ЯВЛЯЕТСЯ МИСТЕР МУР, ЦИРЮЛЬНИК, И МЕДИКИ ЗАПИРАЮТ ДВЕРЬ

⇐ ПредыдущаяСтр 58 из 66Следующая ⇒

Дамы, признаюсь, не отходили далеко от дверей, однако узнали немногое. Речь великих, заседавших внутри, была неразборчива и изобиловала специальными терминами, а доктор Диллон оказался настолько бесчувственным, что выпалил однажды какую-то шутку — какую именно, они не разобрали — и разразился грубым хохотом. От этого бедная маленькая миссис Стерк затряслась и сделалась бледной как привидение; признаки приближающегося обморока были настолько очевидны, что при иных обстоятельствах служанки отвели бы ее в детскую и уложили в постель, однако для этого пришлось бы удалиться от хозяйской двери как раз в самую интересную минуту. Поэтому служанки принялись утешать госпожу и оказали ей всю моральную поддержку, на какую способны преисполненные сочувствия особы их звания и положения.

— Ох, мэм, голубушка, не берите это так близко к сердцу… хотя, видит Бог, как я вас понимаю; до чего же жуткий этот стальной бурав, который краснорожий доктор… я говорю о том, из Дублина… выложил на стол рядом с нашим бедным господином… от такого даже палач напугается до полусмерти… а еще и полдюжины полотенец! Ни дать ни взять, мэм, дорогая, собрались забивать вола.

— Ох, не надо. Ох, Кэтти, Кэтти… молчи, не надо.

— Разве не лучше будет, госпожа, голубушка, если я расскажу вам, что там делается, а то ведь, мэм, дорогая, вы и вовсе лишитесь чувств, не зная, что они собираются с ним сотворить.

В тот же миг дверь открылась и показались прыщавое лицо и горящие глаза доктора Диллона.

— Найдется здесь крепкая женщина?.. Не ребенок, понимаете, мэм?.. Э-э… вы сгодитесь. — Он обращался к Кэтти. — Входите, будьте любезны, мы вам скажем, что делать.

Кэтти не имела ничего против; присев, она проскользнула в дверь.

— Доктор, — взволнованно шепнула бедная миссис Стерк и схватила Диллона за край одеяния, — вы думаете, операция его убьет?

— Нет, мэм… во всяком случае, не сегодня, — ответил он, отстраняясь, но миссис Стерк его не отпускала.

— Ох, доктор, вы думаете, он умрет?

— Нет, мэм… но опасность всегда имеется.

— Какая опасность, сэр?

— Грибовидный нарост, мэм… если удастся избежать воспаления. Но с другой стороны, мэм, мы можем принести ему массу пользы; и вот что, мэм, вам лучше уйти вниз или в детскую; мы позовем вас, если будет нужно… то есть если ему станет лучше, мэм, как мы надеемся.

— Ох! Мистер Мур, это вы, — всхлипнула бедная женщина, схватив за рукав цирюльника; тот только что поднялся по лестнице и теперь отвешивал поклоны и бормотал: «Ваш слуга, мэм». На его длинном честном лице, ввиду торжественных обстоятельств визита, застыло любопытно-испуганное выражение.

— Вы тот цирюльник, за которым мы посылали? — грубовато спросил Диллон.

— Это наш любезный мистер Мур, — громко и протестующе поправила его маленькая миссис Стерк; ей инстинктивно хотелось подольститься и привлечь цирюльника на свою сторону, чтобы он помог защитить от всяческого насилия ее мужа — плоть от плоти ее и кость от кости.

— Почему вы молчите, л-любезный? Цирюльник вы или не цирюльник? Что с вами? — глухо проревел свирепый доктор Диллон.

— К вашим услугам, мэм… сэр, — с поклоном живо отозвался мистер Мур.

— Тогда входите. Ну же! — крикнул доктор, красной ручищей втягивая его в комнату. — Ну, ну… ну всё… ну, ну, — грубовато сказал он миссис Стерк и ладонью преградил ей путь.

И вот он затворил дверь, и бедная миссис Стерк, услышав скрип засова, почувствовала, что ее Барни больше ей не принадлежит и она ничего не может для него сделать, только сцепить руки и возносить молитвы за его спасение; боль и страх были так сильны, что естественная для женщины мысль, какое грубое животное этот доктор Диллон, даже не пришла ей в голову.

Она слышала, как они ходили взад-вперед, говорили, но не понимала, о чем шла речь; лишь раз или два до нее доносились трудноразличимые обрывки фраз:

— …был хирург Бошан… вот смотрите.

— Очень интересно.

Потом долгое бормотание и слова:

— Крестообразно, конечно.

Это доктор Диллон произнес у дверей, куда подошел, чтобы взять со стола еще одну свечу; когда он вернулся обратно, звуки речи снова слились в неразборчивое журчание, а затем послышалось совершенно ясно:

— Руку сюда.

И спустя несколько секунд:

— Держите здесь и следите, чтобы не капало.

Снова бормотание и, как почудилось миссис Стерк, слова:

— Теперь начинайте.

Надолго воцарилось молчание, секунда текла за секундой, миссис Стерк чувствовала, что еще немного — и она закричит; сердце ее припустило галопом, сухие побелевшие губы шевелились в немой молитве Создателю; голова шла кругом, колени подгибались; она различила отрывистый тихий разговор, и вновь наступила долгая тишина; потом громкий голос пронзительно выкрикнул имя… священное и ужасное… какое мы не примешиваем к историям, подобным этой. Она узнала голос Стерка, а тот продолжал отчаянно кричать: «Убивают… пощады… мистер Арчер».

И бедная миссис Стерк отозвалась снаружи дрожащим мучительным воплем и принялась с грохотом трясти ручку и изо всех своих скудных сил толкать дверь, все громче восклицая: «Ох, Барни… Барни… Барни… голубчик… что они с тобой делают? »

— О благословенный час! Мэм… это хозяин, это он сам говорит.

И служанка, вместе с миссис Стерк стоявшая в дверном проеме, побледнела и принялась восторженно благодарить Небеса.

Стали ясно слышны голоса врачей; они успокаивали больного, и он постепенно затих. Миссис Стерк слышала (или ей казалось), как он, словно спасшийся при кораблекрушении, повторяет обрывки молитвы; потом он, тоном уже более естественным для больного, ослабевшего человека, сказал:

— Я покойник… он это сделал… Где он?.. Он меня убил.

— Кто? — раздался хорошо знакомый голос Тула.

— Арчер… негодяй… Чарлз Арчер.

— Дайте мне чашку с кларетом и водой и ложку… ага, — сказал Диллон как обычно грубовато.

Миссис Стерк услышала шаги служанки, пересекавшей комнату, потом стон Стерка.

— Вот, примите еще ложку и пока помолчите. Все очень хорошо. Так, смотрите, чтобы он не соскользнул… довольно.

Тут доктор Тул приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы высунуть голову, и, осторожно удерживая миссис Стерк, произнес громким шепотом:

— Мы надеемся, мэм, все будет хорошо, если его не волновать; вам нельзя входить, мэм, и говорить с ним тоже… позже вас впустят, но сейчас его нельзя беспокоить; пульс очень ровный, но — понимаете, мэм? — осторожность прежде всего.

Пока Тул вел беседу у дверей, миссис Стерк было слышно, как доктор Диллон мыл руки, а родной голос Стерка, после долгого молчания звучавший так странно, сказал очень вяло и медленно:

— Возьмите перо, сэр… кто-нибудь… возьмите и пишите… записывайте, что я скажу.

— А теперь, мэм, он хочет говорить, — сказал Тул, уловив чутким ухом, что дело идет к разоблачению. — Мне пора, мой пост у постели. Сейчас нам уже можно и каламбур подпустить, мэм, раз к пациенту вернулась речь. И, вы ведь понимаете, вам туда нельзя… пока мы не скажем, что все в порядке… ну вот… положитесь на меня… слово чести, дела обстоят хорошо, на лучшее мы и не рассчитывали.

Тул очень сердечно пожал ее дрожащую ручку, а в его глазах мерцал добродушный огонек.

Тул закрыл дверь, и женщины еще некоторое время прислушивались к бормочущему голосу Стерка. Потом Тул выпустил из комнаты служанку, которая находилась внутри. Дверь снова закрыли и заперли на засов, воркующие звуки возобновились.

Через некоторое время Тул, бледный как мел и очень суровый, открыл дверь и произнес спокойно:

— Мэм, нельзя ли послать Кэтти в Королевский Дом, с запиской к мистеру… с запиской, мэм… благодарю вас… и запомни, Кэтти, голубушка, непременно передай ее джентльмену лично и сама выслушай ответ.

Он оторвал кусок почтовой бумаги и написал карандашом:

«Дорогой сэр, доктору Стерку сделана успешная операция — мною и еще одним джентльменом; вновь обретя речь и память, но будучи очень слаб, больной желает непременно видеть вас, дабы в вашем (как мирового судьи) присутствии сделать чрезвычайно важное заявление.

Ваш, сэр, покорнейший слуга

Томас Тул».

Доктор шлепнул сверху большую печать со своим гербом и сунул готовую записку в руки Кэтти, в голове которой, под дорожным капюшоном, роилось множество самых нелепых предположений и ужасных образов. Изнывающая от любопытства служанка помчалась вдоль темной улицы, то попадая в полосу света, который пробивался из-за ставня, то ловя бодрящее треньканье клавикордов или слабо слышные отрывки разговора и смех внутри, за окнами. Наконец, по Дублинской дороге она достигла ворот Королевского Дома. Парадная дверь этого гостеприимного жилища стояла открытой, и красноватый поток света падал на серую лошадь, седло и волынку; все это принадлежало мистеру Лоу, который, собираясь спуститься с крыльца, обменивался на пороге прощальным рукопожатием с радушным полковником.

Кэтти поспела как раз вовремя, и магистрат Лоу, в сапогах, сюртуке и накидке с капюшоном, шагнул обратно к двери, вскрыл печать и ясными холодными глазами пробежал карандашные строки, написанные Тулом; потом он сунул записку в карман кафтана; под благословения пьяного дворецкого, которому дал полкроны, взобрался на своего серого скакуна и припустил резвым галопом; через две с небольшим минуты магистрат (вместе со своим слугой, который следовал за ним) уже стоял у дверей Стерка.

Мур, цирюльник, functus officio, [74]сидел в холле, сложив в карман свои бритвы, и ожидал вознаграждения, а тем временем с удовольствием принюхивался к стакану, из которого только что пил виски за здоровье и долголетие хозяина — да благословит его Господь — и всего семейства.

В коридоре мистера Лоу встретил доктор Тул, в ожидаемом акте страшного признания взявший на себя роль распорядителя; он с поклоном повел судью наверх, шепотом знакомя его с обстановкой; Диллона Тул упомянул с извинениями как личность непрезентабельную. Тул решил по возможности оттеснить его на второй план.

Доктора Диллона, веселого после удачно выполненной работы, мистер Лоу встретил в верхнем коридоре. Надо сказать, что у этого джентльмена начисто отсутствовала деликатность по отношению к коллегам и он не стеснялся поносить на чем свет стоит своих отсутствующих собратьев по скальпелю и пинцету, когда обнаруживал их ошибки и промахи.

— Ваш слуга, сэр, — сказал он, потирая свои большие красные руки и улыбаясь влажными губами. — Вы видите, что я сделал. Доктор Пелл — не хирург, не лучше этого… — он собрался сказать «Тула», но вовремя сменил предмет сравнения, — этого подсвечника! Подумать только, что Пеллу ни разу не пришло в голову взглянуть на затылок больного, а ведь его нашли лежащим на спине… хорошо, что мистер Дейнджерфилд наткнулся на меня… хотя скажу… почему бы мне этого не сказать … сдавливание мозга, участок размером в шиллинг на затылке… кусочек кости, знаете, над мозжечком… с помощью трепанации я освободил мозг.

— А обратился к вам мистер Дейнджерфилд? — спросил Лоу, которого с каждым часом все больше восхищал этот деловитый цинический персонаж.

— Да, это он… ей-богу. Он обещал мне пять сотен гиней, если больной заговорит. Что не по уму этим надутым ослам, то сплошь и рядом доступно людям сообразительным. Уф! Он прослышал о беспутном малом, у которого в черепной коробке кое-что имеется, пришел ко мне… и я сделал дело… Черный Диллон сделал… — ха-ха! — не в пример всем этим. Уф!

Доктор Диллон знал, что коллеги смотрят на него свысока, и, поскольку все были против него, выступал один против всех.

Стерк полусидел, откинувшись на подушки; он узнал Лоу и при встрече проявил признаки радости. Он выглядел очень бледным и осунувшимся, говорил тихо.

— Возьмите перо и чернила, — распорядился он.

И то и другое вместе с бумагой было готово.

— Без вас он не хотел говорить, — прошептал Тул; он казался взбудораженным, чувствовал себя неловко и был рад случаю прервать молчание.

— Не разрешайте ему говорить слишком долго. Пяти минут довольно, — сказал доктор Диллон. — Дайте ему еще ложку вина… И где мистер Дейнджерфилд?

— Сэр, он действительно, как вы сказали, посулил вам гонорар в пять… э? — спросил Тул, не сумевший сдержать любопытства с некоторой примесью раздражения.

— Пять сотен гиней… ха-ха-ха! Ей-богу, сэр, ну и потеха.

— Щедрое вознаграждение, и предложенное радетелем об общественном благе. За это все мы у него в долгу! И у вас, сэр, также. Мне говорили, сэр, что он рано ложится. Сегодня вы с ним уже не увидитесь. Но если он что-нибудь обещал, считайте, что это уже выполнено; на его честь можно смело положиться.

— Завтра в девять утра, доктор Диллон, вы можете застать мистера Дейнджерфилда за письмами и бумагами в гостиной, где он завтракает, — добавил Тул; он опасался, что после сегодняшнего успеха этот сомнительной репутации дикарь сделается светилом медицины, а потому обходился с ним более уважительно, чем раньше, хотя и был болезненно задет чудовищным размером его гонорара.

— Быстрый расчет, знаете ли… — сказал Диллон, опуская крышку футляра с инструментами. — Хотя, может быть, и лучше, как вы говорите, повидать его завтра; богачи часто бывают раздражительны… ха-ха! На два слова, доктор Тул. — И он поманил коллегу за ближайший к двери угол; там он стал говорить что-то ему на ухо, сопровождая шепот неловкими смешками, и Тул, очень красный и мрачный, с явным недоверием ссудил ему две гинеи. — Вот что еще… пусть не дают ему много бульона… куриный бульон слишком крепкий… пожалуйста, мисс, разбавьте его водой… и смотрите, сегодня ничего больше не давайте… только полрюмки кларета, если доктор Тул не распорядится иначе.

Доктор Диллон попрощался, и огненные скакуны, пожирая звонкими копытами дорогу, повлекли его к Дублину, где он мысленно посвятил две гинеи Тула языческим божествам, которым приносились этой ночью жертвы в старом Сент-Колумбкилле.

— Лучше сразу оформим ваше заявление как показания под присягой, — сказал Лоу, устраиваясь за письменным столом у постели.

Он взял перо и бросил взгляд на суровые, осунувшиеся черты воскресшего доктора, который был вызван из «пещер мертвых и врат мрака»^{207}, дабы открыть страшную тайну и хладным перстом указать на неведомого убийцу.

— Рассказывайте как можно короче, сэр, и не торопитесь, — произнес Тул, держа руку на запястье больного.

Стерк смотрел подавленно и испуганно, словно приговоренный в руках палача.

— Это проклятый негодяй… Чарлз Арчер… запишите… это был подлый удар… сэр, я убит… наверное.

Затем наступила пауза.

— Дайте мне ложку вина… я возвращался из города в сумерках… сегодня вечером.

— Нет, сэр, вы уже некоторое время лежите здесь без сознания.

— А! И как долго?

— Не важно, сэр, не сейчас. Скажите только, в котором часу ночи это произошло.

Стерк издал низкий стон.

— Я умираю? — спросил он.

— Нет, сэр, слава Богу… ничего подобного, — ответил Тул.

— Трещина? — спросил Стерк слабым голосом.

— Ну… да… что-то в этом роде… верно… в общем, трещина; но заживление идет очень хорошо, сэр.

— Колотые… или огнестрельные раны где-нибудь есть? — задал вопрос Стерк.

— Ничего такого, клянусь честью.

— Как вы думаете… у меня есть шанс?

На мертвенно-бледном лбу Стерка от волнения и страха выступила испарина.

— Шанс? — подхватил Тул ободряющим тоном. — Ну да, думаю, что есть, сэр… ха-ха! Но, знаете, вам нельзя утомляться, а мы надеемся, сэр, через недолгое время поставить вас на ноги.

— Я очень плох… задето зрение, — простонал Стерк.

— Послушайте, сэр, вы утомляете себя, и совершенно зря. Вы в надежных руках, сэр… все пойдет хорошо… как мы ожидаем… Пелл был у вас дважды.

— Хм! Пелл… это хорошо.

— И вы прекрасно продвигаетесь, сэр, особенно сегодня.

— Доктор, скажите честно, у меня есть шанс?

— Есть, сэр… безусловно… да… честью клянусь.

— Слава Богу! — простонал Стерк, возводя глаза к небу и простирая трясущиеся руки.

— Но постарайтесь не испортить дела… вам нельзя утомляться, — заметил Тул.

— Но, сэр, сэр… прошу прощения, доктор Тул… у нас не совсем обычный случай. Показания доктора Стерка могут стать вдвойне ценными в глазах закона, если он будет знать точно, какой опасности подвергается. А теперь, доктор Стерк, постарайтесь излишне не волноваться, — сказал Лоу.

— Нет, сэр… не опасайтесь… я не очень волнуюсь, — заверил Стерк.

— Доктор Тул, — продолжил Лоу, — придется нарушить заведенный у медиков порядок; скажите доктору Стерку откровенно все, что вы думаете.

— Ну… э… — Доктор Тул откашлялся и замолк в нерешительности.

— Скажите ему, сэр, что думаете вы с доктором Диллоном. Со мной доктор Диллон говорил очень откровенно.

— Мне не нравится его пульс, сэр. Мне кажется, лучше вам его не волновать, — пробормотал Тул и выругался.

— Неопределенность и нервное напряжение еще хуже, — сказал Лоу. — Сэр, доктор Тул описал вам обстоятельства с оптимистической стороны. Однако, принося свидетельство под присягой, необходимо знать и другую их сторону.

— Да, конечно… совершенно верно… продолжайте, — проговорил Стерк чуть слышно.

— Вам известно, — начал Тул, сердито пофыркивая, — вам известно, что мы, врачи, всегда стремимся сделать все возможное; но вам нужно иметь в виду, что с трещинами… двумя трещинами… на макушке и с оперированным затылком, сразу после трепанации, вам, разумеется, есть чего опасаться.

— Понимаю, сэр, — Стерк говорил совершенно спокойно, но лицом сделался страшно похож на покойника, — все, что я хочу знать, это сколько я еще проживу.

— Вы можете поправиться, сэр… это возможно… но, конечно… это возможно… шанс есть; но дело может обернуться и иначе, — сказал Тул, беря понюшку.

— Ясно, сэр… этого довольно. — Наступила пауза. — Я хотел бы причаститься и почитать молитвы со священником… Господи, помилуй мя… и мое завещание… всего несколько слов… не думаю, что у меня много осталось, но есть документ на право распоряжения имуществом… страховка на шестьсот фунтов, облигация… я устал.

— Вот, примите это. — Тул дал ему шесть ложек разведенного водой кларета, и больной, судя по виду, немного ожил. — У вас нет необходимости спешить… клянусь честью, доктор Стерк, — сказал Тул. — Полежите немного спокойно, вы очень разволновались, сэр, — пульс учащенный; для такой тревоги нет причин, клятвенно вас заверяю… скорее всего вы поправитесь, это вполне вероятно.

Продолжая говорить, Тул накапал что-то в рюмку из склянки — нюхательную соль или эфир, трудно сказать, но, когда доктор Стерк проглотил лекарство, воздух наполнился своеобразным ароматом.

Наступила тишина, Тул держал больного за запястье. Некоторое время Стерк был, казалось, на грани обморока, который в данном случае весьма походил бы на смерть.

— Есть здесь бутылка с кларетом? — осведомился Тул несколько нетерпеливо, потому что пульс Стерка выкидывал коленца, подскакивая и замирая в пляске смерти.

— Чего вы хотели, сэр? — спросила служанка.

— Вина, женщина… сию минуту. — Доктор притопнул ногой.

Схватив бутылку, он в тот же миг наполовину наполнил стакан и стал вливать ложку за ложкой в белые раскрытые губы Стерка.

Лоу выглядел очень встревоженным; он, как и Тул, ожидал чудовищных разоблачений, хотя каждый из них подозревал, что их содержание вполне можно предугадать.

— Дайте ему еще, — распорядился Тул, сжимая пальцами запястье больного и заглядывая ему в лицо. — Да не бойтесь вы, черт… еще, больше… больше!

И так постепенно в доктора Королевской ирландской артиллерии влилось дыхание жизни, пусть прерывистое и трепещущее; он несколько раз глубоко вздохнул и пошевелил губами. Некоторое время он лежал тихо, а потом заговорил.

— Перо, сэр… пишите, — произнес он. — Он встретил меня в Мясницком лесу и сказал, что собирается в город и там заночует. — Стерк страшно застонал. — Он стал говорить о делах… повернул назад и немного прошелся вместе со мной. Я не ждал, что его там увижу… он был откровенен… и вел честный разговор. Мы не спешили. Он шел на шаг впереди меня, засунув руки в карманы, и глядел в небо; потом резко обернулся… я не знал… мне и в голову не приходило опасаться… и нанес мне удар чем-то, что было у него в руке. Он вытянулся, чтобы ударить, — стал на цыпочки… все произошло так быстро, у меня не хватило времени… я не видел, чем он замахнулся; это походило на короткий кусок каната.

— Чарлз Арчер? Вы его знаете, доктор Тул? — спросил Лоу.

Тул помотал головой.

— Чарлз Арчер, — повторил Лоу, — где живет этот Чарлз Арчер? — и сделал знак Тулу, чтобы тот молчал (Тул как раз собрался заговорить).

— Здесь… здесь в городе… в Чейплизоде, немного выше по реке, под… под… вымышленным именем, — отозвался Стерк.

И когда он произнес имя, Лоу с Тулом молча обменялись пристальным мрачным взглядом, который был поистине страшен.

Глава LXXXIX

⇐ Предыдущая 53 54 55 56 575859 60 61 62 Следующая ⇒