлечений», а его правление называет «пустоголовой тиранией», автор «Хроники 754 года» хвалит как «самого приятного» из сыновей Муавийи: «Весьма любимый подданными стран, бывших под его правлением, он никогда, как водится у людей, не искал славы царской, но жил как все простые горожане». Эта сдержанность оценок резко изменяется, когда хроника доходит до завоевания мусульманами Иберии. Муса ибн Носсейр изображается злобным варваром:

Он разрушал прекрасные города, сжигая из огнем; приговаривал властителей и людей сильных к кресту и рубил отроков и младенцев мечом. Он так запугал всех, что иные из оставшихся городов вынужденно просили о мире, и сарацины, уговорив и высмеяв их не без искусства, незамедлительно даровали просимое. Когда же жители со временем отвергали то, что приняли из страха и в ужасе, то старались сбежать в горы, где им грозил голод и другие смертельные опасности.

После этого риторического обвинения хроника возвращается к деловому тону. Есть хорошие мусульманские правители, есть и дурные, как есть и хорошие и дурные христиане. В сообщении о битве при Пуатье (732), где христиане наголову разбили мусульман, он приводит несколько полезных подробностей, но в тоне не чувствуется торжества по поводу победы христианства. Самые мерзкие злодеи в хронике — это те арабы из Сирии, которые перебрались на полуостров после поражения восстания берберов в 742 году и начали спор за власть с потомками первых арабских и берберских поселенцев-завоевателей. До самого конца хроники автор выглядит прекрасно осведомленным о событиях как на мусульманском Востоке, так и в Иберии. Напротив того, Франция и Италия, страны латинского языка и христианства, ему почти совершенно не известны. Автор хроники 754 жил и трудился в мире, где взаимоотношения между мусульманами и христианами стали будничными и деловыми, и кое в чем он отождествляет себя с правящими кругами мусульман Кордовы, хотя уверенно относит себя к христианам. Люди такого рода входили в арабскую администрацию на Востоке: у нас нет прямых свидетельств об их взгляде на происходящее, но вероятно, они походили на автора «Хроники».

Как и христиане, иудеи Среднего Востока создали апокалиптическую литературу, хотя в их случае предсказывалось время явления мессии, а не конец света. Для иудеев последние годы власти Византии над Сирией были годами отчаяния и притеснений. Персидское вторжение дало им некоторую передышку, однако после восстановления власти Византии в 628 году гонения возобновились. Для иудеев приход арабов, пусть и сопровождавшийся кровопролитием и жестокостью, сулил некоторое облегчение. Наиболее полное выражение позиции иудеев можно найти в «Нистарот», или «Тайнах». Авторство приписывается жившему во II веке рабби Симону бен Иохаи, но текст явно написан или переписан после прихода мусульман.

В одном отрывке Симон рассказывает, как спасался от византийского императора (постоянно именуемого «Царем Эдома») в пещере. После поста и молитвы он просил Господа просветить его.

Увидев грядущее царство Исмаила (арабов), он вопросил: «Разве мало зла причинило нам царство Эдома, что мы заслужили еще и царство Исмаила? » И сразу Мета-трон, первый ангел, ответил ему, говоря: «Не страшись, сын человеческий, ибо Всемогущий для того только привел царство Исмаила, чтобы избавить вас от злого (Эдома — Византия). Он возвысил над исмаилитами пророка, покорного его воле, и он завоюет для них земли, и они явятся и восстановят прежнее величие, и ужаснутся их приходу сыны Исава (византийцы)».

В следующем отрывке дается похвальный отзыв о втором халифе — Умаре (634-644): «Второй царь, что возвысится среди исмаилитов, будет любить Израиль. Он восстановит их потери и утраченный Храм, он выровняет гору Мориа и построит мечеть на Храмовой скале». Это, впрочем, не слишком хорошее известие, и автор, как и многие современные ему христианские источники, жалуется, что мусульмане выискивают земли, которые можно бы обложить налогом. «Они измерят землю веревками, как сказано, и он разделит землю и назначит за нее цену». Автора шокируют и похоронные обряды мусульман, и их отношение к кладбищам. «И они превратят кладбища в пастбища для скота, ведь когда один из них умирает, они хоронят его, где найдется место, а после перепахивают могилу и сеют на ней» — наблюдение, совпадающее с тем, что нам известно о небрежном отношении первых мусульман к останкам умерших.

Иудеи, возможно, ждали от прихода мусульман больших благ, чем кто-либо иной из покоренных народов, однако и они, несомненно, страдали от темных сторон войны и бесправия.

Взгляд иранцев на нашествие мусульман известен хуже, потому что религия зороастрийства, в отличие от христианства, почти исчезла, и у зороастрийцев не было монастырей, где сохранялись бы древние рукописи. Мы располагаем одной древней поэмой на пехлеви, предположительно датируемой IX веком. В ней мы находим некоторые мнения сторонников древней религии в то время, когда обращение в ислам набирало силу, а храмы огня закрывались. Подобно сочинению Псевдо-Мефодия — это апокалиптическое творение, предвещающее, что избавление принесут древние монархи Ирана, которые явятся из Индии.

Когда-нибудь случится, что явится гонец из Индии с вестью, что шах Вахрам из рода Кеянидов идет с тысячей слонов, с погонщиком во главе, несущим поднятый штандарт. Подобно хосровани он несет их перед войском. Нужен нам посланник к полководцу, искусный переводчик. Когда он прибудет, то скажет индийцам, что мы испытали от рук арабов во множестве нашем. Веру нашу сокрушили, и шахиншах убит, как собака. Они едят наш хлеб. Они отобрали власть у благородных хосровани. Не искусством и доблестью, а насмешкой и презрением взяли они ее. Силой они отбирали у мужей жен и добрые владения, парки и сады. Подати они наложили, распределив их по головам нашим. Они потребовали новых выплат, тягостных даней. Подумай, какие злодейства арабы натворили в мире, так что нет зла хуже их. Слово исходит от нас. Мы знаем, что шах Вахрам, творящий великие дела, несет месть арабам... Их мечети мы снесем, мы разожжем огни, их храмы идолов мы сроем и очистим от них мир, так что отродье зла исчезнет из мира. Заканчиваем в мире и радости^[87].

Другой взгляд на завоевания арабов находим в «Шахнаме» Фирдоуси (? -1020). Фирдоуси был родом из Туса в Хорасане. Он родился в семье дехкан — благородных землевладельцев. В этих кругах сохранялись живые традиции Ирана и славились подвиги доисламских правителей. Фирдоуси всей душой любил Иран, его язык и культуру. В противоположность анонимному автору поэмы на пехлеви, который явно надеялся на возрождение зороастризма, Фирдоуси, несомненно, был мусульманином, но его вера редко сказывается в его сочинениях. Он, по-видимому, легко принимает зороастрийскую веру своих героев, и для него их бог и Аллах составляют единое целое.

Выше уже упоминалось стихотворное письмо, которое персидский герой Рустам якобы написал брату накануне роковой битвы в Кадисии, когда свергнута была власть персов над Ираком и сам он погиб. Из внутренних указаний ясно, что это письмо не подлинный документ, введенный в текст поэмы, а сочинено поэтом, когда он работал над этой частью своего великого труда, вероятно, в первом десятилетии XI века. Часть письма, в сущности, является пророчеством, выражающим взгляд рустама на последствия победы мусульман, и чрезвычайно интересно видеть, как воспринимается персидским аристократом того периода приход мусульман. Он не выносит окончательного приговора исламу и арабам, но рисует печальную картину того, как завоевание скажется на традиционной культуре и ценностях Ирана. Разрушение старого социального порядка с приходом ислама ведет к вырождению общественной и личной морали.

Он скорбно замечает:

...сравнялся с престолом минбар,

И все имена лишь — Бу Бакр и Омар,

Все прахом пошло, нажитое с трудом,

И стал недостойный высоким царем.

Далее он отмечает общую грубость мусульманских правителей в сравнении с роскошью прежнего двора шахиншаха. Интересно заметить, что его упреки в скудости жизни мусульман — зеркальное отражение мусульманских повествований, видящих в бедности добродетель, а в персидской роскоши — порок.

Черны одеянья у многих из них,

Лоскут намотают — нет шапок иных,

Где золото кафшей, корона и трон.

Алмазов сиянье, сверканье знамен!..

Наступит эра несправедливости и угнетения, рухнет старый социальный порядок:

Днем грабит один, ночью грабит другой,

На коем шелом и кушак боевой.

Нет правды, и верности не обретешь,

В чести лишь обман, вероломство да ложь.

Муж доблестный пешим бредет по земле,

и только хвастун вероломный в седле.

На брань земледел неискусный идет.

Утратили цену и доблесть, и род.

Один у другого спешит похищать.

Что клясть уж не знают, что благословлять.

В душе затаенное — хуже лица.

Скажи, уподобились камню сердца!

Сын против отца прячет умысел злой.

На сына отец нападает родной.

Традиционный правящий класс Персии сменят люди низкого происхождения и другой нации:

Раб, чуждый достоинств, трон царский займет.

Уж славить не станут величие, род.

Забудется дружба, уйдет доброта.

Жестокими станут сердца и уста.

И племя из тюрков, иранцев, тази

Составится новое, вообрази:

Кто тюрк, кто араб, кто дихкан, не понять —

Смешают наречье забаве под стать.

Мораль падет вместе с упадком придворной культуры:

Все станут сокровища прятать, копить,

Чтоб их после смерти врагу уступить.

Взрастать будут беды и скорби одни,

Как счастье цвело в Бахрам-Гуровы^[88] дни.

Ни празднеств веселых, ни добрых трудов,

Лишь сети коварства да злость колдунов.

Себе лишь наживы, другим же вреда

Желают, о вере взывая всегда.

Для них все едино — зима иль весна,

И в праздник никто не вкушает вина.

Немалое время над этим пройдет,

Никто не воздаст уж иранцам почет^[89].

Эта впечатляющая картина политического и морального упадка и утраты старых ценностей аристократии. Смешение классов и народов тоже составляют часть картины гибели традиционных ценностей. В противоположность взглядам христиан, здесь не высказывается мнение, что катастрофическое поражение в войне с мусульманами — божье наказание за грехи. Скорее, катастрофа предопределена судьбой. Мысли эти, конечно, вложены в уста военачальника, знающего, что его ждет поражение и гибель и что порядок, за который он воюет, исчезнет, но трудно поверить, что те же мрачные взгляды на власть мусульман не разделялись многими иранскими аристократами еще столетия после завоевания.

Разумеется, арабы никогда не захватывали Китай, но в кампании, которая вылилась в битву при Таласе между мусульманской и китайской армиями в 751 году, они захватили много китайских военнопленных. Среди них был Ду Хуань. Его увезли в Ирак и отпустили на родину только в 762 году. Его описание мусульман кратко, но чрезвычайно интересно, поскольку показывает мусульманский мир эпохи великих завоеваний глазами представителя совершенно иной культуры:

Столица их называется Куфа. Царя арабов называют «мумен» (имеется в ввиду «эмир аль-муминин», т. е. «повелитель правоверных»). И мужчины и женщины красивы, высоки ростом, одеваются ярко и чисто, манеры их изящны. Когда женщина выходит на люди, она, независимо от высокого или низкого положения, должна прикрывать лицо. Они выполняют молитвенные обряды пять раз в день. Они едят мясо, постятся и смотрят на убийство животных как на похвальное дело. Они носят серебряные пояса и на них— серебряные кинжалы. У них запрещено пить вино и запрещается музыка. Если люди ссорятся между собой, у них не доходит до драки. Есть еще церемониальный зал (мечеть), вмещающая десять тысяч человек. Каждые семь дней царь выходит для совершения религиозной службы: он поднимается на возвышение минбар и проповедует народу закон. Он говорит: «Жизнь человеческая очень трудна, путь добродетели не легок, а прелюбодеяние — дурной поступок. Грабить и воровать, хоть в малом обманывать на словах, спасать себя, подвергая опасности других, обирать бедняков и угнетать низших— нет больших грехов, чем любой из этих. Все погибшие в битве против врагов ислама достигнут рая. Убивайте врагов, и вы достигнете безмерного блаженства».

Вся страна преобразилась. Люди следуют догматам ислама, как река своему руслу: закон поддерживается лишь мягкостью, а смерть наступает лишь от дряхлости. Как в стенах великих городов, так и за оградой селений люди имеют все, что рождает земля. Эта страна — ступица вселенной, здесь мириады благ изобильны и недороги, богатые парчовые ткани, жемчуга и деньги наполняют лавки купцов, а верблюды, лошади, ослы и мулы — улицы и переулки. Они рубят сахарный тростник и строят их него хижины, подобные китайским повозкам. По праздникам знать получает в подарок стеклянные и медные сосуды без счета. Белый рис и белая мука у них не отличаются от китайских. Среди плодов персики и еще тысячелетние финики. Они выращивают огромную репу, круглую и восхитительную на вкус, а прочие овощи у них таковы же, как в других странах. Виноград у них крупный, как куриное яйцо. Выше других ароматных масел ценятся два: одно называется жасмин, а другое мирра. Китайские ремесленники сделали первые ткацкие станки для шелка, и они же первые художники и мастера по золоту и серебру.

⇐ Предыдущая 41 42 43 44 454647 48 49 50 Следующая ⇒